Сохраниться этим достойным восхищения начинаниям Карла или, по меньшей мере, их ядру позволили систематическая проповедь христианской истины, в том числе и через литургию, и кроме того — богословие монастырей и школ. Не следует забывать о рождающейся здесь монашеско-религиозной силе духовного совершенствования (см. Бенедикт Аньянский).
Ведь Карл попечительствовал над этой в прямом смысле слова религиозной жизнью как в приходах, так и в монастырях.
Важно то, что он заботился о введении устава св. Бенедикта. Он приказал составить сборник образцов проповедей для священников, чтобы сделать проповедь более плодотворной. По его приказу из Рима были доставлены литургичес кие книги. Алкуин создал новую форму римского обряда, которая была затем принята Римом и в значительной части используется также в настоящее время. Литургический чин, чрезвычайно важное — возможно, даже самое значительное в течение всего средневековья — средство воспитания все еще непросвещенного народа, был украшен песнопениями. Было вновь введено публичное покаяние в тяжелых грехах, стало настойчивым требование исповеди. За нарушение некоторых церковных предписаний (например, запрещения есть мясо в пост) была даже введена смертная казнь. От мирян требовался определенный минимум религиозной образованности. Были установлены более определенные формы благотвори тельности (законы Карла четко предписывали отдавать часть церковного имущества бедным).
4. Большое значение для этих трудов имели пять поездок Карла в Италию, четыре из которых были в Рим. Несмотря на грабительские набеги готов и лангобардов Рим все еще оставался Городом, окруженным неповторимым сиянием славы, центром искусств, религиозно -литургической и даже политической жизни. Еще сохранилось множество храмов, дворцов и других замечательных античных творений в мраморе и бронзе. Возвышенная проникновенность мозаик Равенны также отчасти помогала ощутить восточноримское императорское величие, возведенное на сакральный уровень. В церквях этих городов литургия проходила со значительно большей роскошью и торжествен ностью, чем на провинциальном севере. Для высокоодаренного монарха, прибывшего с австразийских задворков, это должно было быть подобно прикосновению к какой-то новой жизни. Без этих поездок, без влияния высокоразвитой культуры Востока (Равенна) на устроителя зарождающегося Запада, не было бы кафедрального собора в Ахене, который, подобно св. Софии в Византии, был придворной и государственной церковью Карла (непосредственный образец: Сан-Витале в Равенне). Нельзя недооценивать и впечатление от поездок и на свиту Карла.
а) Не нужно специально подчеркивать, как «выгодны» были для Церкви подобные решения императора. Прилагаемые к нему высокие титулы религиозного характера, о которых мы еще будем говорить, тоже являются признанием этой стороны его деятельности.
Но уже в королевстве Меровингов, начиная с Хлодвига, была заложена основа для королевского права участия в управлении церковными делами. С его крещения считалось, что уже по самому своему происхождению франкские короли — поборники и защитники католической веры. Когда затем франкские епископы, а затем повторно сам папа Стефан помазали Пиппина на царство, эта их задача превратилась, помимо достигнутых юридических соглашений, в некое объективное сакральное «право».
Карл понимал свое дело именно так — как особую и данную непосредственно Самим Богом миссию руководить христианским народом. При этом он, как мы уже говорили, был не только слугой Церкви, он был ее господином, и в качестве такового пользовался порой насильственными мерами.
б) Разумеется, с точки зрения истории, то, что Карл своевластно включал Церковь в свою общую программу, было глубоко оправданно. Своей идеей (западного) универсального королевства Божией милостью он впервые придал главной цели средневековой Церкви (создать западное христианское единство) универсальную форму. Будущее доказало, что это имело такое значение и было настолько незаменимо для деятельности средневековой Церкви, что некоторые необоснованные злоупотребления значат для истории сравнительно немного. Более того: Карл, исходя из своей концепции универсальной монархии, несомненно считал невозможным полное разделение духовной и политической власти.
Впрочем, среди пап того времени не было ни одной личности, по своему масштабу соответствовавшей той грандиозной задаче, которую предстояло решить и которую стремился решить Карл, не говоря уже о том, что у них не было в распоряжении необходимых властных и экономических институтов.
в) Это общее и глубокое оправдание должно быть ограничено следующими соображениями. Карл самовластно раздавал почти все епископские кафедры и аббатства (в том числе и мирянам). Хотя он и предъявлял высокие требования к претендентам (постоянно устраивая им строгие проверки), но желал от назначенных им в первую очередь несения государственной службы (объявление воинского призыва; личное участие в войне; прием у себя короля во время его поездок).
Несмотря на это Карл не был сторонником цезарепапизма (§ 21). Он хотел не подавить права Церкви, но для общего блага полностью включить ее в государство. Основываясь на идеях Августина, он стремился к тому, чтобы Церковь и мир могли бы соединиться в «civitas Dei», где духовное имело бы примат над мирским. Здесь мы наталкива емся на существенное сходство с папской концепцией. В дальнейшем, например при Григории VII, это сыграет на руку папской иерократии.
В этот основополагающий период и при самом Карле указанные тенденции еще не представляли особенно большой опасности. Но то, что при едином и универсальном государственном устройстве Карла было исторически неотвратимо, с течением времени стало представлять огромную угрозу: такое устройство неизбежно должно было стать помехой необходимому свободному развитию церковной жизни, из-за смешения обеих сфер задачи Церкви не могли быть удовлетвори тельно решены. Будущее размежевание обеих сторон должно было показать с очевидностью, какими пагубными могли быть, а точнее, с неизбежностью стали последствия начинаний, предпринятых Карлом на благо Церкви.
Это распространяется не только на участие Карла в историческом развитии: и иерархия также, со своей стороны, жила идеей универсального единства. Император Карл обязал ее служить культурным и политическим целям; но позже и папство, осуществляя свою собственную программу (непосредственно руководить всей действительностью), обрекло себя на секуляризацию, хотя и получило свободу.
г) Хуже по существу дела было то, что Карл воздействовал на решения в догматических спорах. Уже упоминалось, что он самовольно вмешивался в обсуждения на созванных и возглавляемых им имперских соборах; но во Франкском королевстве это было принято уже с давних пор.
Более сложен случай со спором об иконопочитании, где Карл пытался навязать папе Адриану I (772_795) свою ошибочную точку зрения. VII Никейский Вселенский собор 787 г., в котором папа участвовал через посредство двух легатов, высказался за иконопочитание. Втак называемых «Libri Carolini» (790_792) и затем на Франкфурт ском соборе 794 г., в котором папа также участвовал через двух своих посланников, Карл отклонил его доктрину.
Конечно, осуждение строилось на неудовлетворительном переводе греческих текстов решений Никейского собора. Кроме того, не следовало игнорировать церковно-политический контекст; Собор по старому обычаю пригласил именно патриарха Запада, папу, а короля, фактического хозяина Западной империи, намеренно не заметил. Карл почувствовал себя ущемленным в тех самых правах, в которых Римская Церковь не отказывала восточноримскому императору.
С другой стороны, Карл выступил как защитник истинной веры. Вто время через Пиренеи проникла ересь Феликса Угрельского, род известного с раннехристианских времен адопцианизма (§ 16). В Риме на ересь не обратили внимания. Карл между тем через Алкуина с ней боролся и на многих франкских имперских соборах — и на Франкфуртском соборе 794 г. — добился решительного ее осуждения.
д) Самым опасным моментом в церковно-политической позиции Карла было чрезмерное внимание к культуре, которое он привнес в церковную жизнь. Возникло «определенное затушевывание собственно церковных задач тем, что Церковь стала рассматриваться как культурное учреждение и использоваться в первую очередь для нужд науки, искусства и экономики, тогда как ее истинные религиозные задачи отступали на второй план» (Schnьrer). Первое «мене текел», далекого гибельного упадка! Здесь (несмотря на замечательную трезвость) слишком переоценивалась материальная проблематика религии и христианства; это было заложено в самой основе германской ментальности и было искушением для такого примитивного народа в раннем и даже в высоком средневековье; в результате без труда смог развиться канонистический и пелагианизированный односторонний подход.
Однако следует еще раз подчеркнуть, что такой ход развития был неизбежен. Трудно себе представить его принципиально иное течение. Функции церковные и культурные еще не были разграничены; поскольку император и иерархия исходили из общей (несмотря на совершенно разную внутреннюю энтелехию, см. ниже) основной концепции, это смешение усиливалось, а значит, росла и обоюдная угроза.
III. Карл как император
1. а) Политическая власть франкских государей при вступлении Карла на престол еще не была настолько упрочена, чтобы он мог действовать самостоятельно всегда и везде, в том числе на территории, непосредственно подчиненной папе, — в Церковном государстве. Лангобарды все еще были там конкурентами франкской власти и опасными соседями для папы. Все зависело от того, какую позицию по отношению к ним займет франкский покровитель, т. е. будет ли он верен союзу, заключенному Пиппином, или вернется к старой — дружественной по отношению к лангобардам — политике Карла Мартелла. Именно так и поступил сначала Карл Великий. Его женитьбе на дочери короля лангобардов Дезидерия не смогли воспрепятствовать ни резкие слова папы Стефана165, ни угроза анафемы. Но с другой стороны, острейшее соперничество обеих политических германских властей в Риме не завершилось: при безвольном Стефане IV (768_772) там развязалась кровавая борьба франкской и лангобардской партий.
б) Положение резко переменилось со внезапной смертью в 771 г. Карломана, старшего брата Карла. Карл, ставший единовластным правителем, изменил свою политику. После одного года супружеской жизни он вернул лангобардскую принцессу назад в Павию.
Новый папа, знаменитый Адриан I, образец благочестия и нравственности, также осознает требование времени и предусмотрительно возвращается к союзной политике Стефана II. Вдова Карломана со своими сыновьями бежала к Дезидерию. Лангобардам представился удобный случай в одно и то же время эффективно помешать и опасному для них общефранкскому единству, и союзу франков с Римом. Но папа воспрепятствовал этому; он отказался утвердить через помазание политические претензии сыновей Карломана и возвести их в королевское достоинство.
Когда же Дезидерий объявил, наконец, военный поход против Рима и любые переговоры казались напрасными, папа решился призвать на помощь Карла, короля франков и «patricius Romanorum». Карл сначала велел своим посланцам разобраться на месте в жалобах папы, и чтобы мирным путем побудить Дезидерия возместить потери, даже предложил ему большую сумму компенсации за убытки. Однако, после того как эти попытки потерпели неудачу, Карл решился на войну.
в) Во время осады Павии он неожиданно обратился к Риму с просьбой разрешить ему отпраздновать Пасху (774 г.) в Вечном Городе. В среду на Страстной неделе в Риме он подтвердил, что обещание его отца (так называемый «Пиппинов дар», § 39) остается в силе.
Однако со времени Пиппина обстоятельства сильно изменились. Каролинг, клятвенно обязавшийся защитить от лангобардов и вернуть отнятые ими у св. Петра области, возлагает через несколько месяцев— после падения Павии (июнь 774 г.) — железную корону лангобардов на собственную голову, не обращая при этом внимания на чувства папы. Он демонстративно перестает выказывать почтение римскому титулу (ставит титул «patricius Romanorum» в один ряд с титулом франкского и лангобардского короля). И, наконец, он возвращает далеко не все требуемые папой земли. Новый patricius стал более чем обладателем делегированной власти; он придал растяжимому понятию patricius новый смысл: покровительство превращается в политическое господство.
2. Весь смысл этого обстоятельства в его огромном воздействии на историю (как и во всей сложности взаимопереплетения действующих сил) только тогда станет достаточно понятными, когда мы вникнем в основную концепцию Карла, из которой в конечном счете так или иначе вытекает все остальное: речь идет о его имперской концепции.
а) Идея римской империи не совсем исчезла на Западе (§ 34). Ихотя представления о ней во многом были неопределенными и мало походили на «римские», они, бесспорно, существовали, обладали многообразным потенциям и были уже оформлены юридически. Во франкском королевстве имперская идея в ее христианском толковании была уже выражена формулой «Imperium christianum». Теперь же возникла такая единая власть, которая проявила себя как имперская особенно в том, что она при своем мощном распространении захватила более чем одну «страну» (итальянские, испанские, аварские области). Сам Карл считал себя носителем универсальной власти над всем Западом, включая Рим. Понятие «универсальный» при этом отличается от античного и византийского, где признавался единственный универсальный правитель. Здесь же имеется в виду единая власть над тем, что мы называем Западом. Со всей определенностью признается Византия и область ее влияния (проблема двух императоров).
б) Королевство франкского правителя соединилось с Римской Церковью и вошло в нее, а Церковь, в свою очередь, стала единым целым в границах Франкского королевства. Теперь религиозный элемент, изначально присущий Франкскому королевству и усилившийся с тех пор, как папы стали совершать помазание на царство, испытал благодаря Карлу мощный подъем. Он происходил в предопределенных историей формах Франкской территориальной Церкви. По образцу своих отношений с ней Карл и в отношениях с папой занял позицию верховного главы. Как нам хорошо известно со времен Бонифация, князь главенствовал всегда. Но в результате сильно возросшего могущества Карла и благодаря его необычайной личности проблематика отношений государь-священник и государство -Церковь получила совершенно иное значение для истории.
в) То, что франкский король из «patricius Romanorum» возвысился до римского императора, было естественным следствием и выражением реального соотношения сил. Это возвышение, опять же, имело огромное значение для Церкви. Когда папа Лев III в Рождественскую ночь 800 г. короновал одетого в традиционное императорское облачение Карла, Карл был аккламирован166 как император и в следующие годы все чаще официально титуловал себя императором (о том же свидетельствует надпись на печати императора «Renovatio imperii Romani» [обновление Римской империи]), что тоже было шагом к осуществлению внешнего единства Церкви, состоящей из множества территориальных церквей.
3. Что конкретно означала для папы коронация императора в рождественские дни 800 г., следует просто и ясно из предшествовавших ей обстоятельств. Положение самого папы было затруднительным. После его единогласных выборов в 795 г. он вел себя по отношению к Карлу так же, как его предшественники по отношению к византийским императорам или их экзархам. Он прислал великому франкскому королю не только протокол выборов, но и ключ от гробницы Петра и знамя Города. Он датировал свои указы (как раньше по годам правления византийских правителей) годами правления Карла.
а) Но в Риме существовала сильная группа личных врагов папы, которые стремились его низложить (используя при этом и самые жестокие средства). Папа нуждался в защите со стороны франкской правящей верхушки. В 799 г. он был вынужден бежать в Падерборн к Карлу, которому он воздал традиционные знаки «adoratio». Карл велел франкской знати препроводить папу обратно в Рим. Поскольку проведенное расследование не смогло удовлетворительно опровергнуть возведенные на него обвинения (в клятвопреступлении и разврате), папа принес очистительную клятву, после чего Карл, прибывший между тем в Рим, наказал противников папы как оскорбителей величества. Через два дня состоялась коронация. И сколько бы еще неясностей ни оставалось в имперской концепции Карла, он несомненно чувствовал себя по отношению к папе господином — в этом проявлялось как расширение его прежних прав над территориальной Церковью, так и заимствование или имитация византийского образца. Для Льва же осталось после венчания Карла императорской короной лишь место молящегося Моисея.
б) Интерпретация отдельных деталей этого венчания императорской короной вызывает серьезные затруднения.
Трудно предположить, что у папы, предшественникам которого еще недавно угрожала непосредственная опасность стать подданными и придворными епископами лангобардского короля, и который теперь мог находиться в своем Городе только под защитой Карла, уже сложились «папистские» тенденции. Однако то, что король франков был возведен в императорский сан, со временем неизбежно должно было привести к освобождению папства от государственно-церковного давления Восточного Рима и к завершению начатого Стефаном, когда тот в 753 г. оставил восточноримских посланцев и лангобардский двор в Павии, чтобы отправиться к Пиппину и заключить союз с франками.
С другой стороны, совместные действия обеих этих сил и коронация императора, естественно, ни в коей мере не означают, что у Карла и Льва были одинаковые представления о роли императора и империи.
Карл считал, что Церковь и все к ней относящееся (за исключением сакральной сферы), так же как и все остальное, должно целиком подлежать власти императора. Поэтому в итоге его программа неизбежно должна была разойтись с программой папы и Церкви. Но это означает по меньшей мере то, что возникающий союз с самого начала нес в себе внутренний конфликт.
в) Теперь, в Рождество 800 г., высшая церковная власть, легитимируя светскую, несомненно ее усилила, как это уже было при помазании и коронации Пиппина. Поэтому в Риме сравнительно легко могла развиться идея «translatio imperii» в отношении франкского правителя. Фактически папы уходящего IХ в. уже «возводят на престол», пользуясь апостольской привилегией, «своего» императора.
Но существует и другой аспект: это отношение самого Карла к своей коронации. Его сомнения не совсем ясны. Ведь он знал заранее о своем предстоящем возвышении и был на него согласен. Что же в этом его не устраивало (или перестало устраивать)? Чем папа и Рим перешли границу желаемого им? Самим фактом коронации? Или эта коронация казалась ему слишком обременительной лишь в связи с проблемой Византии?
Во всяком случае, после свержения императрицы Ирины Карл добивался признания от Византии. Оно последовало в 812 г. Конечно, тогда это означало лишь то, что Византии поневоле, на практике, пришлось отказаться от положения о единственности империи. Но в сознании восточных римлян эта претензия сохранилась. Они не приняли теорию двух императоров; западные императоры так и остались для них узурпаторами (ниже, § 45).
4. Особенно отразился на всем последующем развитии (не вполне однозначный) сакральный характер императорского сана. Церковь сообщала его средневековым императорам посредством особых обрядов и молитв (император позже выполнял диаконское служение на коронационной мессе; коронационная литургия во многом была родственна литургии посвящения в епископы; после помазания император причислялся к клирикам св. Петра); Церковь недвусмысленно признавала за императорами этот сакральный характер (очень разными и юридически едва ли определимыми способами)167.
а) Сакральное начало стало, как мы увидим, основополагающим для императорской идеи Карла Великого. В правильности такого подхода его уже раньше в значительной степени утвердили христианство и Церковь.
В присяге на верность священник Катвульф после победы над лангобардами в 775 г. называет Карла «наместником Бога», вместо Него защищающим и возглавляющим «все члены»; папа же, который выступает только наместником Христа, оказывается на втором месте.
Еще одно проявление такого понимания: Карл любил, чтобы придворное духовенство именовало его «проповедник», «служитель Господа», «vicarius Dei» или «Давид». Здесь очевиден мотив короля-свя щенника. Сюда же относится и то, как было принято называть Карла до и после 800 г.: «предводитель христианского народа», «повелитель и отец, король и священник, господин над всеми христианами». Для Алкуина он — истинный предводитель «civitas Dei», которому доверено возглавить «Ecclesia universalis» всех латинских христиан и которому для этого в руку должны быть вложены «два меча» (!); Смарагд († ок. 830 г.), учитель в монастырской школе Кастелльу, и другие видят в нем даже наместника Христа, а епископы Майнцского собора 813 г. прославляют его как «Судью в вопросах истинной веры». При этом папе остается только роль митрополита или патриарха франкской имперской церкви. Все эти имена не были пустыми титуловани ями; в каждом из них выражался какой-то конкретный аспект отношения Карла к Церкви, а также его грандиозная государственная программа, в которой «imperium christianum» означало тесное единство светской и церковной сфер под его руководством.
Исторические параллели с Константином становятся еще отчетливее, если обратить внимание на то, что, устраивая свою резиденцию в Ахене, Карл во многом взял за образец дворцовый церемониал и государственную символику византийской столицы. Франкские источники этого важнейшего десятилетия перед рубежом столетий сообщают даже, что наряду с кафедральным собором и «sacrum palatium» [священным дворцом] короля в Ахене было предусмотрено третье здание с многозначительным названием «Латеран»: Эйнхард выразительно называет его в соответствии с его предназначением «домом понтифика». Эта копия «Нового Рима», созданная Карлом и его франками, во всем обнаруживает тенденцию к подражанию и одновременно соперничеству (Ullmann), а может быть, даже и мечту «перенести» в Ахен «древний Рим», отголоски которой звучат у франкских писателей, когда они прославляют королевскую резиденцию как «ventura» или «secunda Roma» [будущий... второй Рим].
На этом еще совершенно не определившемся фоне состоялось знаменательное событие — коронация Карла.
Создание новой империи было в высоком смысле делом всемирно-исторического значения, заложившим фундамент всего будущего средневековья. Теперь рядом с папством, впереди него и вместе с ним оказалась вторая великая сила средневекового Запада — христианская универсальная Западная Римская империя.
б) Конечно, новой империи еще только предстояло осуществить тот потенциал, который был заключен в ее «идее». Сама идея, как и обстоятельства ее обновления с самого начала, как уже подчеркивалось, создали настолько тесную связь между империей и Церковью, что возникли основания для сильно конкурирую щих тенденций: император должен был защищать Церковь. Это свое чрезвычай ное достоинство Карл Великий, «величайший из императоров, коронованный Господом», остро осознавал — как долг, но в особенности как право. Эта концепция нашла наиболее символичное выражение в праве императора утверждать избранного папу; последний был должен перед своей консекрацией присягнуть на верность императору (это означало, что папское правление подлежит суду и контролю императора). Папа со своей стороны обладал правом короновать императора, т. е. реально сообщать ему императорское достоинство, что означало возможность, сообразуясь со своим мнением о достоинстве претендента, вручить ему высшую политическую власть или отказать в ней. Уже Карл Великий положил начало попыткам освободиться от этой юридической зависимости от папства, когда он короновал в Ахене своего сына без участия папы. Но эти попытки не достигли цели. Союз империи с папством, который готовили Бонифаций, Пиппин, Захария и Стефан, впервые реализованный в 800 г., оказался слишком прочным. Об этом же свидетельствует и повторная коронация Людовика, совершенная по его желанию папой в 816 г.
5. Однако скоро обнаружилось, что за тесное объединение папской и императорской властей, бывшее залогом создания Западной империи, пришлось тяжело расплачиваться — как западной Церкви, так и западной государственности. Друг другу противостояли две власти с совершенно одинаковыми взаимными претензиями и во всем зависящие друг от друга, сферы компетентности той и другой не были точно определены: это однозначно должно было привести к конфликтам. Очень скоро они начали по-разному понимать сакральное достоинство императора: «коронован Богом» для императора означало, что он служит непосредственно Богу, а курия считала, что папа поручает императору быть защитником Церкви и контролирует его деятельность.
Правда, и сама эта конкуренция была проявлением их глубинной общности. Вся система в целом строилась на единстве полярно противоположных начал. Соединение двух сил, «imperium» и «sacerdotium», не было чем-то искусствен ным, формальным. Оно было следствием закономерного развития, в основе которого лежало единство христианской веры Латинской Церкви и христианизиро ванных (ею и в ней) народов и которое происходило под знаком этого единства. Под этим знаком и сложился христианский Запад; основой его прочности были жизненная энергия каждой из обеих компонент и их сотрудничество. Если впоследствии такое фундаментальное соединение окажется серьезно нарушенным (что и будет происходить уже начиная с XIII в.), это будет означать непорядок в самом фундаменте средневековья — не какие-то временные функциональные неполадки, но принципиальный разлад.
Это в очередной раз показывает, что разделение, представляющее опасность для всего целого, возникло не случайно и не по злой воле или недальновидности отдельных представителей папской или императорской власти. Нет, перед нами совершенно особый, многое определивший момент внутренней трагедии средневековых взаимоотношений Церкви и мира. Сообща трудясь над созданием единого христианского Запада, обе власти привели его к единству, к его верхней точке. Но, поскольку с самого начала границы общей сферы не были и, вероятно, не могли быть определены достаточно четко и становились все менее четкими из-за захватнических устремлений обеих сторон, и поскольку не удалось и не могло удасться достичь полной внутренней согласованности в деятельности христианс кого организма, нарушалось естественное развитие каждой из них. Великое, постоянно возрастающее средневековое единство изначально несет в себе зародыш разделения и будущей борьбы imperium-sacerdotium.
С папской стороны ее поддерживала концепция Церкви и империи, выработанная, в частности, Львом I, Геласием и Исидором Севильским: священническое служение рассматривается как высшее, а императорское — как низшее и даже ему подчиненное. С такой точки зрения, император возводится на престол «по воле (nutu) Бога и святого ключника Петра».
Дальнейшее развитие событий связано с актом коронации, совершенным в Риме в 800 г. Новая империя уже не была самостоятельной величиной, подобно древней, но была связана с папством. Очень скоро папы стали понимать коронацию как translatio imperii и, исходя из этого, претендовать на самые широкие права.
6. Нужно еще исправить одно ошибочное современное представление: дело в том что власть императора в Церкви, управление иерархией, вмешательство в догматические определения соборов — все это не имело ничего общего с противодействием учительному авторитету верховного понтифика.
Для Карла было совершенно естественным безоговорочно признавать абсолютное превосходство Римской Церкви в вопросах вероучения: это превосходство основывается в соответствии с «libri Carolini» (которые, тем не менее, поучают папу в вопросах иконопочитания) не на решениях соборов, а на Самом Христе; руководствоваться можно только решениями Отцов, признанных Римской Церковью, поскольку они обязательны для всех верующих. На процессе против Льва Алкуин напомнил Карлу о том, что папа не может быть судим никем168.
Дополняет картину выказываемое Карлом почтение к римской традиции (введение римского чина литургии, римского обряда крещения; облачение и образ жизни римского духовенства были сделаны обязательной нормой во Франкской Церкви).
7. Карл действительно был христианином, все сказанное подтверждает это. Но и в нем еще не были достаточным образом воплощены нравственные представления христианства. Помимо сильной чувственности, его образ пятнает коварная жестокость по отношению к врагам.
Но опять-таки не следует забывать о том, что все восхваляют его за мягкость и чувство справедливости. И несмотря на все свои недостатки он, без кого не было бы христианского Запада, остается Великим, «вершителем всемирной истории» (Ranke). «Его величие в том, что его действиями, поступками и побуждениями управляли соображения всеобщего блага» (Hauck).
В 1165 г. Барбаросса приказал торжественно извлечь останки Карла — в то время это было равносильно канонизации. Назначенный императором антипапа Пасхалий III (1164_1168) одобрил установле ние его почитания как святого, которое, однако, позже было сведено Церковью к почитанию Карла как местночтимого блаженного (в Ахене), а точнее — допускалось ею.
§ 41. Последующий расцвет и упадок раннесредневековой культуры. Папство в IХ веке
I. Духовная жизнь
1. Все значительное, что было достигнуто культурой огромной Каролингской империи, не имело под собой прочной основы (§ 40). Эта культура была лишена той силы, которую дает укорененность в местных традициях. Она перестала существовать, как только распалась защищающая ее организационная структура, созданная Карлом. Важно понять, что этот распад с логической неизбежностью должен был наступить в самом скором времени. Вся грандиозная конструкция была создана сверхчеловеческими усилиями императора и к тому же в ускоренном темпе. В сущности к окружающему миру — франкскому миру того времени — были предъявлены чрезмерные требования; сознание франков — например, их представления о государстве, власти и управлении — еще не созрело для восприятия тех универсаль ных концепций, почерпнутых из римско-бонифациевского наследия, из которых исходил Карл в своей деятельности. Поразительно быстро обнаружилось, что внутренняя сила новой империи и имперской идеи была еще не так велика, как это казалось при Карле.