Все без толку. Как пэр, Карринггон, несомненно, обладал более тонкой политической кожей, чем те, кому приходилось добиваться должностей в бурных водоворотах выборов. Он рухнул под дальнейшими нападками прессы на него и его ведомство в воскресенье и понедельник. Редакционная статья в понедельничной «Таймс», где ему рекомендовали «выполнить свой долг», раздражала в особенности. Делали определенное дело и другие факторы. Негодование Каррингтона по поводу враждебной позиции «заднескамеечников» из стана консерваторов в отношении Министерства иностранных дел имело уходящие глубоко давнишние корни. Он возражал на постоянные попытки миссис Тэтчер снизить значение упреков рядовых коллег по партии наличием естественного свойства депутатов выступать против сформированного его ведомством мнения. Если сказать в двух словах, Каррингтон был по горло сыт всем этим. Фолклендские острова стали последней каплей. В понедельник он известил миссис Тэтчер о твердом намерении уйти.
Хамфри Аткинс тоже попросил отставки, несмотря на непричастность к политике в части Фолклендских островов. Ушел и Люс, сделав этакий жест‑пародию на принципы министерской ответственности. На всем протяжении долгих трех месяцев военный кабинет не испросил совета ни одного из этих министров, хотя в случае Люса представлялась возможность выслушать авторитетное мнение лица, знавшего аргентинских переговорщиков.
Пост министра иностранных дел достался единственному подходящему кандидату, назначение которого не подразумевало крупной кадровой перетасовки: лидеру палаты общин Фрэнсису Пиму. Миссис Тэтчер пришлось примириться с таким назначением. В 1981 г. Пима уже пришлось отстранять от работы в Министерстве обороны за совершенную, по мнению премьера, бесхребетность в вопросе контроля над военными расходами, а также за явный недостаток напора во взаимоотношениях с чиновниками ведомства. Он совершенно точно не принадлежал к «ближнему кругу», хотя и имел всегда неопределенную точку зрения, а интуитивные политические умонастроения Пима превратили его в мишень для партийных противников миссис Тэтчер в Вестминстере. Несмотря на внешность, – Пим чем‑то смахивал на старомодного семейного адвоката, – он являлся вполне признаваемой многими кандидатурой в преемники действующего премьера, а потому неизбежным претендентом на руководящее кресло, если дела с операцией на Фолклендских островах обернутся скверным образом. Выдвижение Пима было той самой дорогой ценой, которую приходилось выкладывать миссис Тэтчер за фиаско с Фолклендами. И в предстоящие недели она почувствовала, как много заплатила.
Премьер‑министр провела, по крайней мере, часть выходных за подготовкой и раздачей правительственных распоряжений. История спора по Фолклендским островам демонстрировала слабость в британских правительственных механизмах, но в отношении отправки оперативного соединения они показали себя с сильной стороны. Решение прокатилось по Уайтхоллу как удар током, особенно с учетом жесткой недвусмысленности целей, заявленных миссис Тэтчер 3 апреля: «видеть острова возвращенными под британское правление». Машина секретариата кабинета министров отличалась неповоротливостью, что уже само по себе парализовало нормальную работу коммуникационных артерий Уайтхолла.
С подачи Харолда Макмиллана и при содействии секретаря кабинета, сэра Роберта Армстронга, миссис Тэтчер сочла конфликт не стоящим применения всего чрезвычайного механизма военного времени, отдав предпочтение небольшой направляющей группе министров. Этаким старомодным решением сэра Роберта стало создание подкомитета в комитете по ВиО, окрещенного ВиОЮА (по внешнеполитическим и оборонным вопросам в Южной Атлантике). Орган быстро приобрел прозвание военного кабинета, но, хотя аббревиатура ВиОЮА появлялась в документах на всем протяжении его существования, должностные лица в обиходе называли его «Воюя».
Первые члены комитета являлись и первыми лицами в государстве. В него входили премьер‑министр; ее заместитель, министр внутренних дел Уильям Уайтлоу; министр иностранных дел Фрэнсис Пим; министр обороны Джон Нотт. Официально в команде состоял начальник штаба обороны, сэр Теренс Левин, которого в конечном счете вызвали из Новой Зеландии и утром в понедельник на транспортном самолете VC10 КВВС доставили в Лондон; новый постоянный заместитель министра в Министерстве иностранных дел сэр Энтони Акленд; сэр Роберт Армстронг; и глава отдела по внешнеполитическим и оборонным связям секретариата кабинета министров Роберт Уэйд‑Грей. Миссис Тэтчер привлекала к работе уходящего главу дипломатической службы сэра Майкла Паллисера, дабы тот взял на себя руководство «вопросами коммуникации группы» с секретариатом кабинета министров. Задача его состояла в доведении до сведения прочих министров и глав учреждений «необходимой информации» о происходящем. Паллисеру также поручалось готовить для военного кабинета документы по не самым насущным вопросам, в основном, по общим моментам темы Фолклендских островов.
Более противоречивым добавлением к военному кабинету в первую неделю его работы стал председатель партии консерваторов Сесил Паркинсон. Миссис Тэтчер выдернула его из заместителей министра годом раньше, чтобы заменить становившегося во все большей степени своевольным лорда Торникрофта. Как считали большинство коллег, для прежде мало известного пятидесятилетнего парламентария такое повышение было довольно значительным, если не сказать излишним. Заявленная цель его дальнейшего продвижения заключалась в поддержании связей с другими членами правительства и партии – то есть в выполнении функции, с каковой, по мнению многих, вполне справился бы Уильям Уайтлоу. Истинная причина появления Паркинсона имела более, если так можно сказать, макиавеллиевские черты. Джон Нотт, ранее работавший с Паркинсоном в торговом ведомстве, уже на ранней стадии ощущал грядущую потребность в поддержке против команды Министерства иностранных дел, где, как он предполагал, Пим скоро образует альянс с Уайтлоу. Вдобавок к этому взаимоотношения Нотта с миссис Тэтчер совсем недавно носили несколько напряженный характер. Нотт считал в перспективе бесценной поддержку некоего лица, знавшего всю сложность его мыслительных процессов и в то же самое время пользовавшегося доверием премьер‑министра. Тэтчер одобрила его просьбу о введении в кабинет Паркинсона на основании прямолинейного довода – «куда голова, туда и хвост».
В дополнение к этим постоянным членам предполагалось привлекать к работе в кабинете других министров и чиновников по мере надобности. Таким образом, Джон Биффен, оставаясь министром торговли, участвовал в решениях относительно санкций и реквизиции кораблей, что потребовало срочной поездки в Виндзор в первое воскресенье, дабы положить на подпись королеве необходимые распоряжения. (Биффен заменил Пима как лидер нижней палаты.) К генеральному прокурору, сэру Майклу Хейверсу, зачастую обращались за консультациями в отношении правил применения силы и по поводу юридической терминологии различных вариантов урегулирования. Начальники штабов вызывались на заседания, когда требовалось их присутствие, и регулярно приглашались на сессии по выходным в Чекерсе[112], где могли общаться с политиками в менее формальной обстановке. Заметную роль приходилось играть и юрисконсульту Министерства иностранных дел, сэру Йэну Синклеру.
Вот в таком виде и состоянии Уайтхолл приближался к войне. Большинство из главных фигур игры оказывались вовлеченными в такой большой кризис впервые. Но они хорошо знали, сколь полной катастрофой закончилось последнее участие Британии в аналогичных по размаху военных действиях – Суэц. И зловещая тень Суэцкого конфликта нависала над ними, оказывая влияние на все помыслы и шаги. По признанию Уайтлоу, он вздрагивал всякий раз, когда думал об Идене[113].
***
Если политики вступали в месяц апрель с дрожью в коленях, подобного никак не скажешь о моряках и солдатах, которым предстояло сформировать военно‑морское оперативное соединение. Настроения их с момента начала недели вторжения, когда Сэнди Вудвард получил указания подготовить к действиям свою боевую группу, следует охарактеризовать как осторожное ожидание. Когда же пришли новости об аргентинской агрессии, его сменило открытое воодушевление, передавшееся от военнослужащих 1‑й флотилии посреди Атлантического океана командованию флота в Нортвуде, морским пехотинцам, бойцам САС и СБС[114], которым предстояло войти в состав штурмовых формирований, и далее – на палубы авианосцев, судов сопровождения и к личному составу судостроительных и ремонтных верфей. Годы скучной рутины неожиданно закончились – все потраченные усилия обрели вдруг реальный смысл и значение.
В самом начале встал вопрос командования. Оперативное соединение совершенно очевидно предстояло возглавить 1‑й флотилии – эсминцам и фрегатам. 1‑я флотилия уже находилась в море под началом пятидесятилетнего контр‑адмирала Вудварда. В процессе разговора с Вудвардом в понедельник ночью Филдхауз поинтересовался, как тот посмотрит на назначение командующим всем соединением более старшего, трехзвездного адмирала[115]. Вудвард, естественно, ответил, что подчинится решению Филдхауза.
Традиционно принято считать, будто Королевские ВМС управляются сменяющими друг друга цепочками этакого флотского братства: сначала бывшими командирами эсминцев, затем офицерами морской авиации. В 1982 г., судя по всему, во флоте господствовали подводники. К ним относились и Филдхауз с Вудвардом[116]. Некоторые офицеры ожидали видеть во главе оперативного соединения другого адмирала – более опытного в вопросах применения надводных кораблей и высадок морских десантов. Упоминались имена Дерека Реффела (3‑я флотилия) и сэра Джона Кокса – эксперта в области действий авианосцев. Филдхауз же выбрал Вудварда. Ни Лич, ни Левин не возражали.
Политики первоначально выражали озабоченность такой кандидатурой. Военный кабинет никогда не встречался с Вудвардом. Нотт спросил взволнованно: «Кто он? Бывал на войне?» Министр обороны, похоже, предпочел бы иметь командующим более опытного адмирала. Однако Вудвард возглавлял формирования, уже находившиеся в море, к тому же руководство ВМС испытывало совершенную уверенность в нем. Кроме того, хотя британской публике Сэнди Вудвард представлялся единственным хранителем судеб оперативного соединения, в реальности последнее слово в деле принятия решений совершенно четко принадлежало Филдхаузу в Нортвуде.
Перед Филдхаузом стояли, ожидая решения, огромные задачи. Даже если Королевским ВМС предстояло не более чем устроить крупную демонстрацию в Южной Атлантике, сложности применения и обеспечения действий флота на конце 8000‑мильной (15 000‑километровой) линии коммуникаций с полным на то правом могли называться гигантскими. Больше того, любому оперативному соединению не обойтись без прикрытия с воздуха. Единственными авианосцами на балансе Британии оставались «Инвинсибл» и «Гермес». Первый был слишком маленьким, а второй – слишком старым, и каждый мог нести лишь часть летательных аппаратов группы полнокровного тяжелого авианосца. Даже если по полной программе загрузить их только одними годными для выполнения задач в морской авиации самолетами «Си Харриер», кораблям Вудварда будет обеспечен лишь крайний минимум достойной поддержки с воздуха в ходе действий в Южной Атлантике. Соединению понадобится и зенитная артиллерия для отражения налетов противника. В учениях «Спринггрейн» принимали участие три вполне современных корабля УРО (управляемого ракетного оружия), главной задачей которых являлась противовоздушная оборона, – эскадренные миноносцы типа 42 «Ковентри», «Глазго» и «Шеффилд», оснащенные пусковыми установками зенитных управляемых ракет (ЗУР) среднего радиуса действия «Си Дарт»[117]. Для нужд ПВО на малых дистанциях имелось только три корабля с современными ракетами – фрегаты типа 22 с установленными на них зенитными ракетными комплексами «Си Вулф», хотя эти корабли конструировались, главным образом, как противолодочные[118]. Один из ракетных фрегатов типа 22, «Бэттлэкс», не подлежал отправке на юг, поскольку у него возникли неполадки в машинном отделении. Однако два других фрегата УРО, «Бродсуорд» и «Бриллиант», как становилось самоочевидным, обладали возможностью послужить ключевыми средствами ПВО для оперативного соединения. Помимо вышеназванных кораблей, командующий получал все имеющиеся в распоряжении фрегаты и эсминцы. В условиях зимы в Южной Атлантике ожидался внушительный износ и выходы из строя кораблей даже и без неизбежных боевых потерь.
Даже и при сборе существенного числа кораблей возникали сомнения в степени их пригодности к ведению конвенциональной войны с противником. На протяжении более чем трех десятилетий, когда мировое значение и ответственность Британии, а также бюджет ВМС сократились, уменьшилась и разносторонность флота. Королевские ВМС в 1982 г. являли собой решительным образом противолодочный флот, предназначенный воевать в Атлантическом океане с Советским Союзом. И все же военно‑морские силы Британии поднимали первую перчатку, брошенную им на протяжении жизни текущего поколения. Грозный вызов флоту означал и благоприятную возможность продемонстрировать его способности. Если у высших офицеров его и имелись какие‑то опасения по поводу отправки в плавание оперативного соединения, они держали их при себе.
На заре дня 2 апреля, прежде чем аргентинцы полностью завершили процесс завоевания Фолклендских островов, Вудвард получил указания из Нортвуда «сосредоточить» свою оперативную группу и приступить к продвижению к острову Вознесения. Корабли, принимавшие до того участие в учениях «Спрингтрейн», разделились на две части: первые отправлялись вместе с Вудвардом, а вторые, по причинам ли механического состояния или из‑за непригодности к действиям в Южной Атлантике, возвращались в Британию. После разделения корабли из групп северного и южного назначения сошлись бортами попарно и приступили к операции «перебазирования», продолжавшейся около двенадцати часов. Корабли северного назначения отдавали «южным» каждый лишний фунт продуктов, боеприпасы и запчасти. Команды судов, ложившихся на южный курс, избавлялись от учебных боеприпасов и прощались с теми, кто убывал по личным обстоятельствам, – на свадьбу или на похороны. Эсминец УРО «Ковентри», например, потерял, таким образом, целых пять человек. Направлявшийся домой фрегат «Орора»[119]послал на замену пять добровольцев из своей команды. Многие из уходивших в поход просили возвращавшихся товарищей позвонить от их имени женам и родителям. Некоторые передавали тексты телеграмм для отправки домой.
Среди моряков не царило такое повальное стремление подраться, как у морских пехотинцев и парашютистов. Многие до того пробыли в море не одну неделю, а в некоторых случаях – как, например, команда «Шеффилда» – и не один месяц. Они надеялись вернуться к себе к Пасхе. Все история британской внешней политики с момента Суэцкого кризиса говорила о том, что после длительного периода возмущений, колебаний и трескотни вопрос с Фолклендскими островами найдет дипломатическое разрешение. Даже те, кто горел желанием поучаствовать в большом деле, и то мало верили в удачу. «Сегодня нам сообщили, что мы отправляемся на Фолкленды задать трепку аргентинцам», – писал родителям капитан‑лейтенант Дэйвид Тинкер, секретарь командира ракетного эсминца «Гламорган». – «Дело напоминает 1914 г. Теперь Королевские ВМС тоже идут в далекий путь защищать колонии (или лучше представить себе Суэц?). Конечно же, все это может лопнуть мыльным пузырем через неделю, но холодок настоящей конфронтации, не такой, как с ядерной бомбой в северном мире, в ходе «колониальный войны» довольно‑таки здорово щекочет нервы – совсем не то, что скучные учения и возня с бумагами. Капитан, конечно же, доволен – у него есть шанс закончить карьеру в сиянии славы»[120]. Командир Тинкера, кэптен Майк Бэрроу, поступил на службу в ВМС в один день с адмиралом Вудвардом и через несколько месяцев готовился уйти в отставку.
***
Генерал‑майор Королевской морской пехоты Джереми Мур проспал всего два часа, когда в 3 часа пополуночи 2 апреля его разбудил телефонный звонок. Один из сотрудников штаба уведомил Мура о развертывании аргентинцами вооруженного вторжения на Фолклендские острова. Как многие десятки людей, поднятых с постели той ночью по тому же поводу, Мур поначалу ни во что не поверил. Он даже попросил подтвердить, не есть ли это запоздалый первоапрельский розыгрыш. Затем, как и бригадир Джулиан Томпсон, Мур оделся и поехал в ставку в Хэмоузи‑Хаус вблизи Плимута, высоко на горе, господствующей над всем устьем реки. Уже было решено отправить в Южную Атлантику британский контингент сухопутных сил. После расформирования в 1974 г. 16‑й парашютной бригады, 3‑я бригада коммандос КМП осталась в Британии единственным должным образом обученным, подготовленным общевойсковым соединением, способным к участию в немедленной морской десантной операции. Как становилось очевидным в любом случае, готовящейся экспедиции предстояло стать практически полностью предприятием Королевских ВМС, а флот, конечно, пожелает видеть морских пехотинцев во главе войск при высадке в районе назначения. Находившегося в гостиничном номере в Дании бригад‑майора (начальника штаба) Джулиана Томпсона, Джона Честера, позвали к телефону и в беседе приказали собрать целиком весь штаб, занятый на рекогносцировке для учений НАТО, и тотчас же отправить его на базу. Весь день офицеры струйкой текли в Хитроу, для чего пришлось закупить все свободные места на нескольких рейсах авиакомпании «Бритиш Эруэйз» из Копенгагена.
Другие военнослужащие переживали схожие ситуации. Например, командира десантно‑вертолетного корабля‑дока «Фирлесс», кэптена Джереми Ларкена, застигли у него дома в Гэмпшире, разбудили и таинственно сообщили, что его судно и некоторые другие «внесены в списки для первоочередного получения припасов»[121].
Подполковника Ника Вокса, командира 42‑го отряда коммандос, утром в пятницу попросили сесть в штабной автомобиль, который, как думал Вокс, доставит его в аэропорт для полета в Америку[122]. Но, как узнал подполковник, везли его в собственный штаб, откуда ему предстояло немедленно начать созывать подчиненных из отпусков и увольнительных всеми имеющимися в распоряжении средствами[123]. У Вокса сходный опыт уже имелся. В бытность свою младшим офицером он участвовал в высадке Королевской морской пехоты в районе Суэцкого канала[124].
В Херефорде, на базе 22‑го полка САС, главной части войск специального назначения в британской армии, подполковник Майкл Роуз приказал привести в полную боевую готовность один эскадрон сразу после того, как услышал по новостям Би‑би‑си о вторжении и о тревоге у Королевской морской пехоты[125]. Затем Роуз позвонил Джулиану Томпсону и выразил мнение, что, если намечается операция в Южной Атлантике, разумно ожидать возникновения потребности в каких‑то силах САС.
Нельзя никак обойти вниманием одну из наиболее примечательных фигур, вызванных на службу сразу же. Майора Юэна Саутби‑Тейлура выдернули из квартиры в Лондоне, где он находился после ужина в клубе знакомств. Саутби‑Тейлур был неукротимым романтиком, всегда оставлявшим профессиональные амбиции позади личного служения долгу. Со своими светлыми волосами, напоминавшими зыбь посреди Атлантического океана, заразительным обаянием и восторженностью он превратился в типичную знаменитость в рядах военнослужащих Королевской морской пехоты. Сын командующего корпусом КМП, Саутби‑Тейлур получил офицерское звание в 1960 г. после окончания мореходного училища в Пэнгборне и университета в Гренобле[126]. Он не без гордости хвастался, что на протяжении следующих двадцати двух лет лишь два года просидел в кабинете. Едва ли это обстоятельство увеличило его шансы на повышение, но так или иначе он объехал чуть ли не полмира. Саутби‑Тейлур стал превосходным рулевым и яхтсменом, научился говорить и писать на арабском, рисовать акварелью морских птиц, он забирался в дикие уголки Аравии и, мало того, побывал на Фолклендских островах.
В 1978 г. Саутби‑Тейлур командовал дислоцированным там подразделением морской пехоты[127]. Он полюбил те места и – что уже совсем невероятно – живших там людей. В ходе срока своей командировки офицер этот большую часть времени провел в море, повидав каждый ручеек и каждое селение вдоль побережья. Он мог похвастаться, что знает Фолкленды лучше всех на свете, и написал по ним штурманское пособие для распространения среди ограниченного круга лиц. Саутби‑Тейлур горел ожиданием возвращения. 2 апреля он отдыхал после работы – офицер подразделения десантных катеров морской пехоты, Саутби‑Тейлур посещал курс изучения Среднего Востока в Лондонском университете. По срочному приказу из бригады он на штабном автомобиле помчался в Хэмоузи‑Хаус на встречу с Джулианом Томпсоном. Бригадир желал слышать все, что Саутби‑Тейлуру известно о Фолклендских островах. «Послушай‑ка, – твердо сказал майор (они с Томпсоном были старыми друзьями). – Я и слова не скажу, если ты не пообещаешь взять меня с собой». «Не беспокойся, Юэн, – усмехнулся в ответ Томпсон. – Ты будешь в деле». Саутби‑Тейлур представлял собой одного из этаких примечательных английских чудаков‑энтузиастов, которому неожиданно повезло поймать свой момент в военной истории.
Королевская морская пехота есть по сути небольшая, сплоченная семья из шести тысяч солдат и офицеров. Служа вместе почти всю жизнь, они гордо заявляют, будто все знают друг друга лично. Являясь подведомственной структурой ВМС, морские пехотинцы лелеют собственную самостоятельность, систему званий и оплаты, ну и, конечно, особые боевые навыки. Возьмем для примера артиллерийский полк[128], набираемый из добровольцев Королевской артиллерии, которых командируют в МП после прохождения курса коммандос, при этом берут только одного из четырех подавших заявления. В предшествующие годы роль 3‑й бригады коммандос в войсках НАТО – защита северного фланга в Норвегии – подарила личному составу уникальные возможности для подготовки, приобретения опыта и позволила обзавестись военным снаряжением для ведения боевых действий в арктических широтах.
И все же в предшествовавшем десятилетии под вопросом оказалось само существование морских пехотинцев. Когда вооруженные силы Британии стали переживать сокращение, взаимоотношения корпуса с «родительским» военно‑морским ведомством натянулись. Морские пехотинцы во все большей степени приходили к убеждению в желании Адмиралтейства избавиться от них. Бюджет коммандос представлялось соблазнительным потратить на корабли и системы оружия. С сокращением материально‑технической базы амфибийных ресурсов ВМС – оба десантно‑вертолетных корабля‑дока, «Фирлесс» и «Интрепид», в тот момент начальство собиралось продать зарубежным покупателям – морские пехотинцы почувствовали: адмиралы более не заинтересованы в их выживании. Некоторые из высших армейских офицеров высказывали мнения, будто коллеги из морской пехоты очутились на слишком узкой и обособленной орбите, а потому испытывали недостаток широты опыта для командования современными войсками в рамках концепций НАТО. Менее года назад, в разгар дебатов в отношении предложений Джона Нотта по сокращениям в ВМС, министр привел корпус в состояние оцепенения публичным высказыванием о том, что, если морскую пехоту все‑таки распустят, вина ляжет на военный совет ВМС из‑за неспособности их выработать многогранный и убедительный повод для сохранения корпуса.
Теперь, весенним утром 1982 г., мистер Нотт получал свой ответ, а Королевской морской пехоте предоставился необычайно благоприятный случай доказать собственную полезность. Если потребуется высадка на Фолклендских островах, проводить операцию придется 3‑й бригаде коммандос. Штаб в Хэмоузи‑Хаусе приступил к выработке масштабного плана действий, необходимых для вывода сил в море, без страха перед размерами задач, решать которые им, возможно, придется. Позднее Джереми Мур скажет: тот период «был одним из лучших в моей жизни. Все находились в приподнятом состоянии духа, все работали не покладая рук на общее дело, преодолевая трудности. От армии, ВМС, судостроительных заводов мы не видели ничего, кроме помощи. Иногда люди переходили дорогу, дабы поприветствовать нас. Даже детей, казалось, охватило приподнятое настроение».
В широком смысле концепция развертывания морского десантного соединения сложилась в начале выходных. Бригаду Томпсона сочли разумным усилить добавлением 3‑го батальона Парашютного полка и всех поддерживающих подразделений, необходимых для формирования сбалансированных десантных сил, а кроме того – подкрепить элементом ПВО на случай вражеских атак с воздуха. Поначалу наибольшие осложнения вызвала проблема сбора судов для десанта. Когда офицеры Томпсона работали со штабными таблицами, где содержались данные по погрузочным мощностям, необходимым для каждой отправляющейся на войну части, они обсуждали и момент фактического наличия кораблей в их распоряжении. Главной платформой мог послужить «Фирлесс». Однако его сестринский корабль, «Интрепид», стоял на приколе. Предположительно можно было прибегнуть к использованию «Гермеса», официально считавшегося вертолетоносцев и десантным кораблем коммандос. Затем офицеры занялись перелистыванием справочника по кораблям торгового флота, доступным для фрахта или реквизиции в случае войны. Никто не забыл суеты вокруг Суэца, когда политическое фиаско осложнялось отвратительным смятением при организации погрузки судов, так что сложившееся положение грозило британцам большими неприятностями, имей они дело с решительным противником. Многие корабли, считавшиеся годными для использования армией в случае войны, подходили только для применения в Ла‑Манше или в Северном море, но совершенно не годились для марша в Южную Атлантику.
Затем офицерам Томпсона словно бы надавали по рукам, отказав в притязаниях на «Гермес», поскольку его решили задействовать под «Си Харриеры». Даже при наличии «Гермеса» и «Инвинсибла» со всеми имевшимися в распоряжении летательными аппаратами, оперативное соединение получало лишь двадцать «Си Харриеров» для обеспечения прикрытия с воздуха – это была жалкая кучка, особенно в свете неизбежно ожидаемых потерь от вражеского противодействия и аварий[129]. «Гермес» брал роту 40‑го отряда коммандос в качестве боевого подразделения, которое, в случае необходимости, могло высадиться на берегу до прибытия основной группы морского десанта. Для подавляющего числа сил бригады, однако, оставались только шесть видавших виды танко‑десантных кораблей Королевского вспомогательного флота[130]и транспорт снабжения «Стромнесс». Штаб Томпсона на какой‑то момент пришел в ступор из‑за осложнений с судоходной материальной частью.
И тут вдруг удручающие трудности словно бы испарились в одночасье. Офицерам сообщили о предстоящей реквизиции 45 000‑тонного круизного лайнера «Канберра». Только он один обещал предоставить место для размещения двух тысяч человек, причем в куда более комфортных условиях, чем любой войсковой транспорт. Изъятие «Канберры» стало продуктом творческой мысли Нортвуда и Министерства обороны, поскольку данный акт гарантировал нахождение бригады в море – к тому же при продолжении ведения подготовки – куда дольше, чем представлялось возможным при нормальном положении дел. Гибкость всего оперативного соединения радикальным образом повышалась. Тайно в Гибралтар отправили небольшую «абордажную команду» в гражданской одежде, дабы та взяла под контроль лайнер на пути домой из Средиземного моря, причем полный заплативших за свое путешествие пассажиров. На протяжении двух оставшихся суток пребывания на борту офицерам предстояло выбрать места для установки вертолетных площадок, больничного оборудования и размещения живой силы.
Нортвуд тем временем привел в действие механизмы крупнейшей со времен Второй мировой войны акции по мобилизации гражданской судоходной материальной части в поддержку Королевских ВМС. Ячейка СРИТФ в Адмиралтействе расширилась. Капитан второго ранга Брайан Гудсон занимал должность координатора службы тыла в Нортвуде только полмесяца, и все же в сфере его ответственности находилась обязанность определять, какие корабли понадобятся постоянно разбухающему оперативному соединению для обеспечения его действий в море. Список вызывал благоговейный трепет: транспорты снабжения, танкеры, контейнеровозы, посыльные, госпитальные и ремонтные суда – где‑то пятьдесят четыре единицы только из гражданских источников (по водоизмещению круглым счетом 500 000 тонн) на срок до завершения операции. Управление морских операций и торговли потребовало не одного, а четырех командиров, которым приходилось в том числе заниматься решением комплексных вопросов в отношении того, какие из британских судов годились для действия совместно с оперативным соединением, после чего они отправляли запрос в адрес правительственного брокера, чтобы тот предоставил суда либо через рынок чартеров, либо, если потребуется, путем реквизиции. Около половины кораблей для Южной Атлантики в итоге удалось приобрести за счет применения того или иного варианта. Пусть известная доля материальной части приходилась на коммерчески непривлекательные категории, которых хватало в распоряжении, другие – скажем, пассажирские лайнеры – приносили неплохие доходы, а потому заполучить их бывало труднее.
Затем начались непростые поиски назначенцев на эти вспомогательные суда среди старших морских офицеров, чтобы военные представители действовали совместно с гражданскими капитанами, обеспечивая военно‑морские партии профильных специалистов, скажем, для организации процессов дозаправки в море. Понадобилась в том числе и техническая команда численностью в сто человек для плавучей ремонтной базы «Стена Сиспред». На многих кораблях предстояло установить вертолетные площадки. Приходилось проводить трехчасовые брифинги для капитанов в отношении военно‑морских процедур, изыскивать принятые на военном флоте защитные костюмы с системой жизнеобеспечения, договариваться по вопросам жалований с Национальным союзом моряков. Нельзя не назвать одним из величайших достижений Фолклендской войны тот факт, что всю эту гигантскую трансформацию удалось провести в пределах считаных недель. Не прошло и шести суток с момента аргентинского вторжения, как на «Канберре» расположили две вертолетные площадки, оборудование для пополнения запасов в море и снаряжение для военно‑морских коммуникаций. Судно подготовили для несения значительной доли личного состава 3‑й бригады коммандос к местам боевых действий.