После Хеллоуина наступил период, похожий на затишье. Мы погрузились в рутину, хотя и понимали, что часы по‑прежнему тикают. По утрам я уходил за два квартала, чтобы скрыться от Эммы, затем ко мне подъезжала Лена на своем катафалке, Страшила Рэдли встречал нас у «Стой‑стяни» и следовал за нами до школы. В буфете «Джексона» к нашей паре подсаживался только Линк. Иногда это позволяли себе Винни Рейд, член школьного дискуссионного клуба (из‑за чего общаться с ним было непросто), и Роберт Лестер Тэт, который два года подряд выигрывал «Орфографическую пчелу»[31]нашего штата. В основном же мы проводили перемены на трибуне спортивного зала, где за нами шпионил директор Харпер. По вечерам, уединившись в городской библиотеке, мы перечитывали письма Женевьевы и Итана Картера Уота. Я все еще надеялся, что Мэриан сжалится над нами и даст какую‑нибудь зацепку. Развратная кузина‑сирена, с леденцом и мертвящей хваткой, исчезла из Гэтлина. Внезапные бури и зловещие черные облака обходили нас стороной. Мэкон больше не приглашал меня на феерические ужины. Короче, чудеса закончились.
Кроме одного. Кроме самого важного волшебства. Я был влюблен в прекрасную девушку, которая испытывала ко мне ответные чувства. Такое со мной было впервые. Меня восхищал не ее чародейский дар, а сам факт ее существования. В моей жизни появилась чудесная и потрясающая Лена! Каждый день был великолепным, хоть и дарил мне новые волнения.
Особых происшествий не было, пока не случилось то, что невозможно было предугадать. Эмма пригласила Лену на ужин в День благодарения.
– Ты согласна? Вот не ожидал, что ты захочешь прийти к нам на День благодарения. Это будет жутко скучный ужин.
|
|
Меня одолевала тревога. Эмма явно что‑то замышляла. Но Лена улыбнулась, и я расслабился. У нее была восхитительная улыбка. Каждый раз, видя ее, я словно попадал в иной прекрасный мир.
– А я думаю, что мне понравится.
– Ты просто никогда не бывала в моем доме на День благодарения.
– Я вообще ничего не знаю об этом празднике. Чародеи не отмечают его. Это праздник смертных.
– Ты шутишь? Неужели ты никогда не пробовала индюшку на День благодарения? Или тыквенный пирог?
– Вообще ничего.
– Надеюсь, ты не переела во время обеда?
– Думаю, нет.
– Прекрасно.
Я заранее предупредил Лену, чтобы она не удивлялась, когда Сестры начнут заворачивать бисквиты в салфетки и укладывать их в сумочки. Или когда моя тетя Кэролайн и Мэриан потратят полвечера на спор о местоположении первой публичной библиотеки в США. Впрочем, их беседа могла касаться и правильных пропорций в приготовлении краски «Зеленая южная» (две части черной «Янки» и одна часть желтой «Мятеж»). Тетя Кэролайн работала в Саванне главным хранителем музея. В отличие от мамы, которая специализировалась на амуниции и сражениях Гражданской войны, она посвятила свою жизнь архитектуре. Конечно, главной опасностью для Лены была Эмма. Моя сумасшедшая родня, Мэриан и Харлон Джеймс были в этом смысле лишь довеском.
Стоило бы рассказать ей еще об одной детали. Вполне возможно, что мой отец появится на ужине в пижаме. Но объяснить такое его поведение мне было трудно.
Дело в том, что Эмма относилась ко Дню благодарения очень серьезно, и в данном случае под этим, в числе прочего, подразумевались два момента. Во‑первых, мой отец должен был присоединиться к гостям за праздничным столом. (Впрочем, из своего кабинета он и в этот день намеревался выйти только после наступления темноты, не делая особого исключения ради такого дня.) Во‑вторых, никаких «Шредид вит». Это был абсолютный минимум, который потребовала от него Эмма. Взамен – в честь пришествия отца в повседневный мир обычных людей – она намеревалась устроить пиршество с огромным количеством блюд. Индейка, вареный картофель с подливкой, жареные бобы и кукуруза со сметаной, сладкая картошка с алтеем, медовая ветчина и бисквиты, тыквенный и лимонный пироги (хотя после той ночи на болоте мне казалось, что она готовила все это не для нас, а для дяди Эбнера).
|
|
Я вспомнил, как чувствовал себя во время первого визита в дом Равенвуда. Теперь наступила очередь Лены. Она откинула с лица волосы, и я с сочувствием погладил ее по подбородку,
«Ты готова?»
Она нервно поправила на бедрах черное платье.
«Если честно, то нет».
«Тогда мужайся».
Я с усмешкой толкнул дверь.
– Отступать уже поздно.
В доме стояли запахи моего детства: вареной картошки и праздничной суматохи.
– Итан Уот, это ты? – донесся голос Эммы.
– Да, мэм.
– Ты пришел со своей девушкой? Веди ее сюда. Мы хотим посмотреть, как она выглядит.
Плита шипела, кастрюли булькали. Эмма стояла перед ними в своем слесарном фартуке, сжимая в каждой руке по деревянной ложке. Бабушка Пру бродила вокруг стола, тыкая пальцами в чашки с кушаньями. Мерси и Грейс играли за столом в «Скрэббл»[32], не слишком заботясь о правилах.
|
|
– Не стой там столбом. Веди ее сюда.
Я почувствовал, как от волнения напряглись мои мышцы. Поведение Эммы и Сестер было непредсказуемым. Я по‑прежнему не понимал, почему Эмма настояла на приглашении Лены. Мы вошли в комнату.
– Очень рада познакомиться с вами, – приветливо сказала Лена.
Эмма вытерла руки о фартук и осмотрела ее с головы до ног.
– Так вот кто прибрал к рукам моего мальчика! Наш почтальон был прав. Она красивая, как картинка.
Мне почему‑то подумалось, что Карлтон Итон рассказал ей об этом во время их поездки на Топкий ручей. Лена слегка покраснела.
– Спасибо.
– Мы слышали, что ты устроила хорошую встряску всей школе, – с улыбкой сказала бабушка Грейс. – Это правильно. Хотя я понятия не имею, чему там вас, детишек, учат.
Мерси приставила к своим буквам еще одну костяшку и сложила слово. 3‑у‑д‑ь. Грейс склонилась к столу и прищурилась.
– Мерси Лайн, ты снова плутуешь! Что за слово такое? Ну‑ка придумай с ним фразу.
– У меня внутри зудь, уж так мне хочется добраться до тех белых кексов.
– Это слово пишется иначе.
Похоже, одна из них все‑таки была лучше знакома с английским языком. Бабушка Грейс заменила одну букву на другую.
– Не зудь, а зуть!
Мое предположение оказалось ошибочным.
«Ты не преувеличивал».
«Я же говорил».
– Это Итан вернулся?
Тетя Кэролайн вошла в комнату с распростертыми объятиями.
– Скорее обними свою тетю!
Меня всегда ошеломляло ее сходство с мамой – те же длинные, зачесанные назад каштановые волосы, такие же карие глаза. Но если моя мама предпочитала ходить босиком и носила потертые джинсы, то тетя Кэролайн поддерживала образ южной красавицы, неизменно одеваясь в открытые платья или обтягивающие свитера. Я думаю, ей нравилось наблюдать, как меняются лица людей, когда они узнают, что она не какая‑то там домохозяйка, а главный хранитель исторического музея.
– Ну, как дела у вас на Севере?
Тетя всегда называла Гэтлин севером, поскольку Саванна находится южнее.
– Пока нормально. Вы привезли пралине?[33]
– Как всегда.
Я взял Лену под руку и подтянул ее к нам.
– Лена, это моя тетя Кэролайн и мои бабушки Пруденс, Мерси и Грейс.
– Я очень рада познакомиться с вами.
Она протянула руку, но тетя Кэролайн заключила ее в объятия. Затем мы услышали, как хлопнула передняя дверь.
– С Днем благодарения.
Мэриан вошла, неся в руках блюдо с запеканкой и тарелку с традиционным пирогом.
– Что я тут уже пропустила?
– А вот и она!
Бабушка Пру торопливо заковыляла к ней и обвила руками ее предплечье.
– Ты что‑нибудь знаешь о бельчатах?
– Так! Вы все! Ну‑ка, выметайтесь из моей кухни. Мне нужно пространство, чтобы поколдовать над продуктами. Кстати, Мерси Стэтхам, я видела, как ты съела мое печенье!
Бабушка Мерси пригнула голову и на секунду перестала хрустеть. Лена взглянула на меня, пытаясь скрыть улыбку.
«Я могу позвать Кухню».
«Поверь мне, Эмма не нуждается в помощи, когда готовит еду. В этом она сама маг и волшебник». Все дружной толпой направились в гостиную. Тетя Кэролайн и бабушка Пру делились мыслями о том, как выращивать хурму на веранде. Грейс и Мерси все еще спорили о правописании слова «зуд», апеллируя к Мэриан как к третейскому судье. Это зрелище могло бы свести с ума любого человека. Но, взглянув на Лену, зажатую между Сестрами, я увидел на ее лице счастливую улыбку.
«Просто замечательно!»
«Ты шутишь?»
Неужели ей нравилось такое семейное торжество? Кастрюльки, костяшки с буквами и старушечья перебранка? Конечно, я не знал, что творилось у чародеев на всеобщих сборах, но вряд ли нечто подобное.
«По крайней мере, тут никто не собирается убивать своих родственников».
«Дай им еще пятнадцать минут».
Я оглянулся и увидел Эмму, стоявшую в дверном проеме. Она смотрела на Лену. У меня не осталось никаких сомнений. Она явно что‑то задумала.
Ужин на День благодарения проходил по той же схеме, что и в прежние годы, но новые детали все же появились. Отец сидел в мятой пижаме, стул мамы пустовал, а я сжимал под столом руку своей девушки. Последнее вызывало у меня самые волнующие переживания. Счастье и печаль смешались, превратившись в сладкую грусть. К сожалению, сосредоточиться на этом чувстве я смог лишь на секунду. Как только прозвучало слово «аминь», Сестры начали красть бисквиты, Эмма навалила в наши тарелки вареную картошку, а тетя Кэролайн решила вовлечь всех в общую беседу.
Я понимал, чем объяснялась эта суета. Им казалось, что за множеством действий, разговоров и пирогов опустевший стул мамы будет не так заметен. Но для этого не хватило бы всех пирогов на нашей планете – даже если бы их выпечкой руководила Эмма. Уловив мое настроение, тетя Кэролайн попыталась отвлечь меня вопросами о школе.
– Итан, что тебе будет нужно в этом году для реконструкции? Я привезла пару камзолов на твой рост. Оставлю их в мезонине.
– И не напоминайте мне об этой реконструкции.
Я почти забыл, что для зачета по истории мне надлежало участвовать в воссоздании битвы на Медовом холме. Каждый февраль в Гэтлине проводилась реконструкция событий Гражданской войны. Фактически это был единственный повод для привлечения туристов в наш город.
Лена потянулась за куском пирога.
– Я не понимаю, почему исторические реконструкции считаются таким важным делом: Для воссоздания сражений, случившихся столетия назад, требуется столько усилий. Не проще ли прочитать о них в книгах?
«Ой‑ой‑ой!»
Бабушка Пру едва не задохнулась от возмущения. Наверное, она посчитала слова Лены настоящим оскорблением.
– Они же сожгли вашу школу! Сровняли ее с землей! Там у себя на Севере они не учат никакой истории. И никакие учебники не расскажут вам о настоящей войне за Юг. Вам надо увидеть это самим! Каждый из вас, детки, должен понять, как страна, завоевавшая независимость во время революции, вдруг повернулась против себя в кровопролитной войне.
«Итан! Сделай что‑нибудь. Попробуй сменить тему!»
«Слишком поздно. Но ты не волнуйся. Она сама скоро перейдет на "звездный стяг, покрытый блестками"».
Мэриан соорудила бутерброд из ветчины и двух половинок бисквита.
– Миссис Стэтхам абсолютно права. Гражданская война разделила не только страну, но и семьи. Часто случалось и так, что брат шел против брата. Это трагическая глава в американской истории. Погибло свыше полумиллиона человек, хотя многие из них умерли от болезней, а не от ран, полученных в битвах.
– Трагическая глава, – кивнув, добавила бабушка Пру. – Я как раз и хотела об этом сказать.
– Теперь та война никого не волнует, Пруденс Джейн.
Бабушка Грейс похлопала сестру по морщинистой руке. Та сердито дернулась.
– Не говори мне таких слов! Я просто хочу увериться, что дети смогут отличить свиное рыло от хвоста. На самом деле я выполняю работу их учителя. Школа могла бы заплатить мне за этот урок.
«Я предупреждал тебя. Не заводи моих бабушек».
«Больше не буду».
Лена неловко поерзала на сиденье.
– Я прошу у вас прощения. Возможно, вы нашли мои слова неуважительными. Но это не так. Я просто не была знакома с теми, кто знал бы о войне так много, как вы.
«Прекрасное начало. Если под знаниями ты имела в виду одержимость».
– Не смущайся, сладкое сердечко. В подобных случаях Пруденс Джейн всегда так бушует, что пачкает свои панталоны.
Бабушка Грейс подтолкнула локтем притихшую сестру.
«Вот почему мы подливаем виски ей в чай».
– Или это у тебя от того арахисового коржа, который привез Карлтон?
Бабушка Пру примирительно взглянула на Лену.
– Наверное, я переела сладкого.
«Ее и за уши не оттащишь от сластей».
Мой отец прочистил горло. Все выжидающе повернулись к нему. Но он лишь рассеянно перекатывал по тарелке вареную картофелину. Лена увидела в этом возможность для перемены темы.
– Мистер Уот! Итан говорил, что вы писатель. Какие книги вы пишете?
Мой отец молча посмотрел на нее и снова уставился в тарелку. Возможно, он даже не понял, что Лена задала ему вопрос,
– Митчелл работает над новой книгой, – пояснила Эмма. – Она будет самой большой и, наверное, самой важной из всех его произведений. Он автор многих книг. Сколько их уже, Митчелл?
Она говорила с ним, как с ребенком. Ей было прекрасно известно, сколько книг написал мой отец.
– Тринадцать, – тихо ответил он.
Лена, конечно, не могла оценить это коммуникативное достижение моего отца. Но я‑то посчитал такое его поведение настоящим прорывом. Лишь взглянув на папу – на его всклокоченные волосы и черные круги под глазами, я расстроился. Когда он успел так надорваться?
– И о чем ваша новая книга? – спросила Лена.
Внезапно мой отец оживился. Он словно вернулся со звезды в реальный мир.
– Это история любви. На самом деле в книге рассказывается о путешествии. Мне хочется написать солидный американский роман. Позже критики назовут его кульминацией моей карьеры. Но сейчас я не могу рассказывать о сюжете. Поверьте, не на этой стадии. Не сейчас, когда я так близок… к…
Он стал запинаться. Затем совсем замолчал, как будто кто‑то щелкнул выключателем на его спине. Я понял почему. Он смотрел на опустевший стул мамы. Эмма встревоженно нахмурилась. Тетя Кэролайн попыталась спасти вечер и отвлечь всеобщее внимание от поникшей фигуры отца.
– Лена, а откуда ты приехала в Гэтлин?
Я не услышал ответ. Все звуки исчезли. Мир медленно заскользил перед моими глазами, то расширяясь, то сжимаясь, теряя очертания, как горизонт за волнами горячего воздуха.
Затем…
Люди в гостиной застыли, словно на картинке. Я замер. Мой отец тоже замер. Его глаза сузились. Губы округлились, будто он намеревался произнести какое‑то слово, которому не суждено было сорваться с языка. Он все еще смотрел на тарелку с вареной картошкой. Сестры, тетя Кэролайн и Мэриан оцепенели, как статуи. Даже воздух казался неподвижным. Маятник дедушкиных часов остановился на половине взмаха.
«Итан? С тобой все в порядке?»
Я хотел ответить ей, но не мог. Ощущение было сродни тому, когда Ридли скрутила меня смертельными чарами. В тот раз я чуть не умер от холода. Сейчас я тоже был будто заморожен, но чувствовал себя довольно комфортно.
– Это я так сделала? – громко спросила Лена.
Ей смогла ответить только Эмма:
– Остановила время? Ты? Скорее моя жареная индюшка проглотила бы аллигатора.
Она насмешливо фыркнула.
– Нет, это не твоя работа, детка. Здесь постарались более великие, чем ты. Мои предки решили, что пришла пора для нашей беседы. Мы должны поговорить как женщина с женщиной. Сейчас нас никто не слышит.
«Кроме меня. Я все слышу».
Мне не удавалось произнести ни слова. Я слышал, но не мог говорить.
Эмма посмотрела на потолок.
– Спасибо тебе, тетя Делила. Я ценю твою помощь.
Она подошла к буфету и отрезала кусок тыквенного пирога. Положив его на красивую китайскую тарелку, Эмма поставила свой дар в центр стола.
– Оставляю это подношение для тебя и Великих. Не забывайте о том, что я делаю для вас.
– Что тут происходит? И что именно вы делаете для них?
– На самом деле им уже ничем не поможешь, – прошептала Эмма. – Это я выпрашиваю для нас дополнительное время.
– Вы чародейка?
– Нет, я простая ясновидящая. Я вижу то, что требуется увидеть, и то, чего не может увидеть никто другой.
– Как же вы остановили время?
Лена рассказывала мне, что некоторые чародеи умели влиять на время – но только самые могущественные из них.
– Такая магия для меня недоступна. Иногда я прошу Великих о какой‑нибудь услуге, и тетя Делила делает мне одолжение.
Мне показалось, что слова Эммы смутили или напугали Лену.
– Кто такие Великие?
– Великие – это моя семья из Иномирья. Время от времени они помогают мне, а если не могут, то приводят с собой других Великих.
Эмма склонилась через стол и посмотрела Лене в глаза.
– Почему ты не носишь браслет?
– Что?
– Разве Мелхиседек не дал тебе нить с бусинами? Я сказала ему, что ты должна носить ее и днем и ночью.
– Он дал мне этот амулет, но я сняла его.
– Почему ты решила ослушаться дядю?
– Мы с Итаном подумали, что браслет блокирует видения.
– Он действительно кое‑что блокирует, если ты носишь его на руке.
– Для чего он предназначен?
Эмма профессиональным жестом гадалки, намеревающейся читать по линиям на ладони, взяла руку Лены.
– Детка, мне не нравится роль плохой вестницы. Но Мелхиседек и вся твоя семья не собираются говорить тебе правду. Никто из них. А тебе нужно многое узнать. Тебе следует приготовиться.
– Приготовиться к чему?
Взглянув в потолок, Эмма что‑то прошептала себе под нос, а потом громко добавила:
– За тобой пришли, дитя. И это сила, с которой нужно считаться. Сила темная, как ночь.
– Кто? Кто пришел за мной?
– Ах, почему они не рассказали тебе сами? Всегда я оказываюсь крайней! Но Великие шепчут, что кто‑то должен сообщить тебе правду, пока еще не слишком поздно.
– Какую правду? Кто пришел за мной?
Эмма расстегнула ворот блузки и вытащила небольшой мешочек, висевший у нее на груди. Сжав его в руке, она понизила голос, словно боялась, что их услышит кто‑ то посторонний.
– Темная Сэрафина.
– Кто она такая?
Эмма еще крепче сжала оберег.
– Твоя мать.
– Я ничего не понимаю. Мои родители погибли в аварии, когда я была еще ребенком. Маму звали Сара. Я видела ее имя на фамильном древе.
– Твой отец действительно умер. Однако мать жива, и это так же верно, как мы сейчас говорим друг с другом. А с фамильными древами у нас на Юге знаешь как бывает? Они претендуют на точность, но всегда грешат ошибками.
Леня побледнела. Я напрягся, пытаясь дотянуться до ее руки, но у меня дрогнул лишь палец. Тело будто бы окаменело. Я ничего не мог поделать, пока она падала в бездну отчаяния. Прямо как в наших кошмарах.
– Значит, она темная?
– Наитемнейшая из всех ныне живущих чародеев.
– Почему мой дядя не рассказал мне о ней? Почему бабушка говорила, что моя мать умерла? Почему они лгали мне?
– Существует одна правда и другая. Это две разные вещи. Я думаю, твои родственники пытаются защитить тебя. Они надеются, что у них хватит сил. Но Великие не уверены в этом. Я не хотела говорить тебе о матери, но Мелхиседек упрямый. Он будет молчать до конца.
– Почему вы помогаете мне? Я думала… что не нравлюсь вам.
– Дело не в моих симпатиях, дитя. Она пришла за тобой. И сейчас тебе не нужно отвлекаться по пустякам.
Эмма приподняла брови.
– Конечно, я волнуюсь за моего мальчика. Вы идете против преобладающей силы. Она мощнее вас обоих.
– Что это за сила? Вы имеете в виду мою мать?
– Не только. Вы с Итаном не справитесь.
Лена недоуменно поморщилась. Она не привыкла к таким загадочным ответам.
– С чем мы не справимся?
Эмма вздрогнула, словно кто‑то похлопал ее по плечу.
– Что ты сказала, тетя Делила?
Она повернулась к Лене.
– У нас почти не осталось времени.
Маятник часов начал двигаться – медленно, едва заметно. Жизнь в гостиной возвращалась к прежнему ритму. Отец наконец моргнул – на что ему потребовалось несколько секунд. Его веки сомкнулись и начали раскрываться.
– Надень браслет. Тебе потребуется любая возможная помощь.
Время щелчком встало на место.
Я встряхнул головой, осматривая комнату. Взгляд моего отца был направлен в тарелку. Бабушка Мерси заворачивала в носовой платок очередной похищенный кусок пирога. Я поднял руки к лицу и пошевелил пальцами.
– Что за чертовщина тут случилась?
– Итан Уот! – сурово вскричала бабушка Грейс.
Эмма сделала себе бутерброд из ветчины и бисквитов.
Она нахмурилась, безмолвно призывая меня к порядку. Похоже, она не предполагала, что я услышу их тайный разговор с Леной. Ее взгляд означал: «Держи рот на замке, Итан Уот!»
– Не ругайся за столом, – добавила она вслух. – Ты для меня еще не слишком взрослый, чтобы я не смогла вымыть твой язык куском хозяйственного мыла. Что ты видишь перед собой? Ветчину и пироги. Индюшку и салаты. Я весь день старалась, готовила. Поэтому тебе придется все это съесть.
Я взглянул на Лену. Веселая улыбка пропала с ее лица. Она, как и мой отец, смотрела в тарелку.
«Лена Бина, вернись ко мне. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что‑то плохое. Все будет в полном порядке».
Однако она была уже слишком далеко.
По пути домой Лена не произнесла ни слова. Когда мы подъехали к Равенвуду, она хлопнула дверью машины и молча направилась к крыльцу. Я не посмел пойти за ней. У меня голова шла кругом. Я не мог представить себе, что чувствовала сейчас Лена. Год назад я стал сиротой. Страшная трагедия. Но каково было девушке, которая внезапно узнала, что ее родная мать желала ей смерти?
Мама погибла, но это не значит, что она оставила меня в полном одиночестве. Я был связан с Эммой, отцом, Мэриан, другом Линком, Гэтлином, наконец. И я чувствовал присутствие мамы на каждой улице, в деревьях, в библиотеке, даже в нашей кладовке. А у Лены этого не было. Ее кораблю с малых лет обрубили канаты и отпустили в свободное плавание. Наверное, Эмма сравнила бы ее с отвязавшимся плотом на болоте. Я хотел стать якорем Лены, ее опорой. Однако в данный момент мне не приходило в голову, как я могу это сделать.
Она прошла мимо Страшилы, сидевшего у крыльца. Хотя пес бежал за машиной от самого города, он даже не запыхался. Пока Лена была в моем доме, Страшила ждал ее на нашей лужайке. Когда Эмма отправилась на кухню за жарким, я принес ему тарелку с едой. Кажется, псу пришлись по вкусу сладкий картофель и домашние десерты.
Услышав крик Лены в прихожей, я со вздохом вышел из машины и сел на крыльцо рядом с собакой. В висках пульсировала боль.
– Дядя Мэкон! Просыпайся! Дядя Мэкон, солнце уже село. Я знаю, ты не спишь!
Она кричала и в моей голове.
«Солнце село. Я знаю, ты не спишь!»
Я давно уже ждал того дня, когда Лена расскажет мне правду о Мэконе – примерно так, как она однажды рассказала о себе. Кем бы ни был ее дядя, он отличался от обычных чародеев, насколько мне было известно. В дневное время он спал, умел то появляться в разных местах, то исчезать. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что именно может стоять за всем этим. Однако сегодня мне не хотелось никаких разъяснений. Страшила выжидающе посмотрел на меня. Я вытянул руку, чтобы погладить его, но он отклонил голову в сторону, словно говоря, что это лишнее. Когда мы услышали звон стекла и громкий треск мебели, Страшила встал и побежал на шум. Я последовал за ним. Лена колотила руками и ногами в какую‑то дверь на втором этаже.
Дом вернулся к прежнему состоянию полуразрушенного довоенного особняка. Наверное, этот вид нравился Мэкону больше всего. Честно говоря, древний замок меня тоже не вдохновлял. Я с радостью перевел бы время на три часа назад. Было бы неплохо, если бы дом Лены превратился в трейлер и мы просто сидели бы перед тарелкой с индюшкой, как все нормальные жители Гэтлина.
– Она моя мать? Моя родная мать?
Дверь распахнулась. В темном проеме появился Мэкон, похожий на растрепанную куклу. Я не верил своим глазам. Он был в мятой полосатой пижаме – или, скорее, в ночной сорочке. Покрасневшие глаза, бледная кожа, взъерошенные волосы. Он выглядел так, словно его переехал грузовик. Сейчас Мэкон напоминал моего отца, хотя даже в таком облачении вид у него был несколько изысканнее. К тому же мой папа напрочь отвергал ночные сорочки.
– Моя мать Сэрафина? – закричала Лена. – Это она пыталась убить меня на Хеллоуин? Почему ты не рассказал мне о ней?
Мэкон покачал головой и раздраженно провел рукой но волосам.
– Эмария!
Я бы многое отдал за то, чтобы посмотреть на поединок Мэкона и Эммы. В любом случае я бы поставил на Эмму.
Прежде чем Мэкон переступил порог и закрыл за собой дверь, я успел мельком увидеть спальню. Ее интерьер напоминал декорации к фильму «Призрак оперы»: кованые железные канделябры выше моего роста и широкая кровать с четырьмя высокими столбами. Полог был из серого и черного бархата, как и шторы, закрывавшие окна. На стенах – черные столетние гобелены, потертые от времени. Комната была чернильно‑темной, от ее вида меня бросило в дрожь. Этот мрак казался не просто отсутствием света, а его полной противоположностью – зловещей Тьмой.
Мэкон переступил порог спальни, и в коридоре он уже оказался идеально одетым. Аккуратная прическа, тщательно выглаженные брюки и белая накрахмаленная рубашка. Я посмотрел на Лену. Метаморфоза не произвела на нее никакого впечатления. По моей спине пробежал холодок. Я вдруг понял, как сильно ее существование отличалось от жизни обычного подростка.
– Значит, моя мать жива?
– Боюсь, что мне не обойтись однозначными ответами. Все намного сложнее.
– Ты хочешь сказать, что у нее есть причины, чтобы убить меня? Когда ты собирался рассказать мне о ней? После того, как я буду объявлена?
– Только не начинай это по новому кругу, – со вздохом ответил Мэкон Равенвуд. – Ты не уйдешь во Тьму.
– Интересно, почему ты так думаешь? А мне тут сказали, что я дочь «наитемнейшей из ныне живущих чародеек». Как тебе это?
– Я понимаю, ты расстроилась. Здесь нужно многое объяснять. Конечно, я должен был рассказать тебе об этом сам. Но поверь, я пытался защитить тебя от зла.
Его слова еще больше рассердили Лену.
– Защитить меня? Ты говорил, что атака в ночь на Хеллоуин была организована незнакомыми темными. Ты не сказал, что на меня напала собственная мать! Что она жива! Что она пыталась уничтожить меня! Почему ты скрыл это?
– Мы не знаем, действительно ли она хотела убить тебя.
Рамки картин застучали по стенам. Лампы в нишах вдоль коридора начали гаснуть одна за другой. По оконным ставням замолотили капли дождя.
– Лена, перестань! – взмолился я. – В это время года не должно быть ураганов.
– О чем еще ты лгал? Что мне еще предстоит узнать? Мой отец тоже жив?
– К сожалению, нет.
Судя по его тону, Мэкон имел в виду очень печальное событие, о котором ему не хотелось рассказывать. Таким же тоном люди говорили со мной о смерти моей мамы.
– Ты обещал помогать мне! – дрожащим голосом вскричала Лена.
– Я делаю все, что могу, дорогая. Если будет нужно, то и жизнь отдам.
– Нет, не все! – возразила она. – Ты не рассказываешь мне о моих силах. Ты не учишь меня приемам защиты.
– Я не знаю масштаб твоих сил. Ты природная фея. Когда тебе понадобится что‑то сделать, ты осуществишь это по‑своему и в должное время.
– У меня не осталось времени. За мной охотится моя мать. Она жаждет моей смерти.
– Я уже говорил тебе, что мы не знаем, каковы ее намерения.
– А как ты объяснишь ее атаку в ночь на Хеллоуин?
– Тут возможны разные толкования. Мы с Дель пытаемся разобраться.
Мэкон шагнул к двери, собираясь вернуться в свою спальню.
– Тебе нужно успокоиться, дорогая. Мы поговорим об этом позже.
Лена посмотрела на вазу, стоявшую на подставке в конце коридора. Повинуясь ее взгляду, ваза понеслась к двери, ударилась о стену и разбилась на мелкие кусочки. Достаточно далеко от Мэкона, чтобы не причинить ему вреда, но довольно близко, чтобы он обратил внимание. Было ясно, что это произошло не случайно.
Лена не в первый раз теряла контроль над собой. Однако если раньше подобные вещи получались у нее непреднамеренно, то теперь это больше походило на целенаправленное действие. Мэкон повернулся к ней – так быстро, что я даже не уловил его движения. Через мгновение он уже стоял перед племянницей. Похоже, дядя был шокирован не меньше меня. Он тоже понял, что ваза разбилась о стену не случайно. Впрочем, и Лена, судя по выражению ее лица, удивилась своему поступку. Но Мэкон выглядел по‑настоящему обиженным.
– Я же говорил, когда тебе понадобится что‑то сделать, ты справишься с удивительной легкостью.
Он повернулся ко мне.
– Каждую неделю ее поведение будет становиться все опаснее. Ситуация изменилась. Не оставляй ее одну. Когда она в моем доме, я сам могу защитить ее. Но моя мать права. Возможно, ты поможешь ей лучше, чем я.