Почему он должен был оставить меня из-за другой? Почему это должен быть
единственный ответ? Весь мир считает, что если кто-то кого-то бросает, так это потому, что
встретился на дорожке кто-то другой, и почему это у меня не может быть другой причины?
Я – единственная, кому это известно. Я знала об этом все эти месяцы, знала, что дело здесь в другом. Почему не может быть правдой то, что он мне сказал? Что мы расстаемся на какое-то время, что нас разлучают обстоятельства? Почему не может быть так, что ему нужно было расстаться со мной на время, для того, чтобы разобраться в своих чувствах одному, без меня, потому что ему все надоело, и нужно было искать другие ощущения, чтобы понять, что же он чувствовал ко мне? Я отказываюсь понимать банальность, потому что Бето был оригиналом, он был неординарным, и эта частица его неординарности делала Бето каким-то
особенным. Настолько особенным, непохожим на других, что его никто не понимал, кроме
меня. Я отказываюсь думать, как все, что он меня бросил..
Глава 21. Звонок.
Он мне позвонил. Он только что мне позвонил!
- Привет, Ната.
- Бето…
- Ну, как ты там?
- Хорошо, хорошо… Ну, вот, даже не знаю, хорошо, откуда я знаю… Вот черт, я не ждала,
что ты мне позвонишь. Прости, я немного нервничаю…
- Ты можешь прийти? Я должен с тобой поговорить.
- Конечно, конечно. Когда?
- Если можешь – сейчас, прямо сейчас.
- Через полчаса я буду готова. Где мы встретимся?
- Где всегда?
- Хорошо, давай где всегда. Целую, Бето.
- Целую, Ната.
Спасибо тебе, Господи. Боже ты мой, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо. Я знала, что ты
мне позвонишь, знала, что позвонишь, Альберто, в глубине души, на самом ее донышке, я это знала. Поэтому я и ждала тебя все это время, потому что знала, что ты снова вернешься
ко мне. И больше того, мы будем “где всегда”. То, что ты романтик – это одна из вещей,
которые мне больше всего в тебе нравятся.
Глава 22. Удар.
- Ты отлично выглядишь в этом платье, оно – новое?
Я сказала, что платье новое, что не знаю, что со мной творится, и что я нервничаю. Бето
ответил, что это нормально, и он тоже нервничает, хотя это не так заметно, как у меня. Он
спросил, что я хочу выпить. И я ответила, что выпила бы кофе.
- С молоком, верно?. О'кей, пойду закажу чашечку. Дойду до стойки и сразу вернусь.
Во всем моем теле – дрожь. Когда мы встретились, то поцеловались. Он – Креонт?
Бето пришел и сел рядом со мной.
- Ната, какая ты красивая…
- Спасибо!
- Дело в том, подружка, что я даже не знаю, с чего начать…
- Может, с самого начала?
- Да, конечно, только где оно, начало? – он поболтал лед в бокале с виски. – Дай Бог,
чтобы я сумел хорошо объяснить тебе все, но у меня нет ни малейшей идеи. Ума не приложу,
как бы тебе это сказать… – Бето очень медленно отхлебнул глоток и поставил бокал на стол.
– Ната, довольно долго я не хотел замечать происходившего, я предпочитал поступать так, как все, как обычно: ты, я, наша совместная жизнь, наши планы… Но наступило утро, когда я понял, что не мог дышать. Я почувствовал, что задохнулся, потому что мир захватил
меня… В тот день весь вечер лил дождь, и за час до конца рабочего дня я позвонил тебе,
чтобы ты ни с кем не оставалась после работы, потому что мы должны были поговорить. Я сказал тебе, что необходимо время, чтобы понять, что же я хотел…
Он снова помешал лед и посмотрел на меня.
- Знаю, что я просил у тебя время, Ната, но для меня все уже было поздно. Уже много
месяцев я отлично знал, чего хотел, но не решался признать это. Я не хотел верить себе, не
хотел громко, во весь голос, сказать себе об этом, и меньше всего хотел сказать это тебе.
Сначала я подумал, что все это у меня пройдет, что это был всего лишь каприз. Ведь, в конце
концов, если это проходило у всех, то почему не пройдет у меня. Я был сыт по горло выслушиванием своих коллег. Они не один год живут со своими подружками, и вдруг внезапно увиваваются за какой-нибудь девчонкой на празднике, потом за другой, еще и еще, продолжая жить со своими парами. Черт, почему такое не могло произойти со мной? Когда
ты проводишь время с одним и тем же человеком, почти нормально, что появляется кто-то,
кто заставляет перевернуться все внутри тебя, но потом это проходит. Ты ее трахаешь, и все
заканчивается, так? И если никто ничего не узнал, ты продолжаешь и дальше жить своей
жизнью, вот и все… Но для меня этим не закончилось, Ната. Я по уши влюбился, из-за нее я
сошел с ума, совершенно сошел с ума. Сколько бы я ни старался не думать, я все больше и больше думал о ней. С того момента, как я видел ее утром в студии и до тех пор, пока мы
выходили из дверей, я думал о ней… Я был, как помешанный, со мной никогда такого не
случалось. Если она не приходила на работу, я весь день проводил на нервах, если она не
отвечала на мои сообщения, я бесился, если она разговаривала с другим, меня сжигала
ревность… На протяжении нескольких недель я чувствовал себя в замешательстве, Ната, у меня не было почвы под ногами. Она не хотела ничего предпринимать, не хотела сделать ко
мне ни шагу, пока я не оставлю тебя. Так она превратила меня в жалкое создание: я хотел
быть с ней, но не решался бросить тебя. Я не знал, как тебе об этом сказать, я никому не
хотел причинять боль, и в конце концов… Смотри: я причинял боль тебе, ей и себе самому.
Думаю, именно поэтому мы начали с тобой ссориться, поэтому ты замечала, что я
раздражительный, не такой, как всегда. Поэтому ты все время спрашивала меня, что со мной
происходит, а я делал вид, что не слышал тебя… Клянусь, я очень часто думал рассказать
тебе обо всем, о том, что меня угнетало. Сколько раз я говорил самому себе: “Расскажи, черт
возьми, расскажи ей обо всем, что с тобой происходит. Уверен, она тебя поймет.” Я хотел попросить тебя, чтобы ты помогла мне сделать так, чтобы ничего не произошло, чтобы ты крепко держала меня и не позволила упасть, схватила меня и успокоила, словом добилась бы того, чтобы я забыл о ней… Ты даже не представляешь себе ту боль, которую я чувствовал, зная, что врал тебе, Ната. Тебе, которая всегда все понимала, поддерживала меня во всех моих начинаниях, которая часами поджидала меня в одиночестве, потому что возникали
сложности с проектом. Я врал тебе, Ната, тебе, продолжавшей любить меня, и которую я уже не любил. Помню, когда я снова был с ней, пришел домой под утро, на рассвете и увидел
тебя, такую милую, нежную, то подумал: “Нет, я не могу так обойтись с ней, не могу”. А вот
теперь я это делаю, Ната. И если я пришел сейчас, то потому, что мне необходимо попросить
у тебя прощения… Я знаю, что ты провела месяцы, тоскуя, потому что я не звонил тебе, не
отвечал на твои сообщения, не подавал признаков жизни. Но что ты хотела бы услышать от меня? Чтобы я позвонил тебе и сказал: “Я счастлив, я встретил женщину своей мечты, своей
жизни и очень сожалею, что тебе было так плохо?” Конечно, скорее всего, я должен был
сказать тебе об этом раньше, но я не смог, подружка, не мог до сегодняшнего дня, когда я
снова чувствую в себе силы сидеть напротив тебя и смотреть в твои глаза… Помнишь, ты
много раз спрашивала меня, какой была любовь? Помнишь, как ты спрашивала об этом? А я
говорил тебе: “Черт, малышка, она такая, какой мы ее чувствуем”. А вот теперь я понимаю,
что, вероятно, то была не любовь, потому что она осталась во мне какой-то маленькой, незначительной. Любовь – больше, гораздо больше. Твое сердце делается огромным, чтобы
вместить в себя другого человека, ты не знаешь до какой степени огромным оно становится,
Ната, ты даже не представляешь. Хочется расти, строить бесконечные планы, быть не только
вдвоем, а чего-то большего, смотреть на нее и думать, что ты хочешь иметь что-то от нее, частицу ее тела, ее жизни… Вот что со мной происходит, Ната. А что-то от меня растет внутри нее, и я пришел сказать тебе об этом. Я не хочу, чтобы кто-нибудь рассказал тебе об этом раньше меня. И… еще, я в долгу перед тобой: ведь ты заставила меня поверить в то, что жизнь могла быть чудесной, и в частности, заставила чувствовать себя так, как я чувствую себя сейчас. За это я тоже в долгу перед тобой.
На бар упала атомная бомба. Думаю, меня сейчас вырвет.
Креонт- царь Фив, персонаж древнегреческой мифологии
Глава 23. Тишина.
Это не та тишина, что снаружи, а та, что внутри. Я не хочу никого видеть, не хочу ни с
кем разговаривать. Я хочу только тишины.
Глава 24. Нет ничего невозможного.
Оказывается, нет ничего невозможного, возможно все. Ты перестал меня любить.
Часть 2
Глава 1. Планы на реальную жизнь.
Сегодня я взглянула на календарь – прошло шесть месяцев. И дело вовсе не в том, прошло
ли уже шесть месяцев, или только, просто они прошли. Прошло шесть месяцев, и точка. Точка. Я должна поставить точку здесь и сейчас. Понять бы только какую ставить –
отдельную, или три подряд. Лучше – просто точку. Нет, лучше – три подряд, а еще лучше –
точку и троеточие. А, какая разница, важно то, что у меня есть планы и намерения.
Намерение 1. Поменьше развлечений, особенно по ночам.
К этому вопросу я должна подойти очень серьезно, потому что одно дело – выйти развлечься иногда и совершенно другое – по обычаю, в любой день недели. Все равно, в четверг, пятницу, субботу, или воскресенье. По барабану для чего я выхожу – хлопнуть ли аперетива, поужинать с кем-то, выпить кофе, хлестануть пива, или джин-тоника, все равно я всегда возвращаюсь домой, когда на улице уже не горят фонари. Я не в состоянии отказаться, сказать, что я не пойду, что сегодня не намерена никуда идти, потому что уже ходила вчера. Единственный раз, когда мне удается сказать “нет” (“Нет, ради Бога, только не сейчас, нет!”) – в понедельник, когда в восемь утра звонит будильник, и мне хочется умереть.
Однажды, на рассвете, я увидела в полумраке диван в гостиной и отчетливо поняла, что уже несколько месяцев не усаживалась на него, чтобы рассказать ему о своей жизни. Я почувствовала, что бросила, забыла его, и это после того, как он столько времени был моим верным компаньоном. А теперь получается, что я его и в грош не ставила, будто и не нуждалась в нем, будто он был мне совсем и не нужен? Выходит, забылись все мгновения,
проведенные с ним, когда я, ничего не делая, находилась в его объятиях, прислонившись к нему?
Я оставила сумку, присела на диван и легонько погладила его. Ему нравится, что моя рука гладит его, и он ласково щекочет кожу. Я попросила у дивана прощения за то, что не
обращала на него никакого внимания, а он сказал, чтобы я успокоилась, что все это ерунда,
не имеющая никакого значения, и что если мне было хорошо, то и ему было хорошо тоже.
- Знаешь, я так устала – призналась я дивану.
Я завалилась на диван, задрав ноги к потолку. Вот так, закинув ноги на одну из диванных подушек, я, совместно с моим диваном, приняла самое важное за последние месяцы решение
– изменить жизнь.
Я вознамерилась перевести свой биоритм с ночи на день, чтобы с головой погрузиться в
природу и культурную жизнь. По субботам я буду вставать рано утром, чтобы прогуляться
по парку Ретиро, или Паса-де-Кампа и организовать турпоход на выходной, который
закончится в деревенском домике, где я погадаю, раскинув картишки на зеленой скатерке с
катышками. По воскресеньям, оставшись в Мадриде, я буду ходить на выставки по искусству
по утрам и в кино по вечерам, чтобы суметь поддержать разговор о высоких материях с ужасными интеллектуалами, которые в итоге остаются каждый при своем мнении, хотя поначалу так и не кажется.
Намерение 2. Записаться на гимнастику.
Записалась, как говорится, записалась, уже занимаюсь.
Намерение 3. Бросить курить.
Терплю.
Намерение 4. Продолжать работать.
На улице с каждым разом все холоднее, и, как говорит один из бухгалтерии, похолодает
еще больше. Подшучивая, мы говорим ему, чтобы он надевал шарф, такие уж мы шутники,
но знаем, что он прав, сводки всегда при нем.
Не то, чтобы эта работа была работой всей моей жизни, но она мне подходит. Агентство
очень занятное, здесь всегда что-то происходит. В последнее время мы с коллегами крепко подсели на один прямо-таки телесериал, главным героем которого выступал Донато, мой шеф.
Глядя первую серию, мы подумали, что с ним стряслось что-то плохое, потому что за
короткое время он похудел на пятнадцать килограмм и перестал бриться.
Во второй решили, что то, что с ним произошло, было не плохим, а хорошим событием,
потому что он сменил пиджак и галстук на стильные, облегающие рубашки и даже начал загорать в солярии, хотя нам он говорил, что загорел, играя в гольф. Мы осознаем, что с ним произошла какая-то странная метаморфоза, заставившая его изменить белизну кожи на смуглость.
Понимаем мы также и то, что небрит он не случайно и не по небрежности, а потому что
пожелал остаться бородатым, поскольку считал, что борода делает его более молодым и
худощавым.
В третьей серии мы подумали – то, что с ним случилось, не было ни плохим, ни хорошим,
зато необычным: он прохаживался между столами, и дружески болтал, от души смеясь над
какой-нибудь глупостью, особенно, если сам же ее и отмочил.
В четвертой мы начали беспокоиться не на шутку, поскольку кроме того, что шеф
помолодел и загорел, стал более современным и привлекательным, он еще сделался начальником. Он открыл дверь в кабинет и проорал: “Вы можете мне сказать, какого черта на
пробнике красный цвет в статье о Флорес получился алым, если я ясно сказал красный?
Крас-ный!” Мы перепугались, потому что он рассвирипел, но после яростного взрыва шеф
шумно вздохнул три-четыре раза, сопя и пыхтя, как бык, и закрылся в кабинете, напоследок
громко хлопнув дверью. Спустя какое-то время, он снова вышел из кабинета, как ни в чем не
бывало, шутя со всеми. Мы были по-настоящему смущены и растеряны.
В пятой серии мы, наконец-то раскрыли, что у шефа была зазноба. Пронюхали мы об этом
от одной приятельницы, которая не удержалась и раскрыла рот. Она поведала нам о том, что ей точно известно – у Донато “здесь кто-то есть”. Проанализировав изменения в поведении шефа за последние недели и, сопоставив, что уходы из кабинета всегда, по странному стечению обстоятельств, совпадали с приходом “куда-то сюда”, мы смекнули, что“кого-то” зовут Паула, и работает она в экономическом отделе. Раньше у нее был довольно милый ухажер тридцати с небольшим лет.
В подведение итогов – Донато встречается с Паулой. Чуточку поправлюсь: Донато
превозносит Майтекон Паулу до небес. С тех пор, как мы об этом узнали, мы прощаем шефу все, поскольку понимаем – когда человек влюблен, он превращается в тряпку.
Как я уже сказала, мне нравится мое агентство, хотя оно нравилось бы мне гораздо
больше, если бы вдвое больше платили. Проехали.
Каса -де-Кампа – парк в западной части Мадрида