Эти мощные стены, которые сделали бы честь любой крепости, были сплошь увиты виноградом. Одна из лоз цвела, осыпая здание белыми лепестками.
Дом был не очень большим, и его никак нельзя было назвать красивым. Глубоко посаженные и довольно узкие окна придавали ему уединенный и задумчивый вид. Тем не менее в нем ощущалось какое‑то самодовольство. Уэлдон рискнул предположить, что генерал О'Маллок никогда не мучился сомнениями и все, что делал, считал исключительно важным. Это непоколебимое самомнение проявлялось в замысле сооружения, например в его безобразных очертаниях. Передняя стена дома была втрое выше задней. Но по крайней мере один разумный довод в пользу размещения здания именно в этом месте был налицо. Дом стоял на круглой площадке, на склоне горы. На западе и на севере взор упирался в труднопроходимое ущелье между горами Лас‑Алтас и Камберленд. На юге на волю из каньона вырывалась покрытая белой пеной Рио‑Негро. Вглядевшись пристальнее, можно было увидеть, как река успокаивается, добираясь до невзрачного городка Джунипер, напротив которого, на другом берегу, виднелся Сан‑Тринидад. Словом, с этой стороны открывалась широкая панорама. Глаз охватывал три четверти окружности, и, естественно, каждый испытывал волнение от увиденного.
– Да, это был мужчина с характером, – заключил Уэлдон.
Он спешился, а доктор вылез из машины. Ему не надо было объяснять, что было на уме у молодого человека.
– Генерал относился к тем людям, которые всегда поступают по‑своему. Войдем в дом? – предложил Уоттс.
– Подождем, – сказал Уэлдон. – Не худо бы осмотреться.
Построек вокруг дома было не так уж много. Амбар и конюшня оказались меньше по размерам, чем можно было бы ожидать от такого богатого поместья. Разглядывая все с большим интересом, Уэлдон заметил еще несколько сараев. Они были сооружены прочно и основательно из тех же самых камней, что и дом. А между конюшней и задней частью дома находилось нечто, похожее на испанский внутренний дворик. Одной стороной его являлась стена дома, а три другие представляли собой грубые каменные парапеты. Дворик был вымощен булыжником, в центре его находился колодец с черной дырой посредине.
|
|
– Потребовалась кругленькая сумма, чтобы выкопать здесь колодец, – сообщил доктор. – Но генерал выбрал именно это место и решил найти воду именно тут. Настоял, чтобы взорвали горную породу и пробились сквозь скалу. Сами можете судить, как глубоко пришлось спуститься, чтобы дойти до воды!
И действительно, когда молодой человек наклонился над колодцем, сначала он вообще не увидел воды. Ему пришлось заслонить глаза и всмотреться пристальнее, чтобы заметить ее блеск глубоко внизу. Витая лесенка, обросшая зеленым мхом, спускалась внутрь колодца, закручиваясь по спирали, которая, казалось, еще более увеличивала ощущение глубины.
Вокруг были голые скалы, и дворик, казалось, должен был выглядеть мрачно. Но как раз наоборот, он производил жизнерадостное впечатление. Повсюду вился виноград. Стена дома, как и все остальное, вся была покрыта зеленью. А вверх по склону за остроконечной крышей амбара высились огромные, пахнущие смолой сосны, которые взбирались рядами все выше и выше, сливаясь в конце концов в сплошную темно‑зеленую массу.
|
|
– Здесь любой бы повеселел, – отметил Уэлдон.
– Генерал чувствовал себя счастливейшим из людей! – подхватил доктор. – В этом дворике он обычно пил по утрам кофе. Любил посидеть тут и в полдень, в самую жару. Я думаю, он предпочитал вид отсюда той широкой панораме, которая открывается с фасада дома. Тот вид походил на него самого – обширный, с кипучей жизненной энергией. А он любил контрасты. Его жена, к примеру, была хрупкой и преданной женщиной. У сильных мужчин так часто и бывает.
Входя в дом, они услышали резкий, визгливый голос, выговаривавший кому‑то:
– Ах ты, плут! Ворюга! Ох, что я сделаю с тобой, если еще раз застану тебя в доме, Генерал!
Черный кот выскочил из холла и стремглав бросился наутек, проскользнув между ногами Уэлдона.
– Это и есть Генерал, – улыбнулся доктор. – Генерал Шерман, так называет его тетушка Мэгги, потому что он большой любитель наведываться на кухню.
– А разве Мэгги так много лет, что она помнит генерала Шермана?
– Вовсе нет! Но она выросла на рассказах о нем. Мэгги – добрая душа!
В этот миг показалась и сама тетушка Мэгги, ковыляющая через холл с внушительной кочергой в руках. Увидев вошедших, она сменила грозное выражение лица на приятную улыбку и отступила в сторону, чтобы дать им пройти.
– Я привез друга, который хочет осмотреть дом. Он интересуется генералом О'Маллоком!
Уэлдону показалось странным, что прислуге‑негритянке, которая стряпает на кухне, так подробно объясняют причину его появления в этом доме. Проходя мимо тетушки Мэгги, он нарочно запнулся о небольшую ступеньку, что дало ему возможность посмотреть на женщину.
|
|
Тетушка Мэгги не сошла с того места, куда отступила, пропуская гостей. И теперь она смотрела им вслед со свирепым и подозрительным видом. Все кухарки склонны к странностям, и кухарки‑негритянки не являются исключением.
Уэлдон медленно поднялся вверх по лестнице. На первом этаже они не стали задерживаться. Здесь, как объяснил доктор, помимо кухни, кладовок и нескольких комнат, в которых жили слуги, не было ничего примечательного. Все главные апартаменты находились наверху.
Гостю показали столовую, пару спален. Через коридор, напротив спален, находилась ванна. Молодой человек был восхищен тем, что увидел. Его поразили глубокие, похожие на бойницы окна, которые сужались внутрь дома, потому что были сделаны по принципу воронки, хотя и прямоугольной, создавая впечатление солидной защиты и безопасности.
– Генерал, конечно, был ветераном, участником войн с индейцами? – полюбопытствовал парень. – Ведь эти окна – просто увеличенные бойницы!
– Совершенно верно, – улыбаясь, подтвердил доктор. – Весь дом построен как форт! – Он указал на прочные стены толщиной по меньшей мере в четыре фута и серьезно спросил: – Вам это нравится?
– Конечно! В этом нет сомнений!
– Здесь нет никакого притворства, заметьте. Генерал был искренним человеком. Посмотрите на мебель. Он мог бы привезти сюда дорогие вещи, но предпочел обстановку, которая подходила бы к сельской местности. Генерал О'Маллок не был лишен вкуса. У него было чувство гармонии, он не стал бы привозить сюда пианино ни для жены, ни для дочери. «Выйдем из дому, проедемся верхом, – предлагал он, бывало. – Там, в горах, можно услышать, как ветер гуляет в верхушках сосен!» Генерал выражался грубовато, но точно. И никогда не испытывал сомнений!
– Ясно, – кивнул Уэлдон. Он начинал лучше представлять себе старого вояку. – Но в последние дни, наверное, стал сдавать?
– О нет! Ничего подобного! Он мог вскочить в седло почти как мальчишка. А за три дня до его смерти я видел, как он взял одно из старых кентуккийских ружей и подстрелил белку на верхушке сосны! Нет, нет, тело его оставалось крепким и сильным!
Уэлдон резко повернулся, метнув острый взгляд на своего спутника. Эту тему можно было бы и развить. Но никакого развития не последовало. Доктор Уоттс подошел к двери и открыл ее.
Затем снова закрыл дверь и, повернувшись, прислонился к ней плечом. В его полуприкрытых глазах была боль.
– Я готов отвести вас к Элен О'Маллок, – произнес доктор и тяжело вздохнул. – Что касается ее состояния, то я бы не стал утверждать, что она обречена.
– Надеюсь, – серьезно отреагировал молодой человек.
– Но я хочу вас предупредить, чтобы вы поняли. Я стараюсь ей внушить, что у нее нет чахотки. Даже когда ее глаза западают, ее знобит, а на щеках выступают красные пятна, пытаюсь объяснить эти симптомы чем‑нибудь более легким – например, простудой, говорю о лихорадке…
И в этот момент Уэлдон услышал какой‑то резкий, часто повторяющийся звук, похожий на сухой лающий кашель.
Он глубоко вздохнул:
– Ладно. Надо быть повеселее. Вы об этом?
– Вы все правильно понимаете, мой дорогой друг. Мне… мне просто хотелось вас предупредить. Элен – хрупкое существо. И мать ее никогда не отличалась крепким здоровьем. Мы надеялись, что Элен пойдет в отца. Но природа распорядилась иначе. А сейчас она, похоже, слабеет и тает на глазах.
Уэлдон поспешно отвернулся. Он в полной мере сочувствовал этому поразительному человеку, который искренне любил больную девушку.
Глава 11
ДОКТОР И ЕГО ПАЦИЕНТКА
Доктор снова открыл дверь. Мужчины вошли в просторную спальню, где справа в углу стояла большая старинная кровать с балдахином на четырех столбиках. Кровать походила на призрак прошлого столетия. Кроме нее, в этой комнате находились и другие удивительные вещи. На полу лежали шкуры гризли и горного льва. На стенах висели головы хищников вперемежку с самым разнообразным оружием. Никогда еще не видел Уэлдон столь воинственно убранного помещения. Здесь имелись африканские копья с наконечниками в форме листьев и краями острыми как бритва, длинные, гибкие луки и тонкие смертоносные стрелы. Там были и кривые малайские ножи, и изогнутые арабские ятаганы, и, помимо всего прочего, пара длинных старинных мушкетов с богато инкрустированными стволами.
– Это комната генерала? – тихо поинтересовался парень.
– Да, вы правы. Это его комната. Элен не стала в ней ничего менять, хотя он умер больше года тому назад.
– Он охотился во всех этих местах? – Уэлдон указал на огромный рог носорога и свирепую голову тигра.
– Да, объездил весь мир. Не мог усидеть на месте, только смерть его наконец угомонила. – Неожиданно доктор содрогнулся, будто перед ним прошла тень старого генерала.
Подойдя к двери, которая вела в соседнюю комнату, Генри Уоттс остановился.
– А это комната Элен, – сообщил шепотом, и взор его смягчился. Затем, распахнув дверь, громко произнес: – Я привез с собой мистера Уэлдона, Элен. Нам можно войти?
Отозвался спокойный голос. Но слов Уэлдон не расслышал. Дверь распахнулась еще шире, и он вошел первым.
Девушка сидела в инвалидном кресле возле окна. Солнце ярко светило, согревая ей ноги, укрытые шалью. Яркий блеск солнечных лучей мешал Уэлдону хорошо рассмотреть Элен. Но когда он подошел ближе, чтобы пожать протянутую руку, то увидел бледное лицо с темными кругами под глазами. «Красота, утратившая всякую надежду», – мелькнула у него мысль. И тут же понял, что перед ним – самая прекрасная женщина из всех, что встречались ему во время его скитаний, если, конечно, не считать Франчески Лагарди. На ум пришла старая пословица: «нет дождя, кроме ливня». Это же надо, чтобы так случилось – встретил их обеих почти одновременно, темноволосую Франческу и светловолосую Элен. Таких разных! Лагарди обжигает, как пламя, а Элен О'Маллок туманит, как горный хрусталь, светящийся изнутри. «Вероятно, это из‑за того, что она лежит здесь, такая слабая и больная», – подумал молодой человек.
Ее холодная рука коснулась его руки. Он встретился с мягким и спокойным взглядом девушки, в котором не было ни вызова, ни намека на какой‑либо протест или укор. «Она больна, ей грозит смерть, – сказал сам себе. – Из‑за этого похожа на всех, кто умер в расцвете молодости и красоты».
Отступив немного и заложив руки за спину, Уэлдон встал так, чтобы девушка могла его как следует рассмотреть. А смотреть на нее ему было так же приятно, как слушать хорошую музыку. Но он не позволил себе слишком пристально ее разглядывать.
– Дорогой доктор Генри, – ласково сказала Элен, – вы поговорили с мистером Уэлдоном?
Ее низкий, с хрипотцой, прерывающийся от слабости голос совсем не походил на глубокий, мелодичный, бьющий через край энергией и весельем голос Франчески. И все‑таки и в нем была какая‑то своя, мягкая гармония. Глубоко вздохнув, парень затаил дыхание – явный признак того, что он растрогался.
– Я говорил с ним, – ответил доктор Уоттс. – Очень коротко, моя дорогая. Он захотел приехать сюда, познакомиться с вами, изучить обстановку.
Она слегка нахмурилась:
– Здесь не очень‑то весело. До города далековато, и дорога плохая. Вам придется иметь это в виду, мистер Уэлдон, если вы решитесь переехать к нам! – И, давая ему время обдумать сказанное, обратилась к доктору: – А когда мне позволят проехаться по этой дороге верхом?
Генри Уоттс подошел к девушке и взял ее за руку. Из‑за опущенных от природы плечей доктора создалось впечатление, что он склонился над ней.
– Через несколько дней, я уверен. Всего через несколько дней, вне всякого сомнения, моя дорогая, вы снова будете сидеть в седле и на ваших щечках расцветут розы.
– Правда? – тихо обрадовалась она, подняв на него большие темные глаза, слабо улыбнулась.
Уэлдону показалось, что доктор притворяется очень неуклюже, а Элен это прекрасно понимает. Догадывается ли она о том, что ее ждет? Знает ли, что ей не придется больше выйти из этого дома самостоятельно и что она сможет покинуть его только тогда, когда ее вынесут отсюда мертвой?
Размышляя таким образом, он помрачнел.
Девушка заметила это и моментально отреагировала.
– Увы, это еще не все, – произнесла она. – Далеко не все. Здесь почти никто не бывает, с кем можно было бы пообщаться, побеседовать. Правда, милый доктор Генри приезжает ко мне почти каждый день. И будет приезжать. Есть еще бедняга Доггет. Но с ним не очень‑то поговоришь. Старая тетушка Мэгги наверняка скоро вам наскучит. И со мной не очень весело, как видите.
– Вы могли бы нарисовать более жизнерадостную картину, – вмешался доктор, едва скрывая раздражение. – Какой же смысл было тащить человека сюда, в такую даль, чтобы сразу же дать ему от ворот поворот?
Уэлдон чуть не взорвался. Доктор был уже далеко не молод, мог бы уже научиться держать себя в руках!
Девушка немного помолчала. Она вообще никогда не торопилась с ответом, сначала старалась обдумать то, что ей говорили. Ее мягкий взгляд остановился на лице Уоттса.
– Понимаете, – вымолвила она после паузы, – я не хочу, чтобы у мистера Уэлдона сложилось неверное впечатление. Вдруг он не сразу поймет, какая здесь скучная, унылая жизнь. Переедет сюда, мы привыкнем к нему. И тогда для нас будет огромным разочарованием потерять его!
– Вы так хорошо начали рисовать эту картину, – сказал доктор с непростительным и каким‑то детским раздражением, – что могли ее и закончить, сообщив мистеру Уэлдону, зачем он нам нужен. Я только намекнул на некоторые факты.
Девушка перевела взгляд с Уоттса на молодого человека:
– Мы думаем, какие‑то люди пытаются проникнуть в дом и добраться до меня.
Уэлдон едва не потерял дар речи, но справился с собой.
– Добраться до вас?
– На днях доктор увидел кого‑то в коридоре. Этот человек не стал ничего дожидаться – выскочил в окно. Кроме того, за несколько дней до этого взломали замок на двери черного хода. Но Мэгги услышала шум и выбежала из своей комнаты. Там никого не оказалось.
– Наверное, хотели ограбить дом, – успокоившись, предположил Уэлдон. – Ясное дело!
– Но в моей комнате нечего красть, – возразила девушка. – Вы же сами видите!
И действительно, ее спальня была очень скудно обставлена. На стенах висело несколько фотографий. На полу лежал потертый ковер. С уверенностью можно было сказать – дочь генерала не купалась в роскоши.
– У меня нет никаких драгоценностей. Только пара колец и несколько безделушек – вот и все, – добавила девушка. – И все об этом знают.
– А что, те, кто проникал в ваш дом, пытались добраться именно до вашей комнаты?
– Того мужчину доктор застал у моей двери. Доктор предположил, что он пытался открыть ее отмычкой.
Уэлдон с трудом сглотнул.
Он еще раз внимательно посмотрел на Элен О'Маллок и подумал, что на свете не может быть мужчин, способных причинить ей вред. Но затем в этом усомнился. В конце концов, всегда найдутся люди, которых ничто на свете не интересует, кроме денег.
Девушка крутила на пальце колечко, украшенное с одной стороны небольшим светлым сапфиром, с другой – бриллиантом.
– И всю прошлую неделю… – заговорила она, но внезапно умолкла. – Доктор Генри, я думаю, вам лучше самому рассказать об этом мистеру Уэлдону.
Откинувшись головой на подушку, Элен закрыла глаза.
Уэлдон бросил предостерегающий взгляд на Уоттса, и тот кивнул.
– Нам лучше уйти, – прошептал. он. – Мы оставим вас ненадолго, Элен, обсудим все это между собой. Вам ничего не нужно?
– Нет, ничего. Вы расскажете мне, о чем договоритесь?
– Разумеется.
Расставшись с девушкой, доктор и молодой человек устроились в комнате генерала. И вскоре услышали резкий, мучительный кашель.
– Почему вы ничего не предпринимаете? – резко спросил Уэлдон.
– А что можно предпринять? – сухо возразил Генри Уоттс. – Микстуры от кашля? От них ее только тошнит. И вообще, микстуры абсолютно не способны справиться с такой болезнью!
Уэлдон закусил губу и отвернулся.
– Так что же, ничего нельзя поделать? – отрывисто бросил через плечо.
– С чахоткой? Я не знаю! Не знаю! А кто знает? Может быть, и есть какой‑то шанс. Но в ней нет духа борьбы. Она уже со всем смирилась. По‑моему, ей все стало безразлично.
– Не должно быть безразлично! – решительно возразил Уэлдон.
– Конечно, мой мальчик. Останетесь здесь и вылечите ее. Может, у вас получится…
– Остаться здесь, в этой дыре? – саркастически усмехнулся парень. – Дружище, хотел бы я посмотреть на того, кто вытащит меня отсюда!
Глава 12
РАССУЖДАЯ О ЯДАХ
Дальнейший разговор прекратился, так как доктор поднял руку. Он повернулся и поспешно вышел в соседнюю комнату. В его поведении было что‑то странное, словно Генри Уоттс торопился объявить о решении Уэлдона, чтобы не дать ему возможности передумать.
Дверь была прикрыта неплотно. Из спальни больной донесся тихий, радостный возглас. И снова девушка раскашлялась!
По какой‑то причине этот ужасный приступ кашля заставил Уэлдона встрепенуться, сунуть руку под куртку и ухватиться за рукоятку кольта. Но, увы, против такого врага, как чахотка, револьверы бесполезны.
Тем временем вернулся доктор, взволнованно потирая руки.
– Вы могли бы сообразить, доктор Уоттс, – резко заявил парень, – что с этим делом не будет покончено, даже если нам удастся отогнать от нее всех этих крыс! По‑моему, девушка умирает! Однако вы ухитряетесь выглядеть даже счастливым!
Таким разговорчивым Уэлдон бывал очень редко. А то, что сказал сейчас, казалось, сильно расстроило доктора. Он плюхнулся на стул, дергая Себя за бороду.
– Конечно, возможно, вы правы, – вздохнул тяжело. – Только никому нельзя запретить надеяться, так же как никому нельзя запретить молиться, мистер Уэлдон!
Вся враждебность молодого человека тут же испарилась. Он в свою очередь тоже опустился на стул.
– Вы собирались что‑то мне рассказать, – напомнил спокойно.
– О чем, скажите на милость? – поинтересовался доктор с отсутствующим видом. – Не помню.
– Вы должны рассказать мне о том, о чем бедная девушка не решилась сказать сама.
– Ах, об этом? Разумеется. Изложу вам суть дела покороче. Это было семь или восемь дней тому назад, так я думаю. У постели Элен всегда стоит стакан с водой, и прежде чем отпить из него глоток, она добавляет туда несколько капель лимона. Но в то утро, проснувшись, забыла про лимон. И, отпив из стакана, почувствовала, что у воды какой‑то странный вкус. Одним глотком удовлетворила жажду и стакан отодвинула.
В то утро по милости судьбы я пришел рано. Она рассказала мне о странном вкусе воды, и я попробовал ее сам. Потом подверг ее анализу. У меня были и другие дела, поэтому только вчера получил результат.
Из кармана пиджака Генри Уоттс извлек какой‑то маленький пузырек и поднес его к свету. Там была, как показалось Уэлдону, абсолютно прозрачная жидкость. Доктор потряс склянку, и со дна поднялась легкая муть.
– Мышьяк, – объявил Генри Уоттс, сощурив глаза. – Мышьяк, – повторил еще раз, доброжелательно улыбаясь собеседнику.
– Они пытались отравить ее? В это трудно поверить! – воскликнул Уэлдон.
Он свернул цигарку и энергично затянулся. Комната почти мгновенно наполнилась дымом.
– Ну да, мы‑шьяк, – подтвердил доктор, странным образом и не без удовольствия растягивая это слово. – И все проделано очень аккуратно. Между прочим, в этом крошечном пузырьке достаточно мышьяка, чтобы убить собаку…
– А разве одного глотка не достаточно, чтобы убить такую хрупкую девушку?
– Вы не понимаете. Это необычный препарат. Хочу вам напомнить, что мышьяк мышьяку рознь. Его называли ядом для дураков. Но не в руках мастера. Вовсе нет. Вовсе нет.
Доктор, посмеиваясь, поглядывал на молодого человека. Он как будто наслаждался этой темой. В его поведении даже почудилось что‑то детское.
Уэлдон остудил странный энтузиазм доктора, задав ему следующий вопрос:
– Но ведь мышьяк всегда оставляет следы в организме?
– Разумеется, – весело признал Генри Уоттс. – Но как раньше осматривались, да и теперь осматриваются многие трупы? А в наши дни, когда умерших кремируют, преступники вообще могут быть уверены, что следы их преступлений вскоре исчезнут в огне вместе с их жертвой. О да! Кроме того, существуют разные смеси. Можно дать мышьяк таким образом, что жертву стошнит. У нее закружится голова, страшно заболит живот, тело будет содрогаться от спазм. Такие симптомы, естественно, настораживают. Когда человек погибает, производят посмертное вскрытие. Поверьте мне, мой дорогой молодой друг, мышьяк – яд для дураков только тогда, когда он в руках дурака.
Пораженный парень слушал доктора с большим интересом. Удивление его было неподдельным. В сутулом и рассеянном докторе неожиданно обнаружились научная основательность и серьезность.
– Этот яд, к примеру, может не давать о себе знать в течение нескольких дней. Странный вкус воды был бы давно забыт. Элен просто спокойно уснула бы, но больше никогда не открыла бы глаз. Бедное дитя! – Доктор скорбно покачал головой. – Бедное дитя!
– Однако, – возразил Уэлдон, – до вчерашнего дня вы не знали, что это мышьяк?
– Не знал. Но сразу его заподозрил, как только попробовал воду. Без лимона этот яд имеет слабый привкус, который может почувствовать только либо человек восприимчивый, с таким тонким вкусом, как у Элен, либо профессионал, разбирающийся в подобных вещах. Но добавьте в него всего две капли лимонного сока – и этот привкус немедленно исчезнет.
Молодой человек кивнул. Он не мог не восхищаться этим старым человеком. Его забавляло, что, вступая на научную стезю, Генри Уоттс совершенно забывал о своей почти уничижительной скромности и смело отстаивал свое мнение.
– Конечно, я сразу же стал давать ей противоядие, – сообщил он. – Постепенно, день за днем. Сейчас Элен не чувствует никаких последствий от яда.
– Любопытно. Чрезвычайно любопытно, – заметил Уэлдон. – И как вы думаете, кто же выкидывает подобные трюки?
– Ах, да это те же самые, кого уже дважды застигали в этом доме! В этом нет никакого сомнения.
– Те же самые? Но вроде бы каждый раз заставали одного человека…
– Да, но не изготовителя яда. И не того, кто всыпал его в стакан с водой.
– Вы уверены в этом?
– Конечно! Так же, как уверен в том, что сейчас нахожусь здесь, или в том, что где‑то в небе сверкает молния!
– Но откуда такая уверенность?
– Просвещу вас немедленно! Те работали грубо. Они выдавали себя шумом. Но этот человек – другой. – Генри Уоттс покачал маленьким пузырьком, улыбнувшись ему так, как если бы это была единственная его привязанность. – Этот человек такой же таинственный, как сама смерть. Он ступает беззвучно. Передвигается как тень. Без сомнения, он умен, талантлив и даже добр!
Уэлдон воздержался от комментариев.
– Без сомнения, – задумчиво продолжил доктор, – склонившись над этой чудесной девушкой, он благословил ее красоту. Даже радовался, скажем так, что отсылает ее из этого мира, прежде чем ее изуродуют годы и страдания!
– Неужели? – вежливо осведомился парень.
– Но потом, когда яд не подействовал, он не захотел подвергаться риску, вторично появляясь в доме. Нанял какого‑то мужчину, послал его сюда, но тот потерпел неудачу. Затем нанял другого, который тоже потерпел неудачу. Но рано или поздно этот злой гений опять заявит о себе. Возможно, вы с ним еще встретитесь!
– Надеюсь, – хмуро буркнул Уэлдон.
– Только, если схватите его, обращайтесь с ним, пожалуйста, ласково. Для меня!
– Не понял. Поясните свою мысль, доктор, прошу вас!
– Видите ли, прежде чем он умрет, я хотел бы с ним побеседовать. Вникнуть в его изощренный мозг, ощутить красоту его души. Ох, я, кажется, говорю как поэт! – смущенно кашлянул Генри Уоттс.
– Немного, – согласился его молодой собеседник.
– Для пытливого ума ученого даже самый смертоносный микроб – великолепное зрелище. А этот яд меня очень интересует. Мышьяк. Яд для дураков. Как глупы те, кто назвал его так! – Повернувшись, доктор взглянул Уэлдону прямо в лицо. – Вам известно, что когда‑то разных видов мышьяка было больше, чем марок вин в современной Франции?
Молодой человек не ответил. В этом не было необходимости. Старик, охваченный энтузиазмом, читал лекцию, ничего не замечая вокруг.
– В те дни, когда Италия была великой страной, – говорил он, – жизнь людей была вдвое короче, чем сейчас, но ценилась втрое дороже. Тогда в Италии умели составлять эти яды. Мышьяк подвергался тройной очистке. Сначала травили скот и добывали из мертвой туши сильнодействующую смертоносную сыворотку. Затем с ее помощью снова травили скот. И смерть таинственным образом усиливала губительное действие яда… Но со временем этот секрет был утерян. Мы только в самом общем виде знаем о тех результатах, которых добились великие итальянцы. Например, это выглядело так. Мужчину вызывают на дуэль, а он внезапно падает замертво. Страх и перевозбуждение – утверждают очевидцы и хоронят его. И никто не задумывался над тем, что перевозбуждение оказалось смертельным только из‑за принятого незадолго перед ним такого яда. Или так. Человек вечером пьет вино, а на следующий день, как только что‑нибудь съедает, внезапно умирает. Отравлена пища? Ее исследуют – по крайней мере то, что от нее осталось, – и находят абсолютно безвредной. «Рука Господа» – говорят в таких случаях медики.
Они все были такими, эти старые преступники, – имитировали руку Господа. Вмешивались в судьбу человека, действуя тихо, таинственно и беспощадно. А ведь я упомянул пока только о грубых, примитивных методах. Однако тех же результатов можно добиться с помощью более тонких и деликатных маневров. Скажем, вы обедаете в моем дворце. А утром отправляетесь из Рима во Флоренцию. Время в путешествии бежит быстро, обед во дворце позабыт. Но внезапно вам становится плохо. «Лихорадка», – ставит диагноз один врач. «Сердце», – утверждает другой. А вы умираете. – Глаза доктора сверкали, голос дрожал от волнения. Немного помолчав и успокоившись, он снова заговорил: – Превосходно, не правда ли? Но бывали и другие способы. Иногда, если жертва никуда не уезжала, а оставалась рядом, ее отравляли постепенно, добавляя в лекарства соответствующее зелье, с чрезвычайной тщательностью его дозируя. Из месяца в месяц бедному страдальцу становилось все хуже. Жизнь шла на убыль. Рекомендовалась перемена обстановки. Человек куда‑нибудь уезжал. И во Франции или в Египте силы оставляли его окончательно, он тихо умирал в своей постели. Мысль о яде никому даже в голову не приходила!
Но покажите мне современный способ, который мог бы сравниться с этими старыми приемами! – воскликнул доктор Уоттс. – Покажите аконит, синильную кислоту, употребленные таким образом, чтобы достичь подобного артистизма и добиться столь впечатляющих результатов.
Уэлдон кивнул. Он явно увлекся этой замечательной лекцией. И кроме того, сам Генри Уоттс предстал перед ним в совершенно неожиданном свете. В характере доктора обнаружились многочисленные и разнообразные грани, о наличии которых ранее трудно было даже подозревать. Выходит, правда, рассудил он, что ученый со всеми его странностями, проводящий жизнь в уединении, абсолютно непохож на обычного человека, которого встречаешь на улице.
– Вы полагаете, неизвестный мужчина, злодей, который пытался отравить Элен О'Маллок, владеет этим утраченным мастерством? – полюбопытствовал Уэлдон.
– Он? Не вполне. О нет, его действия нельзя назвать каким‑нибудь величайшим триумфом в искусстве использования яда. Однако в его подходе есть что‑то неординарное. Заметив это, я понял, что, помимо толстых стен и прочных решеток, дряхлой негритянки и выжившего из ума старого слуги, необходимо придумать что‑нибудь еще, чтобы сохранить жизнь такой прекрасной девушки, как Элен О'Маллок. Разве вы не согласны со мной, мистер Уэлдон?
– Согласен, конечно, – подтвердил парень. И, помолчав, добавил: – Не знаю, что вам известно обо мне. Боюсь, вы просто приняли на веру все, что вам наговорили. А я не то чтобы какой‑то страшный бандит, но в то лее время и живу скорее неправедно, чем в согласии с законом. И больше сведущ в том, как обойти его, чем в том, как распутать какое‑нибудь хитроумное преступление.
– Мой дорогой друг… – начал, улыбаясь, доктор.