– Это итальянская модель, – сказал Уэлдон. – Изготовлена по специальному заказу. Не удивительно, что выжимает все сто! И даже больше, судя по всему! Гораздо большее! А нужна ли ей такая скорость, Коннери?
– Нужны ли птице крылья? – с горечью спросил в свою очередь представитель закона. – И даже сотни ей может не хватить в один прекрасный день.
Он стукнул себя в грудь кулачком. Его глаза горели такой яростью, что Уэлдон вдруг представил себе этого коротышку в образе стремительно летящего кондора, нагоняющего блестящий автомобиль, который далеко внизу несется по извивающейся дороге с умопомрачительной скоростью.
– Вы так и не рассказали мне, чем она занимается? – заметил он. – Не хотите поделиться со мной?
– Если бы я знал, – отозвался Коннери, – то поделился бы. Даже напечатал бы об этом в газетах. Если бы только знал! Но мне известно очень немногое. А зачем женщине или мужчине нужна такая машина на границе, если только он не миллионер и не гонщик?
– Контрабанда? – предположил Уэлдон.
– Прямо в точку! – ухмыльнулся Коннери. Блестящими глазками он обшаривал лицо молодого человека.
– Пожалуй, пойду поброжу немного, – объявил Уэлдон.
– Где? Где можно побродить в таком городке, как этот?
– Просто поброжу…
– А, идите к черту! – выпалил коротышка и повернулся на каблуках.
В воздухе что‑то прошелестело. Это девушка подходила к автомобилю.
– Добрый вечер, мистер Коннери! – приветливо поздоровалась она.
Тот не выказал никакой сердечности. Взгляд его был исполнен ненависти, смешанной с любопытством.
– Гм! – промычал он в ответ.
Выходка представителя закона не произвела на девушку ни малейшего впечатления, улыбка осталась столь же ослепительной.
|
|
Уэлдон, который все еще не ушел, открыл для нее дверцу, и она поблагодарила его, наградив самой открытой и самой дружеской из всех своих улыбок. Потом села за руль, нажала на рычаг и отвела назад на дюйм скользящее сиденье.
– Вы разбираетесь в машинах? – обратилась она к молодому человеку все с той же дружеской улыбкой.
Он бесшумно закрыл дверцу – плавным и сильным движением руки.
– Да как вам сказать… Немного.
– Вам бы эта понравилась.
– Наверное, – согласился он.
Оторвать от нее взгляд было все равно как отнять руку от драгоценностей. Уэлдон отступил и приподнял шляпу. Послышался шум мотора. Большая машина слегка взвизгнула, трогаясь с места, затем, быстро набрав скорость, исчезла за углом. После этого Уэлдон слышал лишь шелест шин, свист рассекаемого воздуха и урчание мощного двигателя.
Он надвинул шляпу на лоб.
Напротив него через дорогу какая‑то старая женщина, сидя на корточках, ловко лепила тортильи, не глядя на них. Она улыбнулась парню во весь рот.
Он пересек улицу и встал перед ней, опершись рукой о стену дома.
– Вы улыбнулись мне, матушка?
Ее широкое лицо сморщилось от едва сдерживаемого смеха.
– Почему бы и нет, сеньор?
– Разумеется, почему бы и нет?
Она подняла руку, ладонь блестела от сырого теста.
– Еще вчера я тоже была милашкой. И дурочкой. Но, умная или дурочка, а хорошенькое личико – это хорошенькое личико! – И снова принялась за свои лепешки.
Уэлдон повернул за угол.
Глава 4
КТО БОЛЬШЕ ВСЕХ РИСКУЕТ
За углом он нашел заведение Мигеля Кабреро. В этом доме всегда царил полумрак. В дневное время сюда не проникали ни свет, ни жара. По ночам маленькие электрические лампочки без абажуров позволяли разглядеть карты и кости. И это все. Только когда начинала вращаться рулетка, включалось дополнительное освещение. Но и тогда свет постоянно менялся, поскольку напряжение было нестабильным. Лампочки то ярко вспыхивали, то излучали тускло‑желтый свет, придававший помещению какой‑то фантастический облик.
|
|
В Сан‑Тринидаде можно было только мечтать о прохладе. Когда открывалась входная дверь, в дом с улицы входило тепло, но большие электрические вентиляторы, медленно вращаясь и урча, как коты, разгоняли его и навевали прохладу.
Уэлдон не торопился вступать в игру. Он присматривался к тому, что его окружало, ничего не упуская из виду. Для него каждый день имел свой особый вкус. Теперь, подобно тому как смакуют вино, не пытаясь покончить с ним одним глотком, он медленно и осторожно «смаковал» Сан‑Тринидад, вовсе не собираясь верить всему, что слышал об этом городе.
Перед ним стоял бокал мексиканского бренди. Это был настоящий жидкий огонь, ударяющий в голову и сбивающий с ног! Но для Уэлдона в самый раз! Его острый, едкий привкус полностью соответствовал обстановке, которую созерцали глаза молодого человека. Он все глубже и глубже погружался в атмосферу Сан‑Тринидада и уже не чувствовал себя здесь чужим!
Какой‑то мальчишка приблизился к его угловому столику, разбрасывая по полу древесные опилки. За ним шли другие мальчишки и их подметали. Они будут заниматься этим весь вечер. Это делалось не столько для поддержания чистоты, сколько для создания в помещении большей прохлады.
|
|
В заведении Мигеля Кабреро собралась обычная публика. Народу было не очень много, но у всех, кто здесь присутствовал, водились денежки. Пограничные мексиканские городки всегда славились богатым выбором возможностей быстренько их спустить. Большинство из присутствующих были мексиканцы, выходцы из среднего класса. Встречались и угрюмые лица пеонов. Вперемежку с ними попадались американцы. Их легко было узнать по выговору. Они вели себя очень спокойно, разговаривали тихо, как люди, привыкшие выигрывать и тратить деньги. Их манера говорить отличалась монотонностью, и все слегка гнусавили. Что до мексиканцев, то у них – напевный выговор. Их говор отличался быстротой и мелодичностью, чем‑то напоминая щебетание женщин за полуденной чашкой чая; правда, у мужчин беседа протекала не так живо, весело и непосредственно, как у дам.
Словом, Уэлдон пил бренди, обводя глазами комнату. Настроение его улучшилось. Он и раньше – и много раз! – бывал в подобных местах. Но каждая дверь открывала ему что‑то новое в жизни, означала вторжение в какой‑то иной мир. Он никогда не жаловался на скуку, а если ему и бывало порой тоскливо, то винил в этом только себя.
В этот вечер колесо рулетки приковало к себе внимание большей части гостей. Время от времени несколько человек из тех, кто сгрудился вокруг нее, отходили к длинной слабо освещенной стойке бара. Это означало, что кто‑то сорвал крупный куш. Отметив выигрыш, эти люди снова возвращались к рулетке. Ставки удваивались. Колесо продолжало вращаться, но теперь уже выигрывало заведение.
Какой‑то мужчина подошел к его столику:
– Вы Уэлдон? Меня зовут Роджер Каннингем. Не возражаете, если я присяду возле вас?
– Прошу, – пригласил Уэлдон.
Мужчина поднял руку. Из полумрака немедленно возник официант.
– Пива, пожалуйста!
Официант исчез.
– Я не могу пить то же, что и вы, – сказал Каннингем, указывая на бокал с бренди. – По крайней мере, в такую погоду!
Он вытер платком лоб. Ему было очень жарко. Там, где пиджак облегал его сильные плечи, проступали влажные пятна.
У него был высокий лоб, который блестел от пота. Определенно этот человек был не дурак. Лет тридцати пяти, с загорелым, обветренным, честным лицом и твердым взглядом.
– Вы меня не знаете?
– Не знаю, – признался Уэлдон. – Закурите?
– Я закурю свои.
Мужчина извлек из кармана маленькую серебряную коробочку и свернул цигарку, набив ее крупно нарезанным табаком. А когда закурил, в воздухе расплылся слабый, сладковатый аромат турецкого табака.
– А я вот слышал о вас, – сообщил Каннингем.
Уэлдон ждал. Он относился к тому редкому типу людей, которые могут спокойно молчать, не испытывая от этого никакого неудобства. На его губах, как всегда, блуждала добродушная полуулыбка. Но взгляд, не теряя обычной благожелательности, оставался внимательным и сосредоточенным.
– И поэтому сначала вас спрошу: вы чем‑нибудь заняты? – продолжил мужчина.
– Ничем.
– Вам нужна работа?
– Я никогда не работал.
– Понимаю. Конечно. Но работа не совсем обычная.
– Что ж, – отозвался Уэлдон, – мне нравится, когда меня искушают, и нравится, когда я попадаюсь на этом.
Каннингем улыбнулся. Улыбка его красила. Оценивающие глаза внимательно оглядели молодого человека – его руки, плечи, шею, рот и подбородок.
– Я перевожу на север через реку спиртное, китайцев, опиум и тому подобное, а потом через реку на юг – деньги, оружие, боеприпасы и кое‑какие предметы роскоши. Это мой бизнес,
Он говорил без всякой таинственности, не понижая голоса. «Приближающийся официант почти наверняка услышал его последние слова», – подумал Уэлдон.
– Это интересная работа, – продолжал Каннингем, обхватив кружку пива обеими руками и наслаждаясь ее прохладой. – Думаю, вам бы она понравилась.
– Смотря что, – возразил Уэлдон.
– Конечно, – согласился Каннингем. – Я бы не стал просить вас заняться опиумом или наркотиками.
– Спасибо, – сказал Уэлдон.
– А как насчет спиртного и китайцев?
– Настоящего спиртного и настоящих китайцев? – уточнил парень.
– Спиртное без подвоха, – подтвердил Каннингем.
– Я не знаю.
Каннингем выжидал. Спустя мгновение, заметив, что Уэлдон все еще колеблется, добавил:
– Я хочу, чтобы вы поняли: это хорошие деньги. Мы платим по‑разному. Рядовым исполнителям не очень много. Но для тех, кто руководит операцией и рискует больше всех, не скупимся. – Затем пояснил: – Вы, конечно, будете руководить операцией.
– И рисковать больше всех? – улыбнулся Уэлдон.
– Естественно, ведь это то, чего вы хотите! И по этой причине вы нам тоже нужны!
– Подождете несколько минут?
– Для вас – хоть несколько часов!
– У меня есть полторы тысячи долларов. Здесь честно играют?
– Сам Карберо – мошенник. Но играют, может быть, и честно.
– Отлично. Рискнем?
– Я играю в другие игры, – усмехнулся Каннингем.
Уэлдон отошел от нового знакомого, оставив его одного за столиком.
Глава 5
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
Направляясь к рулетке, Уэлдон прошел мимо парнишек, постоянно подметавших пол. Кивнув самому маленькому, вложил серебряный песо в его чумазую ладошку.
– За моим столиком сидит один человек. Американец. Если он встанет, проследи, куда пойдет. Вернешься и расскажешь мне!
Мальчишка даже не повернул головы. Глаза его блеснули холодным, стальным блеском, он кивнул, не отрываясь от работы. Уэлдон подошел к столу с рулеткой. Несколько секунд наблюдал за игрой, а затем поставил пять сотен на красное. Выиграл, удвоил ставку. Затем поставил на черное и снова выиграл. Поставил все на нечет и еще раз удвоил ставку. В результате получил пять тысяч долларов вместо полутора тысяч. И все это за считанные минуты. Остальные игроки хищно следили за ним, готовые следовать его курсом, потому что человек, которому сопутствует удача, похож на корабль, входящий в порт. А над таким кораблем всегда кружит стая голодных чаек.
Уэлдон начал ставить на номера. Трижды поставил на девятку, трижды на семерку, трижды на двадцать семь. Деньги тут же уплыли – по сотне долларов за раз. Крупье, с желтым как воск лицом, невозмутимый, словно мумия, наблюдал за игрой, монотонно бубня себе что‑то под нос. Те, кто последовали курсом везунчика, либо уже проигрались в пух и прах, либо были страшно обескуражены девятью проигрышами подряд.
Уэлдон проиграл четыре тысячи одним махом. Потом спустил еще тысячу. Затем восемнадцатый номер оказался для него счастливым. Он сразу вернул тридцать пять сотен. Крупье, подняв скучающие глаза, спокойно взглянул на него, а колесо продолжало вертеться.
Тысяча на красное. Черное выиграло!
Тысяча на красное. Черное выиграло.
Тысяча на черное. Красное выиграло.
Еще тысяча на черное, и красное снова выиграло.
Кто‑то дернул Уэлдона за руку. Он сделал шаг назад. Нанятый им шпионить мальчик едва слышно прошептал:
– Тормоз.
Уэлдон дружелюбно ему улыбнулся.
– Я так и думал. А тот джентльмен? – Он кивнул на опустевший столик, за которым раньше сидел Каннингем.
– Он вышел через боковую дверь в проулок. Я пошел за ним. Он стоял и курил цигарку. Вскоре мимо него прошла какая‑то сеньорита. Голова ее была закутана в мантилью. Она сказала три слова по‑английски. Сеньор тоже сказал три слова по‑английски. Сеньорита ушла. Сеньор вернулся. Скоро он будет сидеть за тем же столом.
Действительно, в этот момент Каннингем снова уселся за тот же столик. Мальчишка растворился в толпе, опустив в карман штанов еще одну монетку.
А Уэлдон поставил последнюю сотню на нечет и, выиграв, улыбнулся. Затем он удвоил ставку и поставил на красное. Если в этой машине и запрятана какая‑то хитрая штучка, они, по крайней мере, постарались, чтобы у него в кармане осталось хоть немного мелочи.
Мысленно он вернулся назад, к столику, где сидел Каннингем, и на улицу, где сеньорита в мантилье прошла мимо Каннингема и сказала ему что‑то по‑английски.
В этом городе Уэлдону частенько приходилось видеть мужчин‑американцев, но женщины‑американки встречались очень редко или не встречались вообще. Он многое бы отдал, чтобы услышать голос той женщины, о которой сказал мальчишка. И готов был побиться об заклад, поставив больше, чем проиграл в рулетку, что это был голос той девушки из серого автомобиля, которая недавно с ним разговаривала. Богато модулированный голос, смахивающий на глубокое контральто.
Уэлдон поставил сотню на семнадцатый номер и проиграл.
Поставил еще сотню на седьмой номер. Колесо завертелось. Шарик метался от десятки к четверке. Остановится ли на семерке? Неожиданно колесо замедлило ход. Шарик упал на девятку. С мягким шипением колесо продолжало вращаться.
– Девятка, черное… – начал было крупье.
– Друг мой! – вмешался Уэлдон.
Теперь у него имелись доказательства. В этом колесе был тормоз, и крупье нажимал на него, немного неловко, как в данном случае. Колесо рулетки вращается равномерно, как движение планеты. И останавливается плавно, постепенно, без каких бы то ни было резких рывков, как тот, что подметил его зоркий глаз.
– Сеньор обращается ко мне? – спросил крупье и сочувственно улыбнулся Уэлдону.
– К вам. Подойдите сюда.
– Тысяча извинений! Я не могу покинуть мой пост! Так не принято у Кабреро!
Уэлдон сделал легкий жест рукой, как бы признавая свою ошибку, потом подошел вплотную к крупье и, той же рукой схватив его за шиворот, приподнял, снял с небольшого помоста и поставил на пол.
– В вашей рулетке тормоз, приятель.
– Боже! – воскликнул крупье.
Он среагировал так, словно к его голове приставили револьвер. Затем вывернулся, его правая рука метнулась снизу вверх. В этом стремительном броске не чувствовалось силы, но ее много и не требуется, чтобы воткнуть нож в сердце мужчины.
Молодой человек перехватил руку с кинжалом и резко вывернул ее. Хрустнула сломанная кость. Крупье завопил. Нож зазвенел по полу, как маленький серебряный колокольчик.
Уэлдон стоял на возвышении, где прежде сидел крупье. Сейчас этот бедолага, пошатываясь, брел к стене. Одна его рука висела словно плеть, а вторую он вытянул перед собой, словно нащупывая путь в темноте.
– Друзья, джентльмены, эта машина жульничает, – громко заявил Уэлдон. – В ней спрятан тормоз. Я попробую найти его и рассчитываю на вашу помощь.
Помощь?
Толпа отхлынула от него, как расходятся круги по воде от брошенного в пруд камня. Раздались пронзительные крики. Девять десятых лампочек погасли. В тусклом полумраке толпа игроков устремилась к выходу.
Между тем молодой человек взялся за рулетку, подставку к ней и рванул их вверх. Конструкция не поддалась. Согнув колени, рванул еще раз. Дерево треснуло как плотный картон, и он положил все это сооружение набок.
Тут Уэлдон заметил, что в растекающейся толпе некоторые мужчины не трогаются с места. Просто стоят, а поток людей, устремившихся к выходу, обтекает их со всех сторон. Снаружи, на улице, слышался шум. Кто‑то вопил, раздавались возбужденные голоса. Оставшиеся начали осторожно приближаться к возмутителю спокойствия. Их было шестеро или семеро. И каждый вооружен.
Молодой человек опустился на колени позади стола с рулеткой и вскрыл втулку колеса с такой же легкостью, с какой ребенок чистит апельсин. Этот тормоз оказался хитрым приспособлением. Ясно, что такая штучка и работать должна была так же деликатно и точно, как швейная игла. Надо быть увальнем, как этот крупье, чтобы обойтись с ним так резко. Но может, он имел строгий приказ больше не проигрывать? По правде говоря, такие вещи были, есть и будут во всех игорных домах!
Уэлдон собрал все важнейшие детали тормоза и опустил их в карман.
Затем еще раз огляделся. Мужчины смыкались вокруг него. Скрестив руки, он выхватил из‑под мышек пару тяжелых длинноствольных старомодных кольтов одиночного действия. Мушки и спусковые крючки на них были спилены, а курки парень придерживал большими пальцами рук.
– Я не хочу неприятностей, – отчетливо произнес он по‑испански.
– Проклятый гринго! – взревел один из мужчин, задыхаясь от душившей его ярости, и выстрелил в Уэлдона.
Однако долей секунды раньше молодой человек рухнул лицом вниз на возвышение для крупье. Пуля пролетела мимо.
– Он мой! – дико заорал кто‑то.
Уэлдон лежал в полумраке и улыбался. Уперев рукоятки кольтов в пол, он открыл огонь по чьим‑то ногам, целясь между коленями и бедрами. Нужно быть настоящим героем, чтобы в этой ситуации устоять на ногах, поскольку пуля 45‑го калибра, попадая в такое место, сбивает человека с ног, словно его ударили дубинкой по голове. А упав, он забывает обо всем на свете. Чувствует, что истекает кровью, и зовет на помощь.
Подобные вопли раздались и сейчас. На полу валялись трое мужчин. Один из них упал спиной на стол для игры в кости и разнес его в щепки.
И в этот момент окончательно погас свет!
Стало темно как в могиле. Но и в этой тьме раздавались стоны и вопли тех троих, корчившихся на полу, изнемогающих от страха и боли.
Уэлдон встал на колени и перезарядил оружие. Затем поднялся и направился к выходу. Когда он шагал, его небольшие, точеной работы шпоры уютно позвякивали, слегка задевая за каблук. Однако он шествовал среди этой черноты уверенно и непринужденно, словно крадущийся кот.
Уже пора было бы появиться представителям закона. Странно, что их все еще не было, разве только решили дать возможность людям Кабреро покончить с этим небольшим дельцем без постороннего вмешательства?
Его рука коснулась длинной, холодной, отполированной стойки бара. В это время неожиданно входная дверь распахнулась, в помещение ворвались мужчины с мощными фонарями. Уэлдон перемахнул через стойку, выскочил за дверь и стал протискиваться через плотную толпу, все еще стоявшую в темноте.
Кто‑то спросил его:
– Где американо?
– Полиция возьмет его! Он не сможет убежать, – ответил парень. – А где находится сеньор Кабреро? Я знаю, как зовут этого гринго, хочу ему сообщить.
– Он будет рад это услышать! Идемте, идемте!
Кто‑то схватил его за руку и повел по темному переходу. Вскоре они подошли к освещенной двери.
– Здесь!
Человек, сопровождавший Уэлдона, стукнул в дверь три раза, сделал паузу и стукнул еще раз.
– Войдите!
Уэлдон повернул ручку и вошел, плотно прикрыв за собой дверь.
Глава 6
ТАЛАНТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Но тут же за дверью раздался голос человека, который привел Уэлдона и страстно желал, чтобы его ценная услуга не осталась незамеченной:
– Сеньор, это я, Педро. Это я привел этого парня! Он знает, как зовут того гринго!
– Отлично! – отреагировал Кабреро.
Уэлдон слегка поклонился.
Кабреро постукивал по столу пухлой ладошкой, которая, если ее вытянуть во всю длину, фактически не имела углубления между костяшками пальцев. В детстве он, должно быть, был очаровательным, хрупким маленьким мальчиком, но с тех пор довольно сильно раздобрел. Его щеки округлились и заплыли жиром, а глаза просто в них тонули. Жилет едва сходился на животе, рукава пиджака чуть не лопались, обтягивая руки. Он выглядел круглым, цветущим и таким надутым, что походил скорее на воздушный шар, чем на человека.
– Вы знаете этого американца? А сами – американец? – поинтересовался Кабреро.
– Конечно, – кивнул Уэлдон. – Того американца зовут Уэлдон.
– Зачем же, – полюбопытствовал глава игорного дома, потирая руки, – вы выдаете мне своего соотечественника? Он что, ваш враг?
С улицы по‑прежнему доносились шум и крики, которых не могли заглушить даже толстые стены.
– Между нами, у меня с ним свои счеты, – усмехнулся юноша.
Кабреро продолжал потирать руки:
– Ваших дел я не знаю, но, полагаю, вы хотите расквитаться с ним?
– Хочу.
– Тогда, если он скроется, где мне его искать?
– Но куда ему деться, если вся городская полиция за ним охотится?
– Всякое бывает, – уклончиво заметил Кабреро, прикрыв глаза. – Я человек занятой, у меня очень мало времени. Где мне искать этого гринго?
– Здесь, – сказал Уэлдон.
– В моем доме?
– Да.
– Где же?
– Здесь, – повторил молодой человек.
Кабреро широко раскрыл глаза и выдохнул:
– О Господи!
– Уэлдон – это я, – спокойно объяснил американец. – Я честно выиграл у вас в рулетку четыре тысячи. Потом проиграл четыре тысячи и еще тысячу. За вашей спиной находится сейф.
Кабреро изменился в лице, но не успел ответить, так как в дверь постучали:
– Сеньор! Сеньор! Этот чертов американец смылся!
– Убирайся вон, болван! – крикнул владелец игорного дома.
Послышались удаляющиеся шаги.
– Тут нечего долго раздумывать, – заметил молодой человек. – Вы знаете, что нужно делать.
Спокойно, не мигая, как змея, мексиканец уставился на американца. В руках парня не было оружия, однако Кабреро не торопился выхватывать свои револьверы. За его спиной находилась кнопка, и он мог бы нажать на нее, откинувшись назад. На полу была еще одна кнопка, на которую он мог бы наступить ногой.
Ну нажмет он на эти кнопки – в дверь ворвутся его подручные. А дальше? Однако в его положении раздумывать некогда. Наступив на кнопку, утопленную в полу, Кабреро одновременно откинулся спиной к стене. Где‑то в отдалении тихо прозвенел звонок. Мексиканец внимательно следил за выражением лица посетителя. Тот и бровью не повел:
– А теперь откройте сейф.
– Конечно!
Кабреро вынул ключ из кармана, вставил его в замочную скважину большого сейфа и повернул. Дверца с легким скрипом отворилась.
– Пять тысяч, – напомнил Уэлдон очень тихо, будто он присутствовал на церемонии погребения одного из друзей и опасался резким словом нарушить покой усопшего.
– Пять тысяч, разумеется, – вежливо отозвался Кабреро и отсчитал деньги хрустящими новыми стодолларовыми банкнотами в американской валюте. Положив пачку денег на стол, похлопал по ней ладонью.
– Будете пересчитывать, друг мой?
– Спасибо, – отозвался Уэлдон. – Я пересчитал их в тот момент, когда вы складывали пачки. Можете снова закрыть сейф.
Физиономия Кабреро прояснилась и порозовела. Он с готовностью повиновался.
– А теперь, сеньор Кабреро, от вас требуется небольшая расписка следующего содержания: «Я, Мигель Кабреро, жульническим способом используя тормоз в колесе рулетки, обыграл Лоримера Эверетта Уэлдона на пять тысяч долларов. Сегодня я вернул этому джентльмену его деньги».
Кабреро сложил на столе свои пухлые ручки, угрюмо уставившись на них. Снаружи, в коридоре, послышались очень слабые звуки, но он знал, что они означают.
– Ну, что ж, – пробормотал мексиканец и вытащил лист бумаги, авторучку с толстым, гибким пером.
Удивительно, что при очень маленьком росте Кабреро писал огромными буквами и расходовал много чернил. Он писал бегло и все время энергично стряхивал чернила с пера на пол, который и так уже весь был ими забрызган. Затем взял лист чистой промокательной бумаги, приложил его на только что написанное и с любопытством всмотрелся в то, что на ней отпечаталось. Каждая буква отчетливо запечатлелась на промокашке, а строки на бумаге посветлели, сделались светло‑голубыми.
– И это все? – осведомился владелец игорного дома.
– Пока все. А сейчас мы пойдем и заглянем в вашу конюшню.
– Так. Значит, вам нужна лошадь?
– Думаю, одна мне не помешала бы. Вы не против?
– Как вам угодно.
Уэлдон отступил на шаг и открыл дверь в коридор. При этом он не стал выглядывать наружу, а внимательно смотрел на мексиканца, который уже увидел там с полдюжины своих людей с оружием в руках. Им и прежде приходилось заниматься подобной работенкой. Волна яростного веселья накатила на Мигеля Кабреро, едва не задушив его.
Уэлдон между тем произнес:
– Прикажите своим дружкам убраться отсюда. Я веду честную игру.
Хозяин казино автоматически повторил то, что велел ему молодой человек. Коридор быстро опустел. Вдалеке хлопнула дверь.
– Теперь мы спокойно отправимся в конюшню, – хладнокровно продолжил Уэлдон. – Вы, мой дорогой Кабреро, пойдете впереди, а я сзади, чтобы охранять вас с тыла!
Мексиканец едва сдерживал ярость. Его верхняя губа вздернулась, обнажив белые, сверкающие зубы.
Тем не менее он встал, вышел из комнаты и, не слишком торопясь, пошел по коридору. В нем зарождался страх. И единственное, чего он хотел, – никогда больше не видеть этого проклятого американца!
Оба вышли из помещения и пересекли двор. Под навесом стояло около дюжины лошадей. Уэлдон внимательно их осмотрел.
– Неплохо, – одобрил снисходительно. – А как насчет ваших собственных лошадей?
Верхняя губа Кабреро снова вздернулась кверху, обнажив оскал зубов. Он едва не вышел из себя, но сдержался. Мексиканец дрожал уже не только от страха, но и от злости. Однако провел наглого молодого человека на конюшню. Здесь, в шести стойлах, стояли пять лошадей. Над каждой горела электрическая лампочка. Продвигаясь за спиной Кабреро, Уэлдон долгим оценивающим взглядом окидывал каждого животного.
Затем вернулся к тому стойлу, где с ноги на ногу переминался высокий гнедой жеребец с подпалинами.
– Вот этот подходящий.
– Черт! – выдавил сквозь зубы владелец игорного дома.
– И сколько вы уплатили за эту великолепную лошадь, друг мой?
– Она обошлась мне в полторы тысячи долларов золотом!
– Ладно, ладно! Это раза в полтора больше, чем она стоит. Ну а по‑честному?
– Вы что, думаете, мне нравится надувать вас?
Кабреро сжал толстые губы, едва удерживаясь от того, чтобы не выпалить самое последнее слово. Теперь он дрожал от бешенства.
Сунув руку в карман, парень нащупал там только что приобретенные банкноты. Вытащив пачку денег, протянул ее хозяину жеребца:
– За эту цену, добавьте седло и уздечку, Кабреро.
Взглянув на деньги, Кабреро побагровел.
– Сторонник честной игры! – буркнул он, тяжело дыша.
– Иногда, – весело ухмыльнулся Уэлдон. – Вы мне его оседлаете?
Мексиканец повиновался.
– Как лучше всего выбраться отсюда, Кабреро? Это в ваших интересах, потому что вам придется со мной пройтись.
Владелец игорного дома задумался. Потом решил воспользоваться представившейся возможностью.
– Вон та дверь выходит в пустой проулок. Проедете по нему и повернете налево. Через пять минут окажетесь за пределами города.
– Покажите дорогу.
Они вышли из конюшни и очутились в небольшом проулке. Уэлдон вскочил в седло. Кабреро обернулся. В лицо ему смотрело дуло кольта 45‑го калибра. И тут он громко расхохотался.
– Вы, сеньор, талантливый человек! – высказался с чувством.
– Приходится учиться понемногу, – парировал американец.
Мексиканец прошел до конца проулка. Налево шла извилистая тропа, теряющаяся между домами.
– Сюда, Кабреро?
– Да. Прямо по этой дорожке.
– Но прежде я прослежу, как вы будете возвращаться.
Слегка поклонившись, Кабреро повернулся и неспешно зашагал по проулку. Когда он скрылся в конюшне, Уэлдон послал жеребца вперед по тропе. И тут услышал в отдалении тихий, многократно повторившийся свист.
«Это он подает сигнал!» – решил Уэлдон. И, усмехнувшись, пустил коня в галоп.
Глава 7
УЭЛДОН БЕРЕТ БАРЬЕР
С первых же шагов он понял, что все идет не так уж хорошо. Крупный жеребец взял с места в карьер, резко выбрасывая голову вперед. Уэлдон изо всех сил натягивал поводья, но гнедой только потряхивал гривой, вытягивая голову вперед еще сильнее, чем прежде.
Конь и всадник летели по тропе. На крутом повороте перед ними возникла куча хлама и отбросов. Сверху опасно поблескивали старые консервные банки. Но гнедой легко взял это препятствие.
– Молодец! Молодец! – пробормотал Уэлдон.
Неожиданно гнедой напрягся. Проскакав двадцать футов по рыхлому песку, вдруг встал как вкопанный перед высокой каменной стеной. Стена загораживала путь, и молодой человек сразу сообразил, почему владелец игорного дома указал ему именно эту дорогу.