Семья на время воссоединилась в октябре и еще раз в Рождество. К этому времени мысль о совместной жизни в Парк‑хаусе стала для Фрэнсис невыносимой. Она была женщиной решительной – и это качество передала своей дочери. В рождественскую пору 1967 года она окончательно решила развестись.
Но тайный роман – это одно, а официальный развод – нечто совершенно другое. В английском высшем свете тогда еще было принято сохранять семью любой ценой и не допускать скандалов и унижений, связанных с разводом. Джонни не слишком расстроился, но очень рассердился. Он твердо решил наказать Фрэнсис, причем сделать это самым показательным образом. Он не позволил ей забрать детей. Уйти она могла, но после этого стала бы настоящим изгоем. Джонни заявил, что дети будут учиться в школе в Кинге‑Линн, жить в Парк‑хаусе и не вернутся в Лондон.
Когда решался вопрос об опеке, Рут Фермой приняла сторону зятя и свидетельствовала против собственной дочери. Ее жестокость объяснима: Рут была шокирована поведением дочери. Невероятный снобизм заставил ее твердо держаться стороны Спенсеров. «Дело было в имени и в стыде», – говорит один из родственников, хорошо знавший Рут[6]. «Я спросила Рут, почему она так поступила, – вспоминает подруга, – и она ответила, что Чарльз должен расти и воспитываться в Олторпе…» «Поступок Фрэнсис расколол ее семью. На похоронах Рут мне пришлось наблюдать одно из самых печальных и устрашающих зрелищ в моей жизни. Мы сидели в церкви рядом с Чарльзом и Дианой – думаю, они уже разошлись, но в тот день приехали вместе. А по другую сторону прохода сидели члены семейства Фермой – и Фрэнсис. Они не разговаривали друг с другом. Никто не сказал ей ни слова. Это было просто ужасно»[7]. В недостойном поведении Фрэнсис, по мнению Рут, была виновата «дурная кровь Фермоев». «Я помню, что Рут во всем обвиняла семью мужа. Они были „выскочками“, американскими выскочками. Очень дурные гены»[8].
|
|
В эти тяжелые для семьи дни и Диане пришлось нелегко. Она была достаточно взрослой, чтобы ощутить напряженную атмосферу, да и ожесточенные ссоры между родителями доносились до слуха девочки. Невозможно точно сказать, действительно ли Джонни бил жену. Оба уже умерли, и правды мы никогда не узнаем. Подобные слухи возникли, потому что на бракоразводном процессе Фрэнсис жаловалась на жестокость мужа. Она приехала на Рождество, намереваясь забрать детей с собой в Лондон. Но уехала одна – и, возможно, к лучшему. Спустя много лет Диана открыла свое сердце журналисту Эндрю Мортону, а он рассказал об этом в книге «Диана: ее истинная история». Она навсегда запомнила скрип гравия под колесами машины, увозившей ее мать. «Я вернусь», – сказала Фрэнсис дочери. Но в Парк‑хаус она больше так и не вернулась. Счастливая, спокойная жизнь в Парк‑хаусе осталась в прошлом. Диана видела, что отец страдает. Она не понимала, почему мамы больше нет, слышала, как младший брат плачет по ночам. Именно тогда в душе девочки родилась жажда любви, страх быть брошенной, настоящий ужас перед разводом. Она твердо решила, что с ней самой и с ее детьми такого никогда не произойдет. Диана мучилась, разрываясь между любовью к брошенному отцу и покинувшей ее матери. Развод родителей нанес ей глубочайшую психологическую травму.
|
|
Детство в Норфолке
Ее обвиняли в том, что она чересчур зациклена на происшедшем в конце шестидесятых разводе родителей, но потеря матери действительно оказала на нее сильнейшее влияние.
Уильям Дидс [9]
Отчаяние, охватившее Диану после ухода матери, вселило в девочку ощущение «жертвы», которое сохранилось в ее душе навсегда. Она возвращалась к этому событию снова и снова – перед телевизионными камерами и диктофонами. Диана всегда жила в мире фантазий и была склонна драматизировать события. В детстве ее считали врушкой. Как‑то раз по пути в школу жена местного викария сказала ей в сердцах: «Диана Спенсер, если ты еще хоть раз соврешь, я выставлю тебя из машины». Даже брат Дианы, Чарльз Спенсер, вспоминает, что в детстве сестра часто лгала. Потому‑то есть люди, и среди них члены семейства Спенсер, которые не верят, что она была так уж несчастлива. «Думаю, что Диана воспринимала жизнь в мрачных тонах. Реальность была иной. Она была гораздо счастливее, чем представляла это позднее», – говорит одна из ее кузин. Однако, человек, который был близок с Дианой до того, как она начала встречаться с принцем Чарльзом, убежден, что уход матери «оказал на нее очень сильное, трагическое воздействие»[10].
Люди, которые были свидетелями ухода Фрэнсис, прекрасно понимают чувства Дианы и не сомневаются в них. Повариха, которую вскоре после исчезновения Фрэнсис наняла леди Фермой, рассказывает о жизни в Парк‑хаусе так: «Этот дом никто бы не назвал счастливым. Лорд Олторп, человек несклонный к веселью, редко проводил время с семьей… Диана была очень тихой, замкнутой девочкой. Дети никогда не плакали [днем], но рыдали по ночам, когда ложились спать». Сосед по Норфолку вспоминает праздник в день рождения своего сына: «Стоял прекрасный июльский денек, и все дети играли в саду – кроме бедной Дианы. Она категорически отказывалась веселиться. С ней приехала молодая няня. Я спросил: „Что нам сделать, чтобы она отправилась играть с другими детьми?“ А та ответила: „Ничего. Это очень печальная девочка“. Все это произошло вскоре после того, как уехала ее мать»[11].
|
|
Спустя много лет, в 1992 году, Диана рассказывала обучавшему ее актеру Питеру Сеттелену: «Лет пять назад отец рассказал, что однажды нашел меня у порога дома: „Ты просто сидела там и ничего не говорила. Ты вообще, знаешь ли, никогда ни о чем не говорила“». Диана пребывала в том возрасте, когда необъяснимое исчезновение матери воспринималось особенно болезненно. Старшие сестры, которым было десять и тринадцать лет, отнеслись к этому событию спокойнее. Чарльзу было всего три. По ночам он плакал без мамочки, однако не мог понять и объяснить ее исчезновение из своей жизни, как это сделала Диана.
Не только Диана была шокирована и смущена необъяснимым исчезновением матери. Те же чувства охватили и ее отца. Дома он никогда не говорил об этом. «Отец очень переживал из‑за развода, – вспоминает Чарльз Спенсер. – Он целиком ушел в себя, проводил все время в своем кабинете». Имя Фрэнсис в доме не произносилось. Оба бывших супруга страдали в одиночку. «Фрэнсис очень переживала, когда у нее отняли детей», – вспоминает одна из ее подруг[12].
К счастью для Дианы, она не знала о тех отчаянных сражениях, которые развернулись между родителями по поводу условий развода и опеки над детьми. Фрэнсис проиграла на всех фронтах. И немудрено: во время обоих разбирательств по поводу опеки Рут Фермой, как известно, приняла сторону Джонни, а на репутации Фрэнсис к тому же пагубно сказалось то, что миссис Шэнд Кидд привлекла ее в качестве ответчицы в собственном бракоразводном процессе. Когда Фрэнсис заявила о жестокости мужа, Джонни обвинил ее в супружеской неверности. Фрэнсис проиграла и была вынуждена оплатить судебные издержки. Ее публично ославили негодной матерью, «скакалкой» (по имени героини модного романа Нэнси Митфорд «В поисках любви», 1945, «скакавшей» от одного мужчины к другому и бросившей семью) и неверной женой. Развод Олторпов произвел фурор в норфолкском обществе. Все осуждали Фрэнсис за то, что она бросила родных детей.
Диана была не настолько мала, чтобы не замечать любопытных взглядов, которые бросали на них люди, когда они приходили в церковь Сандрингема или когда Рут Фермой брала ее с собой на чай в Кинге‑Линн. Хотя в лондонских газетах о разводе почти ничего не писали, весь высший свет Норфолка был в курсе происходящего. Большинство сочувствовало брошенному отцу и детям.
Один из соседей Спенсеров по Норфолку овдовел как раз тогда, когда Олторп разводился. Поскольку у него остались дети, он пригласил экономку и няню, которые прежде работали в Парк‑хаусе. «В доме Джонни Олторпа прислуга не задерживалась. Все говорил об ужасной [атмосфере]… о том, как Фрэнсис каждый вечер звонит, когда дети ложатся в постель, и тревожит их. Это был очень, очень несчастливый дом»[13].
Что бы ни испытывала Диана в первый год после ухода матери, со временем ее восприятие неизбежно изменилось. Мэри Кларк, которой отец Дианы в феврале 1971 года поручил присматривать за младшими детьми, вспоминала: «Оглядываясь теперь назад, на годы, проведенные в Парк‑хаусе, я понимаю, что мы вели очень свободную и легкую жизнь. Мне запомнились только шутки и смех. Диана была настоящей проказницей»[14].
Первые четырнадцать лет жизни Диана провела в Парк‑хаусе – солидном викторианском особняке из красноватого местного камня. В доме были большие окна, крыло для прислуги и конюшни. Отнести Парк‑хаус к архитектурным памятникам затруднительно, но всем Спенсерам он очень нравился. Дом был просторен, в каждой большой комнате, в том числе и в детских, имелись камины, игравшие скорее декоративную роль – для отопления в особняке были установлены большие радиаторы в эдвардианском стиле. Входя, гости попадали в просторный холл с большими колоннами. Каменная лестница с коваными перилами вела на второй этаж. По обе стороны от холла располагались большие, светлые комнаты с мраморными каминами, французскими окнами и изящными карнизами. Большой кедр, посаженный в год начала строительства дома, до сих пор высится на газоне перед фасадом. На далеких пастбищах пасся скот, а деревья парка защищали дом от ледяных ветров, которые дули с реки и Северного моря. Из окон открывался вид на зеленые поля и на Сандрингем‑парк.
Воспоминания Мэри Кларк вообще резко отличаются от тех мрачных рассказов, которые нам довелось слышать. «Я с самого начала была поражена тем, насколько счастливы и спокойны дети, – писала она. – Они всегда умели найти себе занятие по душе»[15]. Одна из кузин вспоминает Парк‑хаус в таком же ключе: «Это был замечательный семейный дом с прекрасной атмосферой. В нем не было ничего гнетущего. Сразу чувствовалось, что за домом тщательно присматривают. Там было хорошо, хотя и скучновато. Никакой вызывающей роскоши, просто уютно и как‑то… предсказуемо». В спальне Дианы расположилась огромная коллекция плюшевых зверей – их она с толикой грусти называла «своей семьей». В поместье было много животных – черный Лабрадор Джонни, спрингер‑спаниель Джилл, избалованный кот Дианы Мармелад, а еще множество хомяков, кроликов и морских свинок. «В детстве Диана обожала животных, – вспоминала ее мать. – Думаю, ребенку нужно кого‑то любить, и она любила всех маленьких и пушистых. У нее были кролики, морские свинки, хомяки – множество животных, о которых можно было заботиться. Она переросла это увлечение и стала заботиться о людях… Но животные от этого не пострадали. За ними прекрасно ухаживали: их хорошо кормили, клетки у них были чистыми. Диана всегда понимала, что они зависят от нее. Она выполняла всю грязную работу». В конюшнях было несколько пони. Ездить верхом Диана научилась уже в три года, хотя после того, как сломала руку, ее энтузиазм несколько ослабел. В семьях соседей часто устраивали плавательные и теннисные вечеринки, и Диана с удовольствием демонстрировала свое умение нырять и плавать. У Спенсеров был пляжный домик в Бранкастере, где часто устраивались пикники. Дети любили играть на большом пляже в Холкеме.
Фотогеничной Диана была с самого детства. Отец обожал фотографию и не упускал случая пополнить семейный альбом снимками детей. На старых фотографиях мы видим, что Диана еще в детстве научилась смотреть снизу вверх из‑под густой челки – эта привычка сохранилась у нее на всю жизнь. У нее не было ни одного неудачного снимка: камера любила ее, девочка инстинктивно реагировала на направленный на нее объектив. Ей нравилось позировать, она обладала врожденным умением придать любой позе естественность – иными словами, всегда знала, как общаться с камерой.
Все дети Спенсеров, за исключением Дианы, прекрасно учились. Из‑за неспособности учиться так же хорошо, как сестры и брат, у Дианы развился комплекс неполноценности, который она компенсировала твердой верой в свою интуицию. «Диана вовсе не была глупа, – вспоминает о ней одна из кузин. – Она была сообразительной и исключительно остроумной девочкой». О том же говорит и старшая сестра Сара.
Сара была на шесть лет старше Дианы и во всем служила той образцом для подражания. Имя ей дали в честь знаменитой представительницы рода Спенсеров Сары Дженнингс, герцогини Мальборо. Надо сказать, что многими чертами характера Сара напоминала свою тезку. «Характер у Сары был сложный, она была самая необычная из Спенсеров, – вспоминала одна из кузин. – Сильная, живая, энергичная и умная, но, впрочем, не самая милая. Интересная женщина, но жесткая. Ни капли Дианиной нежности и мягкости. Она точно знала, чего хочет». Сара унаследовала сходство с лисичкой, свойственное всем рыжеволосым Спенсерам, и абсолютную уверенность в себе, характерную для матери. Джейн была спокойнее и мягче. Она больше времени проводила с Фрэнсис, и Диана сблизилась с ней лишь гораздо позднее.
Чарльз – еще один рыжий Спенсер и большая умница – обладал столь же сильным характером, но всегда был очень осторожным и непростым ребенком. Уже в детстве он стремился все контролировать. Даже собственная мать была «от него в ужасе». Но в раннем детстве Диана заменила брату мать, и они стали очень близки. «Я с детства была уверена, что Чарльз – мозговой центр всей семьи, – признавалась Диана Эндрю Мортону в 1991 году. – Я и до сих пор так считаю. Он всегда был отличником. Его, самого младшего и единственного мальчика в семье, ценили [как наследника Олторпа]… А я была девочкой, которой следовало родиться мальчиком. Третья дочь – очень удобное положение. Мне прощалось все. Я была любимицей отца и всегда об этом знала.
В школе мне хотелось учиться так же, как Чарльз. Я никогда к нему не ревновала, потому что понимала его. Он был очень похож на меня, и мы оба не были похожи на наших сестер. Как и я, он сильно страдал. В нас было нечто такое, что притягивало несчастья…»[16]
В отсутствие родителей дети собирались на кухне и выпрашивали у поварихи всякие вкусности. Такое поведение Диана усвоила навсегда: даже повзрослев и выйдя замуж, она предпочитала общество слуг обществу «взрослых». Кухня или комнаты камердинера – вот где она чувствовала себя как дома. У детей была няня, молодая и неопытная, сама еще почти ребенок. Дети не обращали на нее внимания, предпочитая общество поварихи.
Рут Фермой жила в четырех милях, в Хиллингтоне. Она была настоящей хозяйкой в доме – нанимала и увольняла слуг и всячески поддерживала Джонни. Домом управляла супружеская пара – бывший денщик Джонни, мистер Смит, и его жена. Они жили над конюшнями и выполняли большую часть домашней работы, за исключением готовки и ухода за детьми. Смиты были исключительно преданы Джонни и к остальным слугам относились довольно холодно. Няню и повариху они считали чужаками.
Дом был окружен настоящим лесом, поэтому в меню постоянно присутствовали фазаны и оленина. «Покупная еда» из обычных магазинов на столе появлялась редко. Овощи выращивали на собственном огороде. Дети мечтали о бараньих отбивных, но это были пустые мечты.
На семейную ситуацию дети реагировали по‑разному. Старшие, Сара и Джейн, уже учились в пансионе, и развод затронул их в меньшей степени. Сара стала резкой и несдержанной – впрочем, это было свойственно всем детям. Слуги называли ее настоящим «бичом божьим». Она могла привести пони на кухню и скакать на нем вокруг стола, несмотря на все протесты поварихи. Диана просто безобразно вела себя по отношению к юным и неопытным няням, которых приглашали к младшим детям. Она подкладывала им булавки на стулья и выбрасывала их одежду из окон.
Родители, терзаемые чувством вины, унижения и отчаяния, всячески баловали детей и даже не пытались их контролировать. Как многие дети разведенных родителей, маленькие Спенсеры отлично умели манипулировать родителями и получать то, чего хотели. Диана стала настоящим мастером – ей никто не мог отказать. Впрочем, этот макиавеллизм не принес ей счастья во взрослой жизни.
Получив позорное прозвище «скакалка», Фрэнсис больше никогда не возвращалась в Норфолк. Парк‑хаусу, несмотря на все его удобства, неизменно не хватало материнской руки. Рут Фермой и Синтия Спенсер изо всех сил старались помочь детям. Они учили их бриджу и другим карточным играм. Сестра Веселого Джека, леди Маргарет Дуглас‑Хоум, тоже принимала активное участие в жизни детей. Они звали ее «тетей Маргарет». Вот что вспоминает Чарльз: «Тетя Маргарет обладала колоссальной жизненной силой. Я навсегда запомню ее веселый искренний смех и любовь к сплетням – добродушным, а не злонамеренным. Поездки в ее небольшой коттедж в Бернхэм‑Маркете… мы воспринимали как настоящий праздник. Нас встречала женщина, обладавшая превосходным чувством юмора и редкостным умом… Немногие могли устоять перед этим проказливым эльфом»[17].
В апреле 1969 года развод был оформлен окончательно. Виновной стороной признали Фрэнсис, поэтому опеку над детьми получил Джонни. В мае 1969 года Фрэнсис вышла замуж за Питера Шэнд Кидда. До этого младшие дети навещали мать в Лондоне. «Я помню, что мама постоянно плакала. Каждую субботу, когда мы приезжали, она обязательно начинала плакать… „Что случилось, мамочка?“ – „О, я так не хочу, чтобы вы завтра уезжали…“» По словам Дианы, это было невыносимо для девятилетней девочки. «Каникулы казались мне ужасным временем. Они тянулись целых четыре недели, две из которых мы проводили с мамочкой, две с отцом. Нам было тяжело переезжать из одного дома в другой. Каждый из родителей старался привлечь нас на свою сторону вещами материальными, а не нежностью и лаской, о которых мы оба тщетно мечтали. Наши старшие сестры учились в пансионе и редко бывали дома. Мы же с братом переживали все это вдвоем и очень сблизились»[18]. За год до смерти Рут Фермой говорила одной из родственниц: «Я понимаю, что младшие дети очень сильно страдали от расставания и развода родителей. Старшие девочки справились с этим лучше».
Спустя много лет Диана жаловалась подруге, как тяжело ей тогда было. Подруга рассказывала: «Когда мать покупала Диане платье, отец тут же покупал другое. Они постоянно спорили между собой обо всем: о каникулах, о любой мелочи… Она разрывалась между родителями… Отца она любила, но, мне кажется, никогда по‑настоящему не любила мать. Иногда она жалела ее… однако никогда ей не доверяла…»[19]. Люди, которые знали семью Спенсеров, понимали, что дети получают «ужасное воспитание» и не признают никаких правил, кроме того что нельзя есть с чужой тарелки и всегда нужно писать благодарственные письма.
И снова Диана преувеличивает: печаль первых лет после развода родителей уравновешивалась счастливым норфолкским детством. Мэри Кларк пишет: «Трудно представить, чтобы ребенок, который переживает действительно серьезную, глубокую моральную травму мог так искренне веселиться. Да, порой случались небольшие истерики, а вообще‑то Диана была очень веселым ребенком». Судя по всему, истерики возникали, когда дети возвращались от матери. Чарльз относился к сложившейся ситуации довольно спокойно, но Диана вела себя странно – возможно, из‑за эмоциональных напутствий матери: «Не волнуйся, все будет хорошо, ты справишься, не забывай, что я сказала, обязательно звони мне».
Однажды, когда Мэри Кларк, забирая детей, сказала, как рад будет встрече с ними отец, Диана отвернулась и пробормотала, что мама осталась совершенно одна. Чарли, привыкший к драмам сестры, резко бросил: «Ты знаешь, что мама вовсе не одна! О папе ты часто говоришь то же самое!» Вернувшись в Парк‑хаус, веселая, жизнерадостная Диана мгновенно превратилась в скромную, тихую, грустную маленькую девочку. Ей казалось, что если отец увидит, что она рада его видеть, то подумает, что с ним она счастливее, чем с матерью. Желая развлечь дочь, Джонни позвал ее с собой на чаепитие в Сандрингем, куда должны были прибыть принцы Эндрю и Эдвард, но Диана отказалась идти, сославшись на головную боль. Силы характера ей было не занимать – отцу так и не удалось ее убедить[20]. Пыталась ли Диана продемонстрировать верность матери и наказать отца или ей казалось необходимым показать, какую боль причиняет ей их развод, сказать невозможно. Аналогичные случаи происходили и позднее: с мужем она вела себя точно так же.
Мэри Кларк утверждает, что вообще‑то приглашения из королевского дворца были редкостью – семьи общались нечасто. Дети Спенсеров воспринимали царственных соседей как должное и не испытывали перед ними трепета. Иногда они видели членов королевской семьи в церкви – они посещали воскресные службы, когда королева приезжала в Сандрингем. Джонни полагал, что королева может заметить их отсутствие и счесть его странным. Диана вспоминала: «В выходные мы всегда отправлялись в Сандрингем. Мы терпеть этого не могли, там была какая‑то странная атмосфера, и по дороге я непременно начинала с кем‑нибудь драться, а папа ругал меня за недостойное и грубое поведение»[21].
Преподобный Реджинальд Свит, преподаватель латыни и капеллан второй школы, в которой училась Диана, запомнил нечто совсем другое. «Диана очень тепло относилась к принцу Эндрю, – вспоминал Свит. – У нее на столе стояли его фотографии… и она сказала: „Мистер Свит, когда я вырасту, то выйду замуж за принца Эндрю“. Я спросил: „Правда, Диана?“ – „Да, я собираюсь выйти за него замуж. Он – мой настоящий друг“. Мне казалось, что они очень хорошо друг к другу относились и часто общались во время каникул»[22]. Няня Дианы, Дженет Томпсон, вспоминала, как вошла в гостиную Сандрингема и застала королеву‑мать играющей в прятки с шестилетним Эндрю и пятилетней Дианой. Когда все они пили чай, с важным видом старшего брата появился принц Чарльз и спросил: «Все ли в порядке? Неплохо проводите время!»[23]
Диана точно знала, что родители любят ее, а у отца она и вовсе настоящая любимица. Когда дети получше узнали Питера Шэнд Кидда, то полюбили и его тоже. «Питер обладал отличным чувством юмора, был человеком щедрым, веселым и во всех отношениях замечательным», – вспоминал Чарльз Спенсер. Впервые Диана и Чарльз встретились с новым мужем матери в 1969 году на железнодорожной станции «Ливерпуль‑стрит», куда приехали из Норвича. Диана тогда спросила у Фрэнсис: «Где твой новый муж?» – «Он стоит за барьером». Диана увидела очень симпатичного, обаятельного мужчину. «Мы полюбили и приняли его, – вспоминала она. – А он прекрасно к нам относился и вечно нас баловал»[24]. Именно Питер Шэнд Кидд впервые назвал Диану «Дач», сокращенно от «Дачисс» (Duchess) – «Герцогиня». Прозвище оказалось прилипчивым – так начали называть Диану не только члены семьи, но и все аристократические приятельницы.
Когда Питер и Фрэнсис переехали в Итченор в Западном Суссексе, дети стали проводить у них каникулы. Вместе с тремя детьми Питера они с удовольствием играли и ходили под парусом. В обществе Питера дети чувствовали себя гораздо спокойнее и увереннее. Когда после второго разбирательства по вопросам опеки было решено, что дети будут проводить время и с отцом, и с матерью, Фрэнсис и Питер решили подыскать более просторный дом. Им понравилась ферма XVIII века Арденкейпл на острове Сейл у западного побережья Шотландии. В поместье имелось 1000 акров девственной земли, а виды открывались просто потрясающие. Диана и Чарльз любили бывать там, им нравилась красота природы и полная свобода. Там можно было ходить под парусом, ловить рыбу и варить лобстеров. У Дианы был собственный шетлендский пони Суфле. В пансионе Вест‑Хит она повесила над кроватью плакат с изображением острова. Чарльз Спенсер запомнил Арденкейпл «волшебным местом, которое мы с Дианой просто обожали». Позже Шэнд Кидды купили ранчо площадью 2000 акров в Яссе, в Новом Южном Уэльсе (Австралия), и каждое лето проводили там по полтора месяца. Дети ездили с ними.
Образование Дианы трудно назвать серьезным – впрочем, в те годы девушки ее круга получали именно такое. Сначала ее обучала гувернантка матери, Гертруда Аллен, «Алли». Она жила в соседней деревушке Дерсингем. Алли забирала Диану из Парк‑хауса и вела ее в соседский дом, где занимались дети местной аристократии. Пока дети завтракали в детской с хозяйкой дома и няней, Алли наслаждалась роскошью гостиной, где ей подавали завтрак, специально приготовленный именно для нее. Затем она забирала детей и отправлялась на прогулку в сопровождении своей довольно свирепой собаки.
В январе 1968 года Диану отправили в частную школу Силфилд в Гейтоне, на окраине Кингс‑Линн. Это была дневная школа для девочек и мальчиков. Школа располагалась в большом семейном доме начала XX века, в облике которого смешались элементы разных архитектурных стилей. Школа была основана в 1955 году и принимала детей в возрасте от пяти до одиннадцати лет. При школе располагался большой сад, где росла огромная араукария – ровесница дома. Помещение с высоченным потолком, отделанное деревянными панелями и фальшбалками, служило актовым залом и игровой комнатой. Небольшую школу всего на сорок учеников посещали дети местных фермеров и дворян. Тут училась и лучшая подруга Дианы, Александра Лойд, дочь управляющего королевским поместьем Сандрингем. Школа была очень уютной, в ней царила по‑настоящему семейная атмосфера. Директриса, Джин Лоу, запомнила, с какой добротой и вниманием Диана относилась к младшим ученикам, как она любила животных, как готова была всегда прийти на помощь.
К сожалению, академическими успехами девочка похвастаться не могла. Позже в школу пришел младший брат Дианы, Чарльз. Он ревновал к тому, что Диана была сильнее и выше его, и в отместку прозвал ее «улитка Брайан» – так звали туго соображающую улитку из детского телешоу «Волшебное путешествие». Школа Силфилд стала первой организацией, с которой столкнулась Диана. Она оказалась в ней единственным ребенком разведенных родителей. На уроках рисования она с завидным постоянством посвящала свои работы «Мамочке и папе».
Когда Диане исполнилось девять, ее отправили в Ридлсворт‑холл. Эта школа находилась в получасе езды от Сандрингема. Сначала Диана была расстроена тем, что ей приходится покидать отца, с которым она очень сблизилась после развода родителей. Но, несмотря на все мольбы и жалобы («если бы ты меня любил, то не оставил бы здесь!»), Диане пришлось остаться в Ридлсворте. Впрочем, вскоре ей это понравилось. Здесь было где шалить, смеяться, устраивать шалости и проказы. Ридлсворт – это прямоугольное здание в классическом стиле со множеством окон, окруженное садами и полями. В школе царила атмосфера жилого дома – красивые выключатели, стеклянные витрины с чучелами птиц, охотничьи трофеи на стенах напоминали о былых владельцах дома. Потолки отделаны лепниной, позолотой и росписями. Занятия проходили в светлых и просторных комнатах. Все были веселы и дружелюбны. Диана не стала изгоем. Она знала нескольких соседских девочек. Вместе с ней учились ее кузина Диана Уэйк‑Уокер, Александра Лойд и дочь крестной Дианы, Клер Пратт.
Ученики могли привозить с собой домашних любимцев, для которых был отведен особый уголок в саду, поблизости от дома. Диана возглавила этот «живой уголок». С собой она взяла любимую морскую свинку Пинатс. Наград за успехи в учебе она домой не привозила, зато получила приз за «самую ухоженную морскую свинку» и еще один – «за помощь». Получала Диана призы за плавание и ныряние. «Но за учебу мне призы не светили! – смеялась она. – Я ела и ела. В школе часто шутили – давайте заставим Диану съесть три копченые селедки и шесть кусков хлеба. Я спокойно все это съедала». Неудивительно, что во взрослой жизни Диане пришлось бороться с булимией. В окружении норфолкских друзей и домашних любимцев Диана вела абсолютно нормальную жизнь, не испытывая особых трудностей.
В Ридлсворт Диану отвозил Джонни Олторп – точно так же, как провожал ее в Силфилд. В школе его любили за общительность и искреннюю заинтересованность. Директриса Ридлсворта, Патриция Вуд, говорит, что Джонни прекрасно запомнили все кухарки и садовники: «Кухарки плохо запомнили Диану: она была одной из множества маленьких девочек. А вот ее отца они помнят превосходно! Он был очень внимательный и воспитанный джентльмен… очень высокий и заметный. Когда он привозил Диану в школу после выходных, то первым делом шел на кухню и разговаривал с теми, кто там работал»[25]. Джонни интересовался всеми, с кем встречался, вне зависимости от происхождения и положения. И Диана унаследовала от отца это качество. «Мой отец, – говорила Сара, – инстинктивно понимал людей… Людям нравилось с ним разговаривать, и он все запоминал… Он любил людей. И Диана тоже любила. Не думаю, что это качество можно выработать воспитанием. Оно или есть, или нет… Ты рождаешься либо с ним, либо без него»[26].
В сентябре 1973 года Диане было двенадцать лет. Уже три года она училась в Ридлсворте. Настало время пойти по стопам Сары и Джейн и перейти в новую школу. Школа Вест‑Хит находилась в Кенте, близ городка Севеноукс. Эта школа тоже располагалась в роскошном загородном особняке и служила словно бы естественным продолжением Ридлсворта: маленькая (здесь училось всего 120 девочек), уютная, с акцентом на душевный комфорт и хорошее поведение, а не на академические успехи. Во многих отношениях такие школы были данью пятидесятым годам, когда единственной задачей девочек из хороших семей была всего лишь подготовка к браку.
«Хомячки и вязание – вот что было самым главным», – вспоминал один из старших современников Дианы. «Все были уверены в себе и абсолютно счастливы, – вторит ему одноклассница Дианы. – Мы практически не ссорились… Школа была очень спокойным и уютным местом». Когда в школу поступила Диана, Джейн – «хорошей Спенсер» – исполнилось шестнадцать. Она была настоящей отличницей и достигла больших успехов. А вот Сары в школе уже не было – двумя годами раньше ее исключили за употребление спиртного. Она тоже прекрасно училась, добивалась больших успехов в спорте, получала призы и участвовала в школьных спектаклях. Но в Вест‑Хите такой яркой, сильной и целеустремленной натуре было скучно. По ее собственному признанию, она перепробовала огромное множество разнообразных напитков. «Я пила, потому что мне было скучно, – говорила она. – Я пила все подряд: виски, куантро, джин, херес, а чаще всего водку, чтобы учителя не почувствовали запаха»[27]. Но учителя все же почувствовали. В 1971 году Сару застали абсолютно пьяной и исключили из школы. Через несколько лет проблемы старшей сестры Дианы усугубились – у нее возникли серьезные пищевые расстройства.