Изменившийся и Король Слов

Жил-был человек, любивший своего сына больше жиз­ни. И жил-был мальчик, побивший своего отца больше смерти. Вообше-то они из разных историй, но я не смогу рассказать про одного, не рассказав про другого.

Человека, о котором идет речь, звали Элвин Бевис, его сына звали Джозефом, и оба они любили единствен­ную женщину — Кони. В 1977 году Конни, радостная и счастливая, вышла замуж за Элвина, а через год дала жизнь Джо, едва не умерев в родах. Конни обожала мужа и сына. В этой семье вообще все были очень привязаны друг к другу, а в такие семьи почти всегда рано или позд­но приходит горе.

После Джо у Конни больше не было детей. Честно говоря, ей не стоило рожать и Джо. Доктор обозвал ее круглой дурой за то, что она отказалась сделать аборт на четвертом месяце беременности, когда начались проб­леммы.

— Вы понимаете, что ребенок может родиться умствен­но отсталым? А вы можете умереть в родах!

На что Конни ответила:

— У меня будет хотя бы один ребенок, иначе я всегда буду сомневаться, жила ли я вообще.

На седьмом месяце ей пришлось сделать кесарево сече­ние. Вместе с сыном из Конни извлекли матку и придат­Ки. Джо был тощим и маленьким, и доктор сказал, что мать должна приготовиться к тому что ребенок может оказаться слабоумным и с нарушенной координацией. Конни кивнула и выбросила эти слова из головы.

Ей повезло, у нее был Джо, живой, и она мысленно отвечала всем, кто жалел ее: «Я — куда более женщина, чем любая из вас, бесплодных, которым все еще прихо­дится беспокоиться о фазах луны».

Ни Элвин, ни Конни не верили, что Джо будет затор­моженным. И очень скоро выяснилось, что они правы. Он пошел в восемь месяцев. Он начал говорить в год. В полтора года он выучил алфавит. К тому времени, как ему исполнилось три, он умел читать, как второкласс­ник. Мальчик рос любознательным, требовательным, не­зависимым, непослушным. Вдобавок он был на редкость красивым ребенком, с копной волос медного цвета и глад­кой кожей, напоминавшей поверхность прохладного гор­ного озера.

Родители наблюдали, как жадно он поглощает знания, и порой им бывало нелегко утолить интеллектуальный голод сына.

— Он станет великим человеком, — шептали они друг другу в тишине спальни.

Они гордились и в то же время страшились того, что случайно или по велению свыше им суждено воспитывать такого человека.

Всем остальным подаркам Джо сызмальства предпо­читал сказки. Обычно он приносил родителям книжки и настаивал, чтобы Конни или Элвин читали ему вслух, но если оказывалось, что в книжке нет сказок, он тут же бежал и приносил другую, пока, наконец, не отыскивал нужную. Тогда он молча слушал, завороженный цепью разворачивающихся событии, пока история не подходила к концу. И так снова и снова. «Когда-то, давным-давно», или «Жил-был», или «Однажды король издал указ» — пока Элвин или Конни не заучили наизусть каждую книгу ска­зок в доме. Истории про эльфов были любимыми исто­риями Джо, но время шло, и он перешел к фильмам и современным книжкам и даже к историческим книгам. Проблема, однако, заключалась не в его любви к расска­зам. Проблема заключалась в том, что Джо хотел жить внутри этих рассказов.

Встав поутру, он заявлял, что Конни будет мамой-мед­ведицей, Элвин — папой-медведем, а сам он — маленьким медвежонком. Если игра шла не так, Джо сердился объявлял себя Златовлаской и убегал*. В другие дни папа становился Румпельштильцхен, мать — крестьянской до­черью, а королем был сам мальчик**. В другие дни папа становился гномом, мама — дочерью фермера, а Джо — королем. Джо бывал и Гензелем, тогда мама делалась Гретой, а Элвин — злой колдуньей***.

* Речь идет о сказке «Златовласка и три медведя», написанной английским поэтом-романтиком Робертом Саути, по сюжету во многом схожей с известной русской сказкой «Маша и три медведя». (В данном рассказе все примечания сделаны переводчиком.)

** Румпельштильцхен — гном из сказки братьев Гримм, заставив­ший вышедшую замуж за короля крестьянскую дочку угадывать сложное имя гнома.

*** «Гензель и Гретель» — сказка братьев Гримм о приключениях брата и сестры, которых задумала погубить злая мачеха.

— Ну почему я не могу быть отцом Гензеля и Греты? — спрашивал Элвин.

Ему не очень-то улыбалось быть злой колдуньей. Нет, он не улавливал в распределении ролей скрытого смыс­ла, но какому отцу понравится, если сын ему предпи­сывает, что говорить или делать в этот день. Элвин ни­когда не знал, что ему придется делать в собственном доме в следующий час.

Постепенно досада Элвина переросла в открытое раз­дражение. Если у Джо просто такой возраст, к этому времени ему пора было уже и пройти. В конце концов, Элвин предложил показать мальчика детскому психологу.

Доктор сказал, что это просто такой возраст.

— То есть рано или поздно все пройдет? — спросил Элвин. — Или вы просто не можете понять, что происхо­дит?

— И то и другое, — радостно признался детский пси­холог. — Поймите, с этим нужно просто смириться.

Но Элвин вовсе не желал мириться с таким положе­нием дел. Ему хотелось, чтобы сын называл его папой, а не разными вымышленными именами. Как-никак, он отец Джо. Почему же он, взрослый человек, должен идти на поводу у ребенка? Каким бы смышленым ни был Джо, Элвин не собирался покорно исполнять всякие ду­рацкие роли каждый раз, возвращаясь с работы домой. Элвин взял быка за рога и начал отзываться только на обращение «папа». Джо это слегка рассердило, однако, сделав несколько неудачных попыток, он перестал застав­лять отца играть роли. Насколько было известно Элвину, его сын вообще перестал разыгрывать истории в лицах.

Конечно, это было не так. Джо просто стал разыгрывать их с матерью, после того, как Элвин уходит на весь день, чтобы перекраивать цепочки ДНК. Так Джо научился скры­вать что-то от отца. Он не лгал, он просто выжидал благо­приятного момента. Джо был уверен, что как только он найдет по-настоящему хорошую историю, папа согласит­ся в нее поиграть.

Итак, когда Элвин вечерами возвращался домой, сын больше не донимал его «ролевыми играми». Вместо этого отец и сын играли в игры с числами и словами, чтобы подготовиться к изучению латыни, штудировали основы испанского языка, а еще составляли простенькие про­граммки на «Атари» — полуигровой компьютерной при­ставке Джо. Оба так шумели и смеялись, что мать часто просила своих мальчиков вести себя потише, чтобы не обвалилась крыша дома.

«Вот это и называется — быть отцом, — говорил себе Эл­вин. — Я — хороший отец».

И то была правда. Чистая правда, хотя время от вре­мени Джо с надеждой спрашивал маму:

— Как ты думаешь, а эта история понравится папе?

— Папа просто не любит притворяться. Ему нравятся истории, но он не хочет в них играть.

В 1983 году Джо исполнилось пять лет, и он пошел в школу. И в том же самом году доктор Бевис вывел бакте­рии, способные питаться кислотными осадками, нейтра­лизуя их. Спустя четыре года Джо покинул школу, так как знал больше любого из учителей. И именно в это время доктор Бевис начал зарабатывать на коммерческом использовании своих бактерий, которые добросовестно очищали водоемы от кислотных осадков. Университет вне­запно ужаснулся, что Бевис может удалиться на покой, жить на прибыли от своих открытии и лишить научное заведение славы своего имени. Поэтому доктору Бевису дали лабораторию, двадцать ассистентов, секретарей и административных помощников, и теперь тот мог зани­маться всем, что ему нравилось.

А ему нравилось, когда начатые им исследования пла­номерно и методично развиваются в избранном им на­правлении. В лаборатории он появлялся лишь изредка, а все остальное время посвятил обучению сына, сделав его единственным учеником домашней академии.

Для Элвина наступили райские дни.

Для Джо они были адом кромешным.

Не забывайте, что Джо любил своего отца. Он добро­совестно играл в обучение, и они замечательно проводили время, читая по-латыни «Похвалу глупости»*, повторяя классические научные опыты и ставя свои собственные — всего и не перечислишь. Достаточно сказать, что у Элви­на никогда не бывало раньше аспиранта, способного так быстро схватывать новые идеи и тут же вдохновенно выда­вать свои, еще более новые и ошеломляющие. Разве мог счастливый отец догадаться, что его сын на его глазах, фигурально выражаясь, умирает голодной смертью?

* Философская сатира, написанная в 1511 г. голландским философом-гуманистом Эразмом Роттердамским (1467–1536).

Ведь теперь, когда отец почти всегда находился дома, Джо больше не мог разыгрывать с мамой истории.

Раньше Джо обычно читал те же книги, что и Конни: целый день она читала дома «Джен Эйр»*, в то время как Джо занимался тем же самым в школе, пряча книгу за экземпляром «Друзей и соседей»**. Гомер, Чосер, Шекс­пир, Твен, Митчелл, Голсуорси, Элсвит Тейн. А потом, в драгоценные часы после школы, пока Элвин еще не являлся с работы домой, они бывали Эшли и Скарлетт***, Тибби и Джулианом****, Геком и Джимом*****, Вальтером и Гризельдой******, Одиссеем и Цирцеей*******.

* «Джейн Эйр» — социально-психологический роман английской писатетьницы Шарлотты Бронте (1816–1855), написанный в 1847 г.

** «Друзья и соседи» — роман плодовитого американского писатетя Тимоти Шея Артура (1809–1885), воспевавшего трезвость и умеренность во всем.

*** Эшли и Скарлетт — главные герои романа М. Митчелл «Унесенные ветром».

**** Тибби и Джулиан — персонажи романа Элсвит Тейн «Робкий свет зари» (1943)—первого из ее семи «Уильямсбергских романов» связанных единой сюжетной линией.

***** Имеются в виду Гекльберри Финн и беглый чернокожий раб Джим из романа Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна» (1884).

****** Вальтер и Гризельда — герои «Рассказа студента», входящего в сборник «Кентерберииских рассказов» Джеффри Чосера. Гризельда — жена маркграфа Вальтера — воплощение покорности и терпения.

******* Одиссей — в греческой мифоюгии царь о. Итака. Его жизнь, подвиги и странствия описаны Гомером в «Илиаде» и «Одиссее». Цир­цея — волшебница, живущая на о. Эя, куда во время одного из своих странствии попадает Одиссей. У Цирцеи от него родился сын Телегон, впоследствии смертельно ранивший Одиссея во время сражения.

Джо больше не распределял роли, как делал раньше, когда был маленьким. И Конни, и Джо хорошо знали книгу, которую читали, знали все подробности того, о чем в ней говорилось, и каждый должен был догадываться по поведению другого, какую именно роль тот нынче вы­брал. То были триумфальные моменты, когда Конни уга­дывала, какую роль выбрал на сегодня Джо, а Джо угады­вал, какую роль выбрала мама. За несколько лет никто из них ни разу не выбрал дважды одну и ту же, и никто ни разу не ошибся, угадывая, какого именно персонажа изоб­ражает другой. Но теперь Элвин был дома, и игра закон­чилась.

Осталось в прошлом и чтение в школе. Книги, кото­рые нравились Джо и Конни, у Элвина вызывали только раздражение. История — пожалуйста, но повести, полные выдумки и лжи — нет. И в то время, как Элвин искренне думал, что в их дом наконец-то пришла радость, для ма­тери и сына эта радость умерла.

Их жизнь наполнилась аллюзиями*. Мать и сын вскользь обменивались фразами из книг, почти незаметно играя любимых героев, но не решаясь называть их по име­нам Это было доведено до такого совершенства, что Элвин долго не догадывался, что происходит. Он просто ощущал — что-то не так.

* Аллюзия (от лат. allusio — шутка, намек) — намек посредством сходно звучащего слова или посредством упоминания общеизвестного реального факта, исторического события либо литературного произведения.

— Интересно, какая погода будет в январе, — как-то раз сказал Элвин, глядя на проливной дождь за окном.

— Прекрасная, — ответил Джо, сразу подумав о «Рас­сказе купца»*. Мальчик с улыбкой обратился к матери — В мае мы будем лазать по деревьям.

* Один из «Кентерберииских рассказов» Чосера.

— Что? — удивился Элвин. — При чем здесь май и дере­вья?

— Просто мне нравится лазать по деревьям.

— Главное, чтобы солнце не слепило глаза, когда вле­заешь на дерево, — сказала Конни.

Когда мать вышла из комнаты, Джо задал отцу совер­шенно невинный вопрос по телеологии*, и Элвин начи­сто забыл о странном разговоре.

* Телеология (от греч teleos — цель)— философская концепция, согласно которой все в мире устроено целесообразно и всякое развитие является осуществлением заранее предопределенных Богом или природой целей.

Правильнее сказать, попытался выбросить этот разго­вор из головы. Однако Элвин не был простаком. Хотя его жена и сын отлично маскировались, мало-помалу он понял, что в его доме все теперь говорят не так, как рань­ше. Теперь Конни и Джо общались на каком-то своем языке. И все же Элвин был достаточно начитан, чтобы разгадать завуалированный смысл нескольких фраз. Пре­вращение в свиней. Развеянный прах.

Как-то раз он услышал:

— Если честно, я и гроша ломаного за это не дам.

Фраза была сказана вроде бы не к месту, потому что не имела никакого отношения к разговору. Но она заставила Элвина внимательнее прислушиваться к тому, что говорят жена и сын. И вскоре он убедится, что такие замечания проскальзывают довочьно часто. Некоторые фразы порож­дали в душе Элвина некий странный резонанс. Чем боль­ше Элвин убеждался, что у Джо и Конни есть свой тай­ный язык, тем сильнее ощущал свое отчуждение от семьи.

Его занятия с сыном вдруг показались поверхностными и пустыми, словно они оба играли роли персонажей из романа о любящем отце-учителе и сыне-ученике, талант­ливом и усердном. До сих пор Элвин считал, что именно сейчас стал по-настоящему счастлив, что перед его нынеш­ней жизнью меркнет его прежняя жизнь в стенах универ­ситетской лаборатории. А теперь… Теперь он был лишь актером в пьесе об отце и сыне. А истинная жизнь сына была ему неведома и недоступна.

«Несколько лет назад мне не нравились роли, которые придумывал для меня Джо, — думал Элвин. — А нравятся ли ему роли, которые я придумывал для него?»

— Я научил тебя всему, чему мог, за исключением био­логии, — сказал он сыну однажды за завтраком. — Поэто­му я буду учить тебя биологии, а всему остальному тебя станут учить самые талантливые аспиранты нашего уни­верситета. Каждый день кто-то из них будет с тобой зани­маться.

Джо посмотрел на него отсутствующим взглядом.

— Значит, теперь меня будешь учить не только ты?

— Я не могу научить тебя тому, чего сам не знаю, — ответил Элвин.

И он вернутся в свою личную лабораторию, чтобы вновь с утонченной жестокостью полосовать десятки и сотни живых частиц, перекраивая их по собственному усмотре­нию и не спрашивая, нравится это частицам или нет.

А Джо и Конни неожиданно снова остались вдвоем, дивясь такои внезапной перемене. Элвин около трех лет почти ежедневно бывал дома, и за это время его сын из очароватетьного ребенка превратился в долговязого неук­люжего подростка. Джо вдруг начал стесняться матери. Три долгих года они с Конни играли в узников, обмени­вающихся посланиями перед носом тюремной стражи. А теперь, когда главный тюремщик исчез и исчезла на­добность в скрытности, неожиданно исчезли и сами по­слания. О возвращении к прежним играм не было и речи.

Джо стал реже бывать дома, а когда приходил, либо читал, либо до умопомрачения играл на компьютере. С ви­ду все осталось по-прежнему, но на самом деле в доме семьи Бевисов прибавилось закрытых дверей.

Джо начали сниться кошмары. Сны его были очень похожи один на другой, отличаясь лишь деталями. Ему снилось, что он с родителями плывет в лодке, планшир которой от малейшего прикосновения рассыпается в труху. Джо безуспешно пытается предупредить отца и мать о грозящей опасности, но не успевает. Лодка разваливает­ся, и они тонут в морской пучине. Иногда ему снилось, что он запутался в гигантской паутине, а паука все нет и нет. Несмотря на отчаянные усилия, Джо не может вы­браться из паутины и чувствует, что обречен на медлен­ную смерть.

Можно ли рассказать родителям об этих снах? Джо вспо­минался библейский Иосиф из книги Бытия, сколько страданий претерпел тот лишь за то, что простодушно рассказывал свои сны. Джо вспоминалась вещая Кассандра и Иокаста, убоявшаяся предсказания оракула и решившая убить собственного сына*.

* Иокаста — в греческой мифологии фиванская царица, жена Лая и мать Эдипа. Испугавшись пророчества оракула, она решилa избавиться от своего первенца. Однако Эдип не погиб и, став взрослым, убил своего отца и женился на собственной матери.

«Я попал в историю, из которой нет выхода, — думал Джо. — Все перемены только к худшему, и я все больше отдаляюсь от себя самого. Я больше не могу отождествлять себя с героями сказок, легенд и романов. Но кто же тог­да я сам?»

 

С виду могло показаться, что жизнь катится по обыч­ной колее. За завтраком следовал ланч, потом обед, раз­меренно сменяли друг друга сон и бодрствование. Деньги зарабатывались, тратились и брались в кредит, веши поку­пались, через некоторое время портились, и тогда их либо чинили, либо выбрасывали. Жизнь шла своим чередом, приближаясь к неминуемой развязке.

Как-то раз Элвин с сыном отправились в «Грифон» — большой книжный магазин, славящийся тем, что там имелась вся серия мировой классики издательства «Пин­гвин»*. Элвин шел между полок, скользя глазами по корешкам книг и мысленно отмечая те, которые могут пригодиться для развития Джо. Повернув голову, он об­наружил, что сына рядом нет.

* «Пингвин» — появившееся в первой половине XX в. английское издательство, ныне входящее в издательский концерн «Пирсон».

Его сын — долговязый подросток ростом в пять футов и девять дюймов — стоял в противоположном конце мага­Зина, сосредоточенно рассматривая что-то на прилавке. Элвин испытал то щемящее чувство, какое испытывает отец, видя, как взрослеет сын. При всей неуклюжести, свойственной этому возрасту, Джо остался красивым пар­нем. Надо же, ему уже тринадцать. Элвин чувствовал, что теряет его. Джо взрослел. Еще немного, и будет слиш­ком поздно.

«Когда же он перестал быть моим? — подумал Элвин. — Когда попал под влияние матери настолько, что стал ее сыном? Почему Джо суждено было унаследовать материн­скую красоту и отцовский ум? Настоящий Аполлон».

И тут Элвин понял, что именно он потерял. Назвав сына Аполлоном, он признался самому себе, что именно он отобрал у Джо. Связь между историями, которые тот разыгрывал в детстве, и осознанием самого себя. Связь эта была настолько реальной, что казалась почти осязае­мой. Элвину не удалось выразить свое ощущение словами и даже сохранить память о нем. Едва он почувствовал, что ухватил суть случившегося, суть эта ускользнула от него. Удержать в памяти ощущение, не уложенное в сло­ва, Элвин не мог, и проблеск осознания тут же погас.

«Не успев узнать, я уже забыл».

Сердясь на самого себя, Элвин направился к сыну и вскоре увидел, что мальчишка занят какой-то чепухой. Джо разложил на прилавке несколько карт Таро* и пытался истолковать смысл их расклада.

* Таро (один из вариантов происхождения названия связывает его со словами «Та-Рош» — путь царей) — колода гадальных карт и в то же время древняя иероглифическая книга, в которой содержатся все тайные мистические знания древних египтян. Колода Таро состоит из 78 карт. 56 карт относятся к т.н. Младшим Арканам, от которых произошли современные игральные карты, а 22 карты — к Старшим Арканам. Каждый, интересующийся Таро сегодня, может найти обширнейшую литературу, посвященную этой уникальной системе познания мира, а также самые разнообразные по оформлению колоды карт.

— Позолоти ручку красавец, — сказал Элвин.

Он считал свои слова шуткой, однако они так и дыша­ли гневом. Джо покраснел, а Элвин внутренне сжался.

«Надо же, я причиняю тебе боль одной-единственнои фразой», — подумал он.

Он хотел было извиниться, но не знал, как. Тогда Элвин решил пошутить еще раз и тем самым убедить себя, что предыдущая фраза тоже была шуткой.

— Разгадываешь тайны Вселенной?

Джо криво улыбнулся, собрал карты и сунул их в кар­тонную коробочку.

Элвин знал, что именно сейчас нужно сказать.

«Джо, я же вижу, тебе это было интересно. Напрасно ты убрал карты».

Но он ничего не сказал

— Так, просто чепуха, — бесцветным голосом ответит Джо.

«Врешь», — подумал Элвин.

— Все ответы, какие дают карты, настолько неточны, что их можно применить к любой ситуации, — натянуто засмеялся Джо.

— По-моему, моя штука тебя здорово задела.

— По правде говоря, знаешь, над чем я думал? Можно ли создать на основе этих карт компьютерную программу? Такую, чтобы вместо случайного вытаскивания карт она показывала бы человеку, кто тот на самом деле? Чтобы он мог пробиться сквозь..

— Продолжай.

— Да я вообще-то все сказал.

— Но не закончил фразу. Пробиться — сквозь что?

— Сквозь истории, которые мы себе рассказываем. Сквозь ложь о самих себе, в которую мы верим. Мы же не знаем, кто мы такие на самом деле.

Джо что-то не договаривал, Элвин сразу это понял. Что-то было не так. А поскольку в мире Элвина каждое явление требовало объяснения, он быстро придумал под­ходящее. Мальчишке не по себе, поскольку отец заставил его устыдиться собственного любопытства.

«Мне стыдно, что я так поступил, — подумал Элвин. — Но я исправлю ошибку и куплю тебе карты».

— Я куплю тебе карты. И книжку, которую ты листал.

— Не надо, папа, — сказал Джо.

— Почему не надо? В твоем любопытстве нет ничего зазорного. Повозишься с компьютером, посмотришь, мож­но ли превратить эту белиберду во что-нибудь стоящее. Черт побери, вдруг ты создашь настоящий шедевр ком­пьютерной графики и заработаешь на своей программе кучу денег?

Элвин засмеялся. Джо тоже. Но даже его смех был при­творным.

Элвин не знал самого главного. Джо вовсе не было стыдно за свое любопытство, ему было просто страшно. Едва он прочитал в книге, как раскладывать карты, и сделал это, как понял: ему не нужны объяснения. Он уже знал название каждой карты, знал того, кто на ней изображен. Фигура с мечом и весами{18} — это Креонт{19}. Обнаженная девушка, увитая зелеными гирляндами{20}, — Офелия{21}. Безумная, неистовая Офелия, за танцем которой наблюдали четверо животных с головами челове­ка, орла, тельца и льва{22}. Когда-то и он, Джо, был таким же беззаботным и тянулся к солнечному лучу, что­бы подарить его своей маленькой подружке-матери{23}. Тогда такие подарки были еще возможны.

{18} 8‑й Аркан Таро — Правосудие.

{19} В греческой мифологии — брат Иокасты.

{20} 22‑й Аркан Таро — Мир.

{21} Офелия — дочь Полония в трагедии Шекспира «Гамлет» (1606).

{22} Речь идет о видении библейского пророка Иезекииля (Иез. 1:4–10).

{23} 19‑й Аркан Таро — Солнце.

Нет, в картах он увидел не просто набор картинок и символов — они имели имена, знакомые Джо по прочи­танным книгам. Он раскладывал карты не так, как пред­лагалось в пояснении, они складывались в мозаику его собственной жизни. Здесь были все имена, которые брал себе Джо, все образы из прошлого и будущего терпеливо ждали, когда настанет их черед. И это его испугало. В те­чение трех лет Джо оставался без книжных историй, а история об отце, матери и сыне трещала сейчас по швам.

Мальчик почти обезумел, пытаясь найти хоть какую-то почву под ногами. Отец лишь посмеялся над «чепухой», но Джо поверил в то, что рассказали карты.

«Я не хочу брать их домой. Иначе я окажусь в ловуш­ке, построенной собственными руками».

— Пап, не надо их покупать — попросил он Элвина. Но Элвин все равно купил карты, поскольку твердо решил сделать сыну приятное.

 

Целый день Джо старался держаться подальше от куп­ленных карт. Он прикоснулся к ним всего лишь один раз, желая преодолеть свои страх. Страх был совершенно ир­рациональным. Карты — всего лишь разрисованные кар­тонные прямоугольники. Их нечего бояться.

«Я могу спокойно их потрогать, и они не раскроют никаких истин», — твердил себе Джо.

Однако весь здравый смысл, все попытки убедить себя в бессмысленности карт были ложью, которую он повто­рял с одной-единственной целью: заставить себя снова взяться за карты. Теперь уже всерьез.

— И зачем ты только их купил? — услышал Джо во­прос матери.

Родители находились в соседней комнате. Отец не от­ветил, и по его молчанию Джо понял: отец не хочет давать объяснении, опасаясь, что сын его услышит.

— Дурацкое развлечение, — продолжала гнуть свое мать. — Ты же ученый, и вроде должен скептически отно­сится к таким забавам.

— Ты права. Я как раз и купил их для забавы, — со­лгал отец. — Решил — пускай Джо повозится с ними. Он хочет создать компьютерную программу и заставить карты откликаться на человеческую индивидуальность. В конце концов, должны же у мальчишки быть какие-то развлечения.

Джо в это время был в гостиной, где на полке стояла его слабенькая компьютерная приставка. Джо старался не думать об Одиссее, который бредет к морскому берегу и оставляет за спиной восемь кубков с вином. Сорок восемь килобайт и два маленьких диска.

«Конечно, эта игрушка не для того, что я задумал. Да я и не стану ничего делать. Зато на папином компьютере, который стоит в его кабинете… Там и жесткий диск по-мощнее, и интерфейс нормальный, и оперативной памя­ти хватит. Разумеется, я не сделаю этого. И не собира­юсь. Что-то не дает мне это сделать».

Джо ворочался в постели до двух часов ночи, не в си­лах заснуть, а потом встал, спустился в гостиную, вклю­чил приставку и начал переводить рисунки карт в компью­терную графику. Но в каждый рисунок он вносил кое-какие изменения. Джо знал, каким бы талантливым ни был художник, он допустил ошибки в эскизах карт. Разве ху­дожник мог понять, что Валет Кубков{24} имеет облик шута с гигантским фаллосом, из которого вытекает целое море? Откуда он мог знать, что Королева Мечей — каменная статуя, а ее трон — живой ангел, сгибающийся под тяжкой ношей? Художник понятия не имел, что ребенка у Десятизвездных Врат пожирают голодные псы. И что у челове­ка, который, скрестив ноги, висит вниз головой с ли­цом, полным безмятежного покоя, должен быть не нимб, а пылающие волосы. А разве это — Королева Пентаклей? Настоящая Королева только что родила ублюдочную звез­ду, отец которой — вовсе не обманутый ею Король Пен­таклей.

{24} В картах Таро, как и в привычных нам картах, тоже различают четыре масти, имеющие свое название: Кубки, Мечи, Жезлы и Пентакли (Денарии). Нынче этим мастям соответствуют черви, пики, трефы и бубны.

В голове Джо теснились образы, и он знал историю каждого из них. Память услужливо подсказывала ему и другие истории, которые Джо читал раньше. Кассандра — Королева Мечей — сыпала разящими словами, и они раз­летались, как мухи. Люди гонялись за ними, а если успе­вали поймать, будущее становилось уже не таким неведо­мым. Перед глазами всплыл и такой образ: Одиссей, привя­занный к мачте, — вылитый Повешенный{25}. Макбет{26} представлялся Джо то вечным простофилей Валетом Куб­ков, то жертвой вероломной Королевы Пентаклей, если ее карта ложилась поперек. Связанные друг с другом не­видимыми нитями, карты рассказывали о силе и власти, о боли и страданиях. Хотя Джо не видел этих нитей, он знал, что они существуют, поэтому следовало исправить рисунки и создать работоспособную программу. Только тогда карты скажут правду.

{25} 12-й Аркан Тарою

{26} Главный герой одноименной трагедии Шекспира (1606)

Джо трудился всю ночь — и сумел исправить все карты и перевести их в компьютерную графику. По сути дела, настоящая работа только-только начиналась, когда маль­чика сморил сон и он заснут прямо у компьютера.

Родители встревожились, но не решились разбудить сына, и когда Джо проснулся, дома никого не было. Он тут же принялся за работу, еще раз проверил, как выглядят карты на экране (его приставка подключалась к телевизо­ру), и позаботился, чтобы они не исчезли из электронной памяти. Что касалось его собственной памяти, Джо не нуждался ни в каких резервных дисках. Он помнил все карты и все истории наизусть, и постепенно начинал пони­мать, как меняются их названия всякий раз, когда карты сходятся вместе.

К вечеру все было готово, в том числе и несложная программа, основанная на произвольном выборе карт. Джо вполне устраивали и рисунки, и названия. Остава­лось лишь начать проверку. Расклад был простым: первая карта означала гадающего, вторая ее покрывала, а третья ложилась поперек. Однако компьютер выдал какую-то чушь. Машина не умела делать того, что умели человече­ские руки, — устанавливать подсознательную связь гада­ющего с картами. Вскоре Джо понял, что созданная им программа никуда не годится, ибо перетасовывание карт не было случайным процессом.

— Пап, можно мне немножко повозиться с твоим ком­пьютером? — спросил Джо.

— Хочешь опять залезть в жесткий диск? — Элвин был явно не в восторге. — Джо, я не хочу, чтобы ты вскрывал винчестер. Согласись, что вторично тратить десять тысяч долларов на устранение последствий твоих эксперимен­тов — многовато для одной недели.

За этими словами отец скрывал свою тревогу. «Твоя затея с картами Таро зашла слишком далеко. Теперь я жалею, что их купил, и не хочу становиться не­вольным пособником твоего сумасбродства».

— Пап, мне нужен только интерфейс. Ты все равно не пользуешься параллельным портом. Потом я все по­ставлю обратно.

— Но твой «Атари» несовместим с жестким диском моего компьютера.

— Знаю, — сказал Джо.

Отец и сын препирались недолго. Джо разбирался в компьютерах лучше Элвина. Оба знали: если Джо что-то разобрал, он всегда сумеет это собрать. Точнее, почти всегда.

Возня с компьютерным «железом» и отладка про­граммы заняли несколько дней. Все остальное отошло на задний план. Поначалу Джо еще пытался не уйти в работу с головой. За ланчем он рассказывал матери о книгах, которые стоит прочесть. За обедом вдруг заговорил с от­цом о Ньютоне и Эйнштейне, и Элвину пришлось на­помнить сыну, что его отец биолог, а не математик. Одна­ко Джо не удалось скрыть от родителей свою одержимость новой программой. Наскоро перекусив, он тут же воз­вращался к компьютеру. Потом ему стало жаль тратить время на еду, и от работы его могла оторвать лишь необхо­димость периодически посещать туалет.

— Нельзя забывать о еде. Не хватает только, чтобы из-за своей дурацкой игры ты умер голодной смертью, — ска­зала мать.

Джо промолчал. Конни поставила перед ним тарелку с сэндвичем, Джо на ощупь нашарил сэндвич и откусил.

— Джо, это зашло слишком далеко, — сказал отец. — Возьми себя в руки.

— Я держу себя в руках, — не отрываясь от работы, отве­тил сын.

Прошло шесть дней, и Элвин не выдержал. Он под­нялся в кабинет и встал перед монитором.

— Твои бдения прекращаются, — объявил он сыну. — Я понял, что без посторонней помощи тебе уже не вы­браться. Самое радикальное средство — убрать куда-нибудь системный блок, так я и поступлю, если ты немед­ленно не перестанешь возиться со своей дурацкой про­граммой. Джо, мы с мамой стараемся не ограничивать твою свободу, но когда это оборачивается против нас и против тебя самого…

— Не волнуйся, папа, — сказал Джо. — Я уже почти за­кончил.

С этими словами он отправился к себе, лег и проспал четырнадцать часов.

Элвин обрадовался.

— Я уж боялся, что парень потихонечку сходит с кату­шеек.

Конни не разделяла радости мужа.

— А что будет с Джо, если его программа вдруг отка­жется работать?

— Работать? Да как вообще она может работать? На каком принципе? «Позолоти ручку, и я расскажу про твое будущее»? Так?

— Неужели ты не слушал, что он говорил?

— Что именно? За последние дни он сказал едва пару слов.

— Джо верит в то, что делает. Он считает, что его про­грамма сможет предсказывать будущее.

Элвин засмеялся.

— А знаешь, твой гинеколог, доктор Как-его-там, воз­можно, был прав. Я начинаю подумывать, что Джо и впрямь страдает мозговыми нарушениями.

Конни с ужасом поглядела на мужа.

— Побойся бога, Элвин.

— Не волнуйся. Я просто пошутил.

— Это не смешно.

Больше они об этом не говорили, но ночью каждый из них несколько раз просыпался и шел взглянуть на спя­щего сына.

«Кто ты? — мысленно спрашивала у Джо Конни. — Что ты станешь делать, если программа откажется работать? Или если, наоборот, она будет работать блестяще?»

Элвин просто смотрел, как Джо дышит во сне. Он за­претил себе волноваться. В человеческой жизни есть раз­ные этапы, и дети, взрослея, проходят этап безумия.

«Ладно, Джо, если тебе так надо, будь сумасшедшим. В тринадцать лет это вполне допустимо. Вскоре ты все равно вернешься в реальную жизнь. Ты мой сын, и я знаю, что в конце концов любым фантазиям ты предпоч­тешь реальность».

На следующий день Джо пристал к отцу, прося помочь проверить программу. Было уже довольно поздно, и Элвину очень не хотелось залезать в эту чертовщину.

— Я плохой объект для испытаний, — попробовал от­шутиться он. — Я не верю в подобные предсказания, а без веры они не действуют. Это все равно, что верить, будто витамин С предохраняет от простуды. Со скептика­ми такие штучки не проходят.

Стоявшая возле холодильника Конни почему-то съежи­лась. Она молча слушала разговор отца с сыном, но не вступала в него.

— А ты проверяла программу? — спросил жену Элвин.

Она кивнула.

— Мама проверяла ее четыре раза, — серьезно сообщил Джо.

— Значит, с первого раза не получилось? — спросил Элвин, пытаясь шуткой разрядить напряжение.

— Нет, все получилось сразу, — ответил Джо.

Элвин посмотрел на Конни. Та слегка помедлив, отвела взгляд. Что было в ее глазах? Страх? Стыд? Изумле­ние? Молчаливые вопросы Элвина остались без ответа. Одно он ясно понимал: пока он сидел на работе, дома произошло что-то не слишком хорошее.

— Ты считаешь, я должен согласиться? — спросил Эл­вин у Конни.

— Нет, — прошептала она.

— Hу, пожалуйста, пап, — снова стал просить Джо. — Иначе я не смогу проверить программу. Пока я не узнаю, как с нею работают другие, я не буду знать, верна она, или нет.

— Какой же ты тогда предсказатель? — удивился Эл­вин. — Тебе положено предсказывать будущее совершен­но незнакомым людям.

— Я не предсказываю будущее, — возразил Джо. — Про­грамма говорит правду, только и всего.

— Ах, правду! — воскликнул Элвин. — Правду о чем?

— О том, кто ты такой на самом деле.

— А разве я выдаю себя за кого-то другого?

— Программа назовет твои имена. Она расскажет твою историю. Если не веришь, спроси маму.

— Послушай, Джо. Я согласен немного поиграть с тобой. Но не жди, что я буду принимать игру за правду. Я готов сделать для тебя почти все, но лгать тебе я не стану.

— Знаю.

— Тогда ты должен понять.

— Я понимаю.

Элвин уселся за клавиатуру. С кухни донесся какой-то странный скулящий звук. Элвин сразу вообразил себе охотничью собаку, которой попало от хозяина. Конни была чем-то напугана, и страх жены передался Элвину. Его передернуло, но он тут же высмеял себя за трусость. Он вполне владеет собой, просто нелепо бояться какой-то программы, сляпанной тринадцатилетним мальчиш­кой. Он не позволит, чтобы прихоть сына сбила его с ног.

— Что мне надо делать?

— Просто набирай что-нибудь.

— Что именно?

— Все, что придет в голову.

— Слова? Числа? Откуда я знаю, что набирать, если ты мне не говоришь?

— Это не имеет значения. Пиши все, что захочешь написать.

«Я вообще не настроен что-либо писать, — подумал Эл­вин. — Похоже, я зря поддался на его уговоры».

Однако Элвин не мог произнести этих слов, не мог сказать их сыну в лицо. Он должен быть терпеливым отцом и оставаться честным, даже если сын затеял дурацкую игру.

Элвин набрал цепочку случайных цифр, потом такую же цепочку случайных слов, но вскоре передумал. Позво­лить случайности руководить им? Такое было не в его ха­рактере. Вместо первых пришедших в голову цифр он стал воспроизводить длинные ряды сведений по генетическому коду бактерий, исследованием которых занимался. Буквы чередовались с цифрами, образуя информационную осно­ву ДНК. Элвин понимал, что обманывает сына, ведь Джо хотел получить от него нечто такое, что было бы харак­терно для отца, а не для бактерий. Однако Элвин тут же успокоил себя — что могло в большей степени его харак­теризовать, чем его работа?