Их лексика, их уровень понимания. Их воспитание:
«На одном крупном заводе рабочий‑токарь Л. заметил что‑то неладное в работе смазчика. Смазчик зачастую оставлял несмазанными подшипники моторов, отчего происходила порча машин. Л. стал внимательнее приглядываться к смазчику. Однажды он увидел, что смазчик, задержавшись по окончании рабочего дня в цехе, забивает гвозди в подшипники и ослабляет гайки в шкивах трансмиссий. Л. сообщил о замеченном органам государственной безопасности. Оказалось, что „смазчик“ является участником шпионско‑диверсионной шайки, готовившей уничтожение завода».
Разве марксизм и не зародился как вредительство? «Чем хуже, тем лучше» – вот лозунг основной первых русских марксистов. Но Пестель дошёл до этого на 60 лет раньше. С этого и началось. Ну а в министерстве просвещения поумнее головы сидели, они получше сделали. Всё‑таки директор гимназии потоньше командира полка.
Розанов об истоках нигилизма писал:
"В основе просто:
Учась в Симбирске – ничего о Свияге, о городе, о родных (тамошних) поэтах – Аксаковых, Карамзине, Языкове; о Волге – там уже прекрасной и великой.
Учась в Костроме – не знал, что это имя – ещё имя языческой богини; ничего – о Ипатьевском монастыре. О чудотворном образе (местной) Феодоровской Божьей Матери – ничего.
Учась в Нижнем – ничего о «Новгороде низовые земли», о «Макарии, откуда ярмарка»; об Унже (река) и её староверах.
С 10‑ти лет, как какое‑то Небо и Вера и Религия: «Я человек, хотя и маленький, но у меня 24 ребра и 32 зуба» … И в 15 лет эти дети – мёртвые старички".
Писарев сказал о недостатках русской школы: спе‑ци‑аль‑но. Действительно, подсудимый Писарев, специально.
|
|
Примечание к №436
Процесс превращения в насекомое был закончен.
В той же статье "Как чуть не потухла «Искра» "Ленин писал о Плеханове:
«По вопросу об отношении нашем к Еврейскому союзу (Бунду) Георгий Валентинович проявляет феноменальную нетерпимость, объявляя его прямо не социал‑демократической организацией, а просто эксплуататорской, эксплуатирующей русских, говоря, что наша цель – вышибить этот Бунд из партии, что евреи – сплошь шовинисты и националисты, что русская партия должна быть русской, а не давать себя „в пленение“ „колену гадову“ и пр. Никакие наши возражения против этих неприличных речей ни к чему не привели, и Георгий Валентинович остался всецело при своём, говоря, что у нас просто недостаёт знаний еврейства, жизненного опыта и ведения дел с евреями».
Ничего, Ленину хватило и опыта ведения дел с Плехановым. А там покатилось колесо – «от простого к сложному». И вот уже Владимир Ильич пишет:
«Формально, по‑моему, с Бундом надо быть корректным и лояльным (в зубы прямо не бить), но в то же время архихолодным, застёгнутым на все пуговицы и на законной почве припирать его неумолимо и ежечасно».
Или:
«Мы его высечем так, что до новых веников не забудет. Эти бундовцы такие тупицы и самохвалы, дурачки и идиоты, что просто терпения нет … Неужели (конференция – О.) без протоколов будет?? Да разве можно с этими проститутками без протоколов конферировать?»
Своего же первого учителя называл так:
«Некий неприличный писатель, который считается основателем русского марксизма».
|
|
Примечание к №420
Нерусский, но именно не русский, и следовательно порождённый русской культурой.
Ленин был абсолютно безлик, абсолютно сконструирован. (462) У него не было никаких «предрассудков». Это оживший персонаж гоголевского бреда. Все эти чернышевские и михайловские были марионетками, но иногда дёргались не в ту сторону, по своей воле. Они были не совсем предсказуемы, это были несовершенные, недоделанные куклы. Ленин же абсолютно ясен, хрустален. У муравья около лужицы сиропа нет выбора. Если он муравей, он должен ползти к сиропу. Во все учебники судебной психиатрии вошла история слабоумного, которого упросили зарезать человека за 150 гр. дешёвых леденцов. Это кукольный бихевиоризм: стимул‑реакция. Ленин это абсолютная марионетка, которую хвостатому пуппенмейстеру и не нужно было дёргать за ниточки – «Сама пойдёт!» Это абсолютная кукла, окончательно ожившая кукла, тряпичный Гоголь, совсем оторвавшийся от клейкого текста и колесом пошедший по городам и весям обречённого государства (464). В Ленине окончательно материализовалась идея русского языка. Набоков уподобил советскую Россию исполинскому плакату «с орущим общим местом в ленинском пиджачке и кепке». Ленин это орущая пустота нашего языка. (484)
Примечание к №437
Другой возможный вариант – Волжский, псевдоним большевика и пролетарского поэта Александра Алексеевича Богданова.
Просьба не путать с Александром Александровичем Богдановым, тем самым, по крови который… Настоящая фамилия этого Богданова – Малиновский.
Александра Александровича Малиновского опять же не следует путать с Романом Вацловичем Малиновским, членом большевистского ЦК, депутатом Государственной Думы и агентом охранного отделения.
|
|
Роман Вацлович был любимчиком Ильича. Даже когда руководство охранки в 1914 году «по невыясненным обстоятельствам» выдало Малиновского, Ленин защищал его изо всех сил:
«Фактов у сплетников нет никаких … Кто видел хоть раз в жизни эту среду сплетничающих интеллигентских кумушек, тот наверное (если он сам не кумушка) сохранит на всю жизнь отвращение к этим мерзостным существам. Каждому своё. У каждого общественного слоя свои „манеры жизни“, свои привычки, свои склонности. У каждого насекомого своё оружие борьбы: есть насекомые, борющиеся выделением вонючей жидкости … Организованные рабочие‑марксисты сразу по первым же статьям … узнали этих кумушек и сразу оценили их совершенно правильно: „грязная клевета“, „с презрением пройти мимо“».
В 1917 в руки социал‑демократов попали документы охранки, окончательно изобличающие провокаторство, а в 1918 году большевики Малиновского расстреляли.
Ирония эаключалась в том, что в лице Малиновского Ленин впервые познакомился с «настоящим рабочим», образ которого был им частью усвоен из немецких агитброшюр, частью измыслен самостоятельно. Ильич восторгался: «особенно хорош Малиновский», «настоящий рабочий, настоящий народный трибун». Думалось: значит, бывает! значит, есть! На самом же деле не было и быть не могло. Был один – Малиновский. Собранный в охранном отделении по чертежам, составленным в том числе и из ленинских же «книжек».
Ленину изготовили Малиновского, а затем и целую партию, о которой он мечтал столько лет.
Примечание к №423
Соловьёв это неудавшийся Чернышевский
Соловьёв сказал, что «первый шаг к положительной эстетике» был сделан в России не каким‑нибудь там Киреевским или московскими любомудрами, а «мудрым» Николаем Гавриловичем. В 1893 году он с гордостью пишет одному из своих адресатов:
«(В „Первом шаге к положительной эстетике“) я между прочим защищаю известный Вам, вероятно, трактат об эстетических отношениях искусства к действительности – это даёт некоторый интерес статье, если бы она и не имела другого».
По поводу эстетических воззрений Соловьёва (449) Е.Трубецкой не просто умиляется, и даже не плачет, а просто рыдает, стоя по струнке в кабинете Величайшего Гения:
«Именно здесь вдохновение этого философа‑поэта разбросало самые дивные свои жемчужины. В эстетике Соловьёва мы имеем по преимуществу неумирающие создания его гения». (461)
Это о примерно таких «перлах»:
«Алмаз, то есть кристаллизированный углерод, по химическому составу своему есть то же самое, что обыкновенный уголь. Несомненно также, что пение соловья и неистовые крики влюблённого кота, по психо‑физиологической основе своей суть одно и то же, именно, звуковое выражение усиленного полового инстинкта».
И т. д. и т. д. Далее Соловьёв поясняет, что у соловья есть «преображение полового инстинкта», а «крики влюблённого кота на крыше суть лишь прямое выражение физиологического аффекта».
Неудивительно, что сам Трубецкой, следуя писаревским заветам своего учителя, так начал свою работу о русской иконописи:
«Помнится, года четыре тому назад я посетил в Берлине синематограф, где демонстрировалось дно аквариума, показывались сцены из жизни хищного водяного жука. Перед нами проходили картины взаимного пожирания … И победителем в борьбе с рыбами, моллюсками, саламандрами неизменно оказывался водяной жук, благодаря техническому совершенству двух орудий истребления: могущественной челюсти, которой он сокрушал противника, и ядовитым веществам, которыми он отравлял его».
Статья Трубецкого полностью называлась так: «Умозрение в красках. Вопрос о смысле жизни в древне‑русской религиозной живописи». Вот уж действительно «умозрение в красках».
Примечание к №424
Наконец, третий этап, начавшийся с 50‑х годов. Чехов превращается в символ русской интеллигенции
Собственно, истоки этого явления тоже дореволюционные. Если в 60‑70‑е годы ХIХ века интеллигент мыслился в виде пьяного студента‑дебошира, то в 80‑90‑е образ трансформировался в «жертву безвременья», скорее не пьяного, а пьяненького и очень‑очень ранимого (ср. Надсон, Гаршин и др.). В 900– 10‑е годы образ интеллигента расщепился на нового дебошира, но уже образованного, эротомана– ницшеанца, и на идеализированного «старого интеллигента», чрезвычайно доброго и неприспособленного. Вечно плачущего неудачника, не способного от собственной сентиментальности даже бомбу кинуть. Вот этот «старый сентиментальный интеллигент» (странный синтез Обломова с семинаристом) и пошёл в дело в 50‑60‑е годы нашего века. В это время жизнь интеллигентское хамьё уже обломала, но фантазии о «диких помещиках» и «цивили‑зованных нигилистах» ещё из черепов не выбили. Тут Чехов опять пригодился. Чеховский болван.
О настоящем же Чехове Бунин писал ещё в 1914 году:
«Долго иначе не называли его, как „хмурым“ писателем, „певцом сумеречных настроений“, „больным талантом“, человеком, смотрящим на всё безнадёжно и равнодушно. Теперь гнут палку в другую сторону. „Чеховская нежность, грусть, теплота“, „чеховская любовь к человеку“. Воображаю, что чувствовал бы он сам, читая про свою „нежность“! Ещё более были бы противны ему „теплота“, „грусть“».
И всё же был ли Чехов хоть чем‑то близок советской культуре? В метафизическом, метафилологическом смысле – это ясно. Но вот просто как личность, как «писатель»? Конечно. Бунин в том же очерке вспоминал:
"Раз возвращаемся с вечерней прогулки. Он очень устал, идёт через силу, – за последние дни много смочил платков кровью, – молчит, прикрывает глаза. Проходим мимо балкона, за парусиной которого свет и силуэты женщин. И вдруг он открывает глаза и очень громко говорит:
– А слышали? Какой ужас! Бунина убили! В Аутке, у одной татарки!
Я останавливаюсь от изумления, а он с радостными глазами быстро шепчет:
– Молчите! завтра вся Ялта будет говорить об убийстве Бунина!"
Только это и было понятно в 30‑х. Идиотские розыгрыши. Позвонить ночью по телефону и сказать с грузинским акцентом:
– Что же эта ви, товарыщь Бульгаков, тыхай сапай пратаскиваэтэ мэлкобуржьуазную ыдэалогию?
«Свадьба», «Весёлые ребята». И платки, смоченные кровью. Только чужой.
Примечание к №432
Вот такой Пыпин. Скромный, незаметный.
По выражению Достоевского – «угрюмый тупица». Сколько написано о Достоевском, и сколько серьёзного, верного. Но, пожалуй, даже в самой проникновенной, самой серьёзной работе есть элемент пустозвонства. Ведь вот об «угрюмом тупице» Пыпине ничего не написано. А что же говорить о гениальной сложности, когда не ясно простое. Если с точки зрения элементарной фактографии жизнь ординарной трудолюбивой посредственности выглядит сакральной легендой, то что же говорить о жизни её гениального современника?
Примечание к №434
«У Михайлы затрепетали ноздри, – всё же сломил себя, униженно стал благодарить за науку». (А.Толстой)
А не является ли эта фраза ключом к биографии самого Алексея Толстого?
Примечание к №437
«Смиренный грешник, Миша Ларин»
На ХI съезде РКП(б) разразился скандал по поводу закупки на золото тухлых консервов, во время которого тов. Ларин обиженно заметил:
Тов. Ленин пытался произвести меня здесь в Шекспиры и Байроны нашей партии".
Примечание к №444
По поводу эстетических воззрений Соловьёва…
Е. Трубецкой говорит: «Эстетика Соловьёва нуждается не столько в исправлении, сколько в дополнении».
Произведения философа ни в чём не нуждаются.
Примечание к №436
Русский окончательно оторвался от почвы и вышел в мир.
«Я вам сделаю». Отрастил клешню, а она стальную проволоку в палец толщиной без хлеба режет. Панцирь нарастил: толстый и шипы с сюрпризом, ядовитые. Из‑под панциря раз клешня на три метра – щёлк шею и обратно внутрь втянулась. А наверху только глазки‑перископы: зырк‑зырк в разные стороны. «Ко мне не подходи, я член партии с 1937 года!»
А на самом деле, не‑ет, брат, врёшь, мягенький ты. Под панцирем у тебя мякушка. Ты у меня к утру первого допроса родственников сдавать будешь.
Примечание к №402
ленинская леность мысли
В «Приглашении на казнь», в мире одряхлевшей, уснувшей материи (459), расположен мавзолей капитана Сонного (463). Пробуждение – казнь Цинцинната вызывает разрушение всего этого мира‑миража и, прежде всего, огромной статуи Сонного.
Капитан Сонный – какой сложный символ. Капитан, то есть «рулевой». Но и другое: капитан – какие в русской литературе были капитаны? Лебядкин? – Нет, не подходит. Капитан Копейкин. Сонный – это же Гоголь, уснувший летаргическим сном и похороненный живым (весьма характерная легенда).
Интересно, в какой степени Набоков сознавал эту цепочку?
Примечание к с.28 «Бесконечного тупика»
Розанов это Сверхдостоевский
В Розанове получила максимально возможное развитие русская личность. Ну какая личность, например, у Блока? Сильная струя нерусской крови и всё равно он в тумане бредёт. Это же черносотенец, фашист. (Его крики об «арийском начале», «Скифы» и т. д.) Философия, европейская культура, личностное начало, в яростной самоиронии отстраняющееся от демонов и богов коллективного бессознатального, – это для Блока вещь совсем недоступная. В тоске по утробному примитивизму он полез в большевизм (как и Маяковский). Полез в большевизм, потому что черносотенства как идеологии просто не существовало. У него не было своего «Маркса» или хотя бы «Плеханова». Черносотенство придушили в зародыше. Оно, как вариант социального оформления бессознательных комплексов, было полностью скомпрометировано. Для людей, не умеющих или боящихся жить индивидуальной жизнью, оставался выбор между ЗАПАДНЫМ национализмом (то есть для русских‑то – космополитизмом), особенно в его романтической и мистической форме, облегчающей стилизацию; и западным РАЦИОНАЛИЗМОМ, как формой легального существования русского иррационализма (западничество). Большевизм был наиболее утробным видом последнего. Альтернатива – путь мучительного самопознания – для таких людей, как Блок или Маяковский, не существовала.
Собственно и тот и другой погибли от неорганичного развития русского общества. Блок фашист (немецкая романтика Нибелунгов) и Маяковский фашист (футуризм Маринетти) прожили бы по 80 лет и умерли тихо и радостно в окружении многочисленных внуков и правнуков.
С другой стороны, личностное начало получило огромное развитие у Пушкина, Достоевского. Но вся эпоха от Пушкина до Достоевского это гармония, естественный рост. Розанов же жил в эпоху декаданса, уже абсолютной личностной свободы (и хаоса). И ещё на более высоком уровне, чем его гениальные предшественники, всё‑таки он сохранил в себе личность и, более того, дал ей дополнительное развитие, абсолютное развитие. В эпоху Пушкина‑Досто‑евского в свёрнутом виде появилось русское "я". Форму его ещё диктовала среда. В конце века среда исчезла и в Розанове это «я» распустилось. Раньше многие вопросы можно было не задавать. Розанов задал все вопросы. Всё зыбко, вопрошать можно – и приходится – обо всём. Сколько соблазнов, ложных ходов. Достоевскому даже не снилось подобное. Но Розанов сохранил себя.
Примечание к №403
Ну уж если русский заговорил о гегелевских триадах
Вообще гегелевская триада это способ мышления некомпетентного сознания. Когда конкретно сказать нечего. «Что делать, то или это?» – «Если сделать то, то тогда не сделаешь это. Если сделать это, то тогда не сделаешь то. Надо делать то, но так, чтобы это было и это, и, одновременно, чтобы это не было то».
Не знаю, как у немцев, а у русских я другого применения гегелевской «диалектики» не встречал.
Примечание к №403
«Соловьёв сорвал со стены своей комнаты и выкинул в сад образа» (Величко)
У Достоевского постоянно ищут героев, прототипом которых будто бы является Соловьёв. Называются и Иван, и Алёша Карамазов. А не поискать ли Владимира Сергеевича среди эпизодических персонажей? Например, в «Бесах» есть некий подпоручик, сошедший с ума и покусавший своего командира. После акта укушения обнаружилось,
«что в последнее время он замечен был в самых невозможных странностях. Выбросил, например, из квартиры своей два хозяйские образа и один из них изрубил топором; в своей же комнате разложил на подставках, в виде трёх налоев, сочинения Фохта, Молешотта и Бюхнера и пред каждым налоем зажигал восковые церковные свечки».
Примечание к №403
Отличие от современной поп– и рок‑культуры здесь в гораздо большей политизации и отсутствии интеграционных тенденций
Это общий недостаток молодёжной субкультуры ХIХ века. Но на западе он был в значительной степени нейтрализован отчасти сохранившимися средневековыми традициями. И например, традициями «вольной жизни» средневекового студенчества. В России же студенчество было преувеличенно и неестественно серьёзно. Молодость русской культуры сказалась в отсутствии молодёжной культуры.
Один из авторов «Вех», Изгоев, неплохо сказал о быте русской и немецкой образованной молодежи:
«Немецкий студент, „бурш“ с его корпорациями, их глупыми обрядами, шапочками, дурачествами, кнайпами, мензурами‑дуэлями и прочими атрибутами, ничего, конечно, кроме чувства презрения, в русском передовом студенте не возбуждает. И, понятно, во всём этом нет ничего привлекательного. Но не надо и тут преувеличивать. Лично я всего только один раз видел пирующих немецких корпорантов. Зрелище не из приятных и отвечающее в общем тому, что о нём пишут. Но должен сказать, что это глупое веселье молодых бычков всё же не возбуждало во мне такого тяжёлого чувства, как попойки русских передовых студентов, кончающиеся, большей частью, ночной визитацией публичных домов. Самое тягостное в этих попойках и есть эта невозможная смесь разврата и пьянства с красивыми словами о несчастном народе, о борьбе с произволом и т. д. Бурш пьянствует, глупо острит, безобразничает, но он не рядит своего пьяного веселья в яркие одежды мировой скорби. Перевёртывая вывески и разбивая фонари, он и сознаёт, что буянит, а не думает, что протестует против современного строя. У нас же и в кабаках, и в местах похуже передовые студенты с особой любовью поют и „Дубинушку“ и „Укажи мне такую обитель“…»
Примечание к №400
Весь толстый волюм II съезда РСДРП наполнен такого рода диалогами
В «Бесах» Достоевский все предугадал до мелочей. Глава «У наших»:
"– Э, чёрт! – выругался Лямшин, сел за фортепияно и начал барабанить вальс, зря и чуть ли не кулаками стуча по клавишам (конспирация – О.).
– Тем, кто желает, чтобы было заседание, я предлагаю поднять правую руку вверх, – предложила m‑me Виргинская.
Одни подняли, другие нет. Были и такие, что подняли и опять взяли назад. Взяли назад и опять подняли.
– Фу, черт! я ничего не понял, – крикнул один офицер.
– И я не понимаю, – крикнул другой.
– Нет, я понимаю, – крикнул третий, – если ДА, то руку вверх.
– Да что ДА‑то значит?
– Значит заседание.
– Нет, не заседание.
– Я вотировал заседание, – крикнул гимназист, обращаясь к m‑me Виргинской.
– Так зачем же вы руку не подняли?
– Я всё на вас смотрел, вы не подняли, так и я не поднял".
И т. д. и т. д. И всё это со злобой, ненавистью. И в конце концов приговаривают к смерти и убивают невинного человека.
Примечание к №393
Немцы могли бы начать вторую реформацию.
Достоевский заметил в «Дневнике писателя»:
«Все 19 веков своего существования Германия только и делавшая, что протестовавшая, сама своего НОВОГО СЛОВА совсем ещё не произнесла, а жила лишь всё время одним отрицанием и протестом против врага своего».
Если протестантство было протестом против католичества, приведением его чуждой формы в соответствие с национальной идеей, то нацизм был протестом против масонства и иудаизма. Совершенно ошибочно считать нацизм выражением истинно германского духа. Истинно германский дух выразился в направленности нацизма, в его динамике, агрессии, но не в положительном начале. Поэтому, конечно, никакого спокойного и уверенного нацизма на немецкой почве получиться не могло. Но возникнуть, появиться на свет он мог только в Германии. И как и в случае с протестантизмом, был ВОЗМОЖЕН локальный успех и достаточно медленная последующая эволюция.
Другой аспект. Протестантство явилось в значительной степени продуктом вторичного взаимодействия христианства и иудаизма. Протестантизм это в некотором смысле вторичная иудаизация католицизма. Соответственно нацизм, антииудаизм был продуктом ДАЛЬНЕЙШЕЙ ИУДАИЗАЦИИ христианской религии. (Или, учитывая, что нацизм зародился в католической Баварии и Австрии, это была попытка иудаизации католичества на более позднем этапе его развития.)
Оценка нацизма чрезвычайно смещена в сторону политическую или даже грубо‑политическую – военную. На самом деле это явление прежде всего духовное и религиозное. Более того. Удивительное отсутствие уважительного отношения к этому явлению европейской истории показывает, что, как и в случае с протестантизмом. немцам опять удалось вырваться за пределы окружающей их культуры. Нацизм для Европы ХХ века страшен, невыносим, так же как страшна и невыносима была лютеровская Германия для католического мира.
Примечание к №436
«я, ярый поклонник Плеханова» (В.Ленин)
Псевдоним Ленин взял по аналогии с псевдонимом Плеханова «Волгин». Плеханов же взял этот псевдоним из романа Чернышевского «Пролог»: Волгин фамилия главного героя этого произведения. Сам Чернышевский состряпал фамилию своего революционера из того, что первое подвернулось под руку – из Онегина.
Примечание к №451
В «Приглашении на казнь», в мире одряхлевшей, уснувшей материи
Это мир будущего, покинутого людьми. Люди ушли в высший сон, сон же материализовался. Все вещи порождены из одного, и поэтому близкие друг другу, домашние. Топор в «Приглашении» это не топор палача, а топор бытовой, как и Пьер бытовой, домашний палач, сосед по коммуналке. Топор легко превращается в ропот, лёгкое дыханье, трели соловья. Соловей же оказывается Соловьём‑разбойником. Вещам близко, так как все они субъективны. Творец конечен и потерял над сотворённым власть. Но не до конца. Конец романа перерубает пуповину мира, и вещи разлетаются и гибнут. (483) Но и существование творца становится также проблематичным. Собственно создание Набокова – вполне реальная модель вполне реального будущего, правда будущего очень далёкого.
Примечание к с.28 «Бесконечного тупика»
(Розанова) называли «ожившим персонажем романов Достоевского»
Прототипом жены‑нигилистки Шатова в «Бесах» несомненно послужила Суслова, впоследствии жена Розанова. Э.Голлербах в своей работе о Розанове вспоминал:
«Зная симпатию В.В. к Достоевскому, я однажды спросил его: „Кто из героев Достоевского Вам больше всего по душе, чья психология Вам ближе и роднее?“ Не задумываясь ни на минуту, В.В. ответил со свойственной ему порывистой и вместе с тем мягкой интонацией: „Конечно – Шатов“».
Примечание к №444
«В эстетике Соловьёва мы имеем по преимуществу неумирающие создания его гения». (Е.Трубецкой)
В конце своего двухтомного труда Трубецкой, обращаясь к оппонентам, прямо уподобляет Владимира Сергеевича Соловьёва Иисусу Христу:
«Тем же почитателям Соловьёва, которые вопреки очевидности хотят заковать его идею в тесные для неё полушеллингианские формы „Чтений о Богочеловечестве“, я отвечу словами, которые услышали мироносицы, слишком упорно искавшие Христа во гробе: „что ищете с мёртвыми!“ Уже давным‑давно ангел Божий отвалил камень от пещеры, и не живёт в ней дух величайшего из русских философов: зачем же возводить в принцип философии те пелены во гробе».
Примечание к №442
Ленин был абсолютно безлик, абсолютно сконструирован.
Ленин – персонаж. Он возник не из русской истории, а из русской литературы. Собственно РУССКОГО в нём ничего. И всё – не содержание, а материал – русская идеальная восприимчивость к слову. Ленина совсем не понимают. Вот написал ему в 1919 году письмо М.Дукельский, профессор Воронежского института. В письме говорилось следующее:
«На нас, сваленных вами в одну зачумлённую кучу „интеллигенции“, были натравлены бессознательные новоявленные коммунисты из бывших городовых, урядников, мелких чиновников, лавочников, составляющих в провинции нередко значительную долю „местных властей“, и трудно описать весь ужас пережитых нами унижений и страданий. Постоянные вздорные доносы и обвинения, безрезультатные, но в высшей степени унизительные обыски, угрозы расстрела, реквизиции и конфискации, вторжение в самые интимные стороны личной жизни (требовал же от меня начальник отряда, расквартированного в учебном заведении, где я преподаю, чтобы я обязательно спал с женой в одной кровати)».
Ленин публично отвечает в «Правде»:
"Это вообще ни с чем не сообразно. Автор сам побивает себя, рассказывая, как о величайшей обиде, об унизительном обращении, про тот случай, когда начальник отряда, расквартированного в учебном заведении, требовал у профессора, чтобы он обязательно спал с женой в одной кровати.
Во‑первых, поскольку желание интеллигентных людей иметь по две кровати, на мужа и на жену отдельно, есть желание законное (а оно, несомненно, законное), постольку для осуществления его необходим более высокий заработок, чем средний. Не может же автор письма не знать, что в «среднем» на российского гражданина никогда по одной кровати не приходилось!
Во‑вторых. Был ли неправ начальник отряда в ДАННОМ случае? Если не было грубости, оскорблений, желания поиздеваться и т. п. (что МОГЛО быть и за что нужно карать), если этого, повторяю, НЕ БЫЛО, то, по‑моему, ОН БЫЛ ПРАВ. Солдаты измучены, месяцами не видели кроватей, ни, вероятно, сносного ночлега вообще. Они защищают социалистическую республику при неслыханных трудностях, при нечеловеческих условиях, и они не вправе забрать себе кровать на короткое время отдыха? Нет, солдаты и их начальник были правы".
И т. д. Следует учесть, что Ленин говорит всё это СОВЕРШЕННО СЕРЬЁЗНО, вовсе не ставя себе целью сознательное издевательство над несчастным человеком. Но сквозь его наивную, семинарски‑коленчатую логику сквозит юродская суть русской мысли. Сквозит настолько ясно, что если СПЕЦИАЛЬНО поставить себе целью издевательство, то получится гораздо бледнее, чем у Ленина (471). Это идеал чистого глумления.
Набоков назвал правление Ленина «нероновским пятилетием». (478) Да какой там Нерон! Нерон свободен, широк, он раб страстей. А здесь раб книги, циркуляра. Башмачкин. «Во‑первых, во‑вторых».
Откуда же такая сила? – Да ведь 200 лет создавали – «русский литературный».
Ленин – личность ещё далеко не понятая. Как не был понят и Христос. Понадобилось лет 200, чтобы начали догадываться о масштабе голгофского события. Набоков назвал ещё Ленина «самолюбивым неудачником». Да. Но это так… Это всё равно что характеристика Вл.Соловьёва вне характеристики самой русской истории, русской «свободы». Судьба неудачника очень удачно наложилась на неудачу самой русской цивилизации. И получилась головокружительная удача.
Примечание к №451
мавзолей капитана Сонного
Недалеко от мавзолея был расположен «вечный фонтан». Это писалось в 30‑х годах, задолго до кремлёвского «вечного огня».
Или вот снова договаривание. Для Чердынцева началом его первой книги послужила статья о Чернышевском, помещённая в советском шахматном журнале «88». А через 50 лет, в 1986 году, в уже настоящем журнале «64» опубликовали отрывок из мемуаров Набокова. Это была первая советская публикация его произведений.