Они задвинули глыбу на место и прошли в противоположный конец коридора. Там действительно виднелась небольшая выпуклость в стене, и старый доктор по ней постучал:
– Это то самое место. Но видимо, я ошибся. Постучите сами, убедитесь. По‑моему, даже через увеличительное стекло здесь ничего нельзя увидеть…
Уэлдон постучал по выступу и внимательно его осмотрел. Вокруг первого тайника шла очень тонкая, но заметная полоса, говорившая о том, что его открывали много раз. Этот же тайник, если он вообще существовал, никогда не открывался с того самого дня, как генерал его закрыл, тщательно уничтожив все следы.
Выпрямившись, он повернулся к доктору:
– Вы человек здравомыслящий. И действительно полагаете, что где‑то в этом доме спрятаны деньги?
– Нет, – серьезно ответил Уоттс, – этого я не могу утверждать. Есть только версии. Генерал мог растратить большую часть своих денег на цели, которые нам неведомы, но мог и положить их в тайники. Так что не исключено, что где‑то в доме либо поблизости от него спрятана крупная сумма денег, возможно, даже вдвое больше той, что находилась в первом тайнике. Она либо где‑то в стенах, либо в подвале дома, либо в одной из пещер на склоне горы.
– Тогда почему бы не перерыть весь дом от фундамента до крыши?
– Разве нам с вами по силам такая работа? – улыбнулся доктор. – А в таком случае как найти помощников, которым можно было бы довериться в этом деле? Кроме того, – подумав, добавил он, – чтобы проверить фундамент и стены, их придется бурить. На это потребуется как минимум сотня тысяч долларов. Однако денег можно и не найти, их просто может не оказаться.
Уэлдон ничего не ответил. Помолчав, предложил доктору подняться наверх. Генри Уоттс охотно согласился.
|
|
Глава 16
СЛИШКОМ МНОГО СЛОВ
Вернувшись к себе, Уэлдон разжег в камине огонь. Доктор тем временем расхаживал из угла в угол. А пока над дровами вился легкий дымок и разгорались поленья, юноша со все возрастающим уважением разглядывал старого джентльмена. Телом Генри Уоттс был слаб, но голова его работала отлично. Он не был героем и все‑таки не побоялся оставить свой дом и приехать сюда глубокой ночью с единственной целью осмотреть этот темный, сырой и холодный подвал, где, как он догадывался, его могла подстерегать опасность!
Теперь, однако, доктор не думал ни о скрытых сокровищах, ни о возможных тайниках. Неожиданно он перестал мерить шагами комнату и обратился к молодому человеку:
– Вот там она лежит, бодрствуя, прислушиваясь к ночным шорохам, моля о том, чтобы поскорее наступил день. Но я никогда не слышал от нее ни единой жалобы!
– Она что, вообще не спит? – с беспокойством спросил Уэлдон.
– Сами в этом скоро убедитесь. Элен спит всего несколько часов днем. А ночью, уверен, почти не смыкает глаз. Я пытаюсь заставить ее признаться в этом, но она улыбается в ответ и уверяет меня, что спит по ночам прекрасно. Только меня ведь не обманешь! – Насупясь, он покачал седой головой.
– Откуда вы знаете?
– Я сужу по количеству книг, которые она прочитывает, – хмуро отозвался Генри Уоттс. – С вечера до утра проглатывает толстые, солидные тома. Когда же успевает их прочесть?
– Тогда почему бы нам не позаботиться о том, чтобы она спала сейчас? – спросил Уэлдон. – Это ужасно даже для сильного мужчины – ночь за ночью лежать без сна. Сам Геркулес и тот бы не выдержал, а уж что говорить о нервах больной девушки. Следовало бы кому‑нибудь посидеть с ней, как‑нибудь ее успокоить, развлечь.
|
|
Он направился к двери, но доктор поспешно поднял руку.
– Неверно! Неверно! – воскликнул Уоттс. – Не нужно этого делать, мой дорогой Уэлдон! Вы должны понять, хоть я и не христианин, однако очень верю в силу разума, в его победу над телом. О, очень верю в это! Что в ней сейчас поддерживает силы? Только уверенность, что болезнь ее не так уж серьезна. Мы с ней весело шутим, планируем совместные поездки и прогулки верхом, надеясь, что скоро их совершим. Элен считает, что пройдет еще несколько дней – и она встанет с постели. Я очень стараюсь убедить ее в том, что ей гораздо лучше.
– И давно она слегла?
– Несколько недель назад.
– И все‑таки надеется выздороветь?
– О, она неглупа, – со вздохом ответил доктор. – Конечно нет. Но надежда ослепляет ее как повязка на глазах. Поверьте мне, это как наркотик, который усыпляет разум. Несмотря ни на что, все‑таки надеется выздороветь. Поэтому я никогда не расспрашиваю Элен подробно о ее бессонных ночах. Мы обходим эту тему. Я улыбаюсь. Я очень весел, когда беседую с ней. Так мы сражаемся с болезнью. Но, – продолжал он, помрачнев, – если я начну навещать ее по ночам, она заподозрит что‑то неладное, расстроится. Начнет переживать из‑за тех, кто станет бодрствовать у ее постели. Вот тогда ее нервы действительно начнут сдавать. Верьте, мой юный друг, когда я говорю вам, что мы имеем дело с существом таким же деликатным, как осенняя паутинка, и душой столь же хрупкой, как лепестки цветков.
|
|
– Я и так верю вам, – буркнул Уэлдон. – Больше не стану давать никаких советов.
Он был тронут этой речью, хотя и не мог сдержать улыбки, когда старый доктор сказал, что старается быть веселым. Представить себе Генри Уоттса веселым – все равно что представить себе весело чирикающим филина.
– Мне бы хотелось знать, как умер генерал. Он долго болел? – спросил юноша.
Доктор покачал головой. Лицо его опечалилось.
– Молодой человек, если бы он долго болел, то, полагаю, открыл бы нам, где спрятал свои сокровища!
Уэлдон кивнул:
– Так он умер внезапно?
– Средь бела дня, в своем кресле в библиотеке. Вы заметили там большое кожаное кресло?
– С подставкой для ног?
– Оно самое!
– И он умер, сидя в этом кресле?
– Накануне пожаловался на головную боль. На следующее утро долго лежал в постели. О, если бы я мог потолковать с ним об этих симптомах! Но генерал выходил из себя при малейшем намеке на то, что он может заболеть. Обычно говорил, что даже ребенком не валялся в постели по десять часов. Он никогда не болел. И отказывался болеть! – Покосившись на Уэлдона, доктор вздохнул и сердито закончил: – Уж эти мне железные мужчины! Впрочем, подозреваю, что и вы из той же породы!
– Вовсе нет, – улыбаясь, запротестовал парень. – Я считаю, что болезнь может доставить и удовольствие. Скажем, ничего нет лучше лихорадки. Мозг затуманен. Мир перемещается в какое‑то другое место. Голоса звучат как отдаленный прибой. Нет, что касается меня, то я просто наслаждался во время болезни, а лучшая ее часть – процесс выздоровления. Лежишь себе слабый, как вода, худой, как мумия, живот прилип к спине, а тебя уже терзает волчий аппетит.
Из‑под лохматых бровей доктор окинул Уэлдона испытующим взглядом:
– Вы странный молодой человек.
– Так что же вы думаете о смерти генерала?
– Без сомнения, в последние месяцы он сильно сдал. Но принуждал себя вставать, ходить, заниматься делами. Видите ли, ему уже перевалило за семьдесят…
– Но он был очень бодр. Во всяком случае, вы так говорили.
– Никто не может быть бодрым в семьдесят лет, – сухо возразил Генри Уоттс. – И тот, кто не понимает этого, – просто глупец. Тот, кто в этом возрасте бодрится и ведет себя как юноша, фактически себя убивает!
Уэлдон слегка удивился неожиданной резкости тона доктора, но припомнил, что ему уже приходилось наблюдать у него подобные вспышки. Время от времени Генри Уоттс выходил из себя, кипятился и раздражался по тому или иному поводу, утрачивая присущие ему спокойствие и кротость.
– Утром в свой последней день генерал провел несколько часов в постели, – немного поостыв, продолжил доктор. – За ленчем я заметил, что он мало ел.
– Вы тогда жили здесь?
– Я частенько наведывался сюда, беззастенчиво стараясь поспеть к очередной трапезе, – хмыкнул Генри Уоттс. – Когда я обратил внимание генерала на то, что у него нет аппетита, он рассердился и вызывающе набросился на еду. Вот такая глупая гордость! После ленча ему следовало бы отдохнуть. Я предложил ему прилечь, но он только огрызнулся и отправился в библиотеку. И, заметьте, не взял какую‑нибудь спокойную книгу. Нет, остановил свой выбор на истории О'Маллоков. Очень беспокойное чтение! Что ж, возраст, скверное пищеварение, избыток тяжелой пищи, возрастающая слабость, а затем еще и волнение от тех потрясающих событий, о которых повествует эта книга, – все вместе вызвало сильнейший приступ. Он умер в своем кресле! Когда мы нашли его, голова его лежала на груди. Элен решила, что он спит. Помню, прошептала: «Бедный папа! Давайте подшутим над ним, когда он проснется!» Я не стал ее пугать, но после того, как мы вышли из комнаты, ухитрился незаметно вернуться назад, потому что не очень‑то был уверен, что генерал уснул. Мне не понравилась его поза: голова на груди, одна рука была сжата в кулак, другая лежала спокойно… Действительно, он был мертв. Тело уже остыло!
– Сердце? – спросил Уэлдон.
– Вне всякого сомнения! Сердце не может постоянно выносить напряжение из‑за всех этих глупостей, которые совершают люди. Обязательно разорвется. Терзайте его, мучайте в течение семидесяти лет, и в конце концов оно откажет при какой‑нибудь даже совсем небольшой нагрузке. И все‑таки то, что произошло, показалось мне совершенно невероятным. Я смотрел на голову генерала и не мог поверить, что он ушел от нас. Я все время ждал, что он вдруг вскочит и рассмеется мне в лицо: «Кто? Я? Умер? Вы считаете, что я сдамся и умру? Если и умру, то всего лишь на мгновение, чтобы показать, как презираю эту смерть!» Вот какие речи я предвкушал. И пожалуй, не удивился бы, если бы мертвец на самом деле вскочил. Вы не знали его, мой друг, и не можете себе представить, какие запасы жизненной энергии таились в этом человеке!
Страшно взволнованный воспоминаниями об этой трагедии, доктор закрыл одной рукой лицо, а второй ухватился за спинку кресла.
– А вы уверены, что не было нечестной игры? – допытывался Уэлдон.
– Нечестной игры? – удивился Уоттс, резко опустив руку, которой прикрывал лицо.
– Скажем, яда… Конечно, я ничего не знаю о подобных вещах. Просто предполагаю…
– Господи! – прошептал доктор и рухнул на стул. Он дрожал. Пытался что‑то сказать, но губы ему не повиновались.
– Видите ли, – объяснил Уэлдон, испытывая угрызения совести и поглядывая виновато на Уоттса, – мне это представляется вполне возможным. Ведь был мотив. Убив генерала, преступники надеялись, что смогут беспрепятственно обыскивать его дом в поисках спрятанных в нем денег. Затем они исчезли, прихватив деньги, обнаруженные в тайнике, который вы мне только что показали. И снова вернулись… Да, Господи! – воскликнул Уэлдон, спохватившись. – Ведь кто‑то же пытался отравить Элен! Разве вы не видите, как все сходится? Сначала отравили генерала. Потом бандиты вернулись, чтобы проверить, нельзя ли чем‑нибудь еще поживиться, и теперь пытаются таким же способом избавиться от его дочери…
– Вы уверены? – глухо произнес доктор. – Впрочем, разве можно быть в этом уверенным? Ах, мой друг, правы вы или ошибаетесь, все равно взвалили на мою душу огромную тяжесть. Предположим, преступление было действительно совершено. Выходит, преступники орудовали у меня под носом? Ведь я был в доме. Все произошло на моих глазах. И я оказался беспомощным, несмотря на мой профессионализм. – Стиснув руки, он в отчаянии уставился на огонь в камине.
Поднявшись со стула, Уэлдон спокойно заявил:
– Нам придется увезти Элен из этого дома.
– Что? – воскликнул пораженный Генри Уоттс.
– Мы должны увезти ее отсюда, – решительно повторил юноша. – Пусть грабят. Но мы сохраним ей жизнь. Это самое главное.
– Вы убьете ее сразу же, как только это предложите, – резко возразил доктор.
– Надеюсь, она не так уж слаба…
– Вы надеетесь! – вскипел Генри Уоттс.
Его возбуждение достигло высшей точки. Он был страшно рассержен.
– Послушайте, – принялся уговаривать его парень, – этот мрачный старый дом и воспоминания об отце постоянно давят на нее. Этого было бы достаточно, чтобы нарушить душевное равновесие сильного мужчины, не то что хрупкой, болезненной девушки. Ей нужно уехать отсюда, сменить обстановку.
– Боже мой! – Доктор задыхался от негодования. – Вы что же, собираетесь обсуждать с ней ваши планы?
– Не просто собираюсь, а непременно поговорю с ней!
– А я говорю вам, – кипятился доктор, – что запрещаю подобные сумасшедшие попытки! Моя дорогая Элен, мое бедное дитя! – неожиданно запричитал он. – Оторвать ее от этих мест, увезти Бог знает куда! Путешествие убьет ее – вы что, не понимаете? А если и не убьет, она все равно будет тосковать по дому, в котором выросла! Поместить ее в какой‑нибудь санаторий – какой ужас! Уэлдон, я знаю, вы не замышляете ничего дурного. Но повторяю: как врач и профессионал, запрещаю вам это!
Молодой человек смотрел на него в упор. Бесспорно, доктор хотел для Элен О'Маллок только хорошего. Но внезапно подумал: а не утратил ли этот человек, давно оторванный от активной практики, мастерство врача? Генри Уоттс постоянно сыпал словами, с его губ всегда были готовы сорваться рассуждения о нервах, чуткости, волнениях, шоке и других вещах. Но ведь все это только слова – не более! В этот момент Уэлдон твердо решил, что приложит все силы, чтобы Элен осмотрел другой медик.
Глава 17
«ПРИЕЗЖАЙ, И ПОБЫСТРЕЕ!»
А еще решил, что, пожалуй, ничего не добьется, если будет возражать Генри Уоттсу. Попрощавшись с этим достойным человеком, он пожелал ему доброй ночи. Доктор, казалось, был сильно озабочен. Перед тем как уйти, надолго задержал руку Уэлдона в своих ладонях.
– Я рассердил вас, мой друг, – произнес с тревогой. – Расстроил вас. Вы считаете меня тираном. Может, даже упрекаете за ошибки, которые я, по вашему мнению, совершил. Возможно! Молю Бога, чтобы это было не так. Только я должен делать то, что подсказывают мне моя совесть и мой профессиональный долг!
– Не волнуйтесь, доктор, я вполне доверяю голосу вашей совести, – искренне произнес юноша.
Но не добавил: «и вашему профессиональному долгу».
Доктор как будто испытал облегчение. Он неловко повернулся, однако вышел быстро и уверенно. Наблюдая, как Генри Уоттс уходит, Уэлдон почувствовал к нему жалость. Впрочем, он постоянно испытывал подобное чувство, глядя в удаляющуюся спину доктора.
Оставшись один, Уэлдон снова тихо и неторопливо обошел дом. Не стал осматривать темные холодные и затхлые нижние коридоры, но зато обошел здание снаружи, прекрасно понимая, как трудно выследить тех, кто сюда хочет подкрасться. Бандиты могли прятаться за деревьями, а там, где деревья отступали, нависала скала, которая тоже служила надежным укрытием. Нет сомнений, окажись он на их месте, непременно добрался бы незамеченным, пусть хоть сотни глаз следили бы за ним!
Он осторожно продвигался в темноте. Обогнув дом, очутился у задней стены, огибающей внутренний дворик, как раз в тот момент, когда узкий серпик луны вынырнул из‑за туч и некоторое время плавал в таинственной черноте неба. Мгновенно краем глаза Уэлдон заметил, как что‑то сверкнуло на склоне холма. Резко развернулся и внезапно увидел при бледном свете луны какие‑то круглые, блестящие колонны. Он был поражен. Ведь, приехав сюда при ярком солнце, ничего подобного не заметил! Но правда, тогда его внимание было полностью приковано к главному зданию и внутреннему дворику.
Уэлдон поднялся на холм, подошел к колоннам.
Доставить сюда четыре колонны из гранита чисто дорического ордера, должно быть, обошлось генералу в кругленькую сумму. Колонны поддерживали нечто вроде крыши, если вообще это можно было бы назвать крышей. Все это сооружение было устроено в темной скале, в хребте Лас‑Алтас, и когда юноша осветил его фонарем, то сразу понял, что это такое. Колонны были исключительно декоративным элементом у входа. За ними находилась искусной работы металлическая решетка с позолотой, которая служила преградой для незваных гостей – будь то зверь или человек. За ней, в углублении стоял каменный саркофаг без всяких украшений, кроме завитков на каждом углу. Здесь покоился генерал.
Все выглядело свежим и новым. Складывалось впечатление, что старика похоронили лишь накануне.
Вернувшись в дом, юноша тихо поднялся по лестнице к себе в комнату. Было три часа ночи.
До рассвета Уэлдон просидел в библиотеке, но, читая, никак не мог сосредоточиться, потому что ветер время от времени врывался в дом и носился, горестно завывая, по всему зданию. Глаза, следуя за печатными строчками, слипались. В конце концов он откинулся на спинку стула и сконцентрировался на стоящей перед ним задаче. И хотя понимал, что еще очень далек от ее решения, постарался логически выстроить факты, которые ему стали известны.
Уэлдон восстановил в памяти все с ним произошедшее и пришел к странному заключению, что за его присутствие в доме О'Маллока ответственна Франческа Лагарди.
Цепочка его рассуждений была не так уж нелепа.
Из‑за ее смуглого прекрасного лица и низкого волшебного голоса сердце молодого человека стало биться в необычном ритме. А это, в свою очередь, заставило его искать развлечений – таких, какие он нашел у Кабреро за карточным столом. Подвиги, совершенные им в игорном доме, опять‑таки привели к тому, что на него обратил внимание доктор Генри Уоттс, который и привез его сюда, где его ждут новые приключения. Тут Уэлдон снова мысленно вернулся к Франческе Лагарди и подумал: увидит ли ее еще когда‑нибудь? И почему‑то твердо уверился, что обязательно с нею встретится. Конечно, она ведет отчаянную жизнь, среди опасностей и перестрелок, лавируя между законом и его нарушителями. Кроме того, гоняет на автомобиле как сумасшедшая! И все же у него было странное предчувствие, что их пути еще пересекутся.
– Скорее всего за решеткой, – сказал он сам себе.
Между тем ему предстояло многое сделать. Он был одержим желанием выяснить, отчего умер генерал. Существовал только один способ точно установить это – эксгумация трупа. Уэлдон припомнил страшные истории о трупах, пролежавших в земле около десяти лет, но и в них сумели обнаружить присутствие яда. И в каждом случае это был мышьяк.
Предположим, он сумеет убедить доктора в необходимости извлечь тело генерала из могилы. Это вполне можно осуществить втайне от Элен. Он угрюмо кивнул, придя к такому решению. Что касается другой важной задачи, то не стоит терять надежды, что ему удастся поймать незваных гостей, если они снова появятся в доме О'Маллока.
Обдумывая эти планы, Уэлдон вдруг заметил, что наступил рассвет. Он распахнул ставни, и его взору открылся прекрасный вид. В лучах рассвета Рио‑Негро, как бы опровергая свое «темное» наименование, превратилась в огненную, искрящуюся реку [8]. Оба пограничных городка блистали как алые молнии. Но постепенно небо посветлело, розовый свет исчез. Взошло солнце.
И тут пришла тетушка Мэгги.
По дороге в комнату Элен она задержалась и, ухмыляясь, оглядела юношу:
– Вы совсем не спали, сэр?
Уэлдон исчез в ванной, чтобы помыться и побриться. А выйдя оттуда, обнаружил на столе завтрак, который съел с большим аппетитом. Этим ярким солнечным утром ему показалось, что все обстоит не так уж плохо. Солнце проясняет мозги и уносит мрачные мысли, подумал он. Покончив с кофе, закурил цигарку и окликнул тетушку Мэгги, как раз возвращавшуюся из спальни больной девушки. Он собирался написать письмо и попросил негритянку взять его, когда она поедет на рынок.
Присев к столу в библиотеке, Уэлдон составил следующее послание:
«Дорогой Бен, приезжай поскорее повидать меня у О'Маллоков. В Сан‑Тринидаде или Джунипере ты узнаешь, где находится их дом. Прошу тебя, захвати с собой медицинские инструменты, если они у тебя имеются. А если нет – купи новые. Я имею в виду стетоскоп, термометр и аппарат для измерения давления крови. У меня есть пациентка для тебя. Приезжай, и побыстрее!»
Затем запечатал конверт, адресовав его «доктору Бенджамену Уилбуру, проживающему в гостинице Сан‑Тринидада». Он был абсолютно уверен, что Бен не замедлит приехать. Они знали друг друга давно и могли во всем полагаться друг на друга.
Таких типов, как Уилбур, было еще поискать! Законченный проходимец, он обладал редкими талантами ловко вскрывать сейфы и очищать карманы добропорядочных граждан за карточным столом. Но с ним приятно было общаться. Это был верный товарищ, всегда веселый и охочий до разных авантюр. Когда Уэлдона одолевала тяга к приключениям, он обращался к нему, как сделал это только что. А вдобавок ко всему Уилбур был замечательным врачом. Уэлдон сам присутствовал при том, как в пустыне Бен делал сложнейшие операции, не имея под рукой ничего, кроме охотничьего ножа, пары сооруженных из проволоки пинцетов и иголки с ниткой. Этот образованный мошенник превосходно разбирался в анатомии, мог судить о заболеваниях мозга. Здесь бы он очень пригодился!
Юноша чувствовал, что, посылая это письмо, он действует за спиной Генри Уоттса. Но это не могло его остановить, так как он хотел помочь больной девушке.
В этот момент зазвонил колокольчик, Уэлдон отправился ее повидать.
Элен сидела у окна в инвалидном кресле. Ее руки, освещенные солнцем, держали книгу, а лицо скрывал приподнятый воротник пижамы. Они обменялись примерно такими фразами.
Вы хорошо спали? Да, очень хорошо. А вы? Она тоже. И все благодаря ему. Она спала прекрасно, зная, что он рядом и никто не сможет причинить ей вреда! Вы не сердитесь, что я ночью вломился к вам в комнату? Я нисколько не сержусь, так как благодаря этому чувствовала себя в абсолютной безопасности. И затем, медленно подняв глаза, Элен улыбнулась ему доверчиво, как ребенок.
Однако, выходя из комнаты, юноша услышал мягкий, приглушенный зевок и понял, что доктор прав. Девушка лежала всю ночь без сна, а теперь заснет, если сможет, согретая теплыми солнечными лучами!
Глава 18
ЧТО ОН УВИДЕЛ?
Уилбур прибыл после полудня. Уэлдон, задремавший было после ленча, проснулся от звука мужских шагов в холле. Сначала он подумал, что это старый доктор, но потом понял, что Генри Уоттс не мог бы передвигаться так энергично.
Тетушка Мэгги подвела незнакомца к двери в библиотеку и отступила с видом сторожевой собаки, ожидающей решения хозяина. Она успокоилась лишь тогда, когда увидела, как Уэлдон пожимает приехавшему мужчине руку. Уилбур вошел в комнату, и дверь за ним затворилась.
Они уселись у окна, обмениваясь улыбками. Им многое пришлось пережить вместе. Настоящими друзьями они так и не стали, но питали друг к другу взаимное уважение. Им приходилось бывать в разных переделках.
– Игра стоит свеч, Лью? – поинтересовался Уилбур.
– Дружище, – упрекнул его Уэлдон, – это не игра. Это как тройное сальто под куполом цирка!
– А ты, значит, хочешь участвовать во всем представлении, от начала до конца?
– Приходится. Но все дело в том, что весь этот спектакль идет в кромешной тьме. Как ни пыжься – ни черта не разобрать! Я уже все глаза проглядел – толку никакого!
– А я здесь при чем?
– Ни при чем, – решительно отрубил юноша. – Твои таланты, дружище, здесь вряд ли пригодятся.
– Но ты же мне написал? – И Уилбур дотронулся до маленького чемоданчика из мягкой сафьяновой кожи.
– Через две комнаты отсюда лежит девушка, она больна чахоткой, – пояснил Уэлдон. – Прошу тебя, осмотри ее! Но учти – ты здесь просто с дружеским визитом, приехал навестить меня. Надеюсь, что тебе позволят осмотреть ее. Понимаешь? Она хрупкое существо.
– Насколько хрупкое?
– Настолько, что тронь, и сломается.
– И хорошенькая, разумеется? – улыбнулся Бен, сверкнув прекрасными белыми зубами.
Он был бы красив, если бы не очень высокий лоб, который делал его и без того длинное лицо еще длиннее.
– Я видел только одну женщину еще более красивую, – поделился Уэлдон.
– Значит, она не такая уж хрупкая, – со смехом возразил Уилбур. – Красота как свет, Лью. Перегоревшие лампочки светить не могут!
Уэлдон отмахнулся:
– Ты пересмотришь свои представления о женщинах, когда познакомишься с ней.
– Речь идет о богатом браке, Лью? – полюбопытствовал Уилбур, хладнокровно оценивая обстановку и картины в библиотеке.
– Она обречена, – угрюмо прошептал Уэлдон, немного подавшись вперед. – Старый доктор Генри, который печется о ней, считает, что ей не выкарабкаться. Но возможно, он на полвека отстал в своих медицинских воззрениях. Уилбур, если ты спасешь ее, я… – И умолк.
– Что, так сильно дорожишь ею? – осведомился Уилбур с циничной улыбкой.
– Гораздо сильнее, чем ты можешь вообразить!
Бен кивнул, глаза его сверкнули.
– Я сделаю для нее все, что смогу. И вообще был бы не прочь поменяться с тобой местами. Ты ж меня знаешь, я всегда был охотником за золотом!
Он беззаботно махнул рукой. Но Уэлдон прекрасно знал, что, по существу, за этим жестом скрывается истинная преданность.
– И для этого ты меня вызвал сюда, Лью?
– Прости, только для этого.
– Да‑а, – протянул Уилбур. – Ну да Бог с тобой! Иди подготовь девушку, чтобы, увидев меня, она не упала в обморок.
Уэлдон отправился к больной, постучал в дверь. Сонный голос пригласил его войти. Приветливо поздоровавшись с Элен, он извинился за беспокойство. Так случилось, объяснил, что им выпал редкий шанс – его навестил старый друг, замечательный врач. Не позволит ли ему мисс О'Маллок осмотреть себя?
Глаза ее расширились, она явно растерялась.
– Вы считаете, мне нужен какой‑нибудь другой врач, кроме нашего милого доктора Генри?
– Конечно, доктор Уоттс вылечит вас. Но мой друг, может быть, сделает это быстрее. И в конце концов, раз уж подвернулась такая возможность, почему не воспользоваться ею?
В раздумье Элен прикрыла глаза:
– Вы очень добры. Но не лучше ли сначала посоветоваться с доктором Уоттсом?
Юноша закусил губу. Этого‑то он как раз не хотел.
– Ну что ж, – ответил, – но Уилбур пробудет у нас очень недолго…
– Тогда, по крайней мере, представьте его мне. А потом, если доктор Уоттс…
Уэлдон поспешно вернулся к приятелю:
– Тебе разрешено с ней немного посидеть. Но со старой калошей придется посоветоваться, прежде чем ты сможешь ее осмотреть. Пошли, Уилбур, веди себя прилично и постарайся ей понравиться. Прошу тебя, постарайся!
Он повел Уилбура в комнату Элен О'Маллок, которая лежала спокойно, доверчиво улыбаясь новому медику. Завязалась непринужденная беседа. Уилбур рассказывал о своих приключениях в горах Лас‑Алтас, о причудливых звериных тропах, по которым ему приходилось взбираться на горные кручи. Уэлдон решил, что он очень хорошо справляется со своей задачей, и был удивлен и даже разочарован, когда по истечении получаса Бен заявил, что не должен больше утомлять пациентку.
Когда они ушли от девушки, Уэлдон с упреком заметил:
– Дружище, ты уже начал завоевывать ее доверие. Какого же черта прервал разговор на полуслове и ушел, даже не попытавшись…
Уилбур поднял руку, призывая к молчанию:
– Я пробыл там достаточно. И узнал то, что хотел узнать.
– Достаточно?
– Вполне.
– В таком случае ты знаешь, что с ней? Ты действительно знаешь это, Уилбур?
Вместо ответа, Уиилбур внимательно посмотрел на Уэлдона.
– А ты не знаешь? – спросил наконец отрывисто.
– Я? Я не врач. Откуда мне знать?
Уилбур отвернулся и в молчании стал мерить комнату быстрыми шагами.
– Все это, конечно, серьезно, – высказал предположение Уэлдон, обеспокоенно глядя на расхаживающего по комнате приятеля.
Тот только пожал плечами.
– Так что, это смертельно? – не отставал парень.
Доктор круто обернулся, сунул руки в карманы и смерил его взглядом.
– Я тебе не пациент, – раздраженно буркнул Уэлдон. – И нечего сверлить меня глазами, я не нуждаюсь в твоем диагнозе!
– Давай начистоту, – подошел к нему Уилбур. – Ты любишь эту девушку?
Уэлдон ответил не сразу:
– Я? Нет.
– Ясно, – бросил врач, возобновив ходьбу по комнате.
– Что тебе ясно?
– Но ты серьезно относишься к ней?
– В этом можешь не сомневаться! Слушай, не напускай туману! Скажи прямо: можно как‑нибудь помочь этой бедной девушке?
Поразмыслив, Уилбур отрицательно покачал головой:
– Только не я. Я не смогу ей помочь.
– Это означает, что никто не сможет ей помочь?
– Вовсе нет.
– Бенджамен! – рявкнул Уэлдон. – Еще немного – и я вышвырну тебя в окно! Ты скажешь мне толком, в чем дело?
И безмерно удивился, услышав холодный ответ:
– Ничего я тебе не скажу. Я уже сказал все, что нужно.
– Да объясни же, наконец!
– Я не сэр Галахад и не король Артур. Однако я врач, и на свете существует такая вещь, как профессиональная этика.
Уилбур стиснул зубы. Рассерженный, сбитый с толку, он понял, что больше от приятеля ничего не добьется. Тогда заговорил о другом:
– Ладно. Оставим это. Скажи, трудно ли установить, отравлен человек или умер естественной смертью?
– Все зависит от того, чем отравлен и давно ли умер.
– Допустим, мышьяком. А умер год назад.
– Тогда очень просто.