Лиане тоже рассмеялась. – «О! Я очень популярная особа», – сказала она оживленно. Даже то, как она стояла можно было назвать томным, яркий образец соблазнительницы –доманийки, несмотря на простое платье из темной шерсти, но этот голос оставался от прежних времен, после того как она решила изменить свою жизнь. – «У меня весь день был день приемов посетителей из каждой Айя кроме Красных. Даже Зеленые пытались убедить меня показать плетение Перемещения, и фактически собирались забрать меня отсюда под предлогом того, что я „утверждаю“, что я теперь Зеленая». – Она поежилась от подобной перспективы. – «Это ничуть не хуже, чем снова оказаться в руках Десалы с Мелари. Ужасная женщина эта Десала», – ее улыбка истаяла как туман на солнце. – «Они сказали, что снова надели на тебя белое. Полагаю, это лучше, чем известная альтернатива. Они дают тебе корень вилочника? Мне тоже».
Удивленная Эгвейн оглянулась на Сестру, удерживавшую щит, и Лиане фыркнула.
«Традиция. Если бы не щит, я бы и муху не обидела, но согласно традиции женщина, находящаяся в открытой камере, всегда должна ограждаться щитом. А что, они позволяют тебе вот так ходить без присмотра?»
«Не совсем». – Сухо ответила Эгвейн. – «За дверью стоят две Красных, которые ждут, когда я отправлюсь к себе, чтобы тоже оградить меня щитом на время сна».
Лиане вздохнула. «Так-так. Я в камере, за тобой следят, и обоих по самое „не могу“ напоили отваром вилочника», – она бросила быстрой косой взгляд в сторону Коричневых. Фелана по прежнему писала, Далевьен переворачивала страницы книг и что-то бормотала себе под нос. Страж, по всей видимости, решил бриться своим кинжалом, так сильно он его точил. Его внимание, в основном, было сосредоточено на дверном проему. Лиане понизила голос: – «Когда мы бежим?»
«Мы не бежим», – ответила Эгвейн, и шепотом, косясь в сторону Сестер, объяснила причины и свой план. Она рассказала Лиане все, что успела увидеть. И сделать. Было трудно рассказать, сколько раз за день ее успели наказать, и как она вела себя в это время, но это было необходимо, чтобы убедить подругу, что ее не удастся сломать.
«Я понимаю, почему любая попытка нас вытащить даже не стала бы обсуждаться, но я надеялась…», – Страж поменял позу, и Лиане прервалась, но тот просто убрал кинжал в ножны. Сложив руки на груди, он оперся спиной о стену и уставился в дверной проем. Выглядел он так, словно мог оказаться на ногах, не успеешь глазом моргнуть. – «Ларас помогла нам сбежать когда-то», – тихо продолжила она. – «Но не знаю, стала бы она пытаться снова». Она поежилась, и теперь это движение уже не было притворным. Когда Ларас помогала ей с Суан сбежать в прошлый раз, они были укрощены. – «Хотя, в большей степени она сделала это ради Мин, чем для нас с Суан. Ты уверена в своих силах? Сильвиана Брихон упрямая дама. Яркая, как я слыхала, но такая упрямая, что может сломать сталь. Вы абсолютно уверены, мать?» – Когда Эгвейн снова повторила, что полностью уверена в своих силах, Лиане снова вздохнула. – «Ладно. Мы станем двумя червями, подгрызающими корень, так?». Это не было вопросом.
Она навещала Лиане каждую ночь, если только хватало сил дотащиться после ужина, а не броситься немедленно в кровать, и непременно находила ее довольно жизнерадостной для пленницы, сидящей в камере под охраной. Поток посетителей к ней не иссякал, и она делилась с Эгвейн лакомыми подробностями. Ее посетители не могли назначить наказание Айз Седай, даже той, которую держали в камере. Но некоторые из них разозлилось настолько, что жалели о том, что не могли. Кроме этого, они выслушивали замечания со стороны Сестры, которая имела больший вес в их глазах, чем та, кого они считали послушницей. Лиане могла даже открыто спорить с ними, по крайней мере, пока посетители не разбегались. Со слов Лиане, некоторые не уходили. Кое-кто с ней соглашался. Осторожно, нерешительно, возможно только частично и не со всем, но они соглашались. Что важно, по крайней мере, для самой Лиане, некоторые из Зеленых подтвердили, что после усмирения она какое-то время не была Айз Седай, и теперь имела право попросить о приеме в любую Айя, как только снова стала Сестрой. Не все, но все же «некоторые» куда лучше, чем «никто». Эгвейн даже стала думать, что Лиане, сидя в камере, действует куда результативнее ее, свободно передвигающейся по Башне. Хорошо, не совсем свободно. И нисколько она не ревнует. То, что они тут делали, было очень серьезной работой, и не имело значения, кто справлялся лучше, кто хуже, лишь бы работа была сделана. Но бывало, когда осознание этого факта делало поход в кабинет Сильвианы значительно тяжелее. Однако и у нее были успехи. Своего рода.
После обеда первого дня она оказалась в заваленной вещами гостиной Бенней Налсад. Тут повсюду были книги, даже на полу, а полки забиты черепами, костями и шкурами разных животных, птиц и змей, вместе с чучелами всевозможных видов и размеров. Поверх огромного медвежьего черепа сидела крупная коричневая ящерица, так неподвижно, что Эгвейн сначала решила, что это чучело, пока ящерица не моргнула. Итак, вечером первого дня Коричневая Сестра из Шайнара попросила ее выполнить большой набор плетений один за другим. Бенней сидела на стуле с высокой спинкой, стоящем боком к камину из коричневого мрамора, а Эгвейн с комфортом расположилась противоположным боком. Вообще-то, ее не приглашали сесть, но Бенней не возражала.
Эгвейн аккуратно выполнила все запрошенные плетения, пока Бенней, как бы между прочим, не спросила показать плетение Перемещения. На что она мило улыбнулась и сложила руки на коленях. Сестра откинулась назад и слегка поправила свою темно коричневую юбку из шелка. У Бенней были острые голубые глаза, ее темные волосы под серебряной сеткой были пронизаны сединой. На пальцах виднелись несмываемые чернильные пятна, и одно крохотное пятнышко было даже сбоку носа. В руке у нее была фарфоровая чашка с чаем, но Эгвейн она чая не предлагала.
«Думаю, что тебя осталось очень мало чему учить, особенно учитывая твои замечательные открытия, дитя». – Эгвейн поклонилась, принимая комплимент. Кое-что действительно было ее открытием, но сейчас это едва ли имело значение. – «Но это не означает, что тебе не надо учиться. У тебя было очень мало уроков для послушниц до того как тебя…» – Коричневая покосилась на белое платье Эгвейн и прочистила горло. – «И мало уроков в качестве… ну что ж, об этом позже. Поведай мне, если знаешь, какую ошибку совершила Шейн Чунла, из-за которой началась Третья Война Гаретовой Стены? Каковы причины Великой Зимней Войны между Андором и Кайриэном? Что стало причиной Восстания Вейкина и чем оно закончилось? Большая часть нашей истории – это изучение войн, и важной ее частью является понимание, как и почему они начались, а также – как и почему они закончились. Очень много войн так и не случилось бы, если бы люди знали о чужих ошибках. Итак?»
«Шейн не совершала ошибок», – медленно сказала Эгвейн, – «но вы правы. Мне нужно еще многому учиться. Я не знаю даже названий этих войн». – Встав, она налила себе чая из серебряного кувшина на краю стола. Сбоку от украшенного кружевом серебряного подноса с кувшином стояло чучело рыси, и лежал змеиный череп. Он был размером с человеческий!
Бенней нахмурилась, но вовсе не из-за чая. Это она, кажется, даже не заметила. – «Что ты имеешь в виду, говоря, что Шейн не совершала ошибок, дитя? Почему же она довела ситуацию до такой катастрофы, а какой я когда-либо слышала?»
«Что ж, еще задолго до начала Третей Войны Гаретовой Стены», – начала Эгвейн, возвращаясь на свое место, – «Шейн поступала точно так, как советовал ей Совет Башни, и не делала ничего, чего ей не говорили». – Может, она и пропустила большую часть занятий по истории, но Суан рассказала ей про все ошибки, совершенные другими Амерлин. Сидеть на стуле нормально было довольно трудно.
«О чем это ты?»
«Она пыталась править Башней твердой рукой без всяких компромиссов, тяжелой пятой давя любую оппозицию. Совету это надоело, но они не могли настоять на замене, поэтому вместо того чтобы просто сместить ее, они поступили хуже. Они оставили ее на прежнем посту, но накладывали на нее наказание всякий раз, когда она издавала любой приказ. Любой». – Она знала, что начинает говорить так, словно читает лекцию, но должна была закончить. Было тяжело заставить себя не ерзать на твердом сидении. Приветствовать боль. – «Совет управлял и Шейн и Башней. Но они даже с собой не могли справиться, в значительной степени потому, что у каждой Айя были свои собственные цели, и не было никого, кто бы указал им общую цель для пользы всей Башни. Правление Шейн было отмечено войнами на всей карте мира. В конечном счете, уже Сестры устали от бесконечных споров Совета Башни. После одного из шести известных в истории Башни мятежей Шейн и весь Совет были низложены. Я знаю, что в официальной истории написано, что она умерла в Башне естественной смертью, но на самом деле она была в изгнании, где и была задушена в постели после раскрытия заговора о ее возвращении на Престол Амерлин пятьдесят один год спустя».
«Шесть мятежей?» – недоверчиво спросила Бенней. – «Шесть? Сослали и задушили?»
«Все это записано в секретной истории в Тринадцатом Хранилище. Хотя, полагаю, что я не должна была вам это рассказывать». – Эгвейн отпила чай и поморщилась. Он почти пропал. Неудивительно, что Бенней к нему даже не притронулась.
«Секретная история? Тринадцатое Хранилище? Если бы такое существовало, я думаю, мне о нем было бы известно. А почему ты не должна была о нем рассказывать?»
«Потому что согласно закону, о существовании секретной истории, как и ее содержание может быть известно только Амерлин, ее Хранительнице Летописей и Восседающим. Им и еще хранителям, ведущим записи. Даже этот закон – сам часть Тринадцатого Хранилища, поэтому я полагаю, что и это мне не следовало вам это рассказывать. Но если вы сможете получить доступ или спросить кого-то, кто знает и расскажет, то вы узнаете, что я была права. Шесть раз в истории Башни, когда Амерлин оказывалась опасно проницательна или опасно некомпетентна, а Совет бездействовал, Сестры восставали и смещали и тех и других». – Вот так. Возможно, даже лопатой не удалось бы посадить семя глубже. Или попасть точно в яблочко.
Бенней долго смотрела на нее, затем поднесла чашку к губам, но выплюнула обратно, как только чай коснулся ее языка, а затем стала вытирать пятна на платье тонким кружевным платком. – «Великая Зимняя Война», – сказала она хриплым голосом, поставив чашку на пол возле стула, – «началась в конце шестьсот семьдесят первого года…» – Она больше не упоминала секретные отчеты и мятежи, но этого и не требовалось. Неоднократно в течение урока она замолкала, и хмуро смотрела куда-то за спину Эгвейн, и у той не оставалось сомнений, о чем она думает.
Еще позже Лирен Дойреллин, прохаживаясь взад-вперед перед камином в гостиной, заявила: «Да, Элайда совершила чудовищную ошибку», – Кайриенка была чуть-чуть ниже ростом Эгвейн, но из-за того, как нервно метались ее глаза, она становилась похожа на загнанного, напуганного котами воробья, и убежденного в том, что вокруг полно котов. На ее темно-зеленой юбке было только четыре небольших красных полоски, хотя она была Восседающей. – «И это прокламация, и что хуже, попытка его похищения не может не быть рассчитана на то, чтобы этот мальчик, ал’Тор, держался как можно дальше от Башни. О, она совершила не одну грандиозную ошибку. Эта Элайда».
Эгвейн хотелось спросить про Ранда и про… похищение? – но Лирен не давала вставить ни слова, продолжая твердить про ошибки Элайды, все время прохаживаясь взад-вперед, нервно стреляя глазами и заламывая руки. Эгвейн совсем не была уверена, можно ли данное событие считать ее собственным успехом, но и неудачей это назвать тоже было нельзя. И еще ей удалось кое-что узнать.
Но не все ее атаки проходили так успешно.
«Это не дискуссия», – отрезала Приталль Нербайян. Голос ее был совершенно спокоен, но раскосые зеленые глаза сверкали. Ее апартаменты были больше похожи на комнаты Зеленой, чем Желтой Сестры. На стене поверх шелкового гобелена, изображавшего сражение людей и троллоков, висело несколько обнаженных клинков. И рукой она сжимала рукоять кинжала, висевшего на серебряном пояске. Не обычного ножа, а кинжала с клинком почти в фут длиной с изумрудом на рукояти. Почему она согласилась учить Эгвейн, оставалось тайной, учитывая ее неприязнь к обучению. Возможно, это как-то касалось самой Эгвейн. – «Ты здесь для изучения пределов власти. А это основной урок, как раз подходящий для послушницы».
Эгвейн хотелось поерзать на трехногом табурете, который предложила ей Приталь, но вместо этого она сконцентрировалась на собственных страданиях, пытаясь выпить боль. И приветствовать ее. За день она успела три раза побывать у Сильвианы, и предчувствовала четвертый раз после обеда, до которого остался всего час. – «Я просто сказала, что если Шимерин возможно было понизить с Айз Седай до Принятой, значит власть Элайды беспредельна. Или, она так думает, что беспредельна. Но если вы с этим согласны, значит так и есть».
Рука Приталль сжалась на рукояти кинжала, пока суставы не побелели, но, кажется, она не придала этому значения. – «Так как ты считаешь, что знаешь лучше меня», – сказала она холодно, – «Значит, после урока ты отправишься к Сильвиане». – Зачтем, как частичную победу. Эгвейн решила, что гнев Приталль вызван не ею.
«Я жду от тебя должного поведения», – твердо заявила на следующий день Серанха Колвайн. Для описания Серой Сестры лучше всего подошло бы слово «сморщенная». Сморщенный рот, наморщенный нос, словно ей постоянно чудился неприятный запах. Даже водянистые голубые глаза казались сморщенные от неодобрения. Но все-таки ее можно было бы назвать симпатичной. – «Ты понимаешь?»
«Понимаю». – Ответила Эгвейн, усаживаясь на табурет, поставленный перед стулом Серанхи с высокой спинкой. Утро было довольно прохладным, и в камине горел небольшой огонь. Выпить боль. Приветствовать боль.
«Неверный ответ», – парировала Серанха. – «Правильный ответ сопровождается реверансом и словами «Понимаю, Айз Седай». Я намериваюсь записывать все твои промахи, чтобы после урока отнести его к Сильвиане. Начнем заново. Ты понимаешь, дитя?»
«Понимаю», – ровно сказала Эгвейн. Отбросив невозмутимость Айз Седай, лицо Серанхи приобрело фиолетовый оттенок. К концу урока ее список растянулся на четыре страницы мелким почерком. Она больше времени писала, чем читала лекцию! Это был явный провал.
Следующей была Аделорна Бастин. Зеленая Сестра из Салдэйи каким-то образом проявляла величественность, несмотря на худобу и рост не выше Эгвейн. И у нее был генеральский командный голос, от которого можно было даже испугаться, если бы Эгвейн это себе позволила. – «Я слышала, что ты доставляешь неприятности», – сказала она, взяв расческу с костяной ручкой с маленького инкрустированного столика возле стула. – «Если ты попытаешься выкинуть этот фокус со мной, то узнаешь, что я умею делать с помощью этого».
Эгвейн узнала об этом, даже не напрягаясь. Три раза она оказывалась лежащей поперек колена Аделорны, и женщина доподлинно доказала, что она умеет с помощью щетки. Ей удалось растянуть часовую лекцию вдвое.
«Теперь я могу идти?» – наконец спросила Эгвейн, спокойно вытирая щеки платком, который уже был насквозь мокрым. Вдохнуть боль. Выпить жар. – «Предполагалось, я должна была носить воду для Красных, и мне не хочется опаздывать».
Аделорна хмуро посмотрела на свою щетку и положила ее на столик, который дважды оказывался перевернутым от удара ноги Эгвейн. Затем она хмуро посмотрела на Эгвейн, словно пытаясь заглянуть внутрь ее черепа. – «Хотелось бы мне, чтобы Кадсуане оказалась сейчас в Башне», – пробормотала она. – «Думаю, она нашла бы твое поведение вызывающим». – В ее голосе звучало уважение.
Этот день, в какой-то степени, можно было назвать поворотным. С одной стороны Сильвиана приняла решение, что Эгвейн необходимо Исцелять дважды в день.
«Похоже, дитя, ты просто напрашиваешься на наказания. Это чистое упрямство, и я этого не потерплю. Ты должна взглянуть в глаза действительности. В следующий раз, когда ты придешь ко мне, мы посмотрим, понравится ли тебе ремень». – Наставница Послушниц завернула назад сорочку и юбки Эгвейн, и сделала паузу. – «Ты улыбаешься? Я сказала что-то забавное?»
«Нет, просто я подумала кое о чем забавном», – ответила Эгвейн. – «К вам это не относится». – Это точно не относится к Сильвиане. Она просто поняла, как приветствовать боль. Она вела войну, а не одну битву, и каждый раз, когда ее наказывали, отправляли к Сильвиане, означал, что она выигрывает битвы, отказываясь отступать. Боль – это что-то вроде награды за доблесть. Во время каждого наказания она плакала и брыкалась все так же сильно, но после его завершения она вытирала слезы и продолжала сохранять спокойствие. А принять награду за собственную доблесть совсем просто.
На второй день после пленения отношение среди послушниц начало меняться. Оказалось, что Николь и Арейна, которая работала на конюшне и часто навещала Николь, и с которой они были очень близки, настолько, что Эгвейн даже задалась вопросом, не являлись ли они подругами и в постели, деля одну подушку. А когда они появлялись вместе, их головы оказывались склоненными друг к дружке, перешептывались, обмениваясь таинственными улыбками. Так вот – они успели наплести о ней среди послушниц много всевозможных историй. В сущности небылиц. В них она предстала какой-то комбинацией из Биргитте Серебряный Лук и самой Амарезу, бросающейся в битву с Мечом Солнца. После этого половина послушниц ее испугалась, а другая разозлилась по каким-то своим причинам или стали ее презирать. И что самое интересное, некоторые глупо стали подражать ее поведению на занятиях, из-за чего очередь на прием к Сильвиане сильно увеличилась. На обеде третьего дня почти две дюжины послушниц ели стоя с пунцовыми лицами. Среди них оказались Николь, и что еще удивительнее Алвистере. К ужину их число сократилось до семи, а на четвертый день стояли только Николь и кайриенка. На этом все прекратилось.
Она думала, что некоторых разозлит тот факт, что она отказывается поддаваться, в то время как их смогли согнуть так скоро, но оказалось все с точностью до наоборот. Число злившихся на нее и презиравших уменьшилось, а уважение возросло. Но никто не пытался с ней подружиться. Не взирая на белое платье, одетое на ней, она была Айз Седай, а для Сестры не к лицу заводить приятельские отношения с послушницами. Очень большой риск, что девочка неправомерно станет воображать себя лучше остальных, а это могло привести к неприятностям. Но, тем не менее, послушницы стали приходить к ней за советом, за помощью в изучении уроков. Сперва их было единицы, но их число росло день ото дня. Она старалась помочь им учиться, что в целом заключалось в укреплении уверенности девочки или совете для девушки, что осторожность – это мудро, или терпеливо провести их шаг за шагом через сложное плетение, которое им не давалось. Послушницам запрещалось самостоятельно направлять без присутствия Айз Седай или Принятой, хотя в тайне ото всех они все равно это делали, но она-то уже была Сестрой. Но она отказывалась помогать одновременно более, чем одному. Слухи о собраниях группами непременно дойдут до кого надо, и она окажется у Сильвианы уже не в одиночестве. Что касается ее самой, то она сможет сделать сколько потребуется визитов, но она не хотела подвергать испытанию других. А что касается советов… Послушницам, содержащимся строго отдельно от мужчин, советы были просты. Хотя отношения между близкими подругами, разделявшими подушку, могут быть не менее напряженными, чем между женщинами и мужчинами.
Однажды, возвращаясь после очередного визита к Сильвиане, она подслушала разговор Николь с двумя послушницами, которым было не больше пятнадцати или шестнадцати лет. Эгвейн уже и позабыла, каково это быть столь молоденькой. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Мара была коренастой уроженкой Муранди с лукавыми голубыми глазами, а Намене постоянно хихикавшей высокой и стройной доманийкой.
«А вы спросите Мать», – говорила им Николь. Очень мало послушниц обращалось к ней таким образом, и никто пока кто-то, не носивший белое, мог их услышать. Они хоть и были глупыми, но не настолько. – «Она никогда не откажет в совете».
Намене нервно захихикала и отмахнулась. – «Я не хочу ее беспокоить».
«А кроме того», – заметила Мара, тихим голосом. – «Говорят, что она всем дает один и тот же совет».
«Но хороший совет», – Николь подняла руку и стала загибать пальцы. – «Повинуйтесь Айз Седай. Повинуйтесь Принятым. Упорно трудитесь. И трудитесь еще упорнее».
Проскользнув в свою комнату, Эгвейн улыбнулась. Ей не удалось заставить Николь вести себя как следует, пока она была Амерлин на свободе, но, возможно, она справилась, притворяясь послушницей. Замечательно.
Еще одной вещью, которую она могла для них сделать – это успокоить. По началу такое казалось просто невозможным, но порой внутренний интерьер Башни изменялся. Люди терялись, не находя хорошо знакомые комнаты. Встречали женщин, часто одетых в странные наряды старинного покроя, выходящих из стен или исчезающих в них. Порой их платья были похожи на простой кусок ткани, обернутый вокруг тела, или на длинный до лодыжки табард с вышивкой, носимый с широкими штанами, и еще более странные. Свет, как можно ходить в платье, полностью выставив напоказ свою грудь? Эгвейн могла еще обсудить происходящее с Суан в Тел’аран’риод, поэтому она знала, что подобные события являлись признаком наступления Тармон Гай’дон. Это было неприятное известие, но с этим ничего нельзя было поделать. То что было, происходило без чьего-либо участия, словно Ранд не являлся предвестником Последней Битвы. Некоторым Сестрам в Башне должно быть было известно, что это означало, но, занятые своими делами, они не удосужились успокоить послушниц, зареванных от испуга. Этим пришлось заниматься Эгвейн.
«Мир полон странных чудес», – успокаивала она Корайде, светленькую девочку, рыдавшую лицом вниз на ее кровати. Всего годом младше ее, Корайде все равно по существу была еще ребенком, несмотря на то, что провела полтора года в Башне. – «Так почему ты удивляешься, что некоторые из этих чудес появляются в Башне? Где же еще?» – Она никогда не упоминала при послушницах Последнюю Битву. Вряд ли бы это их успокоило.
«Но она же прошла сквозь стену!» – всхлипывала Корайде, подняв лицо. Оно было в красных пятнах, щеки блестели от слез. – «Сквозь стену! И еще никто из нас не смог найти класс, даже Педра, а рассердилась на нас. А Педра никогда не сердилась раньше. Она тоже испуга-а-ала-ась!»
«Держу пари, что при этом Педра не плакала», – Эгвейн присела на краешек кровати, и была рада, что ей удалось не вздрогнуть. Матрацы послушниц не отличались мягкостью. – «Мертвые не могут причинить вреда живым, Корайде. Они не могут до нас дотронутся. Они нас даже не видят. Кроме того, когда-то они были послушницами или служанками в Башне. Это их дом, также как и наш с тобой. А что до меняющихся комнат и коридоров, просто помни, что Башня сама по себе место, где случаются чудеса. Помни, и ты перестанешь бояться».
Даже для нее самой это было сомнительным утешением, но Корайде вытерла глаза и поклялась, что не станет впредь бояться. К сожалению, было еще сто и две таких же послушницы как она, и не всех удавалось успокоить так просто. Все это выводило Эгвейн из себя, и она сердилась за подобное поведение на Сестер еще больше, чем раньше.
Не все ее дни состояли сплошь из уроков, наказаний и успокоения послушниц, хотя наказания на самом деле занимали большую часть каждого дня. Сильвиана была права, сомневаясь на тот счет, что у нее будет много свободного времени. Послушниц всегда отправляли на хозяйственные работы. И это происходило довольно часто, несмотря на то, что Башню обслуживала целая армия слуг и служанок, не считая чернорабочих. Но Башня свято верила, что физический труд помогает воспитанию характера. Другим возможным плюсом было то, что труд позволял загружать послушниц до изнеможения работой, после чего они и думать забывали о мужчинах. Но ее нагружали работой сверх того, что поручали обычным послушницам. Некоторые из этих работ назначались лично Сестрами, которые считали ее беглянкой, другими – Сильвианой, которая надеялась таким образом выбить из нее мысли о «мятеже».
Днем после каждого приема пищи она на кухне чистила грязные котлы крупной солью и жесткой щеткой. Время от времени к ней заглядывала Ларас, но всегда молчала. И ни разу не использовала свою длинную ложку, даже когда Эгвейн прерывалась, чтобы помассировать спину, охая из-за того, что подолгу приходилось сидеть в котле головой вниз. Вместо этого Ларас раздавала тумаки поварятам и помощникам поваров, которые пытались шутить с Эгвейн, как они обычно делали с обычными послушницами, отправленными работать на кухню. Возможно, все было так, как она говорила, раздавая тумаки – что у них будет еще время наиграться, когда они закончат работу, но Эгвейн также заметила, что она не очень торопилась их отогнать, если они щипали какую-нибудь настоящую послушницу или предлагали ей самой кружку с холодной водой, чтобы приложить к затылку. Похоже, у нее в самом деле был кое-какой союзник. Еще бы понять, как его использовать.
Она таскала на коромысле ведрами воду: на кухню, в часть Башни к послушницам, к Сестрам. Носила им в апартаменты еду, подравнивала граблями дорожки в саду, пропалывала сорняки, выполняла поручения Сестер, прислуживала Восседающим, мыла полы, натирала паркет, чистила плитки руками, стоя на коленях и это было только частью списка ее дел. Она никогда не уклонялась от подобной работы, даже частично, потому что не желала чтобы ее называли ленивой. В каком-то смысле, она считала это наказанием самой себе за то, что не сумела должным образом подготовиться к превращению цепи гавани в квейндияр. А подобные наказания нужно переносить с достоинством. С максимально возможным достоинством, учитывая характер работы, вроде отскабливания плиток пола.
Кроме того, посещение части Принятых позволило ей увидеть поближе, как они к ней относятся. В Башне их было тридцать одна, но часть из них всегда была занята – или учила послушниц, или брала собственные уроки, поэтому редко когда можно было встретить больше десятка или дюжины одновременно у себя в комнатах на всех девяти ярусах, колодцем окружавших симпатичный садик. Но слух о ее приходе быстро распространялся среди присутствующих, и она не испытывала недостатка в зрителях. Сперва некоторые пытались сокрушить ее распоряжениями, особенно Майр, пухленькая голубоглазая арафелка, и Эссейл, худенькая светловолосая тарабонка с карими глазами. Когда она прибыла в Башню, они уже были послушницами, и ревновали к ее быстрому возвышению. Каждое второе их поручение сводилось либо к «принеси то», либо «отнеси это туда». Для всех она была сложной «послушницей», причинявшей неприятности, «послушницей», возомнившей себя Престол Амерлин. Она безропотно носила ведра с водой, пока не заболела спина, но отказывалась выполнять их приказы. За что, конечно, заработала дополнительные посещения кабинета Наставницы Послушниц. Поскольку целые дни, проведенные в ее кабинете, не показали никакого эффекта, то поток приказов сперва истончился, а потом прекратился вовсе. Даже Эссейл и Майр ничего плохого не хотели, просто думали, что должны вести себя подобным образом в сложившихся обстоятельствах, и теперь уже недоумевали, что же с ней делать дальше.
Часть Принятых тоже проявляли признаки боязни ходячих мертвецов и изменения интерьера Башни, и каждый раз, когда она замечала побледневшее лицо с красными от слез глазами, она начинала говорить те же вещи, что и послушницам. Но она не обращалась к Принятым напрямую, вместо этого она начинала говорить как бы сама с собой за спиной девушки. Это срабатывало одинаково хорошо как на послушницах, так и Принятых. Многие удивленно оборачивались и даже открывали рот, словно собираясь заставить ее замолчать, но все же никто ни разу не сказал, и она всегда оставляла их в задумчивости. Когда она приходила, Принятые продолжали выходить на галерею с каменными перилами, но наблюдали за ней в тишине, словно удивляясь, кто она такая. В конечном счете, она покажет им, кто она. И Сестрам тоже.
Если Восседающим или Сестрам прислуживает девушка в белом платье послушницы, стоя неподвижно в углу, то она очень скоро превращается для них в предмет интерьера, даже если она обладает печальной известностью. Если они ее замечали, то меняли тему беседы, но все таки ей удалось подслушать массу интересных вещей, часто заговоров мщения за поступки и неверные действия других Айя. Странно, но Сестры в Башне в других Айя видели куда больших врагов, чем в сестрах в лагере за городской стеной, и Восседающие были не многим лучше. Видя это, ей хотелось отхлестать их по щекам. Скорее всего, когда Сестры вернутся в Башню, все вернется на круги своя, но все же…
Она узнала и еще кое-что. Невероятный провал экспедиции против Черной Башни. Некоторые Сестры казалось не верили в случившееся, и даже пытались убедить себя в том, что этого никогда не происходило. И еще много Сестер попало в плен после большого сражения и по каким-то причинам принесли клятву верности Ранду. Она уже слышала что-то подобное, но ей не нравилось то, что она слышала, как и не понравилось то, что Аша’маны связали узами плененных Сестер. И ни та’верен, ни то, что он – Возрожденный Дракон не являются этому оправданием. Никогда Айз Седай не клялась в верности ни одному мужчине. Сестры и Восседающие спорили, кто виноват, и Ранд с Аша’манами были во главе списка. Но кроме этого, одно имя упоминалось снова и снова. Элайда до Аврини а’Ройхан. Они обсуждали и Ранда тоже. То как его найти до начала Тармон Гай’дон. Они знали, что война приближается, несмотря на бездействие в утешении послушниц и Принятых, и им отчаянно хотелось наложить на него руки.