На скамье перед подносом красовалась подушка. Это была довольно потертая вещица, на которой было больше заплат, чем оставалось первоначальной ткани, но это была самая настоящая подушка. Эгвейн взяла ее и положила сбоку на стол, перед тем, как сесть. Приветствовать боль было легко. Она грелась от жара внутреннего огня. Через зал, как единый вздох, прокатился тихий шепот. Только когда она отправила первую маслину в рот, послушницы сели.
Она чуть не выплюнула ее обратно, так как ягода практически совсем испортилась, но после Исцеления она сильно проголодалась, поэтому она просто выплюнула косточку в ладошку и положила ее на тарелку, постаравшись тут же запить неприятный привкус глотком чая. В чае был мед! Послушницам давали мед только в исключительных случаях. Она сдерживала улыбку, подчищая тарелку, и она действительно ее очистила, подобрав все до крошки послюнявленным пальцем. Но не улыбаться было трудно. Сперва Дозин – Восседающая! – потом отступление Сильвианы, а теперь – это. Эти две Сестры были гораздо важнее послушниц и меда, но все вместе указывало на одну и туже вещь. Она выигрывала свою войну.
Глава 25
Прислуга Элайды
Зажав подмышкой кожаную папку с тиснением, Тарна направлялась наверх в апартаменты Элайды, стараясь держаться ближе к сердцевине Башни, хотя это означало, что ей придется воспользоваться, кажется, бесконечным числом лестничных пролетов. Дважды лестница исчезала оттуда, где, как она помнила, она должна была находиться, но если продолжать подниматься, то рано или поздно, но она дойдет куда следует. На лестнице ей не попалось ни одной живой души кроме случайных слуг в ливреях, которые кланялись или делали реверансы и вновь спешили по своим делам. Если бы она отправилась другим путем, то ей пришлось бы пройти мимо дверей, ведущих в кварталы других Айя, и возможно столкнуться с Сестрами. Ее палантин Хранительницы Летописей позволял ей входить в любую дверь, в любой Айя, но все-таки она избегала появляться везде, кроме Красных, и только когда требовал ее долг. Среди Сестер прочих Айя ее узкий красный палантин слишком бросался в глаза, разжигая взгляды на холодных лицах. Они не могли заставить ее нервничать, ну может немного, но все же… Она, сделав длинный шаг, перешагнула из одного интерьера Башни в другой. Она не думала, что все зашло настолько далеко, что дойдет до нападения на Хранительницу Летописей, но все же она не хотела рисковать. Исправление ситуации потребует долгих упорных усилий, что бы там себе не думала Элайда, но нападение на Хранительницу могло сделать процесс необратимым.
Кроме того, не отвлекаясь на постоянные оглядывания через плечо, она могла собраться с мыслями и подумать над тревожащим вопросом Певары, еще одним кроме предложения соединиться с Аша’манами. Кому из Красных можно было доверить подобную задачу? Призвание Красных Сестер охотиться на мужчин, способных направлять, заставляло их с подозрением относиться ко всем мужчинам, а большей частью просто ненавидеть. Живые родственники – брат или отец помогли бы избежать ненависти, или любимые кузен с племянником, но как только они уходили, с ними исчезали и привязанности. И доверие. И оставался еще один вопрос о доверии. Соединение с мужчиной нарушало древний обычай, который был силен почти как закон. Даже после данного Тсутамой благословения, кто не бросится доносить Элайде о соединении с Аша’манами? К этому времени, когда она добралась до дверей Элайды, находившихся всего на два яруса ниже вершины башни, она вычеркнула еще три имени из своего умозрительного списка. Спустя две недели список тех, в ком она была уверена, все еще состоял из одного имени, и для него подобная задача была почти невыполнима.
Элайда оказалась в гостиной, в которой вся мебель была позолочена и сверкала инкрустацией костью. Лежавший на полу ковер являл собой одно из прекраснейших творений Тира. Она сидела в кресле с низкой спинкой у мраморного камина, потягивая вино вместе с Мейдани. Несмотря на поздний час, было не удивительно видеть тут Серую. Большую часть ужинов Мейдани проводила с Амерлин и днем часто навещала по ее приглашению. Элайда в широком шестиполосном палантине, закрывавшем почти все плечи, внимательно разглядывала вторую женщину поверх хрустального бокала, словно черноглазый орел голубоглазую мышь. Мейдани, одевшая серьги с изумрудами и широкое ожерелье, чувствовала себя под этим взглядом очень неуютно. Ее полные губы улыбались, но при этом, кажется, дрожали. Другая рука, не занятая кубком, находилась в постоянном движении, то прикасаясь к изумрудной заколке в прическе, то приглаживая будто бы выбившуюся прядь, то прикрывая грудь, которую достаточно откровенно демонстрировал глубокий вырез ее платья из серебристого шелка. Нельзя было сказать, что у нее была очень большая грудь, но из-за ее худобы казалось, словно она была готова выпрыгнуть из платья. Женщина разоделась, словно на бал. Или для соблазнения.
«Утренние отчеты готовы, мать», – произнесла Тарна, слегка поклонившись. Свет! Она чувствовала себя так, словно ворвалась к любовникам!
«Ты не обидишься, если я попрошу тебя оставить нас, Мейдани?» – даже улыбка, которой Элайда одарила женщину, и та казалась хищной.
«Конечно нет, мать», – Мейдани поставила свой кубок на маленький столик возле своего кресла и вскочила на ноги, сделав реверанс, из-за которого чуть не осталась голой. – «Конечно нет». – Она вылетела из комнаты, с широко распахнутыми глазами и тяжело дыша.
Когда за ней захлопнулась дверь, Элайда рассмеялась. – «Мы были близкими подругами, когда были послушницами», – сказала она, поднимаясь на ноги, – «и я полагаю, она хочет возобновить наши отношения. Я могу ей разрешить. Она может о многом проболтаться, лежа на подушке, чем до сих пор. На самом деле, пока она не сказала ничего». – Она подошла к ближайшему окну и стояла, глядя на то место, где должен был быть построен ее фантастический дворец, способный стать выше самой Башни. Когда-нибудь. Если Сестры согласятся снова над ним поработать. Начавшийся еще с ночи, дождь продолжал падать, и маловероятно чтобы она смогла разглядеть фундамент этого дворца. Это пока было все, что удалось сделать. – «Налей себе вина, если хочешь».
Тарна с усилием сохранила прежнее выражение лица. Среди послушниц и Принятых близкие подруги нередко делили одну подушку, но девичьи игры оставались в прошлом вместе с ушедшим детством. Но не все Сестры, конечно, так считали. Галина сильно удивилась, когда Тарна отвергла ее после получения шали. Сама она считала мужчин куда привлекательнее женщин. Большинство, что и говорить, Айз Седай откровенно пугались, особенно, когда узнавали, что ты из Красной Айя, но за эти годы она встречала некоторых, кто не испугался.
«Это кажется странным, мать», – сказала она, положив кожаную папку на край стола, на котором стоял золотой поднос с чеканным узором, на котором стояли хрустальный кувшин и бокалы. – «Но она кажется вас боится», – Наполнив бокал, она понюхала вино прежде, чем отпить. Сохранение, похоже, пока работало. Пока. Элайда наконец-то согласилась, что это плетение, по крайней мере, должно быть достоянием всех. – «Словно она догадывается, что вы знаете о том, что она шпионка».
«Конечно, она меня боится», – сарказм так и сочился из голоса Элайды, но затем ее голос стал тверже камня. – «Я хочу, чтобы она боялась. Я собираюсь нажать на нее. К тому времени, когда я отправлю ее на порку, она сама себя привяжет к раме для бичевания, если я только прикажу. Если бы она знала, что я догадываюсь, Тарна, то она бы сбежала, чтобы не попасть в мои руки». – По прежнему глядя на ливень, Элайда сделала глоток. – «У тебя есть новости на счет остальных?»
«Нет, мать. Если бы я могла открыть Восседающим подробности, почему за ними должны следить…»
«Нет!» – отрезала Элайда, повернувшись к ней лицом. Ее платье было настолько сильно покрыто запутанной красной вышивкой, что серый шелк почти терялся посреди нее. Тарна предложила, что менее откровенная демонстрация ее бывшей Айя, она, конечно, использовала более дипломатичную формулировку, могла бы помочь примирить Айя вновь, но гнев Элайды был так силен, что с тех пор она об этом и не заикалась.
«Что если кто-нибудь из Восседающих с ними за одно? Я не стала бы делиться с ними. Эти глупые переговоры на мосту продолжаются, несмотря на мой приказ. Нет. Я им не доверяю!»
Тарна склонилась к бокалу, принимая то, что не в силах изменить. Элайда отказывалась видеть, что раз Айя не повиновались ее приказу прекратить переговоры, то они вряд ли станут следить по ее приказу за Сестрами из собственной Айя, не зная зачем. Высказывание же этого вслух только приведет к очередному взрыву.
Элайда уставилась на нее, словно желая удостовериться, что та не станет с ней спорить. Женщина выглядела твердой как никогда раньше. И более хрупкой. – «Очень жаль, что восстание в Тарабоне провалилось», – сказала она наконец. – «Думаю, с этим ничего нельзя было поделать». – Она часто это повторяла, в самый неподходящий миг, с тех пор как дошли вести о том, что Шончан удержали власть в стране. Но она не была настолько смирившейся с ситуацией, как пыталась показать. – «Я хочу услышать хорошие новости, Тарна. Есть что-нибудь новое о печатях от узилища Темного? Мы должны удостовериться, что больше нет ни одной сломанной». – Как будто Тарна могла это знать!
«Насколько сообщили мне Айя – нет. Не думаю, что такую информацию они стали бы скрывать». – Ей было жаль за вырвавшиеся слова, и она хотела бы вернуть их назад, словно никогда не произносила.
Элайда хмыкнула. Айя выдавали только струйки того, что докладывали им их глаза и уши, и она очень сильно возмущалась по этому поводу. Ее собственные соглядатаи были сосредоточены в Андорре. – «Как продвигаются работы в гавани?»
«Медленно, мать», – Из-за прекратившейся торговли в городе уже появилась нехватка продуктов. Если гавани быстро не удастся очистить, то скоро голод начнется в полную силу. Даже срезания части цепи, которая оставалась железной, оказалось недостаточно, чтобы очистить путь для судов для поддержания Тар Валона. Тарне с трудом удалось уговорить Элайду приказать начать разбирать охранные башни гавани, чтобы можно было удалить громадные куски квендияра. Но как и городская стена, башни были созданы и укреплены с помощью Силы, и разобрать их можно было только при помощи Силы. Древние строители сделали их на совесть и защитные плетения, похоже, не ослабли ни на волос. – «В настоящее время большую часть работ выполняют Красные. Сестры остальных Айя приходят время от времени, но и то помалу. Но все же я думаю, что в скором времени это должно изменится». – Они знали, для чего нужна эта работа, но могли просто обидеться – никто из Сестер не любил трудиться. Даже Красные, делавшие большую часть работы и те постоянно ворчали, но главное, что приказ исходил от Элайды, поэтому работа шла чрезвычайно медленно.
Элайда глубоко задышала и сделала еще один большой глоток. Кажется, ей он был нужен. Она так сильно сжала бокал, что на обратной стороне ладони стали видны все до одного сухожилия. Она двинулась по ковру словно хотела напасть на Тарну. – «Они снова бросают мне вызов. Снова! Я заставлю их повиноваться, Тарна. Заставлю! Напиши приказ, и как только я его подпишу, пусть объявят в каждой Айя», – она остановилась нос к носу с Тарной, ее темные глаза блестели как у ворона. – «Восседающие каждой Айя, которые не предоставят необходимого количества Сестер для работ по удалению цепей из башен, будут получать ежедневное наказание у Сильвианы, пока не исправятся. Ежедневное! И Восседающие тех Айя, что направляют Сестер на эти… переговоры, получат то же самое. Напиши и дай мне на подпись!»
Тарна глубоко вздохнула. Наказание могло сработать, а могло и нет, все зависит оттого, насколько стойкими окажутся Восседающие и Главы Айя. Она не думала, что все зайдет настолько далеко, что они просто вообще откажутся принять наказание. Это стало бы концом Элайды и, возможно, и самой Башни. Но публичное оглашение подобного приказа, не позволяющее ознакомиться Восседающим с ним в тайне и сохранить свое достоинство, было неправильным способом исправить дело. Если честно, то это был самый плохой способ. – «Если мне будет позволено сделать предложение», – начала она настолько деликатно, насколько умела. Она никогда не славилась своей деликатностью.
«Не позволено», – резко оборвала Элайда. Она сделала еще один большой глоток, осушив кубок, и скользнула через ковер, чтобы наполнить его снова. В последнее время она слишком много пьет. Тарна даже однажды видела ее пьяной! – «Как Сильвиана справляется с этой девчонкой – ал’Вир?» – спросила она, налив вина.
«Эгвейн каждый день проводит почти половину времени в ее кабинете, мать», – она сделала все возможное, чтобы сохранить тон нейтральным. Это был первый раз, когда Элайда справилась о молодой женщине после ее пленения, девять дней назад.
«Так много? Я хочу, чтобы ее приручили ради пользы Башни, а не сломали».
«Я… сомневаюсь, что она сломается, мать. Сильвиана будет очень осторожна». – И опять же это вовсе не в характере самой девчонки. Но это, все ж, было не для ушей Элайды. Она уже и так достаточно накричала на нее. Тарна уже научилась избегать тем, приводящих только к крику. Невысказанные советы и предложения были столь же бесполезны, как и не принятые советы и предложения, а Элайда почти никогда не прислушивалась ни к тем, ни к другим. – «Эгвейн упряма, но я полагаю, это скоро пройдет», – Девочка просто должна отступить. Галина, выбившая из Тарны ее блок, не израсходовала и десятой доли усилий, которые Сильвиана потратила на Эгвейн. Скоро девчонка должна отступить.
«Превосходно», – пробормотала Элайда. – «Превосходно». – Она оглянулась и на ее лице была маска спокойствия. Но ее глаза все еще блестели. – «Поместите ее имя в список моих служанок. На самом деле, пусть она сегодня же ночью мне прислуживает. Она может прислуживать нам с Мейдани сегодня за ужином».
«Как прикажете, мать», – Похоже, что, еще один визит к Наставнице Послушниц для Эгвейн был неизбежен, но, без сомнения, даже не будь этого вызова к Элайде, Эгвейн заслужила бы его другим способом.
«А теперь вернемся к твоим отчетам, Тарна», – Элайда села, скрестив ноги.
Поставив свой нетронутый бокал на поднос, Тарна взяла папку и села в кресло Мейдани. – «Обновленные охранные плетения, по-видимому, удерживают крыс за пределами Башни, мать», – как долго это будет продолжаться – другой вопрос. Она проверяла их каждый день. – «но на землях Башни были замечены вороны и вороны, следовательно, защита стен…»
* * *
Полуденное солнце, просвечивавшее сквозь листву высоких деревьев, главным образом дубов и кожелистов с небольшим числом тополей и величественных сосен, отбрасывало пятнистую тень. Похоже пару дней назад в этих местах пронесся ураган, так как тут и там лежали упавшие стволы деревьев, но все они были повалены в одном направлении, что позволяло без малейших усилий получить достаточное количество дров. Редкий подлесок позволял хорошо видеть во всех направлениях, и неподалеку среди камней журчал родник с чистой водой. Это было бы замечательное место для лагеря, если бы Мэт не был полон решимости ежедневно продвигаться на максимально возможное расстояние, но с другой стороны, это место идеально подходило для отдыха и скромного обеда. Дамонские Горы находились в добрых трех сотнях миль к востоку, и он рассчитывал добраться до них через неделю. Ванин утверждал, что знает контрабандистскую тропу, конечно, только по слухам, которые он случайно подслушал, но зато точно знал, где ее искать. По ней он обещал доставить их в Муранди за два дня. Это было куда безопаснее, чем пытаться пробиться на север в Андор или на юг к Иллиану. В любую сторону путь в безопасность был бы длиннее, а шансы наткнуться на Шончан – выше.
Мэт дожевал остатки мяса с задней кроличьей лапы, и бросил кость на землю. Лопин бросился за ней, в испуге погладив бороду, и сложил ее в ямку, которую они с Неримом вырыли неподалеку, хотя она все равно будет тут же раскопана лесными животными через полчаса после их отъезда. Мэт занес было руки, чтобы вытереть их о штаны, но Туон, сидевшая напротив него с другой стороны от небольшого костерка и догрызавшая ножку куропатки, строго на него посмотрела, вскинув брови, и шевельнув пальцами свободной руки Селусии, которой досталась вторая половина куропатки. Пышногрудая женщина не ответила, но фыркнула. Громко. Встретив пристальный взгляд Туон, он нарочно вытер руки о штаны. Он бы, возможно, сходил бы к роднику, где мыли руки Айз Седай, но с другой стороны, все равно вся их одежда к моменту прибытия в Муранди будет далека от идеальной чистоты. Кроме того, иной раз нелишне показать женщине, которая, не переставая, называет тебя Игрушкой, что ты никакая не игрушка. Она покачала головой и снова шевельнула пальцами. На этот раз Селусия рассмеялась, и Мэт почувствовал, как у него зарделось лицо. Он мог представить пару-тройку вещей, которые она могла про него сказать, чего он лично не желал бы слышать.
Сеталль, сидевшая на другом конце его бревна, убедилась, что бы он все равно их услышал. Соглашение, достигнутое с бывшей Айз Седай, не изменило ее отношение ни на волосок. – «Кажется, она сказала, что мужчины – свиньи», – сказала она, не отрываясь от вышивки, – «или только ты». – Ее темно серое платье для верховой езды было закрытым с высоким воротником, но она все равно носила свое серебряное ожерелье с брачным кинжалом. – «Еще, кажется, она добавила, что ты невоспитанный крестьянин, мужлан с грязными ногами, с грязью в ушах и соломой в волосах. Или же…»
«Думаю, я понял ход ее мыслей по направлению, которое вы задали», – процедил он сквозь зубы. Туон захихикала, хотя в следующую секунду ее лицо снова превратилось в лицо палача, строгое и холодное.
Вынув из кармана свою оправленную серебром трубку и кисет из шкуры козленка с табаком, он набил полную чашку и снял крышку с коробки чиркалок. Его зачаровывало то, как из них появлялся огонь. Когда он чиркал шероховатой красно-белой головкой огненной палочки по терке, прикрепленной снизу коробки, из нее во все стороны прорывались огненные шипы. Он подождал, пока в пламени не сгорит головка палочки, и только после этого раскурил трубку. Ему было достаточно одного неудачного раза, когда он втянул в себя запах и вкус серы. Он бросил догорающую палочку на землю и затоптал сапогом. Земля была еще влажной после вчерашнего дождя, но лучше не рисковать оставлять непотушенный огонь в лесу. В Двуречье, если начинался лесной пожар, его тушить собирались люди со всей округи на несколько миль в округ. И даже при этом все равно много леса успевало сгореть.
«Чиркалки не стоит тратить впустую», – сказала Алудра, поднимая взгляд от маленькой доски для игры в камни, поставленной на соседнем пне. Том, поглаживая свои длинные белые усы, не отрываясь смотрел на игровое поле. Он редко проигрывал в камни, но с тех пор, как они покинули цирк, она сумела выиграть у него пару партий. Две из дюжины или даже больше, но Том присматривал за каждым, кто выиграет у него хотя бы одну. Она отбросила свои украшенные бусинками косички за спину: «Чтобы мне сделать еще таких потребуется пару дней неподвижно сидеть на одном месте. У мужчин всегда найдется способ добавить женщине работы, так?»
Мэт выдохнул дым, если не с блаженством, то с должной степенью удовольствия. Женщины! На них приятно смотреть, и приятно проводить с ними время. Когда они не пытаются найти способ насолить. Тогда общение похоже на странный танец – шесть с половиной шагов вперед и дюжину назад. Так и есть.
Большая часть их отряда уже закончила с едой – две почти целые куропатки и один кролик на вертеле над костром – это все, что осталось, но они заберут все с собой, завернув в тряпицу. Утренняя охота вышла удачной, но нет уверенности, что вечер будет столь же удачен, а сухари и бобы не слишком питательная еда. Те, что закончили есть, разминались, или в случае с Краснорукими, проверяли вьючных животных. Их было почти шестьдесят, поделенных на четыре группы. Купить столько в Мадерине было дорого, но Люка помчался в город, чтобы лично совершить покупку, как только узнал про гибель на улице купца. Он даже почти – почти, но не совсем – был готов отдать собственных лошадей из цирка, лишь бы избавиться от Мэта. Большей частью лошади были нагружены припасами и инструментами Алудры. Но с другой стороны, Люка прикарманил большую часть золотого запаса Мэта. Кроме того, Мэт подарил на прощание увесистый кошель Петра и Кларин, но это был чисто дружеский жест. Он хотел помочь им пораньше купить гостиницу, о которой они мечтали. Того, что осталось у него в переметных сумах, было более чем достаточно, чтобы обеспечить им безбедное существование в Муранди, и тем не менее, все, что ему требовалось чтобы пополнить свой запас, это найти подходящую таверну, где играли в кости.
Лильвин с изогнутым мечом на широком кожаном ремне поперек груди, и Домон с коротким мечом на одном боку и с окованной металлом дубинкой на другом, сидя на бревнышке, болтали с Джуилином и Аматерой. Лильвин – ему пришлось называть ее этим именем, так как никакого другого она не признавала – дала понять, что она не собирается более избегать общества Туон и Селусии, и прятать глаза в случае встречи, однако было совершенно очевидно, что ей приходилось крепиться изо всех сил, чтобы все это выдержать. Джуилин засучил рукава своей черной куртки – верный признак того, что он чувствовал себя среди друзей, или, по крайней мере, людей, которым он мог доверять. Бывшая Панарх Тарабона по-прежнему крепко держала Ловца Воров за руку, но больше без дрожи пересекалась с Лильвин взглядами. Наоборот, она часто подолгу пристально всматривалась во вторую женщину, похоже, бросая вызов страху.
Сидя, скрестив ноги, прямо на земле, не обращая внимания на сырость, Ноэл играл в Змей и Лисичек с Олвером и дико врал про земли, лежавшие за Айильской Пустыней – что-то про огромный город на побережье, из которого ни одному чужеземцу не позволялось уезжать иначе, чем на корабле, а жителям и вовсе не разрешалось его покидать. Мэт желал бы, чтобы они нашли какую-нибудь иную игру. Всякий раз, как они разворачивали красный кусок материи с нарисованной на нем паутиной, он вспоминал про данное Тому обещание, и о том, что где-то у него в голове сидят проклятые Илфинн, а возможно и Элфинн тоже, чтоб они все сгорели. От родника вернулись Айз Седай, и Джолин прервала свой разговор с Блериком и Феном. Бетамин и Сита, следовавшие за ней по пятам, колебались, пока Зеленая не указала им жестом на бревно, на которое, держась подальше друг от друга, оставив между собой не срубленные сучки, сели Теслин и Эдесина, принявшиеся за чтение маленьких книжечек в кожаных переплетах, вынутых из кошельков на поясе. Обе – и Бетамин и Сита, заняли место позади Эдесины.
Соломенноволосая бывшая сул’дам наконец сдалась в странно захватывающим и болезненным способом. При этом болезненным и для нее и для Сестер. Когда она впервые неуверенно на вчерашней ночевке за ужином попросила их учить ее, они сперва отказались. Они стали учить Бетамин потому, что она уже начала направлять. Сита была слишком старой, чтобы стать послушницей, и на этом вопрос закрыт. Поэтому она каким-то образом повторила то, что сделала в свое время Бетамин, заставив всех троих с воплями и визгом скакать через костер в облаке танцующих искр, пока они не смогли обнять Силу. По крайней мере, Джолин и Эдесина. Теслин по-прежнему не хотела иметь никаких дел с сул’дам, бывшей или нет. При этом все трое поучаствовали в порке, от чего Сита все утро провела, ерзая в седле. Она и сейчас выглядела напуганной, толи Единой Силой, толи Айз Седай, но, что странно, ее лицо выглядело… удовлетворенным, что ли. Как это понимать, для Мэта было загадкой.
Что до него самого, то он и сам должен был чувствовать удовлетворение. Он справился с убийцами, не стал вслепую лезть в расставленную Шончан западню, предназначенную для убийства Туон, и еще раз надолго оставил голама позади. Он станет следить за труппой Люка, и об этом его предупредили, как бы мало пользы от этого не было. А через пару недель, а то и меньше, он окажется за горами в Муранди. Теперь перед ним была нелегкая задача, придумать, как безопасно отправить Туон назад в Эбу Дар, тем более, что теперь ему приходится оберегать ее от Айз Седай, замышлявших ее выкрасть, что означает несколько более частые встречи с ней. И попытки разгадать, что же творится за этими прекрасными глазками. Он должен быть счастлив как козел в амбаре с зерном, но не получалось.
С одной стороны, ужасно ныли все эти порезы, которые он заработал в Мадерине. Некоторые воспалились, хотя ему пока удавалось это скрывать. Он ненавидел трястись от лихорадки так же сильно, как и когда на нем использовали Силу. Лопин и Нерим зашили его как сумели, и он отказался от Исцеления, несмотря на все запугивания, к которым прибегли все три Айз Седай. Он сильно удивился, но из всех именно Джолин настаивала больше всех, и махнула рукой только после того, как он наотрез отказался. Вторым сюрпризом была Туон.
«Не будь дураком, Игрушка», – заявила она в его палатке, нависая над ним, сложив руки на груди, пока Лопин и Нерим работали над ним с иголками, а он сидел, сжав зубы. Повеявшим от нее духом собственницы, а почти все женщины хотят удостовериться, что их собственность отремонтирована надлежащим образом, было достаточно, чтобы он оскалился в улыбке, невзирая на иголки. И плевать, что он был почти раздет! Она вломилась внутрь и отказалась уходить, пока ее не выгонят силой, а он чувствовал себя не в том состоянии, чтобы пытаться выставить силой женщину, которая, как он подозревал, могла запросто сломать ему руку. – «Это ваше Исцеление – замечательная вещь. Моя Майлен его знает, и я приказала ей показать его остальным моим дамани. Конечно, многие глупо пугаются, если их касается Сила. Половина моих слуг рухнет в обморок от одного только предложения, и, не удивлюсь, если половина Благородных тоже. Но я не ожидала подобной глупости от тебя». – Если бы у нее было хоть четверть того опыта общения с Айз Седай, что был у него, то она бы поняла.
Из Мадерина они направились по дороге, словно ехали в Лугард, и как только из поля зрения скрылись последние фермы, они свернули в лес. В тот же миг, как они вступили под тень деревьев, в его голове снова завертелись кости. Это было второй причиной, ухудшавшей его настроение. Эти проклятые кости, барабанившие в его голове второй день подряд. Но, с другой стороны, трудно предположить, что они остановятся тут посреди лесной чащи. Что такого важного может произойти в лесу? Однако, он старался держаться подальше от любых населенных мест, обходя стороной даже крохотные деревеньки. Рано или поздно кости остановятся, но он готов подождать сколько угодно долго.
Туон и Селусия отправились к роднику умыться, о чем-то быстро переговариваясь на пальцах. О нем, он был уверен. Когда женщины шепчутся, склонив друг к другу головы, можно быть абсолютно уверенным.
Вскрикнула Аматера, и все головы повернулись в ее сторону. Мэт увидел причину одновременно с Джуилином – черная змея почти семь футов в длину быстро уползала от бревна, на котором сидел Джуилин. Лильвин с проклятьем вскочила на ноги, обнажив меч, но она оказалась не резвее Джуилина, который, выхватив свой короткий меч, бросился вслед за змеей столь стремительно, что уронил свою красную коническую шляпу.
«Дай ей уйти, Джуилин», – крикнул Мэт, – «Она так и так удирает. Дай ей уйти». – У змеи, видимо, было логово под этим бревном, и она очень испугалась, высунувшись наружу, и обнаружив там людей. К счастью, чернокопьевки живут уединенно.
Джуилин некоторое время размышлял, что для него важнее – успокоить дрожащую Аматеру или преследовать змею. – «В самом деле – какой в этом прок?» – сказал он, обнимая ее за плечи. В конце концов, он был горожанином. Едва Мэт напомнил ему об этом, тот встрепенулся, словно собирался вновь броситься следом за змеей. Но мудро сдержался. Чернокопьевки быстры словно молния, а с коротким мечом нужно подойти к ней вплотную. В любом случае, Аматера так сильно за него цеплялась, что ему бы понадобилось какое-то время, чтобы от нее избавиться.
Подхватив шляпу, висевшую на рукояти воткнутого в землю ашандерея, Мэт нахлобучил ее на голову. – «Солнце уходит», – сказал он, подходя к привязанному Типуну. – «Пора двигаться дальше. Заканчивай там, Туон! Руки уже чистые». – Он сделал попытку и дальше называть ее Драгоценной, но после объявления своей победы в Мадерине, она отказывалась на него откликаться, и даже слышать то, что он ей говорил.
Конечно же, она не стала торопиться. К тому времени, когда она вернулась, вытирая свои маленькие ручки о край полотенца, которое Селусия повесила на луку ее седла, чтобы его протереть, Нерим и Лопин уже до отказа набили яму для отходов, завернули остатки пищи и запихнули их в седельные сумки Нерима. Затем залили остатки костра водой, принесенной в складных кожаных ведрах из родника, а Мэт с ашандереем в руках был готов сесть в седло Типуна.
«Странен тот мужчина, который дает уйти ядовитой змее», – медленно сказала Туон. – «Судя по его реакции, чернокопьевка – ядовита?»
«Очень», – ответил он. – «Но змеи не кусают просто так то, что не могут съесть или им не угрожает». – Он вставил ногу в стремя.
«Ты можешь поцеловать меня, Игрушка».
Он открыл рот. Ее слова, произнесенные отнюдь не тихим голосом, приковали к ним всеобщее внимание. Лицо Селусии было столь натянуто и невыразительно, что невозможно было более красноречиво проявить свое неодобрение. – «Сейчас?» – сказал он. – «Когда мы встанем на ночлег сегодня вечером, мы могли бы прогуляться вдвоем…»