Воин повернулся к Грыму, несколько секунд глядел на него сквозь прорези в шлеме, потом вбросил меч в ножны и шагнул в ту же дыру. Сразу поднялась лестница-люк, и дыра растворилась в воздухе. Грыму померещилось, будто перед ним по земле прошла тень от небольшого облака, и через секунду никаких следов троицы не осталось. Теперь впереди было только поле с мертвыми телами и дрожащая полосатая лента.
Грым отвернулся.
Летающие стены почти везде были уже убраны. Дым понемногу сносило ветром. Но ни врагов, ни орков не было видно, различимы были только обгоревшие остовы баллист и бесчисленные оркские трупы, в некоторых местах лежащие друг на дружке. Потом Грым заметил в поле редкую цепь отступающих штурмовиков — все, что осталось от оркской силы на главном участке.
Он посмотрел в сторону Кургана Предков. Вдали темнел еле заметный контур ладьи Уркагана. Больше ничего видно пока не было: сам курган и вся средняя часть Оркской Славы были затянуты дымом от горящего мазута.
А потом камеры дали ракетный залп.
Грым никогда не видел этого раньше. С темных точек в небе слетели тонкие огненные иглы, и, оставляя за собой белый след, понеслись к отступающим оркам. Среди них загрохотали разрывы.
Грым бросил мопед и побежал к Кургану Предков.
Ладья уркагана постепенно приближалась — и к ней, как к магниту, со всех сторон спешили уцелевшие орки. Но потом ладья вдруг распухла и превратилась в клуб огня и черного дыма. Много стоявших вокруг нее солдат упало на землю.
После этого Грым бежал уже не спеша, и вскоре его обогнало несколько орков из отходящей цепи. А затем мягкая теплая сила подняла его в небо, пронесла над полем и уложила в траву — так аккуратно, что он не почувствовал никакой боли.
Лежать в траве было хорошо.
Он почему-то не мог двигаться, но видел все вокруг, и на душе у него было спокойно и даже весело. Немного саднила щека, но это не мешало. Долгое время ничего интересного в поле зрения не происходило — только качался под ветром маленький синий цветок, поднимавшийся из травы перед его лицом, и еще растекался черный ручеек из перебитой артерии упавшего неподалеку солдата.
Потом Грым увидел бегущего по полю штурмовика-гвардейца. То, что это гвардеец, было ясно из агитштандарта для психической атаки, укрепленного за его спиной — на черном прямоугольнике белела надпись:
Я жадно выедаю кишки
У малыша и у малышки!
Если бы Грым мог, он бы засмеялся.
Гвардеец был таким худым, что с первого взгляда делалось ясно — он всю жизнь жрал одни отруби с соломой, в лучшем случае картофельные очистки. Вряд ли у него имелся гастрономический опыт, о котором заявлял штандарт. По виду это был типичный оркский лузер — с намертво впечатавшимся в рожу выражением смутной обиды.
Гвардеец бежал, пошатываясь и морщась, без всякого интереса к происходящему — видно, совсем уже устал от жизненной бури. И вселенная пришла ему на помощь.
В спину ему вонзилась сверкающая металлическая звезда. Потом еще одна. Гвардеец споткнулся и упал. Тогда Грым увидел двух зеленых черепашек-ниндзя — точь-в-точь как на человеческих конфетах, которые ел однажды в детстве. Черепашек сопровождала летящая низко над землей телекамера.
Первая черепашка подскочила к гвардейцу и воткнула ему в спину сверкающий косой меч. Другая встала в воинственную позу, и оставалась в ней, задрав меч над головой, пока телекамера не облетела черепашек со всех сторон. Потом они побежали дальше, и камера улетела следом.
Долгое время ничего не происходило, и Грым смотрел на цветок. Затем ветер подтащил к его лицу какую-то мятую бумажку, густо заляпанную красным.
Грым понял, что это один из документов на верхнесреднесибирском, который воины брали с собой в бой, чтобы окровавить по новому закону — такие валялись в траве повсюду. Бумажка лежала совсем близко, и можно было даже прочесть печатный текст:
Згідно з подстанввхен враз мати невиконданд всрік цей пунктъ рішення нах мати наданданд земільно ділянко підлягає скасуванданд на підставі ще право власнощеръ виникай з моменту мав мати заночданд реєстрацен в Єдиношер Уркскі реєстриш прав в нерухомишер майно та угодъ з нім. Ніяких дій нах мав оформландан правовстановлюшеръ документен Григ інн 13672 73897114 не справл, дозволу нах будівництво індивідуальнишеръ будинко він також не отримл (проектъ будинко не є мати дозволданд будівництво). Таким чин Григ інн 1367273897114 не є правовласник ні земельнишеръ ділянко, ні будівель, на відміну від еввнеръ папахен — Хруп інн 13299 73865192…
Дальше текст был густо залит кровью.
«Чего ж ошибок-то столько, — грустно подумал Грым, когда бумажку понесло дальше, — сами, что ли, на сибирский переводили? Они на переводном столе экономят, а мы тут кровь проливаем… Или это в переводных столах сейчас так работают? Довели страну, гады…»
Он еще несколько минут смотрел в поле, а потом то ли уснул, то ли потерял сознание.
Когда он пришел в себя, была уже ночь. У него страшно болела голова. Но зато он почувствовал, что может двигаться. Встав на колени, он огляделся.
Над Оркской Славой были видны редкие фары телекамер, похожие на порхающих в ночи светляков. Далекие Ворота Победы были скрыты Курганом Предков, но за его треугольным контуром мелькали острые лучи прожекторов и вспышки красных фаеров. Над полем разносился женский голос, усиленный мощными репродукторами:
— Воин-урк! Ты устал и изранен! Иди на свет, и тебе помогут вернуться домой! Победа! Победа!
Заметив вдали трейлеры, поднимающиеся вверх (видны были только красные и зеленые пятна габаритных огней), Грым понял, что это правда. Люди уходили с Оркской Славы. Значит, урки опять отстояли свою горькую, пропитанную кровью землю — в какой уже раз.
Кое-как поднявшись на ноги, он попробовал сделать шаг. Потом другой. Это получилось — кости, кажется, были целы. Тогда он поплелся в сторону Ворот Победы, обходя трупы и пригибаясь, когда рядом проносилась очередная телекамера, бьющая в глаза бело-зеленым светом. Они больше не стреляли.
В ночной тишине было слышно, что телекамеры жужжат — как большие, злые и очень хитрые осы.
Когда я заметил, что меня всерьез раздражают ее просьбы постоянно следить за этим оркским мальчишкой, я стал анализировать свои чувства.
Иногда у моей злости была объективная причина. Например, пока я увеличивал клочок бумаги перед лицом контуженного Грыма, меня чуть не зацепила заходящая для ракетной атаки «Sky Pravda».
Но я мог прийти в ярость и без особого повода.
Ясно было одно — если ей раз за разом удается приводить меня в бешенство, она справляется со своей работой на отлично.
Правда, понял я это только после беседы со специалистом по симуляционной психологии сур. Если вы заплатили за свою спутницу столько, сколько я, вы имеете право получать консультации бесплатно и спрашивать можете о чем угодно. С вами даже проводят что-то вроде сеанса психоанализа.
Консультант-суролог с тщательнейше ухоженной бородкой и бесконечно нежным взглядом выглядел настоящим вуманайзером, разбившим на своем веку не одно резиновое сердце. Впрочем, так же мог выглядеть и ударный дискурсмонгер из спецподразделения «Le Coq d’Esprit».
Мне неловко было сразу излагать свою проблему, и я подумал, что будет лучше, если мы дойдем до нее постепенно. Вначале следовало немного поболтать на общие темы.
— Скажите, — спросил я, — она все-таки думает или нет?
Он засмеялся.
— Если бы вы знали, сколько раз мне задавали этот вопрос…
— Она разумна?
— Она… Это юридически скользкая тема. Отвечу так. Когда-то ученые хотели заставить машину думать на основе правил математики и логики. И поняли, что это невозможно. В подобном смысле — нет, не разумна. Но учтите, что и сам человек думает вовсе не с помощью математических алгоритмов. А логика, если честно, нужна только нашим военным философам для деморализации противника в условиях городского боя. Люди принимают решения на основе прецедентов и опыта. Человек — это просто инструмент приложения культуры к реальности. Сура, в сущности, тоже.
Нечто подобное я уже слышал. Беда в том, что после таких объяснений кажется, будто ты все понял. На самом деле они просто закрывают непрозрачной крышкой ту дырку в уме, где прежде зиял вопрос.
— Что значит «приложение культуры к реальности»? — спросил я.
— Непосредственное восприятие превращается в ментальную репрезентацию. Затем ум анализирует все имеющиеся в культуре прецеденты, связанные с инвариантами этой репрезентации и подбирает наиболее подходящую модель поведения.
— А как он выбирает?
— Тоже на основе имеющегося опыта. Только опыта выбора. Между ментальными репрезентациями происходят взаимодействия по правилам, определяемым прецедентом таких взаимодействий.
— А что такое «ментальная репрезентация»?
Суролог терпеливо улыбнулся.
— Это и есть ближайший найденный прецедент. Сура воспроизводит этот механизм, с той разницей, что в ней нет наблюдателя репрезентаций, а только набор загруженных в память и конкурирующих между собой поведенческих паттернов, выбор между которыми зависит от интенсивности возбуждения во временно возникающих электромагнитных контурах. Самая интенсивная из зон возбуждения и становится на время ее техническим «я»…
Я подумал, что последняя фраза вполне могла бы относиться и ко мне, но вслух ничего не сказал. Суролог продолжал:
— Сура — это очень большой и сложно организованный банк данных, в который загружены не просто прецеденты реакций, но и прецеденты поиска прецедентов и так далее… Программные алгоритмы выполняют здесь лишь вспомогательную функцию. Но они в ней тоже есть. Это, в частности, ее настройки.
— Как же она все-таки думает, когда говорит со мной? — спросил я. — Если шаг за шагом? Я хочу понять механизм.
— Она не думает. Повторяю, у нее внутри нет того, кто думает. Но если вы хотите понять механизм… Знаете, когда-то люди изобрели опыт под названием «Китайская Комната». Слышали?
— Нет, — сказал я.
— В запертой комнате сидит человек, не знающий китайского языка. В окошко ему дают записки с вопросами на китайском. Для него это просто бумажки с нарисованными закорючками, смысла которых он не понимает. Но у него в комнате полно разных книг с правилами, в которых подробно описано, как и в какой последовательности отвечать одними закорючками на другие. И он, действуя по этим правилам, выдает в другое окошко ответы на китайском, которые создают у всех стоящих снаружи полную уверенность в том, что он знает китайский язык. Хотя сам он совершенно не понимает, о чем ему задают вопросы и в чем смысл его ответов. Представили?
— Ну, представил.
— Сура — это такая же китайская комната, только автоматизированная. Вместо человека со справочниками в ней сканер, который считывает иероглифы, и огромная база референций и правил, позволяющих подбирать иероглифы для ответа.
— Много же там будет правил, — пробормотал я.
— Немало, — согласился консультант. — Она переводит каждую вашу фразу на несколько символических языков, разделяя ее на множество слоев и уровней. Затем каждый слой соотносится со своей базой опыта. После этого происходит обратный синтез инвариантов, и мы получаем комплексную реакцию, имеющую смысловой, стилистический и эмоциональный аспекты, которые взаимно дополняют друг друга, создавая ощущение уникального, живого и адресованного лично вам ответа. Это, конечно, симуляция. Но точно так же дети имитируют своих родителей и сверстников — часто до самой старости. Общаясь с сурой, вы имеете дело с прошлым человечества.
— А общаясь с человеком?
Суролог пожал плечами.
— То же касается и людей. Разница чисто гигиеническая. Контактируя с человеком, вы роетесь в ментальном перегное, кишащем ядовитыми червями, а сура как бы берет вас в музей… Ее багаж гораздо рафинированнее и полнее — если хотите, это вечная женщина, Ева, архетип… А что именно в ее поведении вас беспокоит?
Пора было переходить к делу. Я принял вид пресыщенного скучающего бонвивана и спросил:
— Скажите, а зачем вообще существует сучество? Что кроется за ним как за биологическим механизмом?
Консультант совсем не удивился. Видимо, он хорошо представлял возникающие у клиентов трудности.
— Вы знаете, Дамилола, это такая непростая тема, что говорить о ней можно двумя способами. Либо корректно, но непонятно и сложно — и мы немедленно запутаемся в психоаналитических терминах. Либо некорректно, но понятно и просто — и тогда мы утонем в цинизме самого низкопробного пошиба. Ваш выбор?
Я объяснил, что я боевой летчик CINEWS INC, поэтому утонуть в цинизме мне не грозит.
— Хорошо, — сказал консультант, — тогда зажмурьтесь.
Он провел себя ладонью по лицу, словно сдирая с него все человеческое.
— Уже около ста сорока лет у выпускаемых нами сур высшего класса есть регулировка «bitchiness», — начал он. — Как и все остальное в их симуляционной психологии, это имитация определенных женских черт. Вы спрашиваете, зачем природа изобрела сучество. Но знаете ли вы, что это такое?
Я затруднился с ответом. Но он, похоже, на него и не рассчитывал.
— Сформулировать действительно непросто. В первом приближении можно сказать так: это иррациональное вроде бы поведение женщины, как правило, молодой и красивой — ибо некрасивые суки подвергаются принудительному переформатированию на очень ранней стадии жизни, — которое вызывает в мужчине желание…
— Взять ее за уши и долго бить затылком о стену, — перебил я, — Или лучше об пол. Он тверже.
— Возможно, — улыбнулся консультант. — Согласитесь, что самое главное в таком поведении — его оскорбительная иррациональность. Женщине ничего не стоит вести себя по-человечески там, где она создает мужчине максимум неприятных переживаний. Больше того, это чаще всего не требует от нее усилий — наоборот, серьезные усилия нужно прилагать, чтобы быть сукой… И подобное, конечно, существует не только в нашей культуре. Вы, наверно, не знаете, что у орков есть книга «Дао Песдын» для гадания перед боем…
— Отчего же, — сказал я, — отлично знаю. Даже видел само гадание.
— Там есть один отрывок, который так и называется — «о женском сердце». Хотите, я вам зачитаю?
— Нет, — ответил я, — спасибо. У меня аллергия на оркскую мудрость.
Консультант не обиделся.
— Ничего страшного, — сказал он. — Просто там со звериной прямотой… Впрочем, суть проста. Природа выложила для нас цветами дорогу к мигу соития, но сразу вслед за ним цветы вянут и гормонально обусловленные искажения нашего восприятия исчезают. Природа тоже по-своему сука — она крайне экономна и не угощает нас психотропами без крайней нужды. Поэтому немедленно после акта любви мы несколько секунд ясным взглядом видим все безумие происходящего — и понимаем, что зачем-то ввязались в мутную историю с неясным финалом, обещающую нам много денежных трат и душевных мучений, единственной наградой за которые является вот эта только что кончившаяся судорога, даже не имеющая никакого отношения лично к нам, а связанная исключительно с древним механизмом воспроизводства белковых тел… В случае с сурой вашего класса вы не думаете о ждущих вас душевных терзаниях, а просто вспоминаете о взятом под нее кредите.
— Не бейте ниже пояса, — попросил я.
— Хорошо, — согласился консультант. — Вы должны, конечно, понимать самое важное — женщина как биологический и социальный агент мало заинтересована в том, чтобы вы долго смотрели на нее трезвым взглядом. Ваша сура, вы говорите, работает на максимальном сучестве. Что она обычно говорит непосредственно перед коитусом — и сразу после?
Я понял — надо быть откровенным, как с врачом.
— «Уйди, слюнявый урод, ты мне надоел», — ответил я, — Или, например, «у меня голова болит». Но это она перестала, потому что я смеялся. После коитуса часто отворачивается к стене, пихнув меня локтем в живот. Иногда выступают слезы. Возможна комбинация всех этих факторов.
— Отлично, — сказал консультант. — И что вы чувствуете?
— Злобу. Иногда отвращение к себе. Иногда — желание ее ударить.
— Эта злоба и отвращение охватывает вас сразу же?
— Немедленно, — ответил я.
— Это интенсивное чувство?
— Весьма, — сказал я. — Ни о чем другом уже думать не можешь.
— Сохраняется ли при этом посткоитальная трезвость взгляда?
Я понял, куда он клонит.
— Вы хотите сказать, что сура… То есть что женщина специально мутит воду…
— Именно. Чтобы поднятая муть сделала невидимыми те фундаментальные истины о ее роли в мужской судьбе, о которых мы говорили. Скрыть их помогают сильные психологические и эмоциональные перегрузки, которым она подвергает своего партнера, любыми способами стремясь лишить его ясности восприятия.
«Сучество» на самом деле — не дурная черта характера, а своего рода контрапункт к инстинкту размножения, выработанный человеческой культурой. Программное обеспечение суры всего лишь симулирует этот древний механизм.
— Ваши сомелье достигли здесь совершенства, — сказал я.
Консультант улыбнулся.
— Вы думаете, что делаете комплимент, но это правда, — ответил он. — Посткоитальный синдром, о котором вы говорили — далеко не все, с чем сталкивается клиент на максимальном сучестве. Я хотел бы предупредить вас еще об одном часто встречающемся здесь эффекте. Это так называемый «символический соперник».
Я почувствовал, как у меня екнуло в груди. Вот оно, наконец-то мы говорим о главном.
— Стратегия работающей на максимальном сучестве суры может включать в себя попытку вызвать в вас реакцию ревности. С этой целью она начинает симулировать интерес к какому-нибудь другому мужчине, чаще всего молодому домочадцу, а в случае одиноко живущих пар — киногерою или теледиктору. Например, сура постоянно просит хозяина поставить ей снаф с участием выбранного актера или включить новостную программу. Тут ее поведение может, э-э-э, варьироваться. Иногда она превозносит достоинства символического соперника, иногда молчит, позволяя хозяину делать выводы лично. Этот прием действует на большинство мужчин самым разрушительным образом. Открою секрет — одна из главных причин, почему мы снимаем с гарантии работающих в этом режиме сур, заключается в том, что владельцы регулярно наносят им тяжелые механические повреждения, требующие дорогого стационарного ремонта. Компании просто не по карману оплачивать все это…
— А что делать, если вы постоянно становитесь жертвой такого приема?
— Иногда вы можете попробовать сбить программу. Но не делайте этого слишком часто.
— Сбить программу? — переспросил я. — Как?
— Когда вы чувствуете, что сура собирается попросить вас о свидании с символическим соперником, покажите, что вы знаете об этом, и испытываете раздражение.
— И тогда?
— Увидите, — улыбнулся консультант.
— Нет, — сказал я, — я хочу представлять, что произойдет у нее в голове. Или где там.
Консультант секунду думал.
— Вы касаетесь чувствительной области, граничащей с технологическими секретами, — сказал он. — Но, поскольку вы приобрели самую дорогую на рынке модель, я пойду вам навстречу. Не знаю только, каковы ваши познания в этой области… Впрочем, вы, как военный, вероятно, знакомы с принципом действия управляемого оружия?
Я кивнул.
— Вы имеете дело с ракетами, — продолжал консультант, — а мы использовали некоторые алгоритмы, применявшиеся в последних поколениях боевых противолодочных торпед. Это почти одно и то же, хотя торпед уже несколько веков не делают. Это, как ни странно, оказалось одной из лучших имитационных моделей женского поведения. Знаете, как работает сбитая с цели торпеда?
— Смутно, — ответил я.
— Когда программа преследования цели перестает действовать, торпеда ложится на спиральный курс и сканирует пространство до тех пор, пока не обследует определенную площадь. Если цель, удовлетворяющая параметрам поиска, не обнаружена, торпеда ложится на прямой курс, переходит в другую точку и повторяет спиральный поиск, и так — до тех пор, пока хватает энергии. Представили?
— Авиаракеты работают чуть по-другому, — сказал я, — но в целом близко. И что?
— Сура — и, не побоюсь сказать, женщина, — действует точно так же. За исключением того, что пространство, в котором она ложится на спиральный курс при сбое программы, является не физическим, а информационным. Хотя на светском рауте даже пространственные перемеще… Впрочем, неважно. Упрощенно говоря, при сбое программы срабатывает оператор «поиск случайной темы». Сура меняет предмет разговора, но только для того, чтобы заново нащупать почву под ногами. С этой целью она перебирает свой мозговой багаж, пока не находит подходящий информационный объект, который может предъявить собеседнику, чтобы, действуя с этой новой точки, постепенно вернуться к базовому алгоритму поиска прецедентов.
— Как выбирается эта новая точка?
— Параметры поиска в большой степени обусловлены ситуацией, поэтому выбор новой темы практически непредсказуем. Все как в жизни.
— А как в жизни? — спросил я с иронией.
Консультант улыбнулся.
— Если вы собьете торпеду с курса, она несколько раз хлопнет ресницами, а потом с очаровательной женской непоследовательностью попытается вернуть вас в состояние умственного ступора, где факт ее присутствия в вашей жизни опять не сможет получить трезвой оценки. В качестве мозгового парализатора могут использоваться все эмоции темного спектра — гнев, волнение, уязвленное самолюбие, сомнение в себе, — ну и, конечно, чувственное желание.
— Как-то уж совсем безрадостно звучит, — пробормотал я.
— Высшая радость, возможно, как раз в том, чтобы сдаться на милость этого потока, — сказал консультант сухо.
Я понял, что миг откровенности уже позади, и передо мной опять сидит казенный представитель фирмы-продавца. Но я был благодарен и за этот проблеск искренности, столь редкий в наше время между людьми.
Отключившись от консультанта, я пошел в комнату счастья, ввел пароль и снял Каю с паузы (все это время она недвижно сидела на диване). Когда я вернулся, она хмуро посмотрела на меня — она терпеть не может, когда я ставлю ее на паузу. Я мысленно повторил полученную инструкцию по сбою программы, и, прежде чем она успела что-то мне сказать, выпалил:
— Ну давай, детка, давай. Попроси меня снова показать тебе этого оркского выродка. Этого желтоглазого унтерменша. Этого несовершеннолетнего ублюдка. Давай, проси. Я все для тебя сделаю, моя радость.
Кая несколько раз моргнула.
— А почему, собственно, унтерменша? — спросила она. — Ты ведь точно такой же унтерменш, дорогой. Вы одной крови, ты и Грым.
— Чего-чего? — спросил я недоверчиво.
— Вы оба русские. Ведь твоя фамилия «Карпов»?
Я повернулся, пошел в комнату счастья и снова поставил ее на паузу. А потом сел за маниту и погрузился в изыскания.
Выяснилось, что моя душечка права и нет.
Причем, как ни странно, она скорее права насчет меня, но вряд ли права насчет Грыма.
Да, Грым и все орки говорят по-верхнерусски. Ну и что? У нас тоже все знают этот язык, поскольку офшар много сотен лет висит над Сибирью. Но там, внизу, за последние несколько столетий было столько климатических переселений, освободительных войн, геноцидов, программ искусственного осеменения и прочих парадигматических сдвигов, что государственный язык у них теперь совсем другой, а сами они вообще не могут проследить никаких корней, даже если бы это разрешили им по закону (а им не разрешают — как говорят попы и пусора, «несть разнот в Сингулярном»).
Да какая там национальность. У орков и фамилий давно нет. У них есть только Индивидуальный Нестираемый Номер, который им ставят на правую руку — он им заменяет фамилию и все остальное. Полное имя Грыма, например — Грым инн 1350500148410, а Хлои — Хлоя инн 1 359847660 122. И кто они на самом деле по национальности, знает только Маниту.
А моя фамилия действительно «Карпов». Она русская, по названию рыбы (боевого пилота среди рыб, хочется мне добавить: карп перемещается на бреющем у дна и поедает все, что попадет в прицел). Мои предки, возможно, действительно были одной крови с предками Грыма. Но с тех пор утекло много-много воды и всего остального, и сегодня трудно сказать, есть ли у нас наверху национальности или нет.
В прежнем смысле — уж точно нет.
Скорее, есть некоторые профессионально-цеховые сообщества, объединенные дошедшим из древности общим ритуалом. Выбирая себе профессию, вы как бы выбираете и тень осеняющей ее национальности, вступая в определенный клуб.
Скажем, «немцы» — это лучшие механики и технологи. Они придумывают и строят дорогущие моторенвагены-говноезды для богатой оркской бюрократии, варят сорок сортов пива, кричат «Хох!» и летают к оркским проституткам в Желтую Зону. Там же расположены их сборочные линии. Сур они не любят. У них даже поговорка есть: «резиновая женщина — первый шаг к безалкогольному пиву» (так, кажется, сказал какой-то северный мудрец). Но это вовсе не значит, что они приземленные тупые мещане. «Немцы» в душе романтики, всегда втайне сохраняют верность идеалам и в конце жизни обожают принимать цианид под Вагнера. Говорят, именно так затопили офшар Еврайха после того, как мировой спрос на моторенвагены упал почти до нуля.
«Японцы» рисуют силуэтное, теневое, занавесочное и прочее 20-япорно, а так же дерп-хентай — все то, что формально не попадает под закон о детской порнографии. Они же собирают всякие замысловатые электронные дрочилки и еще, конечно, сур — спасибо вам, ребята, от всех пупарасов, хотя ваши подлинные братья не мы, а «немцы». У «японцев» такая же суицидальногероическая культура, как у производителей моторенвагенов, только настоянная не на пиве, а на мастурбации. Даже века бессильны что-нибудь с этим сделать, и в этом, пожалуй, есть своя красота. Не зря столько старых снафов посвящено гибели офшара «Ямато». Говорили, что при Просре Ликвиде для съемок на воде всерьез планировали затопить Цирк, но запретили технические сомелье и отдел общественной морали при Доме Маниту.
«Американцы»… Америка, великая Америка, когда-то спасшая мир от Гитлера, Бин Ладена, графа Даку, Мегатрона и профессора Мориарти! «Американцы» снимают снафы. Еще они делают маниту, по которым мы смотрим снафы. И еще, конечно, печатают маниту, которыми мы за все это расплачиваемся. К моей Кае они тоже приложили руку — историки утверждают, что сура произошла от брака японской любовной куклы с американским освободительным беспилотником. Богатые ребята из верхней полусферы — как еще про них скажешь. Завистники утверждают, что они втайне поклоняются огромной летучей мыши, которую прячут где-то возле центрального реактора — и в ее помете якобы находят время от времени процессорные чипы новейшей архитектуры. Но это, конечно, скулит зависть в чистом виде, и транслировать ее я не буду.
«Евреи» — это священники, у которых копирайт на Маниту — даже про Маниту Антихриста говорят, что он был евреем из Бронкса. Еще они снимают снафы вместе с американцами, и даже непонятно, кто в этом деле будет главнее. Нервная ткань мирового мозга, выдумавшего антигравитационный процент и ссудный привод — недаром они первыми получают по башке от всех, кто хочет сделать мир красивым, мускулистым и понятным.
«Французы» — ударные интеллектуалы «Биг Биза». Начать войну может кто угодно, но никто не сделает этого так элегантно. Все лучшие дискурсмонгеры из спецподразделения «Le Coq d’Esprit» обязательно знают немного по-старофранцузски. Они молодцы. У военных даже поговорка есть, «дисциплинированный как взвод французских интеллектуалов». Имеется в виду, понятно, дисциплина ума. Но и сердца тоже — потому что не всякое сердце сумеет избирательно кровоточить по поводу заданной цели в обход любого количества выпущенных врагом ложных мишеней — с высочайшей точностью маневра, в любых погодных условиях, да еще и на огромной дистанции. Как боевой летчик, я хорошо понимаю, насколько сложна такая задача.
«Англичане» в юности дают лучших протестных панков, а в зрелости — лучших банковских клерков. Великий народ. Не зря мы и сейчас ведем все делопроизводство на церковноанглийском. Все, сделанное ими для цивилизации, невозможно перечислить — без англичан во вселенной не было бы ни политкорректности, ни таблоидов. Это они изобрели лицемерие, первыми объединили мир под его флагом — и до сих пор не дают угаснуть его священному огню. Я не шучу. Где мы были бы сегодня без лицемерия? По закону о consent age никто вообще не мог бы заниматься любовью до сорока шести лет. Уважаю, преклоняюсь. Rule, Britannia!
Но все это скорее остаточные национальные тенденции, как бы тени древних традиций, которые до сих пор живут среди нас. И все, о чем я только что говорил — это, скорее, культурный и профессиональный выбор каждого, чем действительный голос крови.
Но вот что значит быть «русским»?
Никакой специализации, связанной с этим, нет.
Похоже, это так же непонятно сегодня, как семьсот лет назад.
Что это значило тогда, если верить экранным словарям?
Ездить на немецком автомобиле, смотреть азиатское порно, расплачиваться американскими деньгами, верить в еврейского бога, цитировать французских дискурсмонгеров, гордо дистанцироваться от «воров во власти» — и все время стараться что-нибудь украсть, хотя бы в цифровом виде. Словом, сердце мира и универсальный синтез всех культур.
Наша старинная русская традиция как раз и строилась вокруг того, что не имела ничего своего, кроме языка, на котором происходило осмысление этого «ничего». Чем-то похожим занимались евреи, но они назвали свою пустоту Богом и сумели выгодно продать ее народам поглупее. А мы?