— Решено, — промолвила Эмис и обернулась к Ранду и Мэту:
— Назовите ваши имена.
— Ранд ал'Тор.
— Мэт. Мэт Коутон. Эмис кивнула.
— Слушайте меня. Ты, Ранд, пойдешь в глубь Руидина, к самому его центру. Если ты, Мэт Коутон, хочешь идти вместе с ним, пусть будет так, но знай: мало кто, побывав в сердце Руидина, возвращался назад, а из тех, кто все же вернулся, многие оказались безумными. Вы отправитесь без запасов воды и пищи, в память о скитаниях нашего народа после Разлома Мира. Оружия с собой брать нельзя, и да будут чисты ваши помыслы, дабы почтить Дженн. Если у вас есть оружие, положите его на землю. Оно будет здесь, когда вы вернетесь. Если вы, конечно, вернетесь.
Ранд вынул из ножен на поясе нож и положил его у ног Эмис, а затем, после небольшого раздумья, добавил к нему свой ангриал — каменную статуэтку.
— Больше у меня ничего нет, — сказал юноша. Мэт тоже начал с ножа, висевшего на поясе, присовокупил к нему все припрятанные в рукавах, за пазухой, один извлек даже из-за ворота кафтана и сложил на земле столь внушительную пирамиду, что она, похоже, произвела впечатление даже на Хранительниц. На этом Мэт собирался остановиться, но, глянув на женщин, вытащил еще два из-за голенища сапога и добавил к и без того изрядной куче.
— Совсем о них позабыл, — с ухмылкой промолвил юноша и пожал плечами. Но немигающие взгляды Хранительниц Мудрости живо согнали ухмылку с его лица.
— И да примет их Руидин, — возгласила Эмис, глядя поверх голов юношей, и три Хранительницы Мудрости хором откликнулись:
— Руидин принадлежит мертвым.
— Им нельзя говорить с живыми, пока не вернутся, — продолжала Эмис, и три Хранительницы вновь протяжно подхватили:
— Мертвые не говорят с живыми.
— Мы не можем видеть их, пока они не вернутся в мир живых. — С этими словами Эмис закрыла шалью свое лицо, и все остальные Хранительницы сделали то же самое.
— Уходите прочь из мира живых, — проговорили они в унисон, — не тревожьте нас воспоминаниями об ушедшем. Не говорите о том, что доступно лишь взору усопших. — Хранительницы умолкли и выжидательно замерли, не открывая лиц.
Ранд с Мэтом переглянулись. Эгвейн видела, что они смущены и растеряны, и даже хотела подойти и заговорить с ними, но не решилась, побоявшись нарушить ритуал.
Наконец Мэт с деланным смехом промолвил:
— Ну а друг с другом-то мертвецы имеют право говорить? Интересно, уж не значит ли это… Впрочем, неважно. Как считаешь, можно нам ехать верхом?
Ранд покачал головой:
— Вряд ли. Похоже, придется идти пешком.
— Бедные мои ноженьки. Ну, стало быть, пора в дорогу. За полдня как раз и доберемся. Если, конечно, повезет.
Они начали спускаться в долину. Обернувшись, Ранд ободряюще улыбнулся Эгвейн, будто хотел заверить ее в том, что никакой опасности нет. Мэт же ухмыльнулся — так он ухмылялся, собираясь что-нибудь отчудить, например, сплясать на крыше.
— Надеюсь, ты не наделаешь… глупостей, а? — спросил Мэт товарища. — Я-то рассчитываю вернуться назад живым.
— Я тоже, — ответил Ранд, — я тоже. Юноши спустились по склону и удалились. Хранительницы опустили шали, лишь когда их очертания стали едва различимы.
Оправляя на ходу платье и ведя в поводу Туманную, Эгвейн поспешила к Хранительницам.
— Эмис, — промолвила она. — Я — Эгвейн ал'Вир. Ты говорила, чтобы я…
Эмис оборвала ее, подняв руку, и посмотрела на Лана, державшего под уздцы Мандарба, Типуна и Джиди'ина.
— Аан'аллейн, — обратилась она к нему, — здесь должны остаться только женщины. Ступай к палаткам, у Руарка тебя ждет вода и прохлада.
Лан дождался кивка Морейн и, поклонившись, удалился в сторону лагеря Руарка. Свисавший со спины плащ скрывал его тело: со стороны казалось, что в воздухе парят лишь голова и руки.
— Почему вы так его называете? — спросила Морейн, когда Лан отошел достаточно далеко и уже не мог их слышать. — Аан'аллейн означает Единственный. Вы его знаете?
— Мы знаем о нем, Айз Седай. Знаем, что он последний из Малкири, тот, кто не прекращал своей войны с Тенью, хотя весь его народ давно пал под ее натиском. Он исполнен доблести. Сон открыл мне, что если сюда явишься ты, то почти наверняка прибудет и он, правда, я не подозревала, что он повинуется тебе.
— Он мой Страж, — просто пояснила Морейн. Несмотря на спокойный тон Айз Седай, Эгвейн почувствовала, что Морейн встревожена, и догадалась почему. Эмис сказала, что Лан явился бы сюда «почти наверняка». Как это понимать? Ведь Страж сопровождал Морейн повсюду — он и глазом не моргнув отправился бы за ней в Бездну Рока. И почему Эмис сказала:
«Если ты явишься»? Выходит, Хранительницы не знали точно, придет Айз Седай или нет. Видно, толкование Сновидений не всегда позволяет однозначно судить о будущем. Эгвейн уже собралась спросить об этом, но тут заговорила Бэйр:
— Авиенда, иди сюда.
Авиенда сидела на корточках, обхватив руками колени и с безутешным видом уставившись в землю. Услышав призыв Бэйр, она медленно поднялась на ноги. Если бы Эгвейн ее не знала, то решила бы, что девушка боится. Едва волоча ноги, Авиенда приблизилась к Хранительницам Мудрости и положила перед ними мешок и свернутые шпалеры.
— Пришло время. — Голос Бэйр звучал не столь уж сурово, но по-прежнему неумолимо. Светло-голубые глаза пристально смотрели на девушку. — Ты и так слишком долго бегала со своими копьями. Гораздо дольше, чем следовало.
Авиенда с вызовом вскинула голову:
— Я — Дева Копья, — заявила она. — Я не хочу быть Хранительницей Мудрости и не буду!
Лица Хранительниц окаменели. Эгвейн это зрелище напомнило двуреченский Круг Женщин, когда перед ним предстает какая-нибудь провинившаяся девушка.
— С тобой и так обошлись гораздо мягче, чем бывало в мое время, — твердым как сталь голосом промолвила Эмис. — Я ведь тоже отказывалась, и тогда сестры по копью у меня на глазах сломали мои копья, а меня связали по рукам и ногам и нагишом отнесли к Бэйр и Коделин.
— А в руку тебе сунули куклу, — сухо добавила Бэйр, — чтобы напомнить о твоем ребяческом поведении. Помнится, за первый месяц ты убегала девять раз.
Эмис угрюмо кивнула:
— Точно. И всякий раз меня ловили, после чего я ревела как девчонка. За второй месяц я пускалась в бега всего пять раз. Тогда я считала, что силы и твердости мне не занимать, но вот ума у меня, видно, недоставало, а потому я только через полгода поняла, что вы гораздо сильнее и тверже меня. Но в конце концов я осознала долг перед нашим народом. Рано или поздно осознаешь его и ты, Авиенда. Ты не дитя. Настала пора отложить в сторону кукол и копья и стать той, кем тебе суждено быть.
Неожиданно Эгвейн сообразила, почему она с самого начала ощущала некое родство с Авиендой и почему Эмис и другие пожелали, чтобы Дева стала Хранительницей Мудрости. Авиенда могла направлять Силу, так же как она сама, Илэйн, Найнив и Морейн. Она относилась к числу тех немногих женщин, которые обладают врожденной способностью непроизвольно касаться Истинного Источника. Лицо Морейн оставалось невозмутимым, но в глазах ее Эгвейн прочла подтверждение своей догадки. Айз Седай сразу поняла, каким даром наделена айильская Дева. Сейчас Эгвейн ощущала подобную близость не только с Авиендой, но также с Эмис и Мелэйн. Но не с Бэйр и Сеаной. Направлять Силу могли только первые две — в этом Эгвейн не сомневалась. И лишь сейчас ей удалось почувствовать такое же родство с Морейн. Айз Седай всегда держалась особняком.
Некоторые из Хранительниц Мудрости все же сумели догадаться, что кроется за нарочитым спокойствием Морейн.
— Ты хотела забрать Авиенду в вашу Белую Башню, чтобы сделать ее одной из вас, — промолвила Бэйр. — Но в ее жилах течет айильская кровь, Айз Седай.
— Она могла бы достичь многого, если ее как следует обучить, — возразила Морейн. — Стать такой же сильной, как Эгвейн. Но таких результатов можно добиться только в Башне.
— Мы и сами можем научить ее всему, что требуется, Айз Седай, — заявила Мелэйн. — Голос ее звучал ровно, но во взгляде зеленых глаз Эгвейн почудилась насмешка. — И даже лучше вас. Мне доводилось разговаривать с Айз Седай, и я знаю, что вы у себя только балуете девушек. А жизнь в Трехкратной Земле не для неженок. Мы здесь занимаемся тем, что необходимо, а у вас в Башне — одно баловство.
Эгвейн участливо взглянула на Авиенду — та уставилась в землю, вызова как не бывало. Если они считают, что обучение в Башне — это забава для неженок… Эгвейн припомнила, как нелегко пришлось ей во время послушничества. и прониклась искренним сочувствием к Авиенде.
Эмис протянула руки, и Дева неохотно отдала ей копья и небольшой круглый щит, содрогнувшись, когда та бросила оружие на землю. Затем девушка подала Хранительнице Мудрости лук, колчан со стрелами и нож в кожаных ножнах. Та швыряла все в сторону, словно никчемный мусор. Авиенда всякий раз вздрагивала, и на голубовато-зеленые глаза ее наворачивались слезы.
— Неужели обязательно обращаться с ней таким образом? — рассерженно спросила Эгвейн. Хранительницы Мудрости обратили на нее суровые взгляды, но девушку это не смутило, и она продолжала:
— Почему ко всему, что она любит, вы относитесь как к хламу?
— Она сама должна понять, что все это не более чем хлам, — ответила Сеана. — Когда вернется, если вернется, она собственноручно сожжет все это и развеет пепел по ветру. А металл — все, что не горит, — отдаст кузнецу на переделку, пусть перекует эти железки в полезную кухонную утварь — ведра да кастрюли, а то и детские игрушки. Ну а потом Авиенда сама раздаст их людям.
— Трехкратная Земля сурова, Айз Седай, — добавила Бэйр, — здесь нужна твердость, без нее не выжить.
— Кадин'сор, Авиенда, — промолвила Эмис, указывая на сваленное в кучу оружие. — Твоя новая одежда будет ждать твоего возвращения.
Двигаясь как во сне, Авиенда разделась; плащ, штаны и мягкие сапожки она кинула на брошенное оружие. Обнаженная, она как ни в чем не бывало стояла под лучами палящего солнца, тогда как Эгвейн казалось, что ступни ее покрываются волдырями, несмотря на толстые подошвы. Девушка вспомнила, как, в знак расставания с прежней жизнью, в Белой Башне сожгли ее одежду. Здесь все происходило иначе. Более решительно и сурово.
Авиенда собиралась добавить к брошенным вещам свой мешок и шпалеры, но Сеана забрала их у нее со словами:
— Это ты можешь оставить себе, если вернешься. Если нет, я отдам это твоим родным — в память о тебе.
Авиенда молча кивнула. Похоже, она больше не боялась. В ее глазах можно было прочесть озлобление, возможно, подавленность, но только не страх.
— В Руидине, — сказала Эмис, — ты найдешь три кольца, расположенных вот так. — Она начертила в воздухе три окружности, соединенные посередине. — Пройди сквозь любое из них, и перед тобой предстанут картины твоего будущего — множество картин в различных вариантах. Многое из увиденного сотрется из твоей памяти, что-то останется лишь как неясное, смутное воспоминание. Так забываются услышанные давным-давно предания. Но все же ты запомнишь достаточно, чтобы впоследствии руководствоваться увиденным, ибо получишь некоторое представление о том, что может ждать тебя впереди. Это первый шаг к мудрости. Некоторые женщины не возвращаются после испытания кольцами, возможно, не выдерживают встречи с будущим. Но и прошедшие кольца нередко гибнут потом, во время второго испытания — путешествия к сердцу Руидина. Ты оставляешь полную тревог и опасностей жизнь воительницы в пользу другой — несравненно более опасной и суровой.
Тер'ангриал. Эмис несомненно описывала тер'ангриал. Что же это за место — Руидин? Эгвейн поймала себя на том, что хочет сама отправиться туда и все выяснить. Глупо, конечно, она явилась сюда не для того, чтобы рисковать попусту, испытывая тер'ангриал, о котором ничего не знает.
Мелэйн взяла Авиенду за подбородок и, повернув к себе, со спокойной уверенностью в голосе сказала:
— Ты сильна. Сейчас твое оружие — ясный ум и бестрепетное сердце, но ты владеешь им не хуже, чем прежде копьями. Помни об этом, будь решительна, и ты преодолеешь все преграды.
Эгвейн удивилась. Вот уж от кого из Хранительниц она меньше всего ожидала сочувствия к подруге, так это от златокудрой Мелэйн.
Авиенда кивнула и даже выдавила из себя улыбку:
— Я попаду в Руидин раньше этих мужчин. Они ведь не умеют бегать, Каждая Хранительница Мудрости, подойдя к девушке, поцеловала ее в щеку со словами:
— Возвращайся к нам.
Эгвейн пожала Авиенде руку, и та ответила ей таким же пожатием, а затем прыжками понеслась вниз по склону. Казалось, что она легко нагонит Ранда и Мэта. Эгвейн с тревогой смотрела ей вслед. Все произошло так быстро — как будто Авиенду сразу, минуя послушничество, посвятили в Принятые. Страшновато. Что если бы ее, Эгвейн, сделали Принятой в первый же день пребывания в Башне? Да она, наверное, с ума бы сошла! Найнив, благодаря ее прирожденным способностям, произвели сразу — и что же? Возможно, она до сих пор испытывает неприязнь ко всем Айз Седай именно из-за того, что ей пришлось испытать. Возвращайся к нам, мысленно обратилась Эгвейн к Авиенде, будь стойкой.
Когда Авиенда скрылась из виду, Эгвейн вздохнула и обернулась к Хранительницам Мудрости. В конце концов, у нее здесь своя задача, и если она ее не выполнит, то все равно никому этим не поможет. Пора наконец заняться и своим делом.
— Эмис, — промолвила девушка, — в Тел'аран'риоде ты сказала, чтобы я приходила к тебе учиться. Я пришла.
— Нам пришлось спешить, — сказала седовласая женщина, — пришлось торопиться из-за того, что Авиенда слишком долго не принимала своего тох. К тому же мы опасались, что Шайдо даже здесь закроют свои лица. Нам надо было отправить Ранда ал'Тора в Руидин прежде, чем они на это решатся.
— Ты считаешь, что они могли бы убить его? — спросила Эгвейн. — Но ведь за ним вы посылали людей за Драконову Стену. Он — Тот-Кто-Приходит-с-Рассветом.
Бэйр поправила шаль:
— Может, и так. Посмотрим. Если он уцелеет.
— У него глаза матери, — промолвила Эмис, — многое в его лице от матери, кое-что от отца, но Куладин увидел только чужеземную одежду и коня. Возможно, того же следует ожидать и от других Шайдо, а то и от Таардад. Эта земля запретна для чужестранцев, а сейчас вас собралось здесь сразу пятеро. Правда, Ранд ал'Тор не чужой, хотя рожден и вырос на чужбине. Но его друг — чужеземец, а мы позволили ему войти в Руидин, что строжайше запрещено. Все меняется, перемены нарастают как лавина, хотим мы этого или нет.
— Так и должно быть, — невесело заметила Бэйр. — Узор свивается вокруг нас независимо от наших желаний.
— Вы знали родителей Ранда? — осторожно поинтересовалась Эгвейн. Что бы они там ни говорили, она по-прежнему считала Ранда сыном Тэма и Кари ал'Тор.
— Эту историю, — промолвила Эмис, — услышит он, если захочет.
Она поджала губы, и Эгвейн поняла, что больше ничего не добьется.
— Идем, — предложила Бэйр, — теперь можно не торопиться. Тебя ждет вода и прохлада.
При слове «прохлада» у Эгвейн чуть ноги не подкосились. Смоченная водой повязка высохла, макушку напекло, да и все остальное тоже. Похоже, и Морейн с благодарностью приняла это предложение и охотно последовала за Хранительницами вверх по склону, к куче низеньких, открытых с одной стороны палаток. — Высокий мужчина в сандалиях и белом балахоне с капюшоном принял поводья их лошадей. Странно было видеть лицо айильца под низко надвинутым капюшоном.
— Напои животных, — распорядилась Бэйр, прежде чем нырнуть под тент, и мужчина поклонился, коснувшись рукой лба.
Эгвейн заколебалась — можно ли доверить ему Туманную? Держался он уверенно, но разве айильцы смыслят хоть что-нибудь в лошадях? Однако из палатки заманчиво веяло прохладой, и девушка предпочла думать, что вреда лошади он не причинит.
Приятно было после палящего зноя вступить в тень палатки. Правда, сама палатка была довольно низенькой, и даже в центре, под круглым отверстием в конической крыше, с трудом можно было выпрямиться во весь рост. Зато пол, будто в возмещение за то, что айильцы носили одежду блеклых тонов, устлали яркие, красочные ковры, по которым были разбросаны большие красные подушки с золотыми кистями. Хранительницы Мудрости уселись на ковер, облокотившись на подушки, и обе гостьи последовали их примеру. Женщины образовали тесный кружок, каждая едва не касалась соседки.
Бэйр ударила в маленький медный гонг, и в палатку вошли две молодые женщины с серебряными подносами, в таких же балахонах с капюшонами, как и у мужчины, что увел лошадей. Капюшоны их были низко надвинуты на лоб, глаза опущены. Женщины опустились на колени; одна наполнила вином маленькие серебряные стопки, а другая налила воды в чаши побольше. Не промолвив ни слова, они поднялись и, пятясь, с поклонами покинули палатку. Подносы с кувшинами, на которых выступили росистые капельки, они оставили на ковре.
— Вода и прохлада предложены вам по доброй воле, — промолвила Бэйр. — Да не будет между нами розни, ибо желанная гостья как первая сестра.
— Да не будет розни, — подхватили остальные Хранительницы. Пригубив воды, они церемонно представились гостьям:
— Бэйр из септа Хайдо Шаарад Айил, Эмис из септа Девять Долин Таардад Айил, Мелэйн из септа Джирад Гошиен Айил, Сеана из септа Черный Утес Накай Айил.
Эгвейн и Морейн тоже назвались, следуя ритуалу, правда, Морейн поджала губы, когда Эгвейн назвала себя Айз Седай из Зеленой Айя.
То, что женщины представились и отпили воды, как будто сломало стену отчужденности — настроение в палатке заметно изменилось: в ней воцарились непринужденность и доброжелательность.
Вода порадовала Эгвейн куда больше, чем вино. Хотя в палатке было относительно прохладно, в горле у нее скоро пересохло, и она с благодарностью приняла вторую чашу воды.
Ее очень удивили люди в белом, хотя, если поразмыслить, что в них особенного? Просто она привыкла воспринимать айильцев, ну разве что кроме Хранительниц Мудрости, как воителей вроде Руарка или Авиенды. Но ведь должны же быть у них свои кузнецы, ткачи и другие ремесленники — так почему бы им не иметь и слуг? Правда, Авиенда в Твердыне всегда отказывалась от прислуги, а эти люди в капюшонах вели себя с демонстративным смирением, что вовсе не походило на свойственную айильцам манеру держаться. Эгвейн припомнила, что в обоих воинских становищах ниже по склону людей в белом не было.
— А слуги есть только у Хранительниц Мудрости? — спросила она.
Мелэйн чуть не поперхнулась вином.
— Слуги? — ахнула она. — Какие слуги? Это же гай'шайн, — произнесла она таким тоном, будто это все объясняло.
Морейн слегка нахмурилась:
— Гай'шайн? Как это переводится? Что-то вроде «принесший обет мира»? Или «давший клятву не сражаться»?
— Да, они просто гай'шайн, — сказала Эмис, но сообразив, что ее не понимают, спросила:
— Простите, а знаете ли вы о джи'и'тох?
— Это значит честь и обязанность, — тут же отозвалась Морейн, — или, может быть, честь и долг. — Перевод верный, но значение этих слов глубже. Мы живем по джи'и'тох, Айз Седай.
— Не пытайся втолковать им все это, Эмис, — предостерегла Бэйр, — бесполезно. Как-то раз я потратила целый месяц, чтобы объяснить одной чужестранке, что такое джи'и'тох, и все понапрасну — под конец у нее оказалось больше вопросов, чем вначале.
Эмис кивнула:
— Я постараюсь объяснить самую суть, если, конечно, это тебе интересно, Морейн.
Эгвейн не терпелось поскорее начать разговор о Сновидений, но, к ее досаде, Айз Седай промолвила:
— Разумеется, я тебя слушаю.
— Начну с того, откуда берутся гай'шайн. В танце копий самую высокую честь джи можно заслужить, коснувшись вооруженного противника и не причинив ему при этом никакого вреда.
— Потому и высокая честь, что это очень даже нелегко, — с усмешкой вставила Сеана, — и случается это нечасто.
— В том, чтобы убить противника, чести меньше всего, — продолжала Эмис, — убить может и глупец, и ребенок. В том, чтобы взять неприятеля в плен, больше чести, чем в убийстве, но меньше, чем в касании. На самом деле существует много ступеней джи, но я для ясности свожу все только к этим трем. По обычаю воин, которого коснулись в танце копий, может требовать от победителя, чтобы тот взял его в качестве пленника — гай'шайн. Тем самым победитель приобретает меньше джи, а джи побежденного наносится меньший урон.
— Этим особенно славятся Девы Копья и Каменные Псы, — вновь встряла Сеана, и Эмис бросила на нее неодобрительный взгляд:
— Кто рассказывает — ты или я? Итак, продолжаю. В гай'шайн можно брать всех, кроме Хранительниц Мудрости, кузнецов, детей, беременных женщин и женщин с детьми до десяти лет. Гай'шайн имеет тох — долг по отношению к своему пленителю. Он заключается в том, что гай'шайн обязан прослужить победителю один год и один день, все это время выказывая покорность и не прикасаясь к оружию.
Эгвейн невольно заинтересовалась.
— А они не пытаются бежать? — спросила она. Я бы непременно сбежала. Ни за что не допущу, чтобы меня снова сделали пленницей!
Хранительницы Мудрости были поражены, услышав этот вопрос.
— Такое бывало, — нехотя признала Сеана, — но в этом нет никакой чести. Сбежавшего гай'шайн вернет его собственный септ, и тогда срок — год и день — начинает исчисляться заново. Более того, урон, нанесенный джи побегом, может оказаться столь велик, что первый брат или первая сестра бежавшего могут пойти в гай'шайн, чтобы исполнить тох — долг своего септа. А то и не в одиночку, если сородичи считают, что потеря джи слишком велика.
Морейн потягивала воду и, судя по всему, воспринимала услышанное спокойно. Эгвейн же едва сдерживалась. Ну и обычаи у них, подумала она, это же чистое безумие. Хуже, чем безумие.
— Некоторые гай'шайн держатся чересчур униженно, — неодобрительно заметила Мелэйн, — они думают, что, доводя смирение до абсурда, заслужат честь. Такое появилось недавно и к джи'и'тох отношения не имеет.
Бэйр рассмеялась — смех ее был удивительно сочным и звонким в сравнении со скрипучим голосом.
— Дураки попадались и в прежние времена. Помнится, когда я была еще девчонкой, Шаарад и Томанелле то и дело угоняли друг у друга скот. Во время одного из таких набегов молодой Ищущий Воду из Хайдо оттолкнул в сторону некую хозяйку крова из септа Дженда по имени Ченда. И представьте себе, эта самая Ченда явилась в Долину Бент и потребовала, чтобы он сделал ее своей гай'шайн на том основании, что, когда он коснулся ее, она держала в руке кухонный нож. Кухонный нож! Она настаивала на том, что это оружие, как будто была Девой. И парню ничего не оставалось, кроме как уступить, хоть его и подняли на смех. Никто не может отослать хозяйку крова домой босиком. Но дальше — больше. Септы Хайдо и Дженда обменялись копьями, и парень оказался женат на старшей дочери Ченды. Но год и день еще не прошли, и вторая мать оставалась его гай'шайн. Он попытался отдать ее жене в качестве свадебного подарка, но куда там — обе подняли крик, заявляя, что он задумал лишить их джи. Бедняге чуть не пришлось взять в гай'шайн собственную жену, да и Хайдо с Дженда чуть снова не перессорились, прежде чем был исполнен тох.
Хранительницы покатывались со смеху, Эмис и Мелэйн утирали слезы. Эгвейн мало что поняла из этой истории и уж всяко не уразумела, что в ней забавного, но из вежливости посмеялась тоже.
Морейн отставила в сторону чашу с водой, взяла маленькую серебряную чарку и промолвила:
— Мне доводилось говорить с людьми, сражавшимися с айильцами, но ни о чем подобном я не слышала. Чтобы айилец сдался в плен, если до него дотронулись…
— Речь не идет о сдаче в плен, — возразила Эмис, — все дело в джи'и'тох.
— Никто не станет проситься в гай'шайн к мокроземцу, — пояснила Мелэйн, — ведь чужаки не имеют представления о джи'и'тох.
Хранительницы Мудрости обменялись взглядами — что-то их беспокоило. Но что? Почему? — размышляла Эгвейн. Возможно, для них все не знающие джи'и'тох — невежды, не заслуживающие уважения.
— Среди нас есть весьма почтенные люди, — промолвила Эгвейн. — Таких большинство. Мы умеем отличать хорошее от дурного.
— Разумеется, — пробормотала Бэйр тоном, говорившим, что речь шла совсем о другом.
— Вы прислали мне в Тир письмо, — сменила тему Морейн. — Многое в нем было предсказано заранее, включая и то, что мы встретимся — должны встретиться — с вами сегодня. Вы чуть ли не велели мне явиться сюда. Однако из ваших слов я поняла: уверенности в том, что я приду, у вас не было. Значит ли это, что вы не знали точно, все ли написанное в письме сбудется?
Эмис со вздохом отставила в сторону чарку, но заговорила на сей раз Бэйр:
— В будущем многое остается неясным даже для ходящей по снам. Эмис и Мелэйн — лучшие из нас, однако и они не способны увидеть всего, что должно или может случиться.
— Настоящее даже в Тел'аран'риоде гораздо отчетливее, чем будущее, — продолжила златокудрая Мелэйн. — То, что происходит сейчас или только начинает происходить, увидеть и понять проще, чем то, что произойдет или может произойти в будущем. Мы, например, не видели ни Эгвейн, ни Мэта Коутона. Этот юноша, Ранд ал'Тор, мог прийти сюда, а мог и не прийти, но если бы он не пришел, и его, и айильцев ждала бы гибель. Но он явился, и если вернется из Руидина, то будут спасены и некоторые айильцы. Это мы знаем точно. Если бы ты, Морейн, не пришла к нам, Ранд бы погиб. Если бы не пришел Аан'аллейн, погибла бы ты. Если ты не пройдешь испытания кольцами… — Мелэйн осеклась, словно прикусила язык.
Эгвейн насторожилась. Выходит, Морейн придется идти в Руидин. Но Айз Седай сделала вид, будто ничего не заметила. Стремясь загладить промах Мелэйн, в разговор поспешно вступила Сеана:
— Никому не дано увидеть прямую дорогу в будущее. Тончайшее кружево Узора представляется груботканым холстом или спутанным клубком нитей. В Тел'аран'риоде мы можем увидеть лишь некоторые возможные сплетения Узора, но не более того.
Морейн отпила глоток вина и сказала:
— Древний Язык зачастую труден для точного перевода.
Эгвейн с удивлением уставилась на Айз Седай. С чего это она заговорила о Древнем Языке? Не о кольцах, не о тер'ангриале? Но Морейн с беззаботным видом продолжала:
— Тел'аран'риод, например, может обозначать Мир Снов или Незримый Мир, но и то и другое не совсем точно. Истинное понятие гораздо сложнее. Аан'аллейн может означать «Единственный» или «Человек, представляющий весь народ». Возможны и другие толкования. Многие слова, позаимствованные из Древнего Наречия, мы употребляем постоянно, даже не задумываясь об их истинном значении. Страж называется «Гайдин», то есть буквально «брат битвам». Айз Седай — «слуга всего сущего». Вы именуетесь Айил, но «Айил» на Древнем Наречии — «посвященный» или «преданный». Пожалуй, даже сильнее. Я часто задумывалась о том, чему же так преданы айильцы? — Лица Хранительниц Мудрости окаменели, но Морейн продолжала:
— Или вот «Дженн Айил». Можно понять как «истинно преданный». Или даже еще точнее — «единственно преданный», то есть «единственно истинные Айил». — Она вопросительно посмотрела на Хранительниц, словно не замечая их оцепенения. Айильские женщины молчали.
Что же она, в конце концов, делает? — подумала Эгвейн. Девушка не собиралась позволить Айз Седай разрушить ее планы и помешать ее обучению — чему бы ее ни учили Айил, а потому вступила в разговор:
— Эмис, а может, нам стоит поговорить о Сновидений?
— На это хватит времени вечером, — отозвалась Хранительница.
— Но…
— Вечером, Эгвейн, поговорим вечером. Может, ты и Айз Седай, но здесь тебе снова придется стать ученицей. Пока ты не можешь даже погрузиться в сон по собственному желанию и не в силах вспомнить то, что видела незадолго до пробуждения. Приступим к учению, когда солнце склонится к закату.
Пригнувшись, Эгвейн выглянула из палатки. Солнце успело пройти лишь полпути к вершинам гор.
Неожиданно Морейн привстала на колени и принялась расстегивать платье.
— Очевидно, я должна идти так же, как и Авиенда, — промолвила она. Это было скорее утверждение, чем вопрос.
Бэйр с укором посмотрела на Мелэйн, и молодая женщина опустила глаза. Сеана промолвила:
— Мы не должны были тебе говорить. Жаль, что так получилось. Но ничего не поделаешь. Один чужак по крови уже ушел в Руидин, теперь за ним последуешь ты.
Помолчав, Морейн спросила:
— Разве то, что мне сказали, может иметь значение? Какая разница?
— Возможно, очень большая, — неохотно признала Бэйр, — а возможно, и никакой. Мы ведь не предсказываем, а направляем. В наших видениях ты направилась к кольцам, ты требовала права, которого не имела по крови. Ни одна из нас не упомянула об этом вначале. Во всем, что мы видим, уже проглядывают перемены. Но кто знает, каковы они?
— А вам открылось, что бы случилось, если бы я не пошла?
Морщинистое лицо Бэйр было непроницаемо, однако в глазах ее промелькнуло сочувствие.
— Мы и так уже слишком многое открыли, Морейн. Ходящая по снам видит то, что, возможно, произойдет, а не то, что непременно случится. Знать о будущем слишком много опасно: можно попасть в беду — или из-за самоуспокоенности, или из-за тщетного стремления изменить будущее.
— То, что многие воспоминания стираются, — милость колец, — добавила Эмис. — Женщина, прошедшая их, получает некоторое представление о грядущих событиях, а об иных не узнает до тех пор, пока ей не придется принимать решение, а может быть, и никогда. Жизнь — это неуверенность, переменчивость, борьба и выбор. Тот, кто точно знает, как вплетена в Узор нить его судьбы, лишен свободы и, следовательно, подобен животному. Или же он лишится рассудка. Человек должен быть свободным.