Военно-конские переписи 1896 и 1899-1901 годов позволяют теперь сравнить новейшие данные с приведёнными выше.
Соединяя 5 южных губерний (1896) и 43 остальных (1899- 1900), получаем по 48 губерниям Европейской России следующие данные:
1896-1900 гг.
За 1888—1891 годы мы привели данные по 49 губерниям. Из них нет новейших сведений только по одной, именно Архангельской, губернии. Вычитая относящиеся к ней данные из приведённых выше, получим по тем же 48‑ми губерниям за 1888—1891 годы такую картину:
1888-1891 гг.
Сравнение 1888—1891 и 1896—1900 гг. показывает растущую экспроприацию крестьянства. Число дворов увеличилось почти на 1 миллион. Число лошадей уменьшилось, хотя и очень слабо. Число безлошадных дворов возросло особенно быстро, и процент их поднялся с 27,3% до 29,2%. Вместо 5,6 миллиона бедноты (безлошадные и однолошадные) мы имеем уже 6,6 млн. Весь прирост числа дворов пошёл на увеличение числа дворов бедноты. Процент богатых по числу лошадей дворов уменьшился. Вместо 2,2 млн. многолошадных мы имеем только 2,0 млн. Число средних и зажиточных дворов вместе (с 2 и более лош.) осталось почти без изменения (4465 тыс. в 1888-1891 гг., 4508 тыс. в 1896-1900 гг.).
Итак, выводы из этих данных получаются следующие.
Рост нищеты и экспроприации крестьянства не подлежит сомнению.
Что касается соотношения между высшей и низшей группой крестьянства, то это соотношение почти не изменилось. Если мы, по приёмам, описанным выше, составим низшие группы в 50% дворов и высшие в 20% дворов, то получим следующее. В 1888— 1891 годах у 50% дворов бедноты было 13,7% лошадей. У 20% богачей — 52,6%. В 1896—1900 годах у 50% дворов бедноты было тоже 13,7% общего числа крестьянских лошадей, а у 20% богачей — 53,2% общего числа лошадей. Соотношение групп, следовательно, почти не изменилось.
|
|
Наконец, всё крестьянство в целом стало беднее лошадьми. И число и процент многолошадных уменьшились. С одной стороны, это знаменует, видимо, упадок всего крестьянского хозяйства в Европ. России. С другой стороны, нельзя забывать, что в России число лошадей в сельском хозяйстве ненормально высоко по отношению к культурной площади. В мелкокрестьянской стране это и не могло быть иначе. Уменьшение числа лошадей является, след., до известной степени «восстановлением нормального отношения рабочего скота к количеству пашни» у крестьянской буржуазии.
Здесь уместно будет коснуться рассуждений об этом вопросе в новейших сочинениях г. Вихляева («Очерки русской с. -х. действительности») и г. Черненкова («К характеристике крестьянского хозяйства»). Они так увлеклись пестротой цифр о распределении лошадей в крестьянстве, что превратили экономический анализ в статистическое упражнение. Вместо изучения типов крестьянского хозяйства (подёнщик, средний крестьянин, предприниматель) они изучают, как любители, бесконечные столбцы цифр, точно задавшись целью удивить мир своим арифметическим усердием.
Только благодаря такой игре в цифирьки г. Черненков и мог сделать мне такое возражение, будто я «предвзятым» образом толкую «дифференциацию», как новое (а не старое) и почему-то непременно капиталистическое явление. Вольно же было г. Черненкову думать, будто я делаю выводы из статистики, забывая экономику! будто я доказываю что-либо одним лишь изменением в числе и распределении лошадей! Чтобы осмысленно взглянуть на разложение крестьянства, надо взять всё в целом: и аренду, и покупку земель, и машины, и заработки, и рост торгового земледелия, и наёмный труд. Или, может быть, для г. Черненкова это тоже не «новые» и не «капиталистические» явления?