Обнадеживающие результаты этих опытов положили начало исследованиям, в которых принимают участие не только биологи и ветеринары, но и медики.
Медики работают и с пчелиным ядом, который тоже оказался целебным средством. Теперь от пчел начали уже в промышленном масштабе получать, кроме меда и воска, также и яд.
Жаля, пчела вводит примерно только три десятитысячные доли грамма яда. Но и этого ничтожного, в сущности говоря, количества оказывается достаточно, чтобы многие насекомые, ужаленные пчелой, вскоре погибали.
Яд пчелы производится двумя железами, которые выделяют: одна — кислый, вторая — щелочный секрет.
Каждый из секретов в отдельности гораздо менее ядовит, чем смесь их. Муха, ужаленная пчелой, погибает обычно тотчас же. Но если тончайшей иглой впрыснуть такой же мухе секрет только одной из желез, муха останется живой. Стоит после этого впрыснуть дополнительно яд второй железы — муха погибнет.
Специалисты установили, что отдельные элементы, составляющие пчелиный яд, в определенной мере сродни яду гадюки и отчасти также яду «обры.
Неудивительно, что яд пчелы нередко убивает даже крупных птиц и зверей. Собаки и особенно лошади очень болезненно реагируют на ужаления.
265
Серьезно страдают от пчелиного яда иногда и люди.
Но тот же пчелиный яд успешно используется для исцеления таких болезней человека, как ревматизм, невралгия и т. д. Лечение ныне производится не только ужалениями, как это практиковалось в старину. Из пчелиного яда изготовляют специальные препараты, вводимые больному под кожу. Для получения таких препаратов создаются «фармацевтические пасеки». Пчел время от времени помещают здесь в особые камеры, где под действием эфирных паров выпускается жало. При этом стеклянные стенки камеры покрываются мельчайшими каплями ядовитой росы, выпадающей с тысяч обнаженных жал.
Вот этот-то яд собирается и разливается по ампулам.
В лабораториях таких фармацевтических пасек установлено, что максимальное количество яда пчела начинает давать в среднем с десятого дня жизни, что пчелы, получающие корм с повышенным содержанием белка, производят больше яда. Конечно, все продуктивные показатели измеряются здесь долями миллиграмма, но в относительном выражении они вполне значимы.
Уже имеются такие способы содержания и разведения пчел, при которых они дают больше яда. Начато, так сказать «раздаивание» ядовитых желез пчелы.
Многие убеждены, что пчела с вырванным жалом погибает сразу же. На самом деле она способна жить без жала даже несколько дней. Во всяком случае, очень многие пчелы, потеряв жало, добираются до родного гнезда, отдают приемщицам свой груз нектара, складывают обножку, собранную на цветах.
Жало, неоспоримо, является только орудием защиты пчелы, а не орудием ее нападения.
Когда пчела вонзает жало в тело врага, запах яда приводит в ярость и других пчел. Чем опаснее и крупнее враг, тем больше пчел жалит его, тем больше
266
защитников гнезда сзывает к атаке запах яда, этот беззвучный сигнал тревоги.
Ни одно, пожалуй, живое существо в мире не оснащено оружием самозащиты, которое действовало бы так странно: поражая врага, оно часто убивает и самого защищающегося.
Самозащита пчелы нередко оказывается, таким образом, ее самоубийством.
Острые зазубрины, которыми снабжено жало, направлены так, что не мешают ввести стилет, но не позволяют извлечь его из тела противника. Пчела отрывается поэтому от атакованного врага, вырвав из себя жало вместе с внутренностями.
Когда какая-нибудь ящерица, уходя от опасности, оставляет свой хвост, который продолжает судорожно биться и этим отвлекает внимание обманутого врага, она сама остается живой и вполне жизнеспособной. Схваченный за ногу паукообразный сенокосец спасается, оставив прищемленную ногу.
Пчела не бросает свое засевшее в теле врага зазубренное жало, а отрывается от него, нанося себе этим смертельную рану.
Рассмотрению этого факта Дарвин посвятил специальный раздел в главе о затруднениях, встречаемых теорией естественного отбора.
«Если наш разум внушает нам чувство изумления перед множеством неподражаемых приспособлений, представляемых природой, то он же учит нас, — хотя ошибки одинаково возможны и в ту и в другую сторону, — что существуют другие приспособления, менее совершенные. Можем ли мы считать совершенным жало пчелы?»—спрашивал ученый и тут же отвечал: «Если мы предположим, что жало пчелы существовало у отдаленного предка в качестве буравящего зазубренного инструмента, какие встречаются у многочисленных представителей этого обширного семейства; если мы допустим, что с тех пор оно изменилось, хотя и не усовершенствовалось для своей настоящей цели, что яд, первоначально приспособленный для совершенно иного назначения, например, для образования чернильных орешков, также усилился; если мы до-
267
пустим все это, то, может быть, поймем, почему употребление жала может так часто сопровождаться смертью насекомого: если, в итоге, способность жалить окажется полезной для социальной общины, она будет соответствовать всем требованиям естественного отбора, хотя бы и причиняла смерть отдельным членам этой общины».
Здесь стоит отметить, что замечание Дарвина по поводу возможности первоначального назначения яда не было чисто умозрительной догадкой. В одном из своих писем он рассказывает, что введением в ткани растений яда ос ему удалось в некоторых случаях вызывать утолщение тканей и их затвердение.
В работах академика Е. Н. Павловского мы находим замечательное по богатству материала и глубине исследование вопроса об эволюции ядовитого аппарата пчел. Здесь прослежены все направления усовершенствования: и в сторону относительно большего развития железы, дающей кислый секрет, как у осмии, и в сторону более сильного развития железы, дающей щелочный секрет, как у андрен. Здесь приведены подробные данные об особенностях яда таких ос, как сколии, парализующие и консервирующие своими ужалениями тела насекомых, которые служат пищей для личинок этих хищников. Здесь всесторонне рассматриваются различия в жалах видов одиночных пчел, у которых жало служит оружием индивидуальной самозащиты. Здесь показано, наконец, и то, как у простых колониальных форм пчелиных индивидуальное жало, жало особи, превратилось в коллективное оружие, в орган защиты общины.
Чтобы полнее понять биологию этого приспособления, следует учесть, что своих «ровесников» по эволюции, своих «однокашников» по классу насекомых пчела и сейчас жалит без всякой опасности для собственной жизни: из пронзенного хитинового панцыря насекомого жало извлекается свободно. Если, к примеру, пчела жалит муху или осу, ужалившая остается невредимой.
Много миллионов лет успело прослужить пчелам зубчатое жало, когда появились на земле птицы,
268
животные и люди, в эластической коже которых вязнут зазубрины стилета, приковывая пчелу к ужаленному и вынуждая ее отрываться одновременно и от атакованного противника и от оставляемого в нем жала.
Конечно, в новых условиях старое устройство жала должно было оказаться непригодным.
Но к тому времени, когда появились на земле новые враги, пчела давно перестала быть одиночкой, которая защищает только себя самое. Отдельная пчела защищала тогда уже всю семью, гнездо со всеми тысячами его обитателей, с его общими запасами корма.
И это обстоятельство оказалось очень важным. Строение жала стало изменяться в соответствии с новой его ролью, с новыми условиями его применения.
Таким образом, утверждение Дарвина о том, что жало «не усовершенствовалось для своей настоящей цели», было, видимо, ошибочным. Впрочем, Дарвин в этой ошибке не повинен: когда печаталось «Происхождение видов», было еще неизвестно, что кривое жало матки отличается от прямого жала рабочей пчелы не только формой. Лишь спустя несколько лет были опубликованы результаты исследования, установившего, что жало рабочей пчелы несет десять зазубрин, тогда как на стилете матки их всего четыре. Жало с десятком зубчиков не только прочнее застревает в теле противника, но и дольше в нем остается. Разумеется, такое жало гораздо опаснее для противника, чем гладкое.
Мало того: анатомы находят в его устройстве специальные приспособления, облегчающие отрыв от тела пчелы.
Интересно рассмотреть, какую пользу могут приносить виду эти приспособления?
Пчелы, атакующие, к примеру, медведя, добирающегося до медовых сотов, сразу же запутываются в густой шерсти и с злым жужжанием рвутся к цели. Первый же укол жала заставит медведя сделать попытку сбросить с себя напавших на него защитников гнезда. Он раздавит при этом десятки и сотни пчел, но
269
жала (они отделяются вместе с узлом брюшной нервной цепочки, и благодаря этому мускулы оторванного жала продолжают действовать) будут и после того автоматически внедряться в кожу.
— Они сражаются и мертвые! — воскликнул ученый, впервые разобравшийся в механизме действия оторванного жала.
Действительно, пчелы могут быть раздавлены, растоптаны, уничтожены, а отделившиеся от них жала сами по себе заглубляются в ранки, вливая в них ядовитую смесь кислого и щелочного секретов, от которой ужаленное место сначала немеет, а затем обжигается зудящей болью...
Таким образом, здесь более чем вероятно усовершенствование жала для его настоящей цели, несмотря на то, что это усовершенствование повлекло за собой смерть жалящих пчел.
Ведь гибель ужалившей пчелы стала для семьи практически неощутимой, во всяком случае не более опасной, чем для кустика крапивы потеря обжигающих противника стрекательных клеток листа.
ВРАГИ
Организация защиты пчелиного гнезда. — Медведь, куница и другие четвероногие враги пчел. — Пернатые враги. — Враги пчел из мира насекомых. — Сражение с муравьями. — Пример пчел как доказательство отсутствия внутривидовой конкуренции и взаимопомощи.
Склады меда, запасы воска, наконец сумрак и влажное тепло гнезда сделали улей приманкой для представителей самых разнообразных форм — от паразитических плесеней до хищных птиц и от бескрылой мухи до медведя.
В жаркие солнечные часы, когда пчелы особенно усердно вентилируют гнездо и когда расходится и плывет над пасекой теплый запах меда и воска, явственно ощутимый даже для человека (хотя его обоняние значительно слабее, чем нюх животных), интересно понаблюдать события, разыгрывающиеся перед
270
летком улья. Для намеченной нами цели полезнее взять под наблюдение семью не очень сильную.
Перед летком ее гнезда среди входящих и выходящих пчел энергичная стража улья расправляется с неисчислимым количеством незваных гостей. Среди них можно видеть и разнообразных мух, и мушек всех форм и размеров, и тонконогих паучков, и пестрых уз-кокрылых бабочек, и быстрых муравьев, норовящих незамеченными проскользнуть в леток вместе с пчелиной толпой. То в одном, то в другом месте перед летком вспыхивают молниеносно короткие наземные стычки и воздушные схватки.
Время от времени из летка кубарем выкатываются и сваливаются в траву перед прилетной доской сцепившиеся противники: это уже внутренняя охрана изловила прорвавшегося чужака. Долго еще после этого злое жужжание не умолкает в траве возле улья, где к вечеру накопится не один десяток изувеченных, насмерть изжаленных воров.
А на смену им новые назойливые искатели сладкого продолжают стягиваться к заманчиво пахнущему летку, через который лежит дорога к медовым сокровищам улья.
В пчеловодных книгах и руководствах разделы, посвященные рассказу о врагах пчел, обычно и не упоминают обо всех этих пограничных конфликтах. Говоря о врагах улья, пчеловоды имеют в виду более опасных противников, действующих в гнезде украдкой (микробы, бациллы, мельчайшие клещи), а также специализированных вредителей пчелиного расплода, перги, сотов, таких, как восковая моль, муха-горбунья, пчелиный жук...
Но наряду с ними пчелам и их гнезду досаждают и легионы других врагов. Бесконечно разнообразны пути и средства, которыми совершаются их налеты и набеги на пчелиные обиталища.
Из врагов пчел более других известен (это ясно уже из его видового названия) медведь. Он находит пчелиные гнезда не столько по запаху меда, сколько
271
по звуку, по жужжанию пчел в дупле. Обходчикам телеграфных линий, проложенных через глухие лесные места, частенько доводится видеть на столбах сети мишку, обманутого гудением проводов.
Но если медведь действительно обнаружил пчелиное дупло, он жадно разгрызает древесину, лапами разворачивает стенки и, несмотря на пчел, осыпающих его со всех сторон, добирается до сотов.
К слову оказать, теперь, когда пчелы, обороняя гнездо от животных и человека, атакуют раньше всего глаза, нос, губы, здесь определенно действует «тактический инстинкт», воспитанный в войне с таким врагом, как медведь, чье тело одето густым мехом.
Но медведь не единственный среди четвероногих любитель меда.
В одном из лесов Вожегодского района Вологодской области охотник пришел зимой по куньему следу к старой осине с дуплом, вход в которое находился внизу, у самого корня. Чтоб выгнать зверька из убежища, охотник стал постукивать по стенкам дерева, и вдруг сверху на него посыпались пчелы, которые, падая на снег, тут же замерзали. Назавтра охотник вернулся к осине за пчелами и за медом. Выбирая гнездо, он обнаружил, что куница давно прогрызла снизу ход к сотам и не раз лакомилась здесь сладким.
В склонности к меду уличены также соболи, росомахи.
Скунсы — те охотно поедают и пчел. Нечувствительные к пчелиным ужалениям, они по ночам приходят к ульям и начинают царапать их, а когда пчелы вылетают на шум, бьют их лапами и пожирают.
Совершенно не реагирует на пчелиный яд также и еж. Сыворотка его крови может даже служить лечебным противоядием при ужалениях.
Зимой, когда пчелиная оборона слабеет, совершают набеги на пчел и мыши, причем не только на гнезда в лесу, как куница, о которой только что говорилось, но и на ульи культурных пасек. Правда, мышей соблазняет не мед, не углеводы, а белковый корм — перга. Мыши безнаказанно поедают осыпавшихся из
272
клуба мертвых пчел, а погом, пользуясь тем, что пчелы сгрудились в клуб, от которого им нельзя отрываться под страхом холодной смерти, принимаются за соты с цветочной пыльцой, которые выгрызают до тех мест, где сидят пчелы.
Иногда мыши поедают и живых пчел из клуба. Пчелиное брюшко при этом остается нетронутым.
Даже летом, когда пчелы бодрствуют, мышь, привлеченная лакомым запахом, (пробует иногда проскользнуть в гнездо. Но едва она проникает в улей, пчелы атакуют ее, вонзая ядовитые жала. Сплошной массой покрывают пчелы уже мертвого врага. Затем труп заливается пчелиным клеем, и на месте недавнего сражения остается комок, по форме лишь отдаленно напоминающий мышь.
Серьезный ущерб наносят пчелам и птицы.
В самых дальних точках обширного пастбища вокруг гнезда пчелы распылены. Но чем ближе к гнезду, тем гуще становится их лет, и на самых близких подступах уже сотни пчел ежеминутно проносятся в воздухе.
Некоторые пернатые хищники охотятся на пчел именно здесь, на летных трассах.
Так поступает, например, темнобурый пчелоед. Он схватывает свою жертву поперек тела, откусывает брюшко с жалом, а остальное проглатывает.
Пчеловоды свидетельствуют: «Попав случайно на воздушную «дорогу» пчел, по которой они летят от гнезда на взяток и обратно, пчелоеды начинают за ними охотиться до тех пор, шока не набьют свои зобы до отказа».
Синица действует подобно скунсу. Правда, летом, когда корма достаточно, она редко обращает внимание на пчел. Зимняя бескормица делает ее менее разборчивой.
Подлетая к улью, синица начинает постукивать клювом о стенку, и дальше разыгрывается замечательная зоологическая пантомима, с действием, построенным на столкновении охотничьего инстинкта синицы и защитного рефлекса пчел. Едва появляется у летка встревоженный шумом сторож, синица сбрасывает его
| 273 |
18 Пчелы
на снег и через мгновение уносит, чтобы расклевать на ближайшем дереве. Затем она возвращается к улью и возобновляет предательское постукивание клювом о стенку.
Аист охотится иначе. Он редко подходит близко к пасеке, зато на лугах в летные дни буквально без передышки поедает пчел, прилетающих на цветки. В желудках убитых аистов находили сотни пчел, склеванных на травах.
Что касается деревенской ласточки, она не боится орудовать и в районе ульев. Ее поведение основано, очевидно, на большом преимуществе в скорости полета. Стрелой проносится она снизу вверх, схватывая и унося пчел, иногда даже тех, которые сидят перед летком. Но ласточке иной раз приходится круто, так как пчелы, бывает, дружной атакой обращают неприятеля в бегство.
Есть у пчел еще более опасные пернатые враги: из них первым является длинноклювый щур золотистый, который не обращает внимания на пчел, летящих с пасеки за взятком, но не устает нападать на тех, которые возвращаются с грузом обножки (когда на пасеку нападает много щуров, пчелы могут совсем прекратить вылеты из ульев).
Много бед причиняет пчелам и хищный пчелиный палач — сорокопут, который, не ограничиваясь истреблением пчел для непосредственного пропитания, собирает себе кормовые запасы, нанизывая десятки жертв на шипы деревьев, иглы кустарников, на острые ветки и т. д.
Но наибольшее количество врагов пчелы относится к миру насекомых.
Прозванная пчелиным волком желтобрюхая оса — филант, точным ударом жала парализует летных пчел; затем, с большой силой прижимая пчелу к себе, выдавливает из ее зобика на хоботок весь мед, который до последней капли насухо слизывает. Оса уносит тело жертвы в глубокую, чуть не полуметровую нору. Здесь на груди ограбленной пчелы она откладывает яйцо, из которого выйдет личинка филанта, поедающая сухой труп.
274
Совсем недавно на пасеках южных колхозов обнаружен новый враг пчел. Это муха сенотаиния, похожая на домашнюю, но серая, с белой полоской на голове и более тонким брюшком, покрытым волосками. В солнечные дни такие мухи собираются на крышках ульев, где они неподвижно сидят, подкарауливая пчел, и затем атакуют их на лету, чтобы отложить в них яйца. В пчеловодных журналах уже описаны воздушные бои, разыгрывающиеся возле ульев между пчелами и значительно быстрее летающими мухами. Пчеловоды ограждают пчел от этих новых воздушных пиратов простым приемом: если пасеку, на которой появились враги, вывезти в открытую степь, в поле, на луг, мухи исчезнут.
Гораздо труднее избавиться от бескрылой и, кажется, безглазой мухи, которая по внешнему виду весьма походит на вошь. Обычно пчеловоды так ее и называют. Она размножается и живет на пчелах в улье, особенно сильно поражая маток. Пчелиная вошь, в отличие от ее тезки на теплокровных, питается на пчеле не кровью, а медом. Шестиногая вошь-лакомка щекочет верхнюю губу пчелы до тех пор, пока та не выпустит язычок, с которого паразит быстро слизывает мед.
Пауки — и те покушаются на пчел. Они частенько растягивают на трассах лёта свои паутинные сети, в которых, случается, запутываются и матки.
Надо сказать и о личинке пестрой майки, которая подкарауливает пчелу в венчиках цветков и, впившись в сборщицу, проникает с ней в улей. Стоит напомнить и о тех хищных насекомых, которые поджидают пчел, спрятавшись в листьях.
Нагруженных медом сборщиц на лету перехватывают и уничтожают безобразные ктыри, изящные стрекозы, легкие осы, грузные шершни.
| 18* |
Шершни часто ловят пчел на цветках и здесь же расправляются со своей жертвой, прокусывая зобик и слизывая вытекающий мед. Устраивая свои гнезда поближе к пасекам, шершни иной раз массами нападают на сборщиц. Во время вылета роев эти крупные ярко-желтые насекомые хищно кружат в небе среди пчел
275
и при каждом заходе без промаха схватывают очередную жертву. Съедает шершень пчелу с совершенно непостижимой быстротой.
Многие виды ос преследуют пчел и в улье; так же действует бабочка «мертвая голова», которая, подражая «голосу» пчелиной матки, открывает себе этим заклинанием дорогу в гнездо. Оцепенение пчел дает ей возможность проникнуть к дальним ячейкам с кормом, где она выпивает из запасов семьи иной раз чуть ли не ложку меда — почти столько же, сколько весит сама!
Интересно, что в годы массового появления «мертвой головы» пчелы начинают изнутри закрывать на ночь летки баррикадами из прополиса и воска.
Такие оборонные действия семьи в целом могут принимать и еще более наглядные формы. В. К. Ар-сеньев в уже упоминавшемся его дневнике «По Уссурийскому краю» описывает подлинно массовое сражение пчел с врагом:
«Почти весь рой находился снаружи. Вход в улей (леток) был внизу, около корней. С солнечной стороны они переплелись между собой и образовали пологий скат. Около входного отверстия в улей густо столпились пчелы. Как раз против них, тоже густой массой, стояло полчище черных муравьев. Интересно было видеть, как эти два враждебных отряда стояли друг против друга, не решаясь на нападение. Разведчики-муравьи бегали по сторонам. Пчелы нападали на них сверху. Тогда муравьи садились на брюшко и, широко раскрыв челюсти, яростно оборонялись. Иногда муравьи принимали обходное движение и старались напасть на пчел сзади, но воздушные разведчики открывали их, часть пчел перелетала туда и вновь преграждала муравьям дорогу».
На этом можно бы прервать рассказ, но как же не добавить, что В. К. Арсеньев и сопровождавшие его казаки попробовали облить муравьев кипятком, но при этом вспугнули пчел.
«Мигом весь рой поднялся в воздух. Надо было видеть, в какое бегство обратились казаки...» — признается автор дневника.
276
Итак, семья от налетов «мертвой головы» может защищаться укреплениями из прополиса, а с муравьями вся колония способна вести большое сражение.
Наряду с этим в различных эпизодах наглядно проявляется и «взаимное равнодушие» пчел, как определяли эту черту некоторые старые исследователи.
Описываемую особенность поведения пчел можно наблюдать не только в действиях, связанных с обороной гнезда.
Тысячи сборщиц могут сновать на воздушной трассе с пасеки в поле, пролетая мимо жалобно жужжащей в паутине пчелы. Ни одна не свернет с дороги, чтобы выручить запутавшуюся.
Сотни пчел могут заправляться из лужицы, в которой рядом с ними барахтается в воде тонущая. Ни одна ей не поможет.
Если, хотя бы перед самым летком, покрыть небольшой участок прилетной доски клеем, в котором безнадежно завязнут какие-нибудь пчелы, они станут изо всех сил выбираться из липкой ловушки, а другие будут стороной обходить опасное место, причем и здесь ни одна не попробует помочь погибающим.
Правда, в схватке с какой-нибудь мухой или осой участвуют обычно одна-две, а с жуком-бронзовкой — и пять-шесть пчел. Но каким бы ожесточенным ни было каждое из этих сражений, для них характерно не только то, что другие пчелы той же семьи обходят место схватки, а еще в большей мере то, что каждая из пчел, атаковавших врага, действует сама за себя, несогласованно, нередко мешая другим: тогда как одна пчела стремится выбросить осу за линию летка, другая, наоборот, тащит ее в глубь гнезда, одна пробует жалить противника, а другая тормошит его так, что удар жалом приходится мимо цели.
Однако, поскольку противник оказывает энергичное сопротивление атаковавшим его пчелам, несогласованность их действий может показаться следствием случайных причин. Вот почему явление, о котором идет
277
речь, может быть гораздо отчетливее рассмотрено на другом примере.
Если подбросить в пчелиное гнездо малоподвижную личинку или, еще лучше, незрелую -куколку какого-нибудь шмеля, или дикой пчелы, или шершня, можно видеть, с какой неистовой яростью набрасываются обитатели гнезда на подкидышей. Десятки пчел прогрызают мягкую оболочку покровов и высасывают хоботками жидкое содержимое куколки. Буквально через несколько минут от нее остается только пустой мешок, который разные пчелы теребят и тащат в разные стороны: одна — к летку, другая — к задней стенке улья, третья — вверх на соты. А другие пчелы пробегают мимо взад и вперед, ничего не замечая.
Как объяснить эти факты?
Разберем вопрос на примере со сражением у летка.
Вполне естественно, что множество пчел — очевидцев какой-нибудь схватки — не обращает на нее никакого внимания.
Молодые пчелы, выходящие из улья, например, для учебных полетов или для приемки нектара от сборщиц, еще не созрели для сторожевой, охранной службы. А вернувшиеся с грузом летные пчелы инстинктом побуждаются прежде всего освободиться -от доставленного домой взятка. Таким образом, из числа пчел, находящихся в зоне летка, только немногие могут принимать участие в обороне гнезда. Остальные в нормальных условиях следуют своим путем, выполняя функции, предписываемые им их физиологическим возрастом.
Что же касается поведения пчел-сторожей и свободных сборщиц, оно может служить неплохим наглядным пособием по вопросу о внутривидовых отношениях в природе.
Мичуринским учением убедительно показано отсутствие в природе борьбы и взаимопомощи индивидуумов внутри вида. Биология пчел на очень своеобразном, но тем более убедительном примере подтверждает точность этого крайне важного для теории и практики вывода мичуринской науки.
278
Некоторые горе-биологи, признающие внутривидовую конкуренцию основой эволюции, ее главной движущей силой, ее сущностью, всячески старались доказать, что и пчелиная семья создана взаимной борьбой пчел, конкуренцией трутней, безжалостной войной маток. Мы дальше окончательно удостоверимся в том, что эти взгляды абсолютно необоснованны и беспочвенны. Точно так же необоснованны и беспочвенны те учения, которые приписывают всей живой природе, и в частности природе пчел, одну только сплошную гармонию и абсолютное совершенство и которые, исходя из этих благочестивых, но не научных положений, объясняют некоторые явления в жизни пчел следствием присущего организмам растений и животных стремления к взаимопомощи между себе подобными.
Природа опровергает их утверждения.
Если пчела не выпутается из паутины сама, паук задушит ее на виду у пролетающих мимо сборщиц. Если пчела сама не выберется из воды, она утонет на глазах сотен собравшихся на водопой пчел. Если сама пчела не уйдет из клейкой западни, она погибнет здесь, на пороге своего дома.
Пчелиная семья — живая цельность, но она состоит из отдельных индивидуумов. В пчелиной семье каждый отдельный член семьи, являясь зависимой частью целого, продолжает вместе с тем оставаться относительно самостоятельным существом. И в той мере, в какой отдельная пчела может считаться органической частью целого — семьи, равно как и частью общего — вида, взаимоотношения ее с остальными частями целого и общего свободны и от взаимной борьбы и от взаимной помощи.
ВЫХОД РОЯ
Последний вылет матки.—Для чего свиваются роевые клубы. — Опыт крымского лесника. — Рой поселяется в новое гнездо. — Цикл развития пчелиной семьи. — Как происходит формирование роя. — Можно ли отсеять роевых пчел.
День за днем росла пчелиная семья, заполняя соты медом, пергой и детвой. Летные пчелы сновали от ульл в поля и обратно, строительницы тянули соты, воспитательницы и кормилицы ежеминутно подливали корм взрослым личинкам. Дозревали за восковыми ширмами куколки, молодые пчелы выходили из ячеек и принимались очищать свои колыбели. Матка, окруженная свитой пчел, неутомимо ходила по сотам, откладывая яйца. Уборщицы чистили соты и дно гнезда. Вентиля-торщицы, не двигаясь с места, работали крыльями, дружно выгоняя через леток чрезмерно теплый и влажный воздух. Охрана караулила леток. Толпились у входа разъевшиеся трутни...
Трутни... Откуда они здесь? Их не было в улье весной, когда солнце разбудило семью. Это молодые пчелы первых весенних поколений около месяца назад построили трутневые ячейки, которые матка и засеяла.
И вот невиданные здесь еще ни одной из десятков тысяч пчел, за исключением, конечно, старой матки, в этом сплошном женском обществе появились первые
280
глазастые самцы. Что послужило сигналом к их выращиванию? Первое солнечное тепло? Первый обильный взяток?
Вслед за тем на сотах выросли и восковые жолуди маточников, в которых быстро зреют, поспевая к запе-чатке, щедро выкормленные личинки — 'зародыши будущих маток.
Лишь немного времени прошло после того, как первый из маточников запечатан, и тревожная лихорадка охватывает мирное' гнездо пчел.
Это происходит обычно в мае или в июне, в ясный и безветреный день, согретый щедрым солнцем.
Приближение критического часа можно заметить уже по прилетной доске, на которой обычно в жаркое и спокойное утро два потока безостановочно спешат один навстречу другому. Однако в этот час, лучше которого для полетов и не придумать, прилетная доска внезапно пустеет, а затем постепенно заполняется беспорядочно и как бы бесцельно ползающими пчелами. С каждой минутой их становится все больше и больше.
Толпами, волнами выплескиваются пчелы из летка, растекаясь по прилетной доске, разбрызгиваясь по стенкам и взлетая.