***
12 апреля субмарина «Спартан» прибыла в район Фолклендских островов для подкрепления делом заявления о незыблемости границ британской запретной зоны. Тем временем на острове Вознесения команды кораблей Вудварда загружали запчасти и военное снаряжение из огромных запасов, созданных за счет полетов на аэродром транспортных самолетов Королевских военно‑воздушных сил. На следующие три месяца остров Вознесения, крохотная скала застывшей лавы, обитаемая по большей части американскими специалистами в области коммуникаций, превратился в ключевую базу крупнейшей после 1945 г. операции британских служб тыла. Из всех факторов, беспокоивших британских командиров, наиболее чувствительным на всем протяжении войны оставалось завораживающее своим гигантским размахом расстояние между театром военных действий и родными берегами. Пагубность любых бедствий и напастей, связанных с поврежденными судами, с потерпевшими кораблекрушение людьми или со сломавшимися летательными аппаратами, сразу же кратно умножалась, поскольку до ближайшего верного источника поддержки оставалось более 3000 миль (около 6000 км).
Первая группа кораблей для выдвижения в Южную Атлантику отправилась в путь в самом спешном порядке. Уже не позднее 6 апреля стартовал процесс планирования возвращения Южной Георгии[158]. На острове Вознесения эсминец УРО «Антрим», фрегат «Плимут» и танкер «Тайдспринг» подобрали майора Гая Шеридана, роту «М» 42‑го отряда коммандос[159], майора Седрика Делвза с его эскадроном «D» из 22‑го полка САС и 2‑я секция Специального лодочного эскадрона (СБС)[160]. Они немедленно отплыли в южном направлении на рандеву с «Эндьюрансом».
На остальных кораблях Вудварда шли короткие, но интенсивные учения, нацеленные главным образом на действия «ударных групп» против приближающихся надводных сил неприятеля. Ввиду отсутствия вблизи авианосцев, средства для тренировок и совершенствования противовоздушной обороны не имелось. Да у команд большинства кораблей просто бы и не осталось времени на подобные упражнения, поскольку военный кабинет в Лондоне крайне беспокоился и спешил выдвинуть британские силы как можно дальше вглубь Южной Атлантики в качестве аргумента в незавершенном процессе дипломатии. Вудварду приказали отправить основные силы соединения – три эсминца УРО типа 42 и фрегаты УРО «Бриллиант» и «Арроу» – для занятия позиции, равноудаленной примерно на 1000 миль (1800 км) от Буэнос‑Айреса, Южной Георгии и Порт‑Стэнли. Поставленным под начало отважного командира «Бриллианта», кэптена Джона Кауарда, им предписывалось выступать немедленно в режиме радарного и радиомолчания.
Прежде чем отпустить их, Вудвард лично посетил каждый корабль на вертолете. Он выступил перед офицерами и старшинами в офицерских кают‑компаниях, а перед рядовым составом в обеденных помещениях. Он честно говорил о перспективах вступления в настоящую войну. Однако, очень стремясь вдохновить людей и заразить их уверенностью в победе, адмирал в своих оценках, похоже, принизил силы и возможности неприятеля, точь в точь, как и в противоречивом газетном интервью на «Гермесе» почти ровно две недели спустя. «Наши ребята в состоянии прочитать «Боевые корабли Джейна»[161]точно так же, как и он сам, – прокомментировал позднее один офицер, – и им совсем не нравится, когда их держат за идиотов». Другой заметил: «Он пытался быть человечным, но напрасно». Несколько недель спустя, когда после первых же налетов с воздуха стали очевидными ключевые слабости оперативного соединения, лейтенант Тинкер с горечью писал брату: «… Военно‑морской флот считал, что‑де мы британцы, а они латиносы, и будто бы этим все сказано. И адмирал говорил нечто такое же на телетрансляции в оперативном соединении…» Столь откровенно высказывались лишь некоторые из военнослужащих в составе оперативного соединения, но у многих в душе таились скверные предчувствия.
Группа «Бриллианта» отправилась на выполнение задачи и вышла на предписанную ей позицию 15 апреля. Тем временем 14 апреля «Гламорган» повернул на север для соединения с приближавшимися авианосцами. Затем последовала передышка на якорных стоянках у острова Вознесения, в ходе чего суда приняли на борт большое количество припасов и эскадрон «G» 22‑го полка САС. Прошла также и серия важных совещаний. 16 апреля, когда к острову подошел «Фирлесс», Вудвард высадился на нем для встречи с Клэппом, Томпсоном и штабом 3‑й бригады коммандос.
Путь движения морских пехотинцев на юг не был усеян розами. Больше недели они трудились в поте лица, прорабатывая те или иные варианты десантной операции. Ни Нортвуд, ни Министерство обороны не дали им особенно ценных сведений в отношении аргентинской диспозиции на островах, но зато не поскупились на массу бестолковой информации в отношении размеров вражеского гарнизона. По существовавшим на тот момент данным, силы противника насчитывали там по меньшей мере 8000 чел. Для 3‑й бригады коммандос, даже усиленной, как запланировано, 2‑м батальоном Парашютного полка, перспектива штурма Фолклендских островов при неприятельском численном превосходстве более чем два к одному казалась все в большей степени рискованной, если не безрассудной. Да и планировать совместные действия с Королевскими ВМС оказалось делом непростым. Разумные военно‑морские офицеры соглашались, что штабная работа никогда не являлась коньком в их роде войск. Деспотичная командная структура, необходимая на боевом корабле в море, плохо согласуется с военным подходом, построенным на необходимости предоставления командирами максимума свободы своему штабу, дабы тот представил ряд альтернативных вариантов достижения цели. Военно‑морские штабы привыкли в большей степени получать от командира задачи, выраженные в следующих выражениях: «Вот то, чего я хочу. Организуйте выполнение».
В мирное время штаб коммодора Клэппа, командовавшего кораблями десанта, довольствовался штатом из всего четырех человек. Численность спешно нарастили перед отплытием «Фирлесса», но, само собой разумеется, назначали в него офицеров из тех, кто оказался в распоряжении в данный конкретный момент. Им никогда прежде не доводилось действовать как одной команде. Штаб КМП засел за подготовку планов высадки почти совершенно отдельно от штаба Клэппа. Когда же морские пехотинцы закончили, наконец, с прикидками, Клэппу и командиру «Фирлесса» Ларкену пришлось круто менять схемы, чтобы добиться учета в расчетах сложностей, встающих перед военно‑морским звеном. Ларкену, высокому и сухощавому подводнику, совершенному католику по взглядам, в изрядной мере интересующемуся искусством, предстояло сыграть важную роль в деле превращения лелеемых и желаемых «совместных действий» в действительно совместные. Его личное обаяние и ценное умение прислушиваться к мнению других людей неизмеримым образом посодействовали конечному успеху морской десантной операции.
Плодом этих совместных трудов на пути к острову Вознесения стали сорок шесть страниц анализа ситуации с одиннадцатью приложениями, в каковых обрисовывались условия и варианты высадки амфибийного десанта в Южной Атлантике. Томпсону очень бы хотелось взять на Южную Георгию всю бригаду, отчасти для гарантии захвата первой цели оперативного соединения, но, что, пожалуй, особенно важно, из соображений сделать остров этакой репетиционной площадкой для бригады и базой для развертывания дальнейших операций против неприятеля на Восточном или на Западном Фолкленде. Томпсон не скрывал нежелания идти на риск прямого штурма Фолклендских островов. «Нам предоставлялась одна‑единственная попытка, понимаете? Тут нельзя было, как при Дьеппе, где попробовали, но не получилось. Не получилось в этот раз, так получилось в другой. У нас же варианты отсутствовали, кроме одного – сделать сразу и правильно, одним махом»[162].
На совещании 16‑го Вудвард явно без очевидного восторга выслушал выкладки планировщиков морского десанта. Затем предложили штабу обдумать: первое – создание плацдарма на Западном Фолкленде, который войска будут способны оборонять в процессе строительства взлетно‑посадочной полосы для приема транспортных самолетов «Геркулес» и истребителей «Фантом», второе – высадку на равнине Лафонии в южном секторе Восточного Фолкленда. Он улетал с «Фирлесса» в убеждении, что совещание прошло как надо, пусть бы на нем и высказывались некоторые бесполезные идеи. Как бы там ни было, за спиной у себя на корабле управления адмирал оставил разозленный до крайности штаб бригады коммандос. «Мы чувствовали себя этакой кучкой маленьких мальчиков под строгим взглядом школьного директора», – высказался один из них. Адмирал обратился к Юэну Саутби‑Тейлуру с такими словами: «Так и что вы там знаете о Фолклендских островах, мой мальчик?» Он почти презрительно остановил Вива Роу, офицера разведки, когда тот начал доклад о воздушной угрозе со стороны противника: «Не вижу надобности сосредоточиваться на всем этом». В оправдание адмиралу нужно сказать, что он получил о военно‑воздушных силах неприятеля одни и те же данные с 3‑й бригадой коммандос. Предложение о строительстве взлетно‑посадочной полосы выдавало его серьезную озабоченность зависимостью оперативного соединения от авианосцев. В стиле Вудварда было вбрасывать идеи, чтобы стимулировать дискуссию. Как полагал адмирал, в данном случае он как раз и проделал нечто подобное. Однако, пусть манера его и не вызывала особого неприятия у коллег и друзей, она раздражала группу офицеров Королевской морской пехоты, уже и так озабоченных не вполне радужными перспективами выполнения вероятных задач.
Группа «R» бригадира Томпсона проработала всю ночь, дабы приготовить разбор в соответствии с требованиями адмирала. На следующее утро, 17 апреля, они полетели на «Гермес» для участия в совещании под председательством сэра Джона Филдхауза, прибывшего по воздуху из Нортвуда с генерал‑майором Муром для последнего обсуждения деталей с Вудвардом и Томпсоном перед тем, как те продолжат путь в южном направлении. Почти сотня офицеров военно‑морских и сухопутных сил столпились в совещательной комнате, чтобы послушать Филдхауза. Тот начал с внушительного заявления о целях и задачах: правительство, сказал он, очень жестко настроено в отношении освобождения Фолклендских островов любыми возможными средствами‑«без ограничений». Если не сработает дипломатия, действиям оперативного соединения будет оказана абсолютная политическая поддержка. Затем он кратко коснулся следующей фазы. Ударная группа продолжит движение на юг для установления блокады, развернет боевые действия на море и в воздухе и проведет разведывательную операцию, необходимую для подготовки высадки десанта. После этого присутствующие на совещании разделились на отдельные группки офицеров армии и флота и принялись обсуждать особые проблемы. Тут морских пехотинцев ждало одно большое разочарование: в конечном счете стало ясно, что им не придется задействовать «Гермес» даже как временную платформу перед последним шагом высадки. Однако командующий с пониманием выслушал просьбу Томпсона предоставить ему время для соответствующих подготовки и проб, отчего сложилось впечатление, будто он расположен к решению послать на Южную Георгию всю бригаду целиком. Филдхауз уехал на аэродром, оставив за собой всецело взбодрившийся штаб бригады. Они начали осознавать, что жизненно важные стратегические решения о том, когда и где десанту предстоит ступить на берег, будут приниматься не Вудвардом на «Гермесе», а скорее Филдхаузом в Нортвуде. Вудварду отводилось руководство операциями на море. Он не получит полномочий заставить 3‑ю бригаду высаживаться на Лафонии, где коммандос боялись оказаться под жестокими ударами боевой авиации врага. Но командующий пока открыл офицерам оперативного соединения не все карты. С начала и до конца конфликта Филдхауз пребывал в твердой уверенности о крайней важности со всей возможной поспешностью выдвинуться к жизненно значимым целям, и наиболее всего к Порт‑Стэнли. С политической точки зрения Южная Георгия представлялась объектом значительным, однако неуместным в стратегическом плане. Следовало нейтрализовать ее как источник угрозы перед решающим штурмом Фолклендских островов, но если, конечно, аргентинцы не нарастили резко численности гарнизона там – с задачей вполне могли справиться малые подразделения морской пехоты и САС, в соответствии с намеченными планами. После войны Томпсон согласился – мнение Филдхауза было вполне оправданным. И все же потребность в увеличении контингента войск для сражения за Восточный Фолкленд становилась все очевиднее. Войск Томпсона хватит для высадки и обеспечения берегового плацдарма. Но позднее их придется усилить. Обсуждался вопрос отправки 5‑й бригады. В случае расширения объема операции до дивизионного уровня командиром стал бы генерал‑майор Джереми Мур.
Штаб морского десанта уже обжился на якорной стоянке острова Вознесения, проведя там немало времени в дискуссиях и ожидании прибытия «Канберры» и с ней всего личного состава и военного снаряжения. По одним только соображениям тылового обеспечения ближайшей из возможных дат британской высадки назначали 14/15 мая. К огромному облегчению морских пехотинцев, вследствие совещания 17 апреля на острове Вознесения, задача Клэппа и Томпсона снижалась – им вменялось в ответственность не «возвращение Фолклендских островов», а планирование «высадки с прицелом на возвращение Фолклендских островов», каковая концепция несколько раскрепощала командование бригады и сил обеспечения. Вместо принятия на свои плечи груза невероятной по тяжести проблемы выработки способа выиграть всю целиком кампанию против аргентинцев, десантники теперь получили свободу сосредоточивать усилия на начальном и строго ограниченном шаге: высадиться и закрепиться на береговом плацдарме на островах. Беспокоиться о дальнейшем они будут, когда придет время, хотя вопрос об ответственности в части планирования дальнейших наступательных действий вырастет впоследствии в один из самых болезненных во всей кампании.
18 апреля Вудвард и его ударная боевая группа простились с морскими пехотинцами на острове Вознесения и отправились тягаться с аргентинским ВМС. В случае провала дипломатии в ближайшие недели все надежды британцев возлагались на поэтапную, или ступенчатую эскалацию военных действий на море Королевскими ВМС. Штаб адмирала на текущей стадии, похоже, всецело сконцентрировался на данном процессе, а не на проспектах будущей высадки десанта. Основные причины разногласий и трений между офицерами ударной группы и морского десантного контингента проистекали из плохо скрываемого убеждения первых в том, будто, когда десант окажется на суше, основные трудности кампании останутся позади. Солдат, ответственных за планирование операции в тяжких климатических и почвенных условиях Фолклендских островов, подобное отношение жутко раздражало. И все же, в сути своей, ВМС были правы. Предстоявшие десанту испытания не являлись чем‑то непредвиденным и неоценимым. Несмотря на все достоинства аргентинской армии, имелись оправданные основания рассчитывать на качество и высокий уровень подготовки личного состава британских войск, пославших в Южную Атлантику лучшие свои части и подразделения, каковое обстоятельство рано или поздно обещало послужить решающим фактором на поле боя. В отношении же результата войны на море возникало куда больше сомнений. «Я надеюсь, присутствующие здесь понимают, – говорил Филдхауз на острове Вознесения, – что сегодня мы пытаемся сделать самое сложное дело со времен Второй мировой войны». На данной стадии, однако, даже в Королевских ВМС царило оптимистическое настроение относительно шансов достигнуть целей – не в пример мнению, сложившемуся у офицеров всего месяцем позднее. И уж совсем немногие личные страхи и опасения по поводу предстоящих испытаний в Южной Атлантике попали в поле зрения или были услышаны политиками и высокопоставленными гражданскими служащими.
***
В первые полмесяца после отправки в плавание оперативного соединения, когда главнейшей головной болью военного руководства стали моменты обеспечения тыла, военный кабинет мог до времени спокойно отстраниться от этой части кампании и посвятить себя дипломатии. Но ближе к концу апреля пришло время представить политикам нечто более сложное из области способов реализации решений в рамках избранного ими курса. Сэр Теренс Левин безмерно восхищался премьер‑министром, но осознавал, что некоторые из ее коллег совершенно не разбирались в делах армии и флота, а потому все выкладки приходилось представлять им в максимально упрощенном виде.
Первая политико‑военная дилемма касалась правил применения силы. Королевские ВМС никогда не ленились снабжать капитанов пачками инструкций в части обстоятельств, в которых разрешалось открывать огонь по противнику. В мирное время упор делался, естественно, на принципы самообороны. Однако какими же правилами следует руководствоваться по отношению к аргентинским кораблям и летательным аппаратам теперь, когда оперативное соединение двигалось на юг, наполовину уже в состоянии войны, но пока наполовину в мире? Когда вражеские самолеты «Боинг» 707 начали слежку за соединением адмирала Вудварда[163], тот испросил разрешения для командиров кораблей отдавать приказы стрелять на поражение. Левин вышел с предложением к военному кабинету. Политики поначалу опешили – Министерство иностранных дел закатало глаза от ужаса. По‑прежнему предпринимались титанические усилия для достижения дипломатического урегулирования. Помимо риска ошибочного опознавания цели, столь откровенно воинственный акт грозил нанести серьезный ущерб делу Британии, ведь «Боинги» не представляли прямой угрозы флоту. Левин терпеливо объяснил кабинету, что «безобидные» летательные аппараты способны направить в район нахождения оперативного соединения аргентинские подлодки, которые, естественно, вызывали опасение у ВМС. Разрешение поступило только незадолго до подхода кораблей к запретной зоне и вылилось в одну неудачную попытку сбить «Боинг» с помощью ракеты «Си Дарт».
Большие трудности вызывали маневры подводных лодок. Двухсотмильная (370‑километровая) запретная зона в море устанавливалась в целях предоставления британским АПЛ ареала, достаточно ограниченного для возможности фактического патрулирования в нем, но, в то же время не сковывавшего их движения. В день своего выхода в район в виду Порт‑Стэнли субмарина «Спартан» заметила аргентинский десантный корабль «Кабо Сан‑Антонио», занятый постановкой мин у гавани. Данные об этом немедленно отправились в Нортвуд. Атаковать? Военный кабинет счел судно противника не боевым кораблем, к тому же уже находившимся в М33, а не пытавшимся прорваться в нее. Вдобавок к этому существовало некое нежелание раньше времени обнаруживать факт присутствия подлодки. Ожидалась рыбка побольше. В действительности все эти формальности попросту маскировали неготовность правительства пустить ко дну аргентинский корабль на столь ранней фазе войны. Понадобилось известное давление, дабы вынудить правительство спустя десять дней позволить подлодкам патрулировать воды за пределами МЗЗ, по направлению к аргентинскому берегу. Когда, однако, политики преодолели начальные сомнения, степень свободы, данной оперативному соединению в плане права открывать огонь, не могла не вызывать уважения. Проект правил применения силы от сэра Теренса Левина, проведенный через препоны при содействии наполовину постоянного комитета чиновников в секретариате кабинета министров, в конечном счете предоставил капитанам широчайшие полномочия. Сам документ, в сочетании со способностью выжать из военного кабинета согласие одобрить его, послужил поводом для величайшего восхищения Левином со стороны Нортвуда и оперативного соединения.
И все же другие спорили о возможности военно‑морской блокады островов как об альтернативном варианте высадке или – как об операции, развернутой предварительно. Блокада выглядела привлекательно для ряда политиков, в том числе для Джона Нотта, которого крайне беспокоил риск штурма перед лицом вражеского противодействия и последующей за ним войны на суше в очень трудных климатических условиях. Блокада освобождала от необходимости перебрасывать десант на юг с острова Вознесения, по крайней мере, на какое‑то время, как бы тормозя этим неизбежный следующий политический шаг на пути к открытой войне. И даже победа на суше грозила Британии огромными расходами на гарнизон в будущем, когда закончатся бои. На самом деле Министерство обороны не менее чем Министерство иностранных дел жаждало договорного разрешения конфликта вокруг Фолклендских островов. Но Левин с его коллегами из разных видов вооруженных сил не допускали двусмысленности. Опасность понести потери из‑за скверной погоды и от действий неприятеля снимала для них с обсуждения вариант с блокадой.
Первым спорным стратегическим моментом стала для членов военного кабинета операция на Южной Георгии. Остров лежал на расстоянии 800 миль (около 1500 км) от главной цели – 800 миль постоянно взволнованного холодного моря и опасности со стороны вражеских подлодок. Остров, по сути, не представлял значения для процесса захвата Фолклендов, и засевший на нем противник, скорее всего, сдался бы автоматически после крушения основной аргентинской обороны. Отправка Томпсона с целой бригадой на Южную Георгию казалась этаким отвлечением внимания от генеральной линии, напрасной тратой сил, какой бы желанной репетицией перед захватом более крупного объекта она ни сулила послужить для морских пехотинцев. С другой стороны, использование только небольшого отряда, погрузившегося на борт «Антрима» и «Плимута», представлялось слишком рискованным. Британцы проиграли бы дважды, покажи они несостоятельность или прояви неспособность достигнуть победы в такой небольшой операции в Южной Атлантике с самого начала боевых действий. Едва ли не весь штаб ВМС, включая Лича и Филдхауза, высказывался против данного варианта.
Решение развивать наступление против закрепившегося на Южной Георгии неприятеля, как и многие другие решения в ходе кампании, диктовалось в первую очередь политическими соображениями. На протяжении двух недель, прошедших после выхода оперативного соединения в море, британская публика все активнее требовала действий. Политика Буэнос‑Айреса оставалась бескомпромиссной. В Вашингтоне задавались вопросом, готова ли на деле Британия на настоящее столкновение. Бывший глава ЦРУ, адмирал Стэнсфилд Тернер, высказал по телевидению мнение о вполне реальной возможности для Британии потерпеть поражение. Британской дипломатии остро требовались военные акции для демонстрации неослабевающей решимости довести дело до конца. Для политиков в военном кабинете Южная Георгия казалась способной дать значительный выигрыш на скромную ставку. Группа «Антрима» получила приказ продолжать продвижение с целью захвата острова.
***
14 апреля отдельная эскадра, возглавляемая кэптеном Брайаном Янгом на фрегате «Антрим», встретилась с «Эндьюрансом» в тысяче миль (1800 км) к северу от Южной Георгии[164]. Британцы полагали найти на унылом, покрытом ледниками острове лишь малый аргентинский гарнизон. Субмарина «Конкерор», вышедшая из Фаслейна 4 апреля, отправилась прямо к острову, чтобы провести разведку для группы «Антрима». Поскольку поступили сведения о наличии в данном ареале айсберга размером 35 на 15 миль (56 на 24 км) и высотой 500 футов (150 метров), лодка пробиралась в прибрежные воды крадучись. Ее командир доложил об отсутствии признаков присутствия в зоне патрулирования аргентинских военно‑морских сил. Затем субмарина повернула и пошла курсом в северо‑западном направлении, чтобы выйти на позицию, с которой могла вступить в боевые действия в запретной зоне или оказать поддержку операции по захвату Южной Георгии, либо выступить против аргентинского авианосца в случае его появления. Данные, полученные от «Конкерора», подтвердились в результате пятнадцатичасового вылета одного из «Викторов» КВВС[165], чей экипаж также сообщил об отсутствии противника на пути к Южной Георгии.
21 апреля с кораблей Янга увидели первые айсберги и в условиях очень скверной погоды снизили скорость приближения к острову. Капитан вызвал на мостик офицеров морской пехоты и САС, чтобы те лично полюбовались на бесчинство разбушевавшейся стихии. И все же вертолеты «Уэссекс»[166]с корабля поднялись в воздух и через снежную бурю понесли к берегу горный взвод эскадрона «D» 22‑го полка САС под командованием двадцатидевятилетнего капитана «Грин Хауардз» Джона Хэмилтона[167]. Перед тем вертолет доставил на борт «Антрима» ученого из команды Британской антарктической службы (БАС), сумевшего не даться в руки аргентинцам на протяжении трех недель их оккупации Южной Георгии[168]. Человек этот высказывался всецело против предполагаемого района десантирования САС высоко на леднике Фортуна, где сама погода выступала худшим врагом человека. Лейтенант Боб Вил, военно‑морской офицер с большим знанием данной местности, придерживался того же мнения. Однако другой эксперт в Англии, весьма хорошо знакомый с Южной Георгией, полковник Джон Пикок, считал Фортуну проходимой и подходящей, и его совет передали на «Антрим». САС не признает существования преград, недоступных для одоления решительным людям. После одной неудачной попытки, когда снег вынудил вертолеты вернуться на корабли, Хэмилтон со своими людьми и огромным запасом снаряжения высадился на острове для рекогносцировки и подготовки к десантированию основных сил Королевской морской пехоты. Одному дозору САС предстояло действовать вокруг Стромнеса и Хусвика, другому – продвигаться по суше в направлении к Литу, а третьему – разведать возможный подход для высадки морского десанта в бухте Фортуны.
С самого момента, когда бойцы САС ушли в ревущую бурю, поглощенные тайной покрытого снегом глетчера, они столкнулись с беспощадным врагом – стихией. «Морская пена забивала подающие лотки пулеметов, – писал потом один унтер‑офицер. – Во второй половине первого дня три капрала, занимавшиеся разведкой местности среди расселин в леднике, проходили по 500 метров за четыре или пять часов…» От попыток тянуть сани, каждые с почти 100 кг груза военного снаряжения, пришлось отказаться из‑за белой мглы – порывов снежной бури, делавших невозможным любое продвижение. «К счастью, теперь мы подошли близко к выступу на леднике и сумели спрятаться от атак ветра в расселине…» Бойцы принялись ставить палатки. Одну из них тут же выдрало из рук и унесло ветром в дальние снежные дали. Шесты остальных стихия вырвала за какие‑то секунды, но люди забирались внутрь под материал и заставляли палатки держаться, опираясь на их стенки телами. Каждые сорок пять минут приходилось выползать наружу и убирать снег, заносивший вход, дабы не оказаться полностью похороненными. Им довелось иметь дело с нисходящими ветрами, дувшими со скоростью свыше 100 миль в час (более 160 км/ч). К 11 часам утра следующего дня, 22‑го числа, физическое состояние личного состава стало ухудшаться с заметной быстротой. Командиру горного взвода САС пришлось рапортовать о неспособности удержать занимаемую позицию и запросить разрешение на возвращение.
Первый из двух приблизившихся к леднику вертолетов «Уэссекс» HU.5 неожиданно попал в выброс белой мглы. Пилот потерял ориентацию в пространстве, машина стала падать, он попытался поднять ее рядом с землей, но хвостовой пропеллер ударил в снег. Вертолет перевернулся и остался лежать грудой металла на снегу. Пришел второй «Уэссекс». С большим трудом экипажу потерпевшего катастрофу летательного аппарата и всем бойцам САС удалось погрузиться на него, бросив, однако, все снаряжение. Не прошло и нескольких секунд с момента подъема, как новый клок белой мглы накрыл «Уэссекс». Машина тоже рухнула на ледник.
В Лондоне стрелки часов показывали около 3 часов пополудни. Фрэнсис Пим поднимался на борт «Конкорда», чтобы вылететь в Вашингтон с новым ответом британцев на мирные предложения Хэйга. Левин, с тревогой ожидавший новостей от вооруженных сил о первой крупной операции в рамках кампании по освобождению Фолклендских островов, получил сообщение с «Антрима». Разведывательная партия попала в серьезную переделку на берегу. Два вертолета, посланные для вывоза личного состава, потерпели аварию, потери неизвестны. Для начальника штаба обороны этот момент стал одним из самых мрачных на протяжении всей войны. Теперь ему – после всех усилий вселить в души членов военного кабинета уверенность в полнейшей компетенции военных, которые знают дело, – приходилось идти через Уайтхолл и докладывать обстановку премьер‑министру. Вторая половина того дня стала почти траурной для Даунинг‑стрит.
Но спустя час Левин получил известия о спасительном чуде. Совершив отважный полет, настоящий подвиг, за который он впоследствии удостоился ордена «3а выдающиеся заслуги», лейтенант‑коммандер Йэн Стэнли посадил вертолет «Уэссекс» HAS.3[169]на леднике Фортуна. Там он обнаружил уцелевшими всех военнослужащих с потерпевших аварию вертолетов. Пилот поднял сильнейшим образом перегруженную машину с семнадцатью людьми в ней, довел «Уэссекс» до «Антрима» и посадил тяжелый вертолет на мокрую палубу. Донельзя вымотанных и страшно замерзших пассажиров увели вниз, в кают‑компанию и в медицинский пункт для оказания экстренной помощи.
До катастрофы оставался не шаг и не полшага, а лишь какой‑то миллиметр. Между тем разведка не продвинулась ни на йоту. Вскоре после полуночи, в следующие сутки, 23 апреля, все пришлось начинать сначала. 2‑я секция СБС с успехом произвела высадку с вертолета в северной оконечности долины Сорлинг. Между тем пятнадцать человек из лодочного взвода эскадрона «D» на пяти надувных моторных лодках «Джемини» отправились к острову Грасс в пределах видимости аргентинских баз[170]. На протяжении лет САС тщетно пыталась выпросить более надежную замену 40‑сильным навесным моторам, служившим силовыми установками «Джемини». Один из катеров потерпел аварию из‑за выхода двигателя из строя, и трое бойцов очутились наедине со стихией, не будучи в силах ничего поделать перед лицом ее бесчинства. Та же судьба постигла и вторую лодку. Команда дрейфовала во мгле немилосердной ночи Южной Атлантики несколько часов до тех пор, пока сигнал с маячка катера не засекли на «Уэссексе». Людей подняли на борт вертолета. Три оставшихся катера, связанные вместе, достигли подхода к берегу острова Грасс, но в самом начале второй половины дня им пришлось докладывать об осколках льда, кружившихся в воздухе под действием ветра и пробивавших надувные секции их посудин. Партия СБС в долине Сорлинг оказалась не в состоянии продвинуться на местности. Людей пришлось вывозить вертолетом и на следующий день перебрасывать в Морейн‑Фьорд. Все эти действия позволили, однако, составить мнение о скромных размерах аргентинского гарнизона на берегу. Тем не менее такое начало войны никак не заслуживало звания вдохновляющего, пусть некоторое облегчение и приносило невероятное везение, каковое позволило британцам выйти из целой череды неудач с потерей на данной стадии всего одного катера «Джемини».