Рассмотрев данные о фабрично-заводской и горной промышленности, мы можем теперь попытаться ответить на этот вопрос, который так занимал экономистов-народников и который они решали отрицательно (гг. В. В., Н. —он, Карышев, Каблуков утверждали, что число фабрично-заводских рабочих в России возрастает — если возрастает — медленнее, чем население). Заметим сначала, что вопрос должен состоять или в том, увеличивается ли торгово-промышленное население на счёт земледельческого (об этом ниже) или же в том, увеличивается ли число рабочих в крупной машинной индустрии. Нельзя утверждать, что число рабочих в мелких промышленных заведениях или в мануфактуре должно увеличиваться в развивающемся капиталистическом обществе, ибо фабрика постоянно вытесняет более примитивные формы промышленности. Данные же нашей фабрично-заводской статистики, как было подробно показано выше, отнюдь не всегда относятся к фабрике в научном значении этого термина.
Чтобы рассмотреть данные по интересующему нас вопросу, мы должны взять, во-1‑х, сведения о всех производствах; во-2‑х, сведения за большой промежуток времени. Только при этих условиях гарантирована более или менее сравнимость данных. Мы берём 1865 и 1890 годы, — двадцатипятилетний период пореформенной эпохи. Подведём итоги имеющимся статистическим данным. Фабрично-заводская статистика даёт за 1865 г. наиболее полные сведения, считая в Европейской России 380 638 чел. ф. -з. рабочих во всех производствах, за исключением винокуренного, пивоваренного, свеклосахарного и табачного.[166]
Для определения числа рабочих в этих производствах, приходится взять единственные имеющиеся данные «Военно-стат, сборника», причём эти данные должны быть, как выше доказано, исправлены. Прибавляя 127 935 рабочих в названных производствах[167], получим итог всего числа фабрично-заводских рабочих в Европейской России 1865 года (по производствам, обложенным и необложенным акцизом) в 508573 чел. [168]
За 1890 г. соответствующая цифра будет 839 730 чел. [169]
Увеличение на 65%, т. е. более значительное, чем рост населения. Необходимо, однако, иметь в виду, что на деле увеличение было несомненно больше, чем показывают эти цифры: выше было подробно доказано, что данные фабрично-заводской статистики за 1860‑ые годы преувеличены вследствие включения мелких кустарных, ремесленных и сельскохозяйственных заведений, а также рабочих на дому. К сожалению, полного исправления всех этих преувеличений мы дать не можем по недостатку материала, а от частичного исправления предпочитаем отказаться, тем более, что ниже будут приведены более точные данные о числе рабочих на крупнейших фабриках.
Переходим к горнозаводской статистике. В 1865 г. число горнорабочих дано лишь по медному и железному производству, а также на золотых и платиновых приисках; по Европейской России — 133 176 чел. [170]
В 1890 г. в этих же производствах было 274 748 чел. рабочих [171], т. е. более, чем в два раза больше. Это последнее число даёт 80,6% всего числа горнорабочих в Европейской России за 1890 г.; приняв, что указанные производства обнимали в 1865 г. тоже 80,6% всего числа горнорабочих[172], мы получим итог горнорабочих для 1865 г. — 165 230 чел., а для 1890 г. — 340 912 чел. Увеличение на 107%.
Далее, к числу рабочих в крупных капиталистических предприятиях принадлежат также железнодорожные рабочие. В 1890 г. в Европейской России вместе с Польшей и Кавказом их было 252 415 чел. [173]
Число железнодорожных рабочих в 1865 г. неизвестно, но оно может быть определено с достаточной степенью приближения, так как число жел. -дорожных рабочих, приходящееся на 1 версту сети, колеблется очень слабо. Считая по 9 рабочих на версту, получим число жел. -дорожных рабочих в 1865 г. — 32 076 чел. [174]
Подведём итог нашим расчётам.
Таким образом, число рабочих в крупных капиталистических предприятиях увеличилось за 25 лет более чем вдвое, т. е. оно возрастало не только гораздо быстрее, чем население вообще, но даже быстрее городского населения.[175]
Всё большее и большее отвлечение рабочих от земледелия и от мелких промыслов к крупным промышленным предприятиям стоит, следовательно, вне сомнения[176].
Так говорят данные той самой статистики, к которой так часто прибегали и которою так злоупотребляли наши народники. Но кульминационным пунктом их злоупотребления статистикой является следующий, поистине феноменальный, приём: берётся отношение числа фабрично-заводских рабочих ко всему населению (!) и на основании полученной цифры (около 1%) разглагольствуется о том, как ничтожна эта «горсть» (Н. —он и др.) рабочих! Г-н Каблуков, напр., повторив это вычисление процента «фабричных рабочих в России» к населению, продолжает так: «На Западе же (!!) количество рабочих, занятых в обрабатывающей промышленности…» (не очевидно ли для каждого гимназиста, что это совершенно не одно и то же: «фабричные рабочие» и «рабочие, занятые в обрабатывающей промышленности»?)… «составляет совсем иное отношение ко всему населению», именно от 53% в Англии до 23% во Франции. «Не трудно видеть, что разница в отношении класса фабричных рабочих (!!) там и у нас так велика, что не может быть и речи об отождествлении хода нашего развития с западноевропейским». И это пишет профессор и статистик по специальности! С необыкновенной храбростью совершает он одним духом две передержки: 1) фабричные рабочие подменены рабочими, занятыми в обрабатывающей промышленности; 2) эти последние подменены населением, занятым обрабатывающей промышленностью. Поясним для наших учёных статистиков значение этих различий. Во Франции, по переписи 1891 года, рабочих, занятых в обрабатывающей промышленности, было 3,3 миллиона — менее десятой доли населения (36,8 млн. распределённого по занятиям населения; 1,3 млн. не распределены по занятиям). Это — рабочие во всех промышленных заведениях и предприятиях, а не только фабричные. Население же, занятое обрабатывающей промышленностью, было 9,5 млн. (около 26% всего населения); к числу рабочих прибавлены здесь хозяева и проч. (1 млн.), затем служащие — 0,2 млн., члены семей — 4,8 млн. и прислуга — 0,2 млн. Чтобы иллюстрировать соответствующие отношения в России, приходится взять для примера отдельные центры, ибо статистики занятий всего населения у нас нет. берём один городской и один сельский центр. В Петербурге фабрично-заводская статистика считала за 1890 г. 51 760 фабрично-заводских рабочих (по «Указателю»), а по переписи С. -Петербурга 15 декабря 1890 г. обрабатывающей промышленностью было занято 341 991 чел. об. пола, распределяющиеся таким образом[177]:
Другой пример: в селе Богородском Горбатовского уезда Нижегородской губернии (которое, как мы видели, не занимается земледелием и представляет из себя «как бы один кожевенный завод») насчитывается по «Указ.» за 1890 г. 392 ф. -з. рабочих, тогда как промысловое население, по земской переписи 1889 г., составляет около 8 тысяч (все население = 9241 челов.; семей с промыслами более 9/10). Пусть подумают над этими цифрами гг. Н. —он, Каблуков и К°!
Добавление ко второму изданию. В настоящее время мы имеем результаты данных всеобщей переписи 1897 года о статистике занятий всего населения. Вот обработанные нами данные по всей Российской империи (в миллионах)[178]:
Нечего и говорить, что эти данные вполне подтверждают сказанное выше о вздорности народнического приёма сравнивать число ф. -зав. рабочих со всем населением.
Приведённые данные о распределении по занятиям всего населения России интересно прежде всего сгруппировать для иллюстрации разделения общественного труда, как основы всего товарного производства и капитализма в России. С этой точки зрения всё население должно быть разделено на три крупные подразделения: I. Сельскохозяйственное население.
II. Торгово-промышленное население. III. Непроизводительное (точнее: не участвующее в хозяйственной деятельности) население. Из приведённых девяти групп (а — и) только одна группа не может быть прямо и целиком отнесена ни к одному из этих основных трёх подразделений. Это именно группа ж: частная служба, прислуга, подёнщики. Эту группу надо распределить приблизительно между торгово-промышленным и сельскохозяйственным населением. Мы отнесли к первому ту часть этой группы, которая показана живущей в городах (2,5 млн.), а ко второму — живущих в уездах (3,3 млн.). Тогда мы получим следующую картину распределения всего населения России:
Из этой картины ясно видно, с одной стороны, что товарное обращение и, след., товарное производство вполне прочной ногой стоит в России. Россия — страна капиталистическая. С другой стороны, отсюда видно, что Россия ещё очень отстала, по сравнению с другими капиталистическими странами, в своём экономическом развитии.
Далее. После того анализа, который дан был нами в настоящем сочинении, статистика занятий всего населения России может и должна быть использована для приблизительного определения того, на какие основные категории делится всё население России по своему классовому положению, т. е. по своему положению в общественном строе производства.
Возможность такого — разумеется лишь приблизительного — определения даётся тем, что мы знаем общее деление крестьянства на основные экономические группы. А всю массу с. -х. населения России вполне можно принять за крестьянство, ибо число помещиков в общем итоге совершенно ничтожно. Немалая часть помещиков сосчитаны притом в качестве рантье, чиновников, высших сановников и т. и. В крестьянской же массе 97‑ми миллионов необходимо различать три основные группы: низшую — пролетарские и полупролетарские слои населения; среднюю — беднейшие мелкие хозяева; и высшую — зажиточные мелкие хозяева. Основные экономические признаки этих групп, как различных классовых элементов, были подробно проанализированы нами выше. Низшая группа — население неимущее и живущее главным образом или наполовину продажей рабочей силы. Средняя группа — беднейшие мелкие хозяева, ибо средний крестьянин в лучший разве год сводит едва-едва концы с концами, но главный источник существования здесь — «самостоятельное» (якобы самостоятельное, конечно) мелкое хозяйство. Наконец, высшая группа — зажиточные мелкие хозяева, эксплуатирующие более или менее значительное число батраков и подёнщиков с наделом и всяких наёмных рабочих вообще.
Приблизительная доля этих групп в общей сумме: 50%, 30% и 20%. Выше мы брали постоянно долю числа дворов или хозяйств. Теперь возьмём долю населения. От этого изменения увеличивается низшая и уменьшается высшая группа. Но именно такое изменение, несомненно, и происходило в России за истёкшее десятилетие, как об этом неоспоримо свидетельствует обезлошадение и разорение крестьянства, рост нищеты и безработицы в деревнях и т. д.
Значит, мы имеем из с. -х. населения около 48,5 миллионов пролетарского и полупролетарского населения; около 29,1 миллионов беднейших мелких хозяев и их семей и около 19,4 миллионов населения в зажиточных мелких хозяйствах.
Далее возникает вопрос, как распределить торг. -пром. и непроизводительное население. В последнем есть элементы населения, явно крупнобуржуазные: все рантье («живущие доходами с капитала и недвижимого имущества» — первое подразделение 14-ой группы в нашей статистике — 0,9 млн.), затем часть буржуазной интеллигенции, крупные чиновники военные и гражданские и т. и. Всего сюда отойдёт около 1% миллиона. На другом полюсе среди того же непроизводительного населения стоят нижние чины армии, флота, жандармов, полиции (ок. 1,3 млн.), прислуга и многочисленные служители (всего до % млн.), почти! Л млн. нищих, бродяг и т. п. и т. д. Здесь можно только примерно распределить группы, наиболее приближающиеся к основным экономическим типам: около 2 миллионов к пролетарскому и полупролетарскому населению (частью люмпены), ок. 1,9 млн. к беднейшим мелким хозяевам и около 1,5 млн. к зажиточным мелким хозяевам, считая в том числе большую часть служащих, администрации, буржуазной интеллигенции и т. п.
Наконец, среди торгово-промышленного населения, несомненно, всего более пролетариата, всего глубже пропасть между ним и крупной буржуазией. Но перепись не даёт никаких данных о распределении этого населения на хозяев, одиночек, рабочих и т. д. остаётся взять за образец вышеприведённые данные о промышленном населении Петербурга, распределённом по положению в производстве. На основании этих данных можно примерно отнести ок. 7% к крупной буржуазии, 10% к зажиточной мелкой, 22% к беднейшим мелким хозяевам и 61% к пролетариату. Во всей России мелкое производство в промышленности, конечно, гораздо более живуче, чем в Петербурге, но зато мы не относим к полупролетарскому населению массы одиночек и кустарей, работающих по домам на хозяев. След., в общем и целом, взятые отношения, вероятно, мало будут отличаться от действительности. Для торгово-промышленного населения мы получили тогда ок. 1,5 млн. крупной буржуазии, ок. 2,2 млн. зажиточных, ок. 4,8 млн. нуждающихся мелких производителей и ок. 13,2 млн. пролетарских и полупролетарских слоёв населения.
Соединяя вместе сельскохозяйственное, торгово-промышленное и непроизводительное население, получим для всего населения России такое приблизительное распределение по классовому положению.
Мы не сомневаемся, что со стороны наших кадетских и ка- детствующих экономистов и политиков раздадутся возмущённые голоса против такого «упрощённого» представления об экономике России. Ведь это так удобно, так выгодно — затушёвывать глубину экономических противоречий в детальном анализе и в то же время жаловаться на «грубость» социалистического взгляда на целое этих противоречий. Подобная критика вывода, к которому мы пришли, лишена, разумеется, научного значения.
Относительно степени приближения тех или иных цифр возможны, конечно, частные разногласия. Интересно отметить, с этой точки зрения, работу г. Лосицкого: «Этюды о населении России по переписи 1897 года». Автор пользовался непосредственными данными переписи о числе рабочих и прислуги. Пролетарское население России он определил, по этим данным, в 22 млн.; — крестьянское и землевладельческое в 80 млн., хозяев и служащих в торговле и промышленности — ок. 12 млн. и непромысловое население — ок. 12 млн.
Численность пролетариата, по этим данным, близко подходит к нашим выводам.[179]
Отрицать громадную массу полупролетарского населения среди крестьянской бедноты, зависящей от «заработков», среди кустарей и т. д. — значило бы насмехаться над всеми данными об экономике России. Стоит припомнить о 3 миллионах безлошадных дворов в одной Европейской России, о 3,4 млн. дворов однолошадных, о совокупности сведений земской статистики насчёт аренды, «заработков», бюджетов и пр., чтобы не сомневаться в громадной численности полупролетарского населения. Принять, что пролетарское и полупролетарское население вместе составляют половину крестьянства, значит, вероятно, уменьшить, никак не преувеличить его численность. А вне земледельческого населения процент пролетарских и полупролетарских слоёв безусловно ещё выше.
Далее, к зажиточным мелким хозяевам необходимо отнести, если не хочешь разменять цельной экономической картины на мелочи, значительную часть торг. -промышленной администрации, служащих, буржуазной интеллигенции, чиновничества и так далее. Здесь мы поступили, может быть, чересчур осторожно, определяя численность такого населения слишком высокой цифрой: вполне возможно, что следовало бы увеличить число беднейших мелких хозяев и понизить число зажиточных. Но подобные деления и не претендуют, конечно, на безусловную статистическую точность.
Статистика должна иллюстрировать установленные всесторонним анализом общественно-экономические отношения, а не превращаться в самоцель, как у нас это слишком часто бывает. Затушёвывать многочисленность мелкобуржуазных слоёв в населении России значило бы прямо фальсифицировать картину нашей экономической действительности.