«Конечно», – ответила Семираг. Колокола снова звонили удивленно. – «Но помни, если Туон сумеет благополучно вернуться, то для меня это уже не будет иметь значения, поэтому не трать время попусту».
«Не буду, Великая Госпожа. Я собираюсь стать Императрицей, а для этого я должна убить Императрицу». – На сей раз, произнести это было вовсе нетрудно.
* * *
На вкус Певары апартаменты Тсутамы Рас были пышны сверх той меры, которую принято называть сумасбродством. Притом, что ее собственное прошлое дочки мясника никак не повлияло на подобную оценку. В гостиной всего было чересчур много. На стене под карнизом с золочеными резными ласточками, висели два огромных гобелена из шелка. На одном красовались яркие кроваво-красные розы, а на другом куст ромашки с алыми бутонами, каждый был размером в два кулака. Мебель – столы и стулья – была тонкой работы, если не замечать, что резьбы и позолоты на них было достаточно для пары королевских дворцов. Лампы тоже были сплошь в позолоте, как и каминная полка с резными скакунами над камином из красного мрамора. На нескольких столиках стояли изделия из красного фарфора Морского Народа, самого редчайшего – четыре вазы и шесть чаш, что само по себе составляло небольшое состояние. Но кроме этого, там были еще и несколько ценных резных фигурок из нефрита и кости, и не маленькие, а одна фигурка в виде танцовщицы размером в ладонь высотой, похоже была вырезана из целого рубина. Неуместная демонстрация богатства, а еще ей было известно о такой детали: кроме позолоченных часов на каминной полке, в апартаментах были и еще другие – одни в спальне Тсутамы, а еще одни… где бы вы подумали?.. В гардеробной! Трое часов! Это хуже чем сумасбродство, даже если забыть про золото и рубины.
И тем не менее, эти апартаменты как нельзя лучше подходили своей хозяйке, сидевшей напротив них с Джавиндрой. «Яркая» было достаточно точное слово для описания ее внешности. Тсутама была поразительно красивой женщиной. Ее волосы украшала золотая сетка тонкой работы, на шее и в ушах сверкали огневики, а одета она была сегодня, впрочем, как и всегда, в платье из темно-красного шелка, подчеркивающем ее полную грудь, с золотым вышитым орнаментом, увеличивающим данный эффект. Если вы с ней не были знакомы, то вам могло бы прийти в голову, что ей хочется завлечь какого-нибудь мужчину. Но о неприязни Тсутамы к мужчинам было известно задолго до того, как ее отправили в ссылку. Она скорее пожалела бы бешеную собаку, чем сжалилась над мужчиной.
И хотя после ее возвращения в Башню многие решили, что она сломалась, как тростинка на ветру, на самом деле она только окрепла, словно под ударами кузнечного молота. Заблуждались они не долго. Каждый, кто провел с ней рядом некоторое время, понимал, что этот бегающий взгляд принадлежит не трусливой женщине. Ссылка изменила ее, но только не сделала ее мягкотелой. Эти глаза могли принадлежать дикой кошке, ищущей врага или добычу. А в остальном лицо Тсутамы было все той же непробиваемой маской безмятежности. До тех пор, пока вы не вызвали ее гнев. Но даже тогда ее голос остался бы спокоен и холоден, как скользкий лед. Сочетание, убивающее наповал.
«Этим утром до меня дошли тревожные слухи о битве у Колодцев Дюмай», – резко начала она. – «Отвратительно тревожные». Она теперь приобрела привычку делать длинные паузы во время беседы, или делать внезапные неожиданные высказывания. Ссылка также плохо повлияла на ее культурную речь. Эта дальняя ферма, на которой она жила, должно быть очень… впечатляющее место. – «Считая трех убитых Сестер из нашей Айя. Чтоб вас всех!» – Все вышесказанное было произнесено самым ровным тоном. Но ее глаза обрушились на них обвиняющим ударом.
Певара спокойно встретила этот пристальный взгляд. Любой прямой взгляд Тсутамы казался обличающим, и Певара отлично знала, что вне зависимости от степени виновности, лучше не позволять Верховной Сестре это в тебе увидеть. Женщина набрасывалась на замеченную слабину как сокол на добычу. – «Не понимаю, почему Кэтрин не последовала вашим приказам держать свои знания при себе, и немыслимо, чтобы Тарна желала опозорить Элайду». – Не при всех, это точно. Тарна лелеяла свои чувства к Элайде столь же бережно, как кот мышиную норку. «Но Сестры получают сообщения от их осведомителей. Мы не можем им помешать узнать, что произошло на самом деле. Я удивлена только тем, что все это слишком затянулось».
«Это верно», – поддакнула Джавиндра, расправляя юбки. Костлявая дама не признавала драгоценностей кроме Кольца Великого Змея, и даже платья носила простые, без вышивки, столь глубокого красного оттенка, что оно казалось почти черным. – «Рано или поздно, правда все равно выйдет наружу, даже если мы собьем руки в кровь». – Она так сильно сжала челюсти, словно пыталась кого-то укусить, но при том ее голос прозвучал почти удовлетворенно. Странно. Все знали, что она – ручная собачонка Элайды.
Тсутама сосредоточилась на ней, и через мгновение на щеках Джавиндры выступил румянец. Возможно, чтобы найти себе оправдание за то, что отвела глаза, она сделала длинный глоток из чашки с чаем. Конечно, из золотой чашки, с выкованными леопардами и оленями. Тсутама осталась верна себе. Верховная Сестра продолжала молча смотреть толи на Джавиндру, толи куда-то мимо нее, Певара уже не бралась утверждать.
Когда Кэтрин принесла весть о том, что Галина погибла у Колодцев Дюмай, Тсутаму выбрали, едва только не рукоплескав. У нее была великолепная репутация в бытность Восседающей, по крайней мере, до того отвратительного случая, приведшего к ее изгнанию, и многие из Красных полагали, что для суровых времен требуется столь же суровая Верховная Сестра. Смерть Галины сняла с плеч Певары тяжкий груз. Верховная Сестра – Приспешница Тени. О, это было тяжкой мукой! Но все же она не была на сто процентов уверенна в Тсутаме. Было в ней теперь что-то… дикое. Что-то неопределенное. А в своем ли она уме? Но тогда, тоже самое можно предположить о всех Сестрах в Белой Башне. Сколько осталось в Башне полностью нормальных Сестер?
Как будто услышав ее мысли, Тсутама перевела свой пристальный немигающий взгляд на нее. Певара не покраснела и не испугалась, как случилось бы и со многими другими, помимо Джавиндры, но ей сильно захотелось, чтобы с ними оказалась Духара, чтобы у Верховной было три Восседающих в качестве цели для разглядывания. Жаль только, что она не знает, куда запропастилась эта женщина и почему в такой момент, когда под боком у стен Тар Валона находилась армия мятежниц. Больше недели назад Духара, никому ни слова не говоря, села на корабль. Насколько узнала Певара, никто даже не знал, куда она направилась, на север или на юг. А в последнее время Певара с подозрением относилась ко всем и каждому.
«Ты позвала нас из-за чего-то написанного в том письме, Верховная Сестра?» – спросила она наконец. И спокойно встретила этот нервирующий взгляд, но, тем не менее, ей тоже захотелось сделать глоточек подлиннее из своей кованной чашки, а еще было жаль, что в чашке чай, а не вино. Но она сознательно опустила чашку на узкий подлокотник своего стула. От этого пристального взгляда казалось, что по телу поползли пауки.
После долгой паузы взгляд Тсутамы опустился на свернутое письмо, лежащее на ее коленях. Только ее рука удерживала его, не дав свернуться в маленькую трубку. Оно было написано на очень тонкой бумаге, которой обычно пользовались для сообщений, отправляемых голубиной почтой, и вся страница была плотно исписана мелкими буковками.
«Это сообщение от Сашалле Андерли», – сказала она, заметив, как вздрогнула от жалости Певара, и что-то проворчала Джавиндра. Бедная Сашалле. Тсутама внешне не проявила никаких признаков участия. – «Проклятая женщина уверена, что Галина уцелела, так как сообщение адресовано ей. По большей части то, что она пишет, подтверждает то, что мы уже знаем из других источников, включая Тувин. При этом проклятая женщина утверждает, что она «отвечает за всех Сестер в Кайриэне», но не называет их имена».
«Как Сашалле может быть ответственной за каких-либо Сестер?» – вскинула голову Джавиндра, выразив на лице абсолютное отрицание подобной возможности. – «Она что – с ума сошла?»
Певара промолчала. Тсутама давала ответы на вопросы на свое усмотрение и редко тогда, когда ее спрашивали. В более раннем письме от Тувин, тоже адресованном Галине, о Сашалле вообще не было ни слова, как и в двух других, но, безусловно, в целом картина была хуже, чем просто неприятная. Даже размышление об этом вызывало во рту привкус гнилых слив. В основном сообщение сводилось к возложению всей вины за провал на Элайду, не упоминая ее напрямую.
Взгляд Тсутамы метнулся к Джавиндре как удар кинжала, но тем не менее она продолжила без паузы. – «Сашалле упоминает проклятый приезд Тувин в Кайриэн вместе с другими сестрами и треклятыми Аша’манами, хотя ясно, что ей ничего не известно о проклятых узах. Она только находит странным, что Сестры общаются с этими козьими рожами «настороженно, но зачастую дружелюбно». Кровь и проклятый пепел! Именно так и пишет, чтоб я сгорела». – Тон Тсутамы, больше подходил для того чтобы поболтать о цене на кружева, чего нельзя было сказать об остром взгляде глаз и прозвучавших словах, что не давало никакого намека на то, что она чувствовала на самом деле. – «Сашалле говорит, что, уезжая, они прихватили проклятых Стражей тех Сестер, о которых ей известно, что они были с мальчишкой. Так что все это выглядит чертовски похоже на то, что они разыскивали его, и уже, вероятно, нашли. Она понятия не имеет, зачем. Но она подтверждает то, что Тувин сообщила про Логайна. Очевидно, что этот козий выкидыш больше не укрощен».
«Это невозможно», – буркнула в чашку Джавиндра, только тихо. Тсутама не любила, когда оспаривают ее высказывания. Певара оставила свое мнение при себе, и, в свою очередь, прихлебнула из своей чашки. Пока что в письме не оказалось ничего достойного обсуждения, кроме того, что Сашалле оказалась за кого-то «ответственной», и скорее она бы подумала, что это написано на судьбе кому-то другому, а не Сашалле. На вкус оказалось, что чай был черничным. Откуда у Тсутамы в начале весны оказалась черника? Возможно, она была сушеной?
«Остальное я хочу вам зачитать», – сказала Тсутама, разворачивая лист и просмотрев его почти до конца, прежде чем начать. Очевидно, Сашалле писала очень подробно. Какими же новостями не стала делиться с ними Верховная Сестра? Очень подозрительно.
«Я так долго молчала, потому что не могла решить, как сказать то, что должна… Но теперь вижу, что единственный способ – это просто сообщить факты. Вместе с остальными Сестрами, за которых я не стану говорить – пусть решают самостоятельно, открыться ли, как собираюсь сделать я, или нет – я принесла клятву верности Возрожденному Дракону, которая завершится после окончания Тармон Гай’дон».
Джавиндра громко поперхнулась, выпучив глаза, а Певара просто пошептала: «Та’верен». – В этом причина. Эффект та’верен объяснял многие тревожные слухи из Кайриэна.
Тсутама продолжила читать с места, на котором остановилась:
«То, что я совершаю, я совершаю во благо Красной Айя и во благо Башни. Если вы с этим не согласитесь, то я добровольно отдамся для наказания. После окончания Тармон Гай’дон. Как вы наверное слышали, Иргэйн Фатамед, Ронайлле Виваниос и я все были укрощены во время освобождения Возрожденного Дракона у Колодцев Дюмай. Но были исцелены мужчиной по имени Дамер Флинн из Аша’манов, и судя по всему мы полностью восстановились. Это кажется невероятным чудом, но я клянусь Светом и моей надеждой на спасение и возрождение, что это правда. Я с нетерпением жду случая вернуться в Башню, где смогла бы снова принести Три Обета, чтобы вновь подтвердить свое служение Айя и Башне».
Свернув письмо, она легко покачала головой: – «Там есть продолжение, но в основном это излияния на тему служения во имя Айя и Башни». – Блеск ее глаз говорил о том, что Сашалле пожалеет, если выживет в Последней Битве.
«Если Сашалле действительно была Исцелена», – начало было Певара, но не смогла закончить. Она смочила губы чаем, затем снова поднесла чашку ко рту, и набрала полный рот. Подобная возможность казалась слишком замечательной, чтобы на нее надеяться, словно снежинка, которая может растаять от одного прикосновения.
«Это невозможно», – прорычала Джавиндра, хотя и не очень уверенно. Даже если она обращалась к Певаре, а не к Верховной Сестре, но та поняла наоборот. Сильная гримаса исказила ее лицо, сделав его резче: «Укрощение исцелить невозможно. Усмирение исцелить тоже невозможно. Сначала свиньи начнут летать! Сашалле бредит».
«Тувин могла ошибиться», – громким голосом произнесла Тсутама, очень громким, – «но, если это так, то мне не понятно, с какой стати эти проклятые Аша’ман позволили бы Логайну стать одним из них, не говоря уже о том, чтобы дать собой командовать. Но думаю, что Сашалле вряд ли могла ошибиться в таком проклятом деле, когда оно касается ее самой. И ее письмо не похоже на писанину свихнувшейся женщины, поддавшейся бреду. Иногда, то что кажется невероятно-проклятым и невозможным, действительно невероятно – будь оно проклято! – и невозможно, пока первая женщина не сделает это. Вот так. Усмирение исцелено. Мужчиной. Эта порожденная жабой саранча, я говорю о Шончан, захватывает каждую найденную женщину, способную направлять, очевидно, схватив также много Сестер. Двенадцать дней назад… Ладно, вы и без меня чертовски прекрасно знаете о том, что случилось. Мир стал еще опаснее, чем был, начиная с Троллоковых Войн, а возможно даже начиная с самого Разлома Мира. Поэтому я решила, что мы осуществим твой план на счет этих треклятых Аша’манов, Певара. Это чертовски неприятно и опасно, чтоб я сгорела, но у нас нет иного проклятого выхода. Вы с Джавиндрой будете действовать сообща».
Певара поморщилась. Не из-за Шончан. Они были такие же люди, как и остальные, несмотря на странные тер’ангриалы, которыми владели, и в конечном счете они будут побеждены. Гримасу, не смотря на усилие сохранить спокойствие, вызвало упоминание о происшествии, случившемся двенадцать дней назад, виновником которого, без сомнения были Отрекшиеся. На подобный всплеск Силы в одном месте не был способен никто в мире. И про себя она призналась, что старалась об этом не думать, как и о том, чего они пытались добиться. Или еще хуже – чего они, возможно, достигли. Вторая гримаса появилась в ответ на присвоенную ей идею объединения с Аша’ман. Хотя это было неизбежно, потому что это она озвучила мысль Тарны для ушей Тсутамы, затаив дыхание в ожидании извержения, которого, как она была уверена, не миновать. Она даже воспользовалась аргументом об увеличении размера объединяющих кругов с привлечением мужчин, чтобы противостоять этому чудовищному всплеску Силы. Что удивительно, никакого извержения не было, как и других малейших проявлений эмоций. Тсутама просто ответила, что она подумает, и потребовала подыскать в Библиотеке подходящие документы насчет мужчин и объединяющих кругов. А третья гримаса, самая большая, была вызвана необходимостью сотрудничать с Джавиндрой, а вовсе не поручением как таковым. У нее и так забот полон рот, а с Джавиндрой всегда какие-нибудь проблемы. Она всегда находила тысячу причин не делать ничего, лишь бы прикрыть свой зад. Или почти ничего.
Особенно яростно Джавиндра выступала против союза с Аша’манами, придя в ужас при мысли об узах Красных Сестер с мужчинами вообще, а уж с подобными, умеющими направлять, особенно. Но казалось теперь, когда Верховная Сестра недвусмысленно приказала этим заняться, у нее не оставалось иного выхода – она была загнана в угол. Однако, и сейчас она нашла повод отказаться: «Элайда никогда этого не позволит», – возразила она.
Сверкнув глазами, Тсутама поймала и удержала ее взгляд. Худая женщина громко икнула.
«Элайда не узнает, пока не станет слишком поздно, Джавиндра. Я же храню ее небольшие секреты о провалах с Черной Башней и у Колодцев Дюмай, так сильно, как только умею, потому что она когда-то была частью Красных, но теперь она Престол Амерлин, вышедшая из всех Айя разом и ни из одной. А это означает, что больше она не Красная, и дела Айя ее не касаются». Ее голос приобрел опасный оттенок. И она перестала сквернословить. Это означало, что она готова разгневаться по настоящему. – «Разве ты со мной не согласна? Или ты собираешься что-то рассказать Элайде, несмотря на мои отдельные пожелания на этот счет?»
«Нет, Верховная Сестра», – быстро ответила Джавиндра, закрыв лицо чашкой. Странно, кажется она пыталась скрыть улыбку.
Певара удовлетворенно кивнула. Если им придется выполнить задуманное, а она была уверена, что иначе нельзя, то было совершенно ясно, что Элайду придется держать в неведении. Чему же улыбалась Джавиндра? Все это чрезвычайно подозрительно.
«Я рада, что вы обе со мной согласны», – сухо сказала Тсутама, откинувшись назад в кресле. – «А теперь оставьте меня».
Они задержались только для того, чтобы поставить чашки и сделать реверанс. У Красных так было принято: если Верховная Сестра что-то приказывает, остальные повинуются, включая Восседающих. Единственное исключение по законам Айя – голосование Совета Башни, хотя немногие женщины, носившие данный титул могли поручиться, что они голосовали так, как сами хотели, по близкому их сердцу вопросу. Певара был убеждена – Тсутама была одной из такого меньшинства. Битва будет нешуточной. Она только надеялась, что сможет когда-нибудь стать такой же принципиальной.
Снаружи Джавиндра пробормотала что-то о письмах и умчалась прежде, чем Певара смогла вставить хоть слово. Она и не собиралась с ней разговаривать, но то, что женщина собиралась и дальше тянуть резину и в конечном итоге скинуть всю работу ей, было так же очевидно как то, что персики ядовиты. Свет! Этого ей только недоставало, и как раз в самое подходящее время!
Забежав к себе только чтобы прихватить свою шаль с длинной бахромой и свериться с часами, – четверть первого по полудню – она почти расстроилась, что единственные ее часы показывали одинаковое время с часами Тсутамы. Ведь часто бывает, что разные часы показывают разное время. Она вышла из квартала Красных и поспешила в другую часть Башни – общую, находившуюся ниже апартаментов Айя. Широкие коридоры были хорошо освещены зеркальными лампами, но почти пустынны, отчего казались похожими на пещеры, и от извивавшихся по обеим сторонам белых стен веяло холодом. Любое случайное шевеление гобелена от сквозняка навевало жуткие чувства, словно в шерстяную или шелковую ткань вселилась жизнь. Те немногие люди, кто попался ей по пути, оказались спешащими по хозяйству слугами и служанками с Пламенем Тар Валона на груди, уделявшими ей несколько секунд или чуть больше, чтобы оказать знак уважения. Но все боялись поднять глаза. Зловонная отчужденность и напряжение между Айя, разделившие Башню на несколько враждующих лагерей, заразило даже слуг. По крайней мере, точно напугало до смерти.
Она могла ошибаться, но подсчитала, что из почти двухсот Сестер, оставшихся в Башне, большинство сидит по своим комнатам, выходя из них только в случае крайней необходимости, поэтому не ожидала встретить прогуливающихся Сестер. Поэтому когда прямо перед ее носом с боковой лестничной площадки выскользнула Аделорна Бастин, она от неожиданности даже вздрогнула. Аделорна с царственным видом, несмотря на худобу и недостаток в росте, проследовала мимо, не удостоив ее даже взглядом. Салдэйка тоже была в шали – теперь ни одна Сестра не появлялась без нее за пределами территории своей Айя – и в сопровождении всех своих трех Стражей. Высокий и низкий, широкоплечий и худощавый, все были при своих мечах, и их глаза ни на секунду не прекращали ощупывать местность. Стражи с мечами в Башне – явно чтобы защищать свою Айз Седай. Это было так знакомо, но Певаре хотелось от этого расплакаться. Только для плача было слишком много причин, чтобы зацикливаться на чем-то одном. Вместо этого она приступала к анализу собственных возможностей.
Тсутама могла приказать Красным связать узами Аша’ман, могла приказать ничего не сообщать Элайде, но лучше было начать с тех сестер, которые могли бы поступать так по собственному желанию, без приказа, особенно после этих слухов про трех Красных Сестер погибших от рук Аша’манов. Тарна Фейр уже это сделала, поэтому первым делом на повестке дня стояла чрезвычайно личная беседа с ней. Потому что у нее на примете могли быть другие Сестры. Самой большой сложностью будет донести саму идею до Аша’ман. Сами они вряд ли согласятся просто потому, что уже самостоятельно связали узами пятьдесят одну сестру. Свет всего Мира! Пятьдесят одну! Подобное дело потребует от Сестры мастерства в дипломатических играх и со словами. И железных нервов. Она еще перебирала в уме имена, когда увидела женщину, на встречу с которой торопилась. Та уже стояла в назначенном месте, очевидно рассматривая длинный гобелен.
Маленькая и гибкая, в очень нарядном платье из нежно-серебряного шелка с кружевами на воротнике и рукавах чуть темнее оттенком, Юкири, казалось, была совершенно поглощена изучением гобелена и абсолютно спокойна. Певара могла припомнить только раз, когда она слегка переволновалась, хотя допрос Талене в тот раз всех вывел из себя. Юкири была одна, хотя за последнее время от нее не раз приходилось слышать рассуждения вслух, не взять ли ей снова Стража. Несомненно, подобные мысли в равной степени проистекали из-за тяжелых обстоятельств в Башне и их общих проблем. Певара и сама бы не отказалась от Стража, или даже двоих.
«Ну? Есть тут хоть крупица правды, или на самом деле это разыгравшееся воображение ткача?» – спросила она, присоединяясь ко второй женщине. Гобелен живописал древнюю битву с Троллоками, или что-то под этим подразумевающееся. Большей частью подобные вещи появляются намного позже свершившихся событий, и обычно основываются на слухах. Этот экземпляр был настолько стар, что нуждался в охранном страже, иначе распался бы на куски.
«Я разбираюсь в гобеленах так же, как свинья в кузнечном ремесле, Певара». – При всей внешней элегантности Юкири редко когда сдерживала природный темперамент родной страны. Серебристая бахрома ее шали закачалась, когда она в нее закуталась посильнее. – «Ты опоздала, поэтому давай покороче. Я ощущаю себя курицей, выслеживающей лису. Маррис наконец сломалась этим утром, и я позволила ей самостоятельно дать клятву повиновения, но как и у остальных ее «напарница» – за пределами Башни. Думаю, она у мятежниц». – Она замолчала, ожидая пока не пройдет пара служанок, несущих большую плетеную корзину, в которой высилось аккуратно сложенное постельное белье.
Певара вздохнула. А поначалу все казалось таким обнадеживающим. Ужасным и почти подавляющим, но все же, кажется, начало положено. Талене знала имя только одной Черной Сестры, находившейся в Башне. Но когда они выкрали Атуан… Певара предпочла бы называть это арестом, но не могла, так как они нарушили половину законов Башни и очень много строгих обычаев. Как только Атуан благополучно оказалась в их руках, вскоре она была вынуждена сдать им имена из ее сердца: Карэле Сангир – доманийка из Серых, и Маррис Торнхилл – андорка из Коричневой Айя. Из них только у Карэле был Страж, хотя он тоже, как оказалось, был Приспешником Тьмы. К счастью, поняв, что его Айз Седай его предала, он сумел принять яд в подвале, где его заперли, пока допрашивали Карэле. Странно считать это удачей, но Клятвенный жезл воздействовал только на способных направлять, а вовлеченных в секрет было слишком мало, чтобы охранять и возиться с пленниками.
Это было яркое начало, однако удручающее, а теперь они и вовсе оказались в тупике, если только одна из известных им Черных Сестер не вернется в Башню. Они оказались опять у начала, вернувшись обратно к поиску несоответствий между поведением и словами Сестер, которые можно было бы доказать, что означало подозрение почти ко всем Сестрам. Конечно, Талене и остальные трое доложат все, что они узнают, едва что-то попадется им в руки – этого требовала клятва повиновения – но любое послание чуть более важное, чем «возьми это и отнеси туда», было зашифровано ключом, известным только тем, кто написал, и кому послание было предназначено. Некоторые из них были также защищены стражами, заставляющими чернила испариться, если они попали не в те руки. Такой трюк можно было сделать с помощью крупицы Силы, которую не сразу и заметишь, если не знаешь, что искать, и они не знали способа обойти такую защиту. Если они не в тупике, то река их успеха пересохла до небольшой струйки. Также сохранялась опасность, что их добыча проведает про их поиски, и сама станет охотником. Незримым охотником, со всеми вытекающими, так же, как сейчас они сами себе казались затаившейся добычей.
Итак, у них было четыре имени, плюс четыре сестры, признавшие, что они являются Приспешницами Тени, хотя Маррис, вероятно, с той же скоростью, что и другие трое станет утверждать, что теперь она отринула Тень, полностью раскаялась во всех грехах, и снова вернулась к Свету. Достаточно, чтобы убедить любого. Возможно, Черным было известно все, что происходило в кабинете Элайды, но все же риск стоил свеч. Певара не могла поверить, заверениям Талене о том, что Элайда – Приспешница Тьмы. В конце концов, это она затеяла эту охоту. Престол Амерлин могла бы взбудоражить всю Башню. Возможно, открытое признание существования Черной Айя смогло бы сделать то, в чем потерпели неудачу мятежницы, появившись с армией у стен – остановить разобщенность Айя, шипящих друг на друга подобно диким кошкам, и снова их сплотит. Раны Башни взывали к применению отчаянных средств.
Служанки ушли за пределы слышимости, и Певара собиралась поднять этот вопрос, когда снова заговорила Юкири:
«Минувшей ночью Талене получила приказ явиться сегодня на их «Высший Совет»» – Ее рот скривился при этих словах от отвращения. – «Кажется, подобное случается только, если отличишься или получишь очень, очень важное назначение… Или же, если тебя вызывают на допрос». – Ее губы скривились. То, что им стало известно о средствах допроса Черных Айя, было гадко и неслыханно. Соединение в круг против желания? Использовать соединение, чтобы мучить? Певара почувствовала, как скрутило живот. – «Талене не думает, что ей полагается назначение или объявление благодарности», – продолжала Юкири, – «поэтому она просила, чтобы ее спрятали подальше. Саэрин поместила ее в комнату на нижнем подвальном этаже. Талене может оказаться и не права, но я согласна с Саэрин. Лучше не рисковать. Иначе мы сами впустим куницу в курятник, надеясь на лучшее».
Певара посмотрела на гобелен над их головой. Воины в доспехах били мечами и топорами, наносили удары копьями и алебардам по огромным человекоподобным чудищам с кабаньими и волчьими рылами, с козьими и бараньими рогами. Ткач видел Троллоков. Или их точные изображения. На стороне троллоков тоже сражались люди. Приспешники Тени. Порой для уничтожения Тени требуется кровопролитие. И отчаянные средства.
«Разреши Талене пойти на эту встречу», – сказала она. – «Мы все придем. Нас не ждут. Мы сможем убить или схватить их, обезглавив Черных одним ударом. Этот Высший Совет должен знать все имена. Мы сможем уничтожить всю Черную Айя целиком».
Подхватив край бахромы шали Певары тонкими пальцами, Юкири хмуро показательно ее осмотрела. – «В самом деле, Красная. А то я уже решила, не превратилась ли она в Зеленую, пока я отвернулась. Их будет тринадцать, как ты знаешь. Даже если часть этого «Совета» находится вне Башни, то остальные прихватят Сестер, чтобы уровнять число».
«Я знаю», – нетерпеливо ответила Певара. Талене была кладезем знаний, большей частью бесполезных или пугающих, и в основном таких, в которые верилось с трудом. – «Мы возьмем всех. Мы можем приказать Зере и остальным сражаться на нашей стороне, даже Талене с ее товарками. Они не отвертятся, если им приказать». – Поначалу, она беспокоилась из-за этой клятвы повиновения, но через какое-то время ко всему привыкла.
«Получается девятнадцать против тринадцати», – терпеливо начала рассуждать Юкири. Даже то, как она поправила шаль, внушало снисходительность. – «Плюс те, кто наверняка останется присматривать, чтобы их не отвлекали. Воришки всегда максимально осторожны именно, когда срезают кошельки». – Звучало раздражающе, словно какая-нибудь древняя пословица. – «Лучше предположить, что их будет больше, но и тогда нас остается больше. Но сколько из нас погибнет, чтобы убить или захватить нескольких из них? И что еще важнее, сколько их сумеет сбежать? Вспомни, они встречаются тайно, с закрытыми лицами. Даже если сбежит только одна, то мы никогда не узнаем, кто это был, но она будет знать нас, и вскоре остальные Черные тоже. Для меня это напоминает скорее схватку с леопардом в темноте, чем отрубить голову цыпленку».
Певара было открыла рот, но затем закрыла, не сказав ни слова. Юкири права. Ей самой следовало прикинуть соотношение сил и самостоятельно прийти к этому выводу. Но ей хотелось действовать, драться с кем-то, ударить что-нибудь, что не удивительно. Глава ее Айя похоже безумна; ей дали задание найти способ связать узами Красных, которые издревле никогда ни с одним мужчиной не соединялись узами Стража, с Аша’манами! И еще эта охота на Приспешниц Тени в Башне уперлась в каменную стену. Ударить? Да ей хотелось грызть камни зубами, лишь бы прорваться сквозь нее.
Она думала, что встреча подошла к концу. Они встречались только для того, чтобы узнать, как далеко они продвинулись с Маррис, и чем обернулась их жестокая жатва, но Юкири коснулась ее руки. «Пройдемся вместе? Мы стояли тут слишком долго, а я хочу у тебя кое-что узнать». – Теперь Восседающие из разных Айя, стоящие рядом слишком долго, быстро, словно грибами после дождя, обрастали слухами с подозрениями в заговорах. Почему-то считалось что, если они беседуют во время прогулки, то это не столь подозрительно. Это было глупо, но так и было.