Церковь как созидательница Запада 9 глава

Да и сам Карл был не вполне тверд в своих установках, иначе в 806г. он едва ли принял бы решение о «разделе империи», признав тем самым франкское право наследования. Его наследник Людовик Благочестивый попытался посредством своего «Порядка империи» (Ordinatio imperii) 817 г. хоть как-то сохранить единство. Но это была лишь полумера (Лотарь как верховный император над королевствами своих братьев); кроме того, Людовик позже (в 824 г.) еще раз изменил свое решение, что привело к злополучной борьбе за наследство между отцом и сыновьями. Уже один только факт низложения Людовика после измены его сыновей и армии (Люгенфельд под Кольмаром, 833 г.) убедительно демонстрирует внутреннюю уязвимость империи (и неопределенность концепции, лежащей в ее основе).

Эти события уменьшили ее вес и в сознании современников. Папство (уже в собственных интересах), напротив, твердо держалось идеи единства империи. Но в решении папского третейского суда со своей стороны обнаружилось все то же отсутствие единомыслия среди франков, а именно, у епископата: имперски мыслящие епископы стояли за императора, а приверженные папству, вместе с Григорием IV (827_844), — за сыновей.

Империя Карла и его дело несмотря на огромное влияние на историю были лишь эпизодом. Семени и в этот раз суждено было погибнуть. Вновь все было поставлено под вопрос, даже связь Церкви с Западом: Иоанн VIII в поисках помощи обратился к восточноримско му императору и выразил свое согласие с Собором 879/880 г., утвердившим патриарха Фотия (см. ниже).

Заложенная в самом основании универсальная структура Запада смогла окончательно установиться на Западе в новой форме только при саксонских императорах после смутного saeculum obscurum (и опять в ходе упорной, опасной, никогда не утихавшей борьбы!).

Но сначала вернулись беспорядки меровингских времен. Это случилось, когда преемники Карла — его потомки, не имевшие достаточной политической силы, вместо того чтобы сохранить единство империи, начали склоку из-за наследства. Идея частного права, лежащая в основе германо-франкского порядка наследования, оказалась сильнее, чем соображения общественного права, присущие «имперской» концепции. В результате восточная и западная части франкской империи резко разделились, в конце концов империя распалась на ряд самостоятельных частей, и эгоистическая борьба мелких франко-итальянских государств за patrimonium Петра, одновременно с нападением норманнов и сарацин, обратилась против Рима, папства и всей Италии.

Следует отметить, что здесь мы имеем дело с настоящим распадом, а не только с перегруппировкой, когда возникают новые созидательные силы. Поскольку он выражается в столкновениях и антагонизме множества малых и разнородных сил, в его течении нет единой общей линии. Поэтому его развитие невозможно обрисовать несколькими штрихами. При исследовани и беспорядка и вызываемых им изменений требуется боvльшая обстоятельность, чем при анализе порядка¹⁶⁹.

2. а) Сверх уже сказанного не следует забывать и о том, что государственные организации, созданные под руководством Карла, и силы, объединенные им, в свою очередь, были неординарными. И первое время они еще продолжали оказывать воздействие. Так возник последний короткий расцвет при слабовольном Людовике Благочестивом и его сыне Карле Лысом (840_877). В собственно религиозной сфере произошли даже важные положительные изменения. По большей части они были связаны с монастырской реформой, которую произвел главный помощник Людовика Благочестивого, аббат Бенедикт (ок. 750_821) из аньянско го монастыря на юге Франкского королевства. В ее основе лежала уже не культурная, а религиозно-аскетическая концепция монастырской жизни — т. е. не «формирование мира» (как при Карле Великом), а «бегство от мира»¹⁷⁰. Кроме того, мы сталкиваемся — снова в отличие от времени Карла — с усиленным основанием новых монастырей: например, Корвей (822 г.), Херфорд (основан в 819 г., потом переведен в Херфорд), оба — в саксонской области, обращенной незадолго до этого. Этот же религиозный импульс привел затем к введению совместной жизни клириков при соборных церквях (по уставу св. Хродеганга, †766г., сходному с уставом св. Бенедикта).

б) И в богословской жизни этого периода, при всей скромности ее уровня в монастырях на континенте¹⁷¹, появляются даже новые направления, оказавшие важное историческое влияние. Мы сталкиваемся с замечательным для этого времени явлением — изучением трудов св. Августина (но вместе с тем мы видим и начатки лжеучений).

В Восточном Франкском королевстве большие монастыри твердо придержива ются традиций Бонифация и Карла Великого. Монастырь Фульда расцвел благодаря ученику Алкуина Рабану Мавру († 856 г.), архиепископу Майнца, одному из знаменитейших экзегетических компиляторов. В мире, который еще многие века не будет знать систематической подготовки духовенства, его книга о служебных обязанностях священников имела большой смысл. Почетное звание Praeceptor Germaniae [Наставник Германии], которое ему дала история, правильно характеризует огромные педагогические заслуги в духовном воспитании народа. С точки зрения церковной политики было важно, что он не присоединился к оппозиции по отношению к Людовику Благочестивому, в которой находился западнофранк ский епископат, сочувствующий папе; он рыцарски требовал оказывать старому, лишенному власти императору почтение и послушание, подобающее повелителю.

Самым знаменитым преподавателем монастыря Рейхенау (осн. в 724 г.) был Валафрид Страбон († 849 г.). Его Glossa оrdinaria служила руководством по экзегетике не менее пяти веков подряд! Он сыграл большую роль и в церковно-поли тической полемике: в отличие от позиции современных ему соборов и епископов, с их скорее епископальной ориентацией, он строил иерархию церковных должностей и их власти (по аналогии с градацией светских чинов, ведущей отсчет от императора) от Summus Pontifex [верховного понтифика].

К последним из представителей культурной жизни этого периода относится Регинон Прюмский († 915 г.), автор хроники, которую он начинает от Рождества Христова и доводит до 906 г.

в) Хранителями духовной жизни в Западном Франкском королевстве также были теперь исключительно клирики и монахи. Придворная школа теряла престиж; ее место заняли монастырские школы (самые значительные — в Туре и Корби). Заслуживают внимания первые опыты чисто богословских трудов, вдохновленных св. Августином, у архиепископа Лионского Агобарда († 840 г.), во многом опередившего свое время. Как и его значительного современника Иону Орлеанского, его чрезвычайно занимала проблема, каким образом можно организовать разделение властей внутри единства Церкви, внутри «corpus christianum» (но с условием, что мирская власть подчинена церковной). Исходя из этого, он пришел к конструктивной критике системы частных церквей. Он ясно понял противоречие, возникающее, когда при дарении сохраняются прежние отношения владения, и обличал вытекающие из них права как святотатственное посягательство на законное право иерархии. Задача мирян — защищать Церковь, а не управлять, и тем более — не владеть ею. Агобард последовательно выступает и против того, чтобы церковь была частной собственностью епископов и аббатов. Его критика нацелена прежде всего на те злоупотребления, которые под именем светской инвеституры будут уничтожены двумя столетиями позже. То, что в это же время один из Римских соборов (826 г.), напротив, полностью одобряет институт частных церквей, свидетельствует о неоднозначности ситуации.

Агобард был человек блестящего ума. Он требовал разумной веры и горячо выступал против народных суеверий и магии, однако также и против иудеев (см. § 72, II 3).

Клавдий, епископ Туринский († 827 г.), равным образом боролся с суевериями в Церкви, а также и с гиперболизированным почитанием святых, реликвий и икон. Применительно к нему приходится говорить даже о спиритуализме, так как он официально отвергал иконопочитание. Он заставлял удалять из церквей даже кресты. Именно он, насколько нам известно, первый в средние века сформулировал положение, так часто используемое позже против римской курии: только тот имеет право быть apostolicus (= папой), кто живет, как апостол.

г) Самый выдающийся ум конца столетия — Иоанн Скот Эриугена (Eriu = Ирландия; † 877 г.), глава придворной школы Карла Лысого. Распространение его богословских спекуляций, вновь возродившихся только двумя-тремя веками позже, имело большое и в то же время роковое значение. Тогда и долгое время спустя он был лучшим знатоком греческого богословия на Западе. Он переводит Псевдо-Дионисия (§ 34) на латынь и тем самым делает известным на Западе один из главных для него богословских источников. Таким образом в средневековье пришли неоплатонические пантеистические представления (саморазвитие Бога), напоминающие Оригена («все в конце концов возвратится к Богу»). Изучение Августина не заставило его, однако, разделить взгляды саксонского монаха Готскалка (§ 34), напротив, он вел борьбу с его учением о предопределении.

3. Кроме богословия и монашества огромное значение имеют отдельные литературные памятники, из которых видно, как германцы, получившие христианское благовестие, выражали свои религиозные устремления. Первым из памятников надо назвать Молитву Вессобрунна VIII в.¹⁷²

Выдающееся и удивительное достижение христианской германской литературы, древнесаксонская библейская поэма «Heliand» [др.-сак сонск. «Спаситель»] (ок. 830 г.) — поразительное свидетельство того, как быстро и творчески укоренилось христианское мышление даже в тот ранний период и в том несовершенном еще в христианском отношении мире. Кроме того, евангельская история Отфрида Вайсенбург ского (Франкония, 863/871 гг.), написанная «theotisce». Он использовал поэму Муспилли о конце мира и Страшном суде (около 830 г.).

Людовик Благочестивый довершил дело церковной организации в своем королевстве, учредив новые диоцезы: Гамбург, Хильдесхайм и Хальберштадт. Это отчасти было связано с расширением миссионер ской деятельности среди язычников — северных германцев и остфальцев. И напротив, миссия потерпела неудачу из-за вторгавшихся с разных сторон в королевство (и в Церковное государство) норманнов (в 845 г. был разрушен Гамбург) и сарацин; исключение составляли области, принадлежавшие Зальцбургу и Пассау.

Всю расстановку религиозно-церковных сил времени после Карла Великого (и в целом весь ее смысл) мы можем охватить, лишь рассмотрев в заключение все составные части раннесредневекового благочестия в их взаимосвязях.

Но в тогдашней расстановке сил еще не проявилось то, что в полном смысле определит будущее Европы в этой области. В этом распаде, который мы охарактеризовали как только-упадок, оно заявит о себе мощной реакцией при Николае I, о которой мы расскажем в следующем разделе. Отметим: в этот период оно только заявляет о себе. «Societas christiana» осуществилась в том сложном нестабиль ном процессе взаимо- и противодействия разносторонних универсаль ных сил папства, империи и епископата, с которым мы встретимся особенно с конца Х в.

II. Николай I

1. Итак, в разгар политико-госу дарственного разложения, когда Рим был уже разграблен сарацинами (846 г.), но крушение еще не коснулось Церкви, наступил период сильнейшего подъема папства. На престол Петра друг за другом взошли три замечательных деятеля, первый из которых стал даже своего рода символом эпохи: Николай I (858_867), Адриан II (867_872), Иоанн VIII (872_882).

а) Падению престижа империи автоматически сопутствовал у римских епископов рост сознания своей силы. В их речи стала звучать гораздо большая уверенность в себе, чем во времена Карла. Уже Григорий IV ставил на вид сторонникам государственно-церковных взглядов, что служение «понтифика» — пастыря душ — должно быть выше, чем земное служение «императора»¹⁷³. Безупречного, целеустремленного, неустрашимого Николая I мы можем считать духовным предшественником Григория VII (§ 48) и Иннокентия III (§ 53) — не в том смысле, что он положил начало непрерывной линии развития, но в том, что именно он первым заявил о всех тех правах, совокупность которых два века спустя переросла в грандиозную программу и стала одним из факторов, приведших средневековье к его апогею. Их хотя и недолгая деятельность во время общего развала свидетельствовала о том, что в Церкви еще таился нерастраченный запас сил. Как и деятельность франкской церковной реформаторской партии, деятельность Николая (и до некоторой степени — обоих его преемников) предвозвестила тот решительный перелом, который превратит церковно-религиозное (т. е. до того времени подчиненное в первую очередь политической власти) начало в господствующую силу, в руководителя и «civitas Dei», и «Ecclesia universalis», которые тогда еще воспринима лись обеими властями как естественное единство Церкви и государства. Но приближалось то время, когда уже не император, а папа станет «Vicarius Dei».

Николай I, так же как Бонифаций и Карл Великий, как и великие императоры и папы высокого средневековья, выражал идеи церковно-
го универсализма¹⁷⁴ в отличие от предстоятелей множества западных разобщенных Церквей — митрополитов Равеннского, Кёльнского, Трирского¹⁷⁵ и Реймсского, восточных патриархов (Фотий), а также приверженца идеи национальной церкви — Лотаря II.

б) Николай I считал, что папа назначен Самим Богом возглавлять дело спасения во всей Церкви Запада и Востока. Он имеет право потребовать отчета у любого клирика любого диоцеза. «Если ему все передано Господом, значит нет ничего, что Он ему бы не отдал». Он всех судит, но сам не может быть судим никем, даже императором; епископская власть вытекает из власти папской (преувеличение, имевшее важные исторические последствия). Папа олицетворяет собой Церковь, его декреты имеют силу канонов и решения соборов становятся действительными лишь после его утверждения. Церковь совершенно независима от любых светских властей. Все формы существования национальной и государственной Церкви на Западе и на Востоке, а также частная церковь считаются незаконными. Церковь выше, чем мир.

Николай I боролся за то, чтобы папа на деле стал тем, кем он по его представлениям должен был быть (Hauck). Глубоко убежденный в своем праве — праве наследника ап. Петра — быть судьей над всею Церковью, он осознавал и налагаемые на него этим обязанности. Он был человеком высокой нравственности и с острым чувством справедливости. Это не только риторический оборот, когда такой человек, как он, полностью осознающий величие своего служения, в письме к императору Михаилу III красноречиво признает собственную греховность и говорит о тяжкой миссионерской ответственности за спасение души императора, только что получившего от него резкий отпор¹⁷⁶. Следует принимать совершенно серьезно, когда он объявляет себя готовым на мученичество, если это будет необходимо для защиты Римской Церкви.

Не следует забывать, что все эти намерения, а следовательно, и разделение властей, входит в уже обозначенный общий план возвышения папы над политической властью. При коронации Людовика II он признает за ним право на владение мечом (будущая теория двух мечей).

2. Сам Николай ни разу не смог добиться победы в борьбе за свои идеи. Борьба продолжалась во время следующих понтификатов как затяжной кризис вплоть до полного окончания «saeculum obscurum». Величие этого папы в том, что он в течение всей своей жизни бескорыстно и настойчиво провозглашал и защищал грандиозную программу. И снова семя погибло, чтобы в будущем, с XI в., начать приносить обильные плоды. В этом мире, подвергшемся уже сильному распаду (см. ниже), образ великого папы является выражением незыблемости Церкви.

а) В связи с тем политико-социальным процессом создания промежуточных властей, который мы называем процессом феодализации, некоторые западные митрополиты пытались в то время расширить свою церковную власть и поднять свою независимость до уровня патриаршей власти. С ними Николай I ведет борьбу всю свою жизнь. Кэтому прибавляется не прекращающийся до самой его смерти спор с константинопольским патриархом, борьба, которая так никогда и не завершилась по-настоящему.

Первое столкновение, которое пришлось выдержать Николаю, было с Иоанном, архиепископом Равенны, старой соперницы и противницы Рима, самой значительной митрополичьей кафедры после его собственной. Иоанн, поддерживаемый братом (в руках которого была тамошняя светская власть), а сначала и императором (Италии) Людовиком II, хотел не менее, чем создания собственного независимого от Рима Равеннского церковного государства (что в политическом, экономическом и церковном отношении было невыгодно для Римской Церкви). Ни низложение, ни отлучение, совершенные папой, не смогли привести к полному урегулированию конфликта; посягательства возобновлялись и при следующих понтификатах.

С внутрицерковной точки зрения очень важно то, что претензии, выдвинутые Иоанном (и сформулированные в опасно преувеличенной форме известным своей тенденциозностью Анастасием — см. ниже) в конечном счете несли в себе угрозу и независимости епископского служения, и коллегиальности.

б) Гораздо более значительной фигурой, в том числе и в личностном отношении, был архиепископ Реймсский Хинкмар († 882 г.). Из разногласий вокруг него становится особенно ясно, какие тенденции привели к «Лже-Исидору»: епископы желают оградиться от посягательств светских и церковных властей; для этого они провозглашают папу высшим судьей и защитником своих прав: «У папы, словно у матери, пусть ищут епископы убежища, чтобы там, как это всегда бывало, получить покровительство, защиту и свободу». Архиепископ Хинкмар, наоборот, предостерегал епископов: «Вы станете рабами римского епископа, если не будете почитать установленные Богом ступени иерархической лестницы» (т. е. умалять власть митрополитов).

Один из суффраганов Хинкмара, Ротхад, епископ Суассонский, особенно ревностный представитель церковно-реформаторского епископского идеала, сопротивлялся посягательствам как короля, так и Хинкмара, своего митрополита. Будучи низложен и отлучен, он апеллировал к папе. Николай реагировал с той энергией и бесстрашием, которые мы видим в его действиях и словах в течение всего его понтификата. Он ставит перед Хинкмаром ясные требования, угрожает ему низложением, требует безоговорочно восстановить Ротхада или явиться к нему на суд. Он с разумной дипломатичностью выражает свою позицию в письмах к Хинкмару, королю, клиру и жителям Суассона и к западнофранкским епископам. Сознание универсальности папской власти выражается с полной силой. Николай говорит как полновласт ный господин Франкской Церкви и митрополита Хинкмара; права территориальной Церкви и независимых митрополитовотрицаются: «все наиболее важные обстоятельства должны разбираться папой».

Ротхаду удается лично явиться в Рим, где Николай в Рождество 864 г. утверждает его в сане, кассирует осуждение его имперским синодом и приказывает одному из своих легатов (Арсению) сопроводить его обратно в Суассон.

За столкновением по поводу Ротхада скоро последовало еще одно, когда несколько духовных лиц, которые были смещены и их посвящение аннулировано, аналогичным образом апеллировали к Риму. Ив этом случае могучая воля папы взяла верх над Западно-Франк ской Церковью и ее митрополитами.

3. В епископских кругах (но едва ли непосредственно в папской курии) в ходе этой борьбы возник чрезвычайно важный сборник «Лжеисидоровых декреталий». Он содержит наряду с подлинными более ста вымышленных текстов, среди последних — обещание Пиппина (касающееся Кьерси) и знаменитый «Константинов дар». Целью сборника было, вероятно, коренное усовершенствование христианской жизни. Особый комплекс идей направлен против государственно-цер ковного устройства. Он был предназначен прежде всего обеспечить независимость епископов от светской знати и растущей власти митрополитов. Поэтому подчеркивалось, что епископское служение дается непосредственно Богом: «Епископы подлежат («только») Божьему суду». Поэтому епископов должны судить соборы, решения которых,од нако, имеют юридическую силу, только если они созваны папой. Для обеспечения этого повышается значение папского примата. Папа— «глава всей Церкви, и в то же время глава всего мира». Поэтому только папа имеет право созывать соборы и утверждать их решения, что до того времени считалось прерогативой короля; епископы, состоящие под обвинением, могут апеллировать к папе как к верховному судье; все важнейшие дела подлежат его решению; светские законы, противоречащие канонам и декреталиям, не имеют силы.

Ту же цель преследуют два других сборника, вероятно, несколько более раннего происхождения, но по большей части тоже фальсифицированные: Benedictus Levita и так называемые Capitula Angilramni (из 1721 главы подлинными являются около четверти)¹⁷⁷.

Выраженная здесь тенденция к усилению папской власти соответствует в основных чертах позиции Николая I. Совпадение его правовых концепций с Лжеисидоровыми декреталиями настолько очевидно, что есть «веские основания» (Seppelt) предположить, что знаменитая фальсификация попала в Рим через Ротхада.

4. Такую же твердость и неустрашимость Николай I выказал в более опасной истории с разводом Лотаря II: последний со своей возлюбленной Вальдрадой, у которой было от него трое детей (среди них и сын, который мог претендовать на престол) противостоял своей законной супруге Теутберге, дочери бургундского графа, которую Лотаря некогда взял в жены по политическим соображениям, но, после того как она не подарила ему наследника, отверг. (Поскольку у его братьев тоже не было прямых наследников, политический аспект — вымирание лотарингской ветви каролингской династии — еще сильнее выступает на передний план. Старший брат Лотаря, император Людовик II, также высказался за расторжение брака.) Три собора в Ахене под влиянием митрополитов Кёльнского и Трирского и епископа Мецского малодушно поддержали короля: они добились обвинения Теутберги в кровосмесительной связи, объявили ее брак недействительным, а повторную женитьбу короля допустимой; королеву отправили в монастырь. Затем последовала женитьба на Вальдраде. (Хинкмар не принимал в этом участия; он бесстрашно разоблачал эти интриги.)

В этом случае папа решился на то, на что не отваживался никто из его предшественников, — судить короля франков. Через своих легатов он требует нового собора с другими епископами, оставляя право окончательного решения за собой. Затем он суверенно созывает собор всех восточных и западных франкских епископов для суда над королем. Этот новый собор между тем принимает решение в пользу короля. Но папский Латеранский собор 863 г. осуждает второй брак короля; архиепископы Кёльнский и Трирский низложены без суда и следствия. Легат Николая (на этот раз это был Арсений, личность неоднозначная¹⁷⁸) сопровождает Вальдраду в Италию. Она бежит к своему деверю Людовику, который нарушает присягу. Но папа не уступает даже просьбам самой Теутберги, которая, смирившись, хочет отказаться от сохранения брака. Он безоговорочно осуждает виновных. К экскоммуникации папа в этом случае, правда, не прибегает. Таким образом, дело не дошло до скандального разрыва с Франкской Церковью, в котором папа, особенно в свете тяжелых церковных конфликтов с Востоком, не мог быть заинтересован.

Папа умер прежде, чем дело полностью было закончено. При его преемнике Адриане оно продолжалось, но уже не так последовательно.

Во всей этой истории особенно бросается в глаза, как сильно изменились взаимоотношения папы и Франкской империи со времен Бонифация, Пиппина и Карла Великого; новое в положении папы становится особенно отчетливым, если вспомнить, что и Карл Великий, и даже благочестивый Карломан вели себя по существу так же, как Лотарь, но дело никогда не доходило до конфликта с папством, перед которым тогда не вставало и вопроса о возможности вмешательства. Теперь, при Николае I, отчетливо заявляет о себе будущий поворот в пользу папства. Расширяя сейчас свою церковно-политическую юрисдикцию, папа фактически становится защитником христианского нравственного закона и справедливости.

5. Понтификат Николая I знаменует собой и определенный перелом в трагическом процессе усиления отчуждения между Восточной и Западной Церквями, ставшего уже давно достаточно глубоким. Защитником идеи сепаратного церковного права был на Востоке в то время патриарх Фотий (с 858 г.). Он был одним из самых образованных людей своего времени, человек, по энергии и уверенности в себе не уступающий Николаю I, представитель великой традиции Восточной Церкви и ее власти (защищать которые было его законным правом), но при этом, к сожалению, чрезвычайно хитрый. Из государственно го секретаря и командующего императорской лейб-гвардией он стал патриархом Константинопольским, пройдя в течение пяти дней (т. е. в нарушение канонов) все степени священства. Его возвышение тесно связано с тем, что его предшественник Игнатий был удален с патриаршего престола регентом, жившим в недействительном браке.

В схизме Игнатия-Фотия сыграли свою роль вполне реальные политические и церковно-политические притязания папы: требование возврата Фессалоникийского викариата, церковных провинций и патримониев на юге Италии и в Сицилии (позже к этому добавился болгарский вопрос).

Ни весьма искусные уловки Фотия (который пытался добиться признания от Рима), ни (и здесь!) по меньшей мере нечеткая позиция папских легатов¹⁷⁹, ни искажение и подделка папских посланий, ни поддержка, которую епископы Кёльнский и Трирский и в этом вопросе оказывали противникам папы, не заставили Николая отказаться от своих взглядов; они сформулированы в одном из посланий, пока еще достаточно сдержанном, затем — на Латеранском соборе (863 г.) и в послании 865 г. следующим образом: Игнатий изгнан незаконно, Фотий не может быть признан патриархом; противозаконные правовые воззрения Восточной Церкви недопустимы; предписания Римского престола обязательны для всех. В крайнем случае (как говорится в послании 865 г.) возможен новый процесс, если Игнатий и Фотий предстанут перед своим судьей в Риме.

Значение папского решения становится понятнее, если представить себе общую ситуацию: последствием переселения народов было глубокое культурное отчуждение между Римом и Византией, усилившееся еще и в результате проникновения на Восток азиатских элементов; коронацией императора в 800 г. Запад в глазах греков политически отрекся от Востока; теперь Николай сверх своего древнего догматического примата все настойчивее утверждает примат юридический и в неслыханной форме требует, чтобы и Восток признал его своим верховным судьей, — т. е. требует такого же признания, которого на Западе, в своем собственном патриархате, он смог добиться лишь совсем недавно и то благодаря удачной политической ситуации. В какой бы степени Византия не несла ответственности за несостоятельность переговоров и не разделяла вины за конфликты и последующий разрыв, нельзя забывать, что внутреннее предубеждение Востока против более активного развития Запада вполне понятно и с христианской точки зрения объяснимо.

Позиция митрополитов Кёльнского и Трирского, о которой говорилось выше, находится в определенной связи с планом Фотия объединить и возглавить общую оппозицию франков, включая императора Людовика II, целью которой было привести в исполнение провозгла шенное (на Соборе 867 г., см. ниже) низложение папы. Но здесь обнаружилось, как далеко зашли расхождения между Востоком и Западом; эти расхождения были на пользу папе. Обращение папы к Хинкмару, Лиутперту Майнцскому и всему франкскому епископату имело успех. Хинкмар, которого папа еще недавно называл «коварным лжецом» и «обманщиком», будучи во главе западнофранкского епископата, остался верен папе — яркое свидетельство его духовной зрелости.

6. а) Опасность напряженного положения усугубили проблемы, связанные с обращением болгар, которые, заботясь о своей политической независимости, долго не могли сделать окончательного выбора между Византией и Римом. Сначала они захотели присоединиться к Восточной Церкви: болгарский царь Борис крестился в 865 г. в Константи нополе, греческие миссионеры начали свою деятельность и Фотий, прислал болгарским князьям подробный трактат по вопросам вероучения. Однако в 866 г. Борис, обманувшийся в своих надеждах на церковную независимость, обратился к Риму, чтобы получить от Николая то, в чем ему резко отказал Фотий. Папа сумел ловко обойти вопрос о собственном патриархе, но немедленно направил туда группу учителей-миссионеров, которые под руководством двух епископов начали работу в соответствии с личными директивами папы. Византийский обычай подвергся резкой критике и был заменен римским. Греческим миссионерам, так же как и франкским (присланным незадолго до этого по просьбе Бориса Людовиком Немецким), пришлось покинуть страну. Таким образом, римский патриархат распростра нился далеко за пределы старого Фессалоникийского викариата, до самых ворот Константинополя!¹⁸⁰

Греки сочли это недопустимым, Фотий получил возможность при поддержке восточных патриархов представить дело как борьбу всего Востока против западных «преступников», раздуть его до фундаментального противостояния и применить самые крайние методы. Оспаривал ли он теперь принцип римского примата или нет (так, недавно, Dvornik) мы не знаем, во всяком случае Константинопольский собор 867 г. в присутствии двора принял решение о низложении и экскоммуникации папы как «еретика и разорителя виноградника Господня»; одновременно была предпринята упомянутая выше попытка активизировать Франкское королевство против Николая.