Выше я уже говорил, что два указанных типа богословия используют принцип «analogiaentis», и первая статья С.А. Чурсанова рассматривает этот принцип, однако с совсем в иной перспективе. «Антропологическая аналогия» оказывается здесь «аналогией между соединением души и тела в человеке и соединением Божества и человечества во Христе»[28]. К этой же теме С. Чурсанов активно обращается и в своей диссертации – ее вторая глава называется «Понятие лица в христологии»[29].
Однако уже в следующем номере публикуется его статья, посвященная «понятию лица»[30]. Здесь называется ряд «ведущих православных мыслителей» ХХ в. (В. Н. Лосского, протопресвитера И. Мейендорфа, протоиерея Г. Флоровского, архимандрита Софрония (Сахарова), митрополита Сурожского Антония, митрополита Иоанна (Зизиуласа), Христоса Яннараса), разрабатывавших понятие «лица»[31]. Однако внимание здесь уделяется не столько «ипостаси», сколько «лицу» как πρόσωπον.
Здесь же неоднократно цитируется ключевая статья из сборника митрополита Иоанна (Зизиуласа) «Бытие как общение» – «Личностность и бытие»[32], однако отсутствует проблематика аналогии социального бытия человеческой личности и ипостасей Пресвятой Троицы.
Несколько позже С. Чурсанов публикует еще одну статью, посвященную на этот раз понятию «лица» у каппадокийцев[33]. Здесь присутствуют идеи рецепции каппадокийцев, характерные для Зизиуласа: «В учении о Пресвятой Троице великие каппадокийцы сблизили понятия ипостаси и лица… Посредством такого сближения слово πρόσωπον, отнесенное ими – как и слово ὑπόστασις – к Божественным лицам, получило абсолютное онтологическое наполнение»[34].
Также он пишет о важности идеи человека как «образа и подобия Божьего»: «Тесная связь триадологии с антропологией устанавливается в православном богословии через… учение о творении человека по образу и подобию Божию. Бытие единосущных лиц Пресвятой Троицы задает для православной антропологии абсолютный идеал совершенного личностного бытия, к которому призвано все человечество»[35]. При этом С. Чурсанов указывает на ряд мест в Священном Писании, где явно прослеживается идея аналогии между бытием Бога и человека[36].
Лишь последняя из известных мне статей С. А. Чурсанова непосредственно посвящена исследуемой здесь проблеме, а именно – проблеме индивидуализма[37]. Здесь он отстаивает тезис о человеке как «свободном ответственном субъекте» и делает это в противовес «учениям пантеистического типа, выделяющим в качестве основ бытия разного рода безличные силы, процессы и энергии. Данная тенденция получает концептуальное оформление в трудах Баруха Спинозы, Артура Шопенгауэра, Эдуарда Гартмана и многих других авторов»[38].
В понимании Чурсанова личностные отношения, как «основанные на доверии, послушании и любви, из дополнения к бытию, лишенного онтологического измерения, становятся глубинным основанием бытия»[39]. Далее он вполне солидаризируется с митрополитом Иоанном (Зизиуласом), уравнивая его мнение с «православной богословской антропологией» и цитирует последнего: «Личность хочет не просто быть, существовать “вечно”, то есть приобрести онтологическое содержание. Она хочет большего — существовать как конкретное, уникальное и неповторимое бытие. Личность не может пониматься только как превосхождение сущности, — к ней необходимо относиться еще и как к ипостаси сущности, как к конкретной и уникальной данности»[40].
Далее, анализируя позицию митрополита Иоанна (Зизиуласа) о любви как преодолении индивидуализма, С. Чурсанов вполне с ней солидаризируется: «Совершенная личностная любовь предполагает поэтому превосхождение индивидуализированной природы и тесную связь с личностной свободой… При этом, утверждая в общении любви свой личностно уникальный образ существования, человек утверждает и сверхприродную личностную уникальность тех, кого он любит»[41].
Размышляя далее в русле «отчужденности бытия», он пишет о возможности его преображения благодаря вовлеченности в общение: «В богословском понимании безличный мир приобретает непреходящий смысл через свою вовлеченность в общение уникальных человеческих личностей между собой и с Божественными Лицами»[42].
Ценным для нашей темы являются и некоторые мысли С. Чурсанова в его книге «Лицом к лицу». Прежде всего, результатом продолжительного исследования оказывается определение личности. Он пишет: «Личность есть несводимая к природе, свободная, открытая, творческая, уникальная, целостная в смысле как неделимости, так и нерушимой идентичности, непознаваемая аналитическими объективирующими методами онтологическая основа человека, определяющая образ бытия его индивидуализированной природы и актуализирующая себя в личностных отношениях»[43]. Как мне представляется, это интересное определение, в котором соотносятся ключевые для «богословия общения» термины: личность, индивидуум, природа, отношение.
Важным представляется и упоминание авторов, критически воспринимающих «богословие общения» ввиду сомнительности его соответствия святоотеческим источникам и заимствованиям современных экзистенциалистских и персоналистских философских идей[44].
Наиболее важными представляются методологические выводы С. Чурсанова. Так, он полагает, что «в именовании современных православных богословов персоналистами вряд ли есть большой смысл», указывая, что термин персонализм относится к «весьма расплывчатой группе разнородных философских построений»[45].
С другой стороны, он указывает на «широкий круг произведений православных авторов ХХ века, пользующихся личностной терминологической системой», обоснованно признает «тенденцию к формированию научного богословского сообщества, методологически объединенного учением о личности»[46]. Все это позволяет ему говорить о признаках формирования на указанной основе «элементов целостной методологической парадигмы»[47].
Разного рода парадигмы известны в рамках истории христианского богословия. И если «предложенная личностная методологическая парадигма не воспринимается как заведомо единственно возможная для православного исследователя», то ей может найтись достойное место, что ведет в свою очередь к признанию «множественности сосуществующих методологических парадигм»[48].