Это можно проследить по съездам и совещаниям компартий, на которых обсуждались проблемы строительства социализма.
В 1947 году в Польше состоялось «Информационное совещание представителей некоторых компартий», в котором участвовали представители ВКП (б), компартии Югославии, Болгарии, Румынии, Венгрии, Польши, Франции, Чехословакии, Италии. Первый доклад «О международном положении» сделал А. Жданов. Казалось бы, в большинстве этих стран только что произошли социалистические революции, они только вступили в переходный период к коммунизму (социализму). Вот бы и указать на особенности их «революционной диктатуры пролетариата». Но нет. Не тут-то было. Даже и просто о диктатуре пролетариата речь практически не зашла. Да и как она могла зайти, если один из ведущих партийных лидеров ВКП (б) в основном докладе не только не вспомнил о диктатуре пролетариата, но даже характеристику молодым социалистическим государствам дал как «демократическим»: «В этих странах возникли новые, народные, демократические режимы»[37]. Ну, конечно, раньше были фашистские режимы, а теперь – демократические. Прогресс! Логично. Но В. И. Ленин и И. В. Сталин учили различать буржуазно-демократические и пролетарски-демократические государства и их режимы. Опытный идеолог этого не различает и чуть далее соответственно конкретизирует: «В этих странах к власти пришли представители рабочих (а не рабочий класс – А. К.), крестьян (а не крестьянство как класс и союзник рабочего класса – А. К.), представители прогрессивной интеллигенции (случайно подобранные на улице? – А. К.)»[38]. Для тех, кто не понял, он уточняет: «… была заложена основа государственной общенародной (? – А. К.) собственности, был создан новый тип государства – народная республика, где власть принадлежит народу, крупная промышленность, транспорт и банки принадлежат государству и ведущей (? – А. К.) силой является блок (? – А. К.) трудящихся классов населения (? – А. К.) во главе с рабочим классом»[39]. И завершается эта краткая характеристика (полторы страницы) странным оборотом: «… они закладывают основу перехода на путь социалистического развития»[40]. То есть переходный период ни с революционной, ни с отмирающей диктатурой не просматриваются. Просматривается некий переход к «переходу на путь».
И это, видимо, тоже не случайность. Поскольку в выступлениях других участников Совещания диктатуре пролетариата тоже не повезло. Конечно, представителей этих компартий можно понять: в докладах они вспоминали борьбу с фашистской диктатурой, поэтому боялись, что их не поймут и с другой, хотя и противоположной, диктатурой. Но не до такой же степени! Представитель Болгарии В. Червенков процитировал Г. Димитрова: «…Болгария не будет советской республикой, но она будет Народной республикой, в которой руководящую роль будет играть огромное большинство народа – рабочие, крестьяне, ремесленники и народная интеллигенция. В ней не будет никакой диктатуры (Курсив наш – А. К.), но в Народной республике основным, решающим фактором будет большинство трудящегося народа, люди общеполезного труда…»[41]. Ну и, видимо, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений, тов. Червенков объяснил: «Но теперь постановка борьбы за социализм иная, чем в 1917 г., когда совершилась Октябрьская революция. Тогда… для перехода к социализму необходима была диктатура пролетариата (? – А. К.). С тех пор прошло, как вы знаете, почти три десятилетия … Когда у нас, в Болгарии, встанет вопрос о переходе от нынешнего общественного строя к новому, социалистическому строю, тогда коммунисты … будут строить новое, социалистическое общество … как общенародное историческое дело».[42] Общенародная собственность, общенародное дело – вот где и когда зарождалось «общенародное государство» Хрущёва…
Вторым теоретиком, вспомнившим диктатуру пролетариата, был представитель Венгерской КП И. Реваи. Он превзошёл болгарского: «В сознании широких масс наша партия жила как партия 1919 года, как партия диктатуры пролетариата. Было много так называемых «старых коммунистов» … Эти люди не понимали политики сотрудничества с другими демократическими партиями … и причинили партии много вреда».[43] К сожалению, он и его соратники и в 1956 году, и после, не поняли ни диктатуры пролетариата, ни её роли в переходный период. Они похожи на тех горереволюционеров, о которых Ленин как раз говорил в апрельском (1917 года) «Докладе на собрании большевиков – участников Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов 4 (17) апреля 1917 года: «Законы важны не тем, что они записаны на бумаге, но тем, кто их проводит. Диктатура пролетариата есть, но не знают, что с ней делать».[44]
Так, может быть, специалисты того времени разобрались с этим вопросом и с понятием диктатуры пролетариата? Берём брошюру М. Аржанова «О произведении В. И. Ленина «Государство и революция», изданную Государственным издательством политической литературы» в 1952 году «в помощь пропагандисту». И читаем в первом разделе цитату из Ленина, что сущность государства переходного периода «неизбежно одна: диктатура пролетариата » (стр. 13). Но теперь вслед В. И. Ленину идёт пояснение: «Эти слова звучат с особой силой теперь, когда возникла и успешно развивается одна из форм диктатуры пролетариата – народно-демократическое государство… Она представляет собой нечто вроде (? – А. К.) диктатуры рабочего класса и крестьянства при руководящей роли рабочего класса и … своим остриём направлена против империализма, против фашизма» (стр. 14). Против какого фашизма в Болгарии или ГДР? С ними уже покончено. Да и империализм от них далеко.
М. Аржанов, видимо, квалифицированный специалист, а следовательно, был знаком с материалами рассмотренного Информационного совещания. Но смог вынести из подобных материалов лишь «нечто вроде» диктатуры рабочего класса и крестьянства, поскольку уверенно и твёрдо руководители коммунистических партий даже общее понятие диктатуры пролетариата не вспоминают, не говоря уж о «революционной диктатуре пролетариата» как государстве переходного периода. Правда, возможно, что он не знал, что в болгарской Конституции уже записана новая формула диктатуры пролетариата, что лидер Социалистической единой партии Германии Вальтер Ульбрихт ещё в июле 1952 года говорил об установлении диктатуры пролетариата в Германской Демократической Республике. Недаром в молодости он встречался с Лениным. Поэтому и успехи в ГДР были гигантскими. Но он был уже в возрасте: в 1971 году ему было почти 80 лет.
Это забвение различения понятий привело к тому, что к середине 1950‑х годов появилась возможность оторвать вопрос о сущности социалистического государства (т. е. вопрос о диктатуре господствующего рабочего класса, бывшего пролетариата) от вопроса о формах этой диктатуры. Этот отрыв нагло и открыто осуществил на важнейшем руководящем форуме компартии – на ХХ съезде КПСС – ренегат Хрущёв. В основном докладе (Отчёте ЦК) он, как напёрсточник, подменил (и заменил) понятие «диктатуры пролетариата» её буржуазными образами-пугалами «насилия» и «гражданской войны», хотя вроде бы объяснял понимание буржуазными идеологами Советской власти и диктатуры пролетариата. В позитивном отношении он диктатуру пролетариата не вспоминает. Очень виртуозно в специальном разделе «О формах перехода различных стран к социализму» он умудрился обойтись без понятия диктатуры пролетариата[45]. Это понятие везде заменяет мысль о насилии: «Однако большая или меньшая степень остроты борьбы, применение или неприменение насилия при переходе к социализму зависят не столько от пролетариата, сколько от степени сопротивления эксплуататоров, от применения насилия самим классом эксплуататоров»[46]. И эти хитросплетения понадобились как прелюдия к возрождению мысли немецких социал-демократов конца XIX века, раскритикованной Ф. Энгельсом в специальной статье «К критике проекта социал-демократической программы 1891 года», где товарищи писали, что «современное общество врастает в социализм», но не сказали о том, «что собственно следовало сказать»[47]. Они посчитали, что достаточно сильны, чтобы завоевать большинство в парламенте и таким образом получить власть. Тогда это было практически невозможно в Германии. И Энгельс это показал. Теперь, после войны и победы над европейской фашистской буржуазией, имея помощь первого социалистического государства, коммунисты некоторых стран могут завоевать власть (или её значительную часть) на выборах и удерживать её. Но при непременном условии, что они понимают характер этой власти и готовы следовать её сущности, т. е. осуществлять как революционную диктатуру пролетариата. А если они думают только о своеобразии формы и забывают о сущности, то она напоминает о себе отрицанием и формы, и сущности, и самих формировщиков через какое-то время. Что и показала дальнейшая практика.
Ну а в крупных развитых странах эта мысль сразу развилась в «теорию» и практику так называемого еврокоммунизма и привела к потере влияния этих партий в рабочем классе и к последующему распаду. Так что это ревизионистское течение и его крушение было обосновано политиками ХХ съезда, которые наперебой талдычили о «новых формах перехода», начисто забыв об их сущности и содержании. Также целый раздел своего выступления (семь страниц) посвятил этой теме А. Микоян. Он, как и Хрущёв, вспомнил понятие диктатуры пролетариата лишь в передаче буржуазных идеологов. И, как открытие Хрущёва, разъясняет старый вопрос «о мирном развитии революции» и формах революции, как чуть ли не новое слово в науке. И о примеру Хрущёва делает подтасовку: говорит, что «Ленин в знаменитых Апрельских тезисах выдвинул лозунг взятия власти рабочим классом и совершения социалистической революции мирным путём, через завоевание большинства в Советах»[48]. Это сознательная ложь! Да, в апреле большевики были меньшинством Совета. Завоевать большинство в Совете это одна, относительно простая задача. Но она не давала всей государственной власти. Существовала ещё другая диктатура – диктатура буржуазии: Временное правительство. Поэтому стояла и вторая задача, т. е. задача собственно пролетарской революции: победа над властью буржуазного Временного правительства. И его надо было свергать. На Апрельском совещании обсуждалась лишь то, что есть: мирный ход революции в данных условиях. Уже в августе стало ясно: «Мирный период революции кончился, наступил период немирный, период схваток и взрывов…»[49] Микоян наверняка читал сталинский «Краткий курс», а там свидетели ленинского выступления зафиксировали: «Это была установка на мирное развитие революции»[50]. А не лозунг её свершения. Эта наглая ложь понадобилась ему для навязывания мыслей Хрущёва против диктатуры пролетариата. Впрочем, это мысли не Хрущёва, а извращение известной даже простым пропагандистам проблемы из Словаря для системы партучёбы: «Возникшая в своеобразных исторических условиях национально-освободительной войны против фашизма народная демократия имеет те же цели, что Советская власть, являющаяся высшей формой диктатуры пролетариата. Возникновение государств народной демократии как формы диктатуры пролетариата полностью подтвердило предвидение Ленина: «Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата »[51]. Только в словаре всё правильно – формы берутся по-ленински, без отрыва от сущности, – а у ревизионистов сущности нет, она им не нужна. Видимо, поэтому именно Микояна послали руководить подавлением силой волнения рабочих Новочеркасского Электровозо-строительного завода в июне 1962 года. Это после речей-то против насилия, о «мирной революции» и т. п. буржуазной завесы. Это при отсутствии у мирных, безоружных демонстрантов каких-либо планов по борьбе с высоким начальством. Вот он проблеск диктатуры буржуазии!
А на съезде Д. Шепилов, Г. Маленков, О. Куусинен, Л. Каганович, К. Ворошилов, и другие увидели в этой подтасовке Хрущёва «большое обобщение», едва ли не теоретическое открытие. Естественно, что вскорости подхалимы поплатились за это изгнанием с постов, и даже из партии, и позором. Кроме О. Куусинена. Он, как показала его последующая карьера и деятельность, был, видимо, автором и дирижёром этого ансамбля «теоретиков». Естественно, что после таких установок процесс строительства социализма «в новых формах» стал тормозиться. А закопёрщиком торможения выступал («новый, коллективный», «коллегиальный») ЦК КПСС во главе с плагиатором Н. Хрущёвым. На съезде было принято решение о подготовке новой программы партии, а через пять лет она была принята с обоснованием, что «диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию», и теперь мы живём в некоем «общенародном государстве» (списанным Куусиненом и Бурлацким из известной Готской программы, которая, по слову К. Маркса «канонизирует лассалевский символ веры»[52]).
Разъясняя суть дела тогдашним оппортунистам, К. Маркс пишет: «Возникает вопрос: какому превращению подвергнется государственность в коммунистическом обществе? Другими словами: какие общественные функции останутся тогда, аналогичные теперешним государственным функциям? На этот вопрос можно ответить только научно; и сколько бы тысяч раз ни сочетать слово «народ» со словом «государство», это ни капельки не подвинет его разрешения»[53]. Куусинен с Бурлацким прекрасно знали произведение Маркса, но не согласились с ним. У них, видимо, было другое задание. При этом сделали новацию: назвали это государство обще народным, что по смыслу тождественно в русском языке с национальным. Но это ещё примитивнее, поскольку все буржуазные государства суть «национальные», т. е. общенародные. Здесь слово «народ» берётся в значении «нация»: русский народ, немецкий народ, и т. д. Однако начальствующим ревизионистам это определение понравилось. И через год они сделали «кандидата философии» Куусинена академиком, а кандидата юридических наук Бурлацкого профессором. И этот, с позволения сказать, академик стал рулить практически всей идеологией СССР, главным содержанием которой стал антисталинизм как самая острая форма антикоммунизма.[54]
Эта идеология была быстро сформулирована и выражена в первом издании учебника «Основы марксистской философии» (1958 год). Раздел «Социальная революция как закономерность смены общественно-экономических формаций» (Глава 16; 60 страниц) написан доктором философских наук, профессором Г. Е. Глезерманом. Во втором разделе главы «Отличие социалистической революции от других революций. Социалистическая революция и диктатура пролетариата» он не вспоминает ни мыслей о революционной диктатуре пролетариата Маркса и Ленина, ни важнейшей для данного раздела цитаты из Критики Готской программы. Ну а во втором издании этой эпохальной подделки под марксизм (1963 год) профессор уже добросовестно ссылается на подделку в Программе КПСС: «диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию и с точки зрения задач внутреннего развития перестала быть необходимой в СССР»[55].
Как аккуратно сформулировано. Мастера!