Весна 544 года стала поистине катастрофической для дела Империи в Северной Африке. Уже было покорённые бесчисленные племена мавров вновь восстали против византийцев. В первой же битве погиб Соломон, а его солдаты частично дезертировали, частично отказались вынимать мечи из ножен. В таких условиях Сергию, племяннику павшего Соломона, оставалось рассчитывать лишь на собственные личные качества, да только характер у юноши оказался насквозь гнилым. Обладая немалым самодовольством, Сергий даже в условиях текущей катастрофы продолжал вести себя так, словно всё идёт своим чередом, а он сам — молодой повеса, живущий в своё удовольствие и не несущий ни перед кем никакой ответственности. От его недолгого правления в Африке одинаково взвыли как берберы, которые, конечно же, помнили, как он и его телохранители перерезали в Лептис-Магне делегацию племени лефтов, так и римляне, которые считали своего нового командира трусом и безмозглым сопляком.
Подготовка римлян к банкету, обычному времяпрепровождению Сергия
Пока Сергий беспрестанно веселился и ухлёстывал за местными дамами, мавры поднялись против Империи едва ли не всеми имеющимися у них силами. Вёл их по-прежнему Антала, а вскорости из Мавритании прибыл закоренелый мятежник Стоца (о его мятеже можно почитать в третьей части “Страстей”), о которым в римских пределах за прошедшие годы уж и вспоминать-то перестали. Теперь Антала, Стоца и десятки тысяч берберов безнаказанно чинили разбой и смерть в византийских пределах, не встречая практически никакого сопротивления со стороны имперских сил, ибо столь велика была ненависть солдат и офицеров по отношению к Сергию, что те готовы были назло ему равнодушно взирать на триумфальный марш врага. Антала, впрочем, попытался решить дело миром и, по словам Прокопия Кесарийского, написал императору Юстиниану следующее письмо:
«Никогда не стану я отрицать, что являюсь слугой твоей царственности, да и маврусии, во время мира испытавшие со стороны Соломона безбожное отношение, подняли оружие, можно сказать, принуждаемые к этому, против своей воли, н подняли его не против тебя, но защищаясь от врага, и особенно верно это по отношению ко мне. Он не только решил отнять у меня выдачу хлеба, которую задолго до этого назначил мне Велисарий в ты сам пожаловал ее мне, но он казнил моего брата, не имея никакого обвинения, которое бы мог на него возвести. Теперь мы отмщены: наш обидчик получил наказание, Если тебе угодно, чтобы маврусии служили твоей царственности, выполняли все, как они привыкли делать в прежнее время, то удали отсюда Сергия, племянника Соломона, вели ему вернуться к тебе и пошли в Ливию другого военачальника. У тебя нет недостатка в людях разумных и во всех отношениях более достойных, чем Сергий. Пока он командует твоим войском, не будет мира между римлянами и маврусиями».
Антала в этом письме проявил себя достаточно разумным человеком, стремившимся уладить разлад между ромеями и “маврусиями” даже после совершённых убийств. А вот Юстиниана понять сложно. Он и до Анталы получал донесения о том, насколько мерзок и бездарен Сергий, однако не пожелал отрешить его от должности якобы из уважения к его погибшему дяде. В высшей степени странное решение, что ещё сыграет свою дурную роль совсем скоро.
А пока Антала, понявший, что писать в Константинополь бесполезно, вновь начал собирать своё разношёрстное воинство, к которому присоединились не только мавры, но и дезертиры-римляне и даже ставшие в последние годы реликтом вандалы. Всё это войско собиралось в Бизацене и причиняло немалые беды местному населению, которое завалило имперское командование жалобами на их показное бездействие. Наконец, к мольбам мирных жителей прислушался один из офицеров по имени Иоанн. Этот Иоанн был весьма толковым офицером и, вероятно, самым ярым ненавистником Сергия. Иоанн, как и все остальные военачальники, просто сидел и смотрел, как мавры грабят страну, но теперь ситуация складывалась настолько паршивой, что с личной ненавистью можно было и подождать.
Карта позднеримской Африки, что напоминает о том, где находится Бизацена
Первым делом Иоанн приказал Гимерию, командиру остатков римских сил в Бизацене, направляться к некоему местечку Менефесса и ждать его там. Пока письмо направлялось к Гимерию, Иоанн узнал, что Менефесса уже запружена врагами. Он срочно отправил второе письмо, но курьеры посчитали себя умнее всех и умудрились заблудиться по пути к Гимерию, который так никогда и не получил это письмо. Конец оказался немного предсказуем: Гимерий со всем войском попал в плен и, если бы не личная доблесть одного из его подчинённых по имени Севериан, пришлось бы ему худо. С другой стороны, Гимерию в плену выдали очень унизительную роль наживки, с помощью которой мавры планировали захватить Хадрумет (совр. Сус, Алжир), главный город Бизацены. План, придуманный Стоцой, заключался в следующем: Гимерий приходит в Хадрумет, ведя для виду несколько связанных мавров в доказательство своих побед. Поскольку Гимерий был высокопоставленным офицером, сомнений в искренности этого спектакля у стражников возникнуть не должно было. И действительно: Гимерий сделал всё, как было приказано Стоцой, а пока стражники Хадрумета хлопали ушами, он и его “пленники” захватили ворота и позволили войти в город всему воинству мавров. Разгром городу причинили колоссальный и, когда мавры удалились из города, здесь остались лишь небольшой гарнизон да пепелище.
Руины Хадрумета в наши дни
Сразу после этого из плена бежали Гимерий (явно не испытывавший восторга от роли наживки) и Севериан, чего не скажешь об остальных солдатах Империи, решивших присоединиться к Стоце, что довольно красноречиво показывает, в какую пропасть рухнул авторитет командиров местных византийских войск после гибели Соломона. Ещё более красноречиво полную импотенцию военных показывает следующий случай. Как только основные силы мавров покинули Хадрумет, некий священник Павел, переживший падение города, спешно бежал на лодке в Карфаген и предстал пред взором Сергия. Павел, ни много ни мало, просил у юноши дать ему хоть сколько-нибудь солдат, чтобы отвоевать Хадрумет. Сергий, мягко говоря, обалдел от такой просьбы. Мало того, что его об этом просил незнакомый монах, так ещё и в самом Карфагене оставалось не так уж и много солдат. Наконец, после долгих препирательств Павел получил 80 солдат. Не Бог весть что, конечно же, но ум священника был не из праздных. Он снарядил едва ли не все корабли, стоявшие в карфагенской бухте и посадил на них не только моряков, но и обыкновенных гражданских, снарядив их армейской одеждой. Когда эта огромная театральная труппа подплыла к Хадрумету, Павел громогласно дал знать, что в город пожаловал сам Герман, кузен Юстиниана, который когда-то и в самом деле провёл несколько весьма плодотворных лет на этой беспокойной земле. У жителей Хадрумета не было возможности проверить правдивость слов Павла, поэтому они без разговоров открыли ворота. Настоящих солдат у священника, как мы знаем, было лишь 80 человек, но и их хватило, чтобы перебить немногочисленный берберский гарнизон. Таким образом, с помощью обманного манёвра (но не доблести римского воинства) Хадрумет вернулся под руку Империи.
Мирная жизнь в море у Хадрумета, что была нарушена очередной войной
Антала, Стоца и остальные мавры, узнав о мнимом прибытии Германа, поначалу страшно испугались, поскольку помнили, как кузен императора гонял их в хвост и в гриву, но затем поняли, что их обвели вокруг пальца. Их ярость была столь велика, что едва ли не вся Бизацена была вырезана подчистую. Уцелевшие жители и солдаты либо скрывались в крупных городах, либо вообще переходили на сторону Стоцы. Остальные имперские силы продолжали благодушно молчать. Даже Иоанн, видимо, после столь неудачной переписки с Гимерием решил, что с него достаточно и ничего не предпринимал.
На те же грабли
В таких условиях терпение начало кончаться даже у Юстиниана. Сергия всё ещё не отзывали из Африки, но придали ему равнозначного по статусу коллегу. Им стал Ареобинд, возможно, являвшийся потомком знаменитого Аспара, что во второй половине V века оказывал колоссальное влияние на политику Византии, назначая императоров по своему усмотрению. Этот Ареобинд был богат и знатен, вот только его военный опыт равнялся нулю. Учитывая то, что ему предписывалось сражаться с маврами в Бизацене до их полного уничтожения, такое назначение выглядит в высшей мере странным. С собой Ареобинд притащил целую свиту, состоявшую из его супруги Преекты, являвшейся племянницей императора, а также братьев-армян Артабана и Иоанна, выходцев их прославленной парфянской и армянской династии Аршакидов.
Ареобинд, приняв командование, быстро выяснил, что в городке Сикка Венерия (совр. Эль-Кеф, Тунис) стоят Антала, Стоца и всё их войско и от Карфагена их отделяют всего три дня пути. Первым делом Ареобинд отправил в Сикку Венерию того самого Иоанна (слишком Иоаннов много в нашем повествовании, однако), что предпринял недавно робкую попытку сдержать мавров в Менефессе. Параллельно военачальник отписал своему “коллеге” Сергию, чтобы тот присоединился к Иоанну и они вместе ударили по маврам. Сергий повёл себя совершенно в своём репертуаре и проигнорировал письмо Ареобинда, посчитав, что его смертельный враг Иоанн не стоит его, Сергия, внимания. Бедняге Иоанну пришлось вступить в бой с многократно превосходящим его врагом. Одно лишь давало энергию этому офицеру: личная сильнейшая ненависть к Стоце, что была едва ли не сильнее ненависти к Сергию. Ненависть эта была взаимной и столь велика, что они, по словам Прокопия, только и мечтали о том, как бы прикончить друг друга. И вот им эта возможность, наконец-то, выдалась. Здесь я позволю себе полностью процитировать прославленного хрониста:
У него со Стоцей была вечная исключительная ненависть друг к другу, и каждый из них молился о том, чтобы закончить дни своей жизни лишь после того, как один убьет другого. И вот, когда сражение вот-вот должно было перейти в рукопашный бой, оба они, выехав из рядов войска, устремились друг на друга.) В то время как Стоца еще подъезжал к нему на лошади, Иоанн, натянув лук, поразил его стрелой в правую сторону паха, и Стоца, получив смертельную рану, тут же рухнул; но он еще не умер и ему было суждено прожить еще некоторое время после этого ранения. Тотчас же к нему бросились все те, кто следовал за ним, а также войско маврусиев; они положили Стоцу, еще живого, под дерево, а сами с большим воодушевлением обрушились на Иоанна и римлян, и так как численностью они намного превосходили тех, то без особого труда обратили их в бегство. Говорят, что Иоанн сказал тогда, что ему приятно будет теперь умереть, так как желание его относительно Стоцы исполнилось. Было там место, которое шло уступами; здесь его конь, оступившись, сбросил его. Когда он вновь пытался вскочить на коня, враги захватили и убили его, человека великой славы и доблести. Узнав об этом, Стоца испустил дух, сказав, что теперь он умирает с чувством полного удовлетворения.
Чем кончилась сама битва — неизвестно. Скорее всего, силы были слишком уж неравны и римляне проиграли битву. Известно, что в сражении погиб и один из армянских принцев, тоже по имени Иоанн. Когда о произошедшем узнал Юстиниан, он решил, что две головы на одном и без того больном теле — это перебор. Типичная, надо сказать, ошибка Юстиниана, который уже с таким же размахом наступил на эти грабли в Италии, когда пытался придать командование сражавшимся там византийцам сразу Велизарию и Нарсесу. А в Африке случилось то, чего все так долго ждали: Сергия наконец-то отозвали в Константинополь. Вместе с ним отбыли и его братья Кир и Соломон-младший (который, оказывается, не погиб вместе с дядей-тёзкой, а попал в плен и сумел добиться выкупа за себя). Теперь Ареобинд оказался полновластным владыкой Византийской Африки. Точнее, её осколков.
Руины римских бань в Сикке Венерии
Игра Гонтариса
Те, кто читал предыдущие выпуски “Страстей Соломоновых”, должно быть, помнят офицера по имени Гонтарис, что участвовал во второй кампании Соломона в Аврасии. Неизвестно, чем он занимался все прошедшие с тех пор годы, но теперь он вновь всплыл, причём самым неприятным образом. Командуя войсками в Нумидии, Гонтарис откровенно заскучал к текущему 545 году. Его совершенно не привлекала идея торчать в нумидийских крепостях, когда можно проводить куда более роскошную жизнь в Карфагене. И вот семена властолюбия прочно поселились в душе бывшего ассистента Соломона. Гонтарис твёрдо вознамерился провозгласить себя императором и отделить Африку от Византии. Сам он не мог восстать открыто против Ареобинда, ведь у него попросту не было достаточно войск. Посему Гонтарис решил пойти по пути интриг. Изображая из себя верного слугу Ареобинда, он вступил в сношения с Анталой, а также с царём Аврасии Иаудой (да-да, этот хорошо знакомый нам бербер всё ещё правил тем горным хребтом). Слова Гонтариса были сладки, особенно для Анталы, ведь тому было обещано соправительство в Африке, как только войска лоялистов будут сброшены в море. План Гонтариса был таков: мавры со всем мощью обрушиваются на Карфаген, а Ареобинда в ходе сражения как бы “случайно” убивают, после чего Гонтарис преспокойно занимает его место. Антале план очень понравился и вскорости берберское войско оказалось под стенами Карфагена. По всей логике Ареобинд должен был выйти из города и дать ему сражение, однако мы помним, что он был крайне неопытным военным и медлил, а посему от греха подальше решил, что лучше вообще перенести битву на день позже.
Гонтарис был крайне обозлён. Он подозревал, что задержка вызвана тем, что Ареобинд узнал о коварных планах своего подчинённого, посему решил перейти к плану “Б”. Гонтарис начал распространять среди солдат слухи о том, что Ареобинд — это трус, который вот-вот сбежит в Константинополь, а их оставит здесь умирать. Учитывая то, что римским солдатам традиционно не хватало жалования, то многие из них выслушали речи Гонтариса и воспылали гневом по отношению к Ареобинду, который начал догадываться, что главная опасность грозит ему вовсе не от мавров. Кончилось всё крайне печально: римляне, что поверили Гонтарису и римляне, оставшиеся верные Ареобинду, устроили кровавое и братоубийственное побоище прямо на улицах города. Лоялисты держались храбры, а вот Ареобинд и впрямь оказался трусом и сбежал в городскую церковь, не выдержав вида бездыханных тел. За ним последовали его супруга, сестра, а также престарелый сановник по имени Афанасий.
Победа Гонтариса оказалась практически свершившимся фактом. Осталось выкурить Ареобинда и его свиту из церкви, стараниями ещё Соломона обращённую в подобие крепости. Ареобинд вышел из церкви-крепости лишь тогда, когда Гонтарис на Священном Писании поклялся, что ему и его семье не будет причинено вреда и что завтра они уже смогут покинуть Карфаген. Гонтарис вообще казался воплощением любезности и милосердия. После того, как Ареобинд сдался, Гонтарис тут же пригласил его на пир, где оказывал Ареобинду высочайший почёт. Почёт оказался мнимым и сменился кровью, ибо той же ночью Гонтарис сделал финальный ход своей партии и его адъютант Улитей зарезал во сне Ареобинда и отрезал убиенному голову. Афанасия и остальных приближённых и родных Ареобинда Гонтарис, однако, пощадил и даже снабжал всем необходимым и никак не обижал их.
Вид древнего Карфагена с птичьего полёта в представлении художника
Что до головы Ареобинда, то её довольный Гонтарис отослал Антале, символизируя этим тот факт, что власть в Карфагене отныне принадлежит ему. Антала, однако, обладал своими понятиями чести и, узнав, каким клятвопреступником показал себя Гонтарис, решил продолжить идти своей дорогой, одинаково враждебно относясь как к Империи, так и сепаратистам. А меж делом ко двору императора-сепаратиста явился армянский принц Артабан, которому посчастливилось уцелеть во всём этом знатном бардаке. На словах армянин обещал верно служить Гонтарису, но на деле уже тогда решил прикончить его, дабы покончить с мятежом. Однако желание — это одно, а возможность реального воплощения — совсем другое. Так что Артабану достаточно долго пришлось играть роль верного слуги.
У Гонтариса быстро нашлось дельце для армянского принца. Ему надлежало разделаться с Анталой, с которым, как мы знаем, сепаратист поссорился после убийства Ареобинда. Взяв немалое войско, Артабан дошёл до многострадального Хадрумета, удерживаемого лоялистами Империи, не повстречав ровным счётом никого, ибо мавры по своей давней привычке бежали. Но затем по непонятным (для Гонтариса) причинам Артабан развернул свои знамёна и отступил обратно в Карфаген. Сам армянин оправдывался тем, что боялся, что из Хадрумета выступит гарнизон и ударит в спину его силам. В реальности же Артабан изначально хотел просто соединиться с лоялистами в Хадрумете, но потом вспомнил, что он вообще-то планировал убить Гонтариса.
Гонтарис же, изначально обозлённый бесполезным походом Артабана, вначале собирался убить армянского принца, но потом передумал и решил выступить из Карфагена со всеми имеющимися у него силами. Перед походом узурпатор решил хорошо провести время и устроил пир для своих приближённых. Среди приглашённых оказался и Артабан, который решил, что другого удачного шанса прикончить Гонтариса у него может и не представиться. Сопровождаемый своими родичами и соотечественниками. Артабан был столь решителен, что приказал своему родичу Ардаширу пристрелить его из лука, если тот потерпит неудачу в своём покушении и попадётся в плен.
И вот настало время пира. В какой-то момент Гонтарис сильно надрался и стал совершенно беззащитен для заговорщиков. Но даже в таких условиях всё едва не пошло прахом, ибо один из слуг узурпатора заметил меч, который старательно прятал Ардашир. Армянину ничего не оставалось, как атаковать Гонтариса из неудобной позиции. Тот от удара Ардашира лишился нескольких пальцев на руке, но остался на ногах. И в этот самый момент к нему подскочил Артабан и всадил в левый бок Гонтарису кинжал. От этого удара узурпатор уже не оправился. Вместе с ним погибли и все его стражники, которых перебили Артабан, Ардашир и остальные пришедшие на пир армяне. Византийские пиры — это поистину смертельно опасное занятие.
Так погиб неудавшийся император-сепаратист и свершилось это в конце весны 546 года. Артабан на некоторое время остался командовать имперскими силами, а Карфаген вернулся в лоно Империи. Однако ситуация оставалась предельно далека от идеальной. Мавры под предводительством Анталы опустошали Ливию, Бизацену, Нумидию. Римляне оказались зажаты в крупных крепостях. Нужен был человек уровня Соломона, чтобы переменить ход войны. Артабан, при всех своих заслугах, на эту роль не подходил. Вскорости Юстиниан направил очередного командующего в Африку. Именно этому персонажу предстояло полностью изменить ход войны.
Продолжение следует…
Like what you read? Give АртёмСелицкий a round of applause.