Майкл в растерянности уставился на него.
– Сэр Уолтер Деверо? Этот попугай? Человек Норфолка?
– Не будь идиотом. Она – твоя сестра, а ее брат – и твой брат тоже. Здесь все ясно как божий день.
– Стэнли, – негромко произнес Майкл. – У меня нет сестры. И брата тоже нет.
– Разве не твоим отцом был сэр Джон Деверо, сын лорда Уолтера Деверо, барона Феррерса Чартли? Он сражался с королем Ричардом Третьим против Генриха Тюдора, отца нашего короля.
– Продолжай.
– Продолжать?! Тебе что, неизвестна история собственного рода?
– Просвети меня. Пожалуйста.
Стэнли вздохнул и принялся рассеянно поглаживать черенок своего кинжала.
– Прошу прощения. Ты же сам говорил, что ты заблудшая овца, отколовшаяся от общего стада Деверо. Тогда я тебя неправильно понял. Я подумал, что ты ушел от них из–за какой–нибудь древней ссоры.
– Моей матерью была Елизавета Лэнгхам, придворная дама королевы. Она стала второй женой моего отца, сэра Джона Деверо, и умерла вскоре после моего рождения. Мой отец сражался за короля Генриха Седьмого и погиб во время корнуолльского восстания.
– Твой благородный отец сражался на другой стороне, Майкл. – Стэнли с сочувствием взглянул на приятеля.
Майкл умолк. Значит, это правда. Тайрон лгал ему.
– У меня есть брат и сестра…
Его изумление заставило Стэнли улыбнуться.
– Полагаю, что так.
– Ты сможешь устроить мне встречу с Маргарет? Насчет Уолтера я как–то не уверен.
– Между нами говоря, я не доверяю любому, кто дружен с Норфолком. По словам Мэг, его светлость пообещал ее брату титул кавалера ордена Подвязки по окончании празднеств, и мне совсем не хочется знать, что именно сэр Уолтер сделает для герцога взамен. Но я стараюсь без предубеждения относиться к своему будущему шурину. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, Гарри дал свое согласие на наш брак, а ее величество предложила Мэг место придворной дамы.
Майкл стиснул лапища Стэнли.
– Поздравляю… Стэнли, а ведь мы будем братьями!
– Эгей, и еще какими! – И Стэнли шутливо раскрыл юноше свои объятия. – Брат мой!
Они похлопали друг друга по спинам и весело расхохотались.
– За это непременно нужно выпить.
Стэнли зевнул.
– Завтра. Сейчас я, иду спать. Нам предстоит нелегкий, но великий день. Спи крепко и не позволяй блохам искусать себя. – У дверей Стэнли приостановился. – Я поговорю с Мэг. Быть может, ей понравится идея обзавестись еще одним братом.
– Спасибо тебе, Стэнли. Клянусь, ты славный малый и достойный будущий брат.
Майкл присел к холодному камину, задумчиво постукивая носком сапога по железной подставке для дров. Выходит, его отец был сторонником династии Йорков. И теперь у него есть брат и сестра. В конце концов, в этом мире он оказался не одинок.
В комнату вошел Пиппин, держа в руках корзинку с провизией, которую он стащил из кухни.
– Развести огонь в камине? – с надеждой поинтересовался он, сваливая свою добычу на маленький столик.
– Нет. – Ночь выдалась прохладной, но Майклу было жарко, очень жарко. Собственно, теперь ему всегда было жарко, за что следовало благодарить лихорадку и неугасимый огонь, опалявший его кожу. Заметив, что его слуга неодобрительно нахмурился, он добавил: – Ты можешь идти, если хочешь. И возьми с собой Конна.
В глазах Пиппина загорелся огонек пока еще слабого интереса.
– На всю ночь?
– Держи! – Юноша опустил пригоршню серебряных монет в жадно подставленную руку; их вполне хватило бы, чтоб весело провести время в обществе сговорчивых женщин. В мгновение ока Пиппин выскользнул за дверь.
За последние два дня Майкл почти не спал и изрядно вымотался, но заснуть не смог. Усталость превратилась в какое–то возбужденное и беспокойное бодрствование. Он не знал, куда себя девать. Во дворце царила относительная тишина. Майкл вынул из–за пазухи кинжал Бэкингема и поднес его к пламени свечи, любуясь искусной работой оружейных дел мастера. На рукоятке багровым огнем горели рубины, выложенные буквой «3» – Стаффорд.
– И что же мне с тобой делать, красавец?
В это мгновение раздался стук в дверь.
Майкл вновь спрятал кинжал под одеждой.
– Войдите!
На пороге вырос офицер в синем с золотом мундире, украшенном геральдическими лилиями.
– Сэр, миледи приглашает вас составить ей компанию, – по–французски произнес он. – Я провожу вас.
Майкл встал.
– Миледи желает меня видеть в такой час?
– Sub rosa[41], как говорят у вас в Англии. Конфиденциально.
Юноша оправил приталенный камзол, чтобы скрыть следы физического возбуждения.
– Sub rosa, показывайте дорогу.
Его абсурдные надежды застать маленькую лакомую штучку в прозрачных шелковых одеяниях пошли прахом, когда итальянец распахнул перед ним дверь в ярко освещенную комнату. Нос Майкла немедленно уловил смесь запахов лаванды и амбры, отчего перед глазами у него сразу же поплыли сладкие видения. Рене восседала на деревянной скамье с высокой спинкой, усеянной маленькими подушками голубого бархата с золотыми кистями. Она была полностью одета, если не считать головного убора, и водопад иссиня–черных локонов обрамлял ее маленькое личико.
Дородная пожилая дама сидела на подбитом войлоком стульчике рядом с камином, в котором пылал огонь, и игла в ее руках сновала взад и вперед, ежесекундно погружаясь в то, что издалека казалось прозрачной белой блузкой. Майкл немедленно вспотел.
Рене с улыбкой приветствовала юношу, знаком предложив ему войти, как будто полуночные визиты мужчин были для нее самым обычным делом.
Отсутствие кровати означало, что это – приемная двухкомнатных апартаментов. И действительно, юноша заприметил закрытую дверь прямо напротив входа. Повсюду трепетали огоньки зажженных свечей.
Между скамьей и камином, занимая почти все свободное место, стоял большой дубовый стол, покрытый войлоком. На нем ждали своего часа кувшин, два кубка и украшенная эмалью коробочка.
Майкл отвесил хозяйке церемонный поклон, не зная, чего ожидать. Обычно любовные свидания проходили без слуг. Рене похлопала по подушке рядом с собой.
– Проходите и присаживайтесь.
«Она играет со мной», – подумал юноша, осторожно опускаясь подле нее на деревянную скамью. Она поймала его взгляд и, очевидно, угадала, о чем он думает. Воздух между ними словно заискрился, как бывает перед грозой.
– Как вам ваше новое жилище, нравится? – Голос ее был неожиданно хриплым и трепетным.
– Да, мадам. Моя комната… Я считал свою комнату роскошной до тех пор, пока не побывал в вашей. Здесь просто великолепно! – Майкл указал на огромный гобелен, вытканный в античном стиле, некогда забытом, но потом воссозданном флорентийскими мастерами.
– Он называется «Le Triomphe d'Amour»[42]. Оригинал представляет собой фреску в моей спальне в Амбуазе, созданную маэстро Рафаэлем ди Перуджа, блестящим молодым художником, восходящей звездой при французском дворе.
Принцесса произнесла имя художника с мягким, ласкающим придыханием, и Майкл решил, что этот Рафаэль ему не нравится. Желая произвести на нее впечатление, он прочел надпись по–латыни внизу гобелена: «Итак, кем бы я ни был, меня всегда будут называть Тенью, принадлежащей тебе: сила любви достигает даже берегов Смерти».
Майкл улыбнулся ей и процитировал следующие строки, которые, как это ни удивительно, врезались ему память: «И здесь, даже если приветствовать меня придет целый сонм прекрасных полубогинь, которых падение Трои сделало рабынями героев Греции, ни одна из них, Цинтия, не сможет доставить мне удовольствие так, как это делаешь ты. И да простят меня праведники, хотя преклонные годы изменили тебя, но тело твое навсегда останется дорогим для слез моих».
– Браво! – Принцесса прикоснулась пальцами одной руки к ладони другой, что, видимо, символизировало бурную овацию.
– Меня воспитали на римских авторах, но, – уголки губ юноши приподнялись в улыбке, творчество Проперция[43]больше подходит мечтательным девицам, как и ваш очаровательный гобелен.
– Вы находите его сентиментальным? – Рене, надув губки, задумчиво созерцала свое сокровище.
– Взгляните, его меч сломан, крылья изорваны в клочья, – Майкл указал на обнаженного, покрытого сажей и копотью светловолосого ангела, стоящего на коленях перед своей смертной возлюбленной, – но вместо того, чтобы сражаться с волками, гложущими его излохмаченные крылья, он плачет, уткнувшись в колени женщины. Романтическая сцена, но вряд ли ее можно назвать героической.
– Это спорный вопрос. Он поплатился своим местом в раю, изгнал своих демонов и обрел утешение в объятиях возлюбленной. Его слезы очищают. А его капитуляция означает торжество любви.
– Прошу прощения за то, что не соглашаюсь с вами. Меня воспитали солдатом. По моему мнению, женоподобный ангел не обладает стойкостью характера, необходимой для того, чтобы сразиться со своими врагами. Это… сентиментальная слабость.
– Слабость! Вы полагаете его уязвимость слабостью, но вы ошибаетесь. Взгляните на поверженных мужчин на заднем плане. Взгляните на кровь на его мече. Он сломал его, потому что устал от войны. Предположим, он отрекся от любви ради славы будущих битв и побед. Неужели он стал бы счастливее? Разве поэты не учат нас тому, что высшая ценность заключается в любви и славе, потому что привкус последней горек без первой?
Майкл изумленно вглядывался в раскрасневшееся лицо Рене и ее сияющие глаза.
– Для чего я здесь? – прошептал он. – Для любви… или славы?
– И для того, и для другого. – Принцесса наполнила кубки и предложила один ему. – Бретонское яблочное бренди?
Он наблюдал за ней, глядя на ее лицо поверх края кубка, потягивая обжигающую жидкость и гадая, какой еще сюрприз преподнесет ему шальная фея. А она отставила в сторону кубок и открыла небольшую коробочку. Карты! Рене быстро перетасовала их и выложила аккуратным столбиком на столе.
– А сейчас я научу вас играть в примеро[44]. Это любимая игра короля Генриха, хотя игрок из него неважный и он частенько спускает крупные суммы. Я покажу вам все трюки, научу, как запоминать карты, которые находятся на руках у наших противников, и как побить их, но при этом вы должны всегда проигрывать королю. Понятно?
Юноша зачарованно кивнул.
– Да, кстати, у меня для вас есть послание. Миледи Анна поручила мне передать, что она хочет встретиться с вами вновь. Наедине.
Послание оказалось настолько неуместным, что Майкл растерялся. Выходит, ей все известно о прошлой ночи.
– Понимаю.
– И что же?
– Прошу прощения?
Рене нетерпеливо вздохнула.
– Какой ответ вы дадите леди Анне?
Юношу охватил гнев. Существовало только одно слово для описания того, чем она занималась.
– Надеюсь, она будет поминать меня в своих молитвах.
– И это все? Вы не желаете увидеться с ней еще раз? – допытывалась Рене.
– Я буду встречаться с леди Гастингс на публичных мероприятиях и восторгаться ею издали.
Крылья носа Рене гневно затрепетали.
– Прошлой ночью вы не испытывали никаких душевных терзаний, восторгаясь ею вблизи!
«Однако», – подумал Майкл.
– Мадам, раз уж вы откинули все формальности, я выскажу вам все, что думаю, но мои слова предназначены только для ваших ушей. Итак, я приехал ко двору не для того, чтобы совершенствоваться в искусстве внебрачного сожительства, создавая себе репутацию интригана, а для того, чтобы заслужить славу доблестного воина и достойного спутника его величества. И мои вчерашние поступки вполне сообразуются с моими целями. – Он метнул выразительный взгляд в спину камеристки принцессы, а потом поднял глаза на Рене, словно говоря: «Более я не скажу ни слова до тех пор, пока здесь находятся лишние уши».
– Адель не понимает ни слова по–английски, – недовольно поджала губы Рене. – Так что вы можете говорить вполне откровенно.
– Полагаю, что выразил свое мнение совершенно недвусмысленно. Прошлой ночью я спасал жизнь своего короля. И преследовать леди и далее было бы с моей стороны бесчестно.
В глазах у принцессы засветилось понимание.
– А что, если я скажу вам, что король вновь подвергается смертельной опасности и ваша честь и доблесть все еще необходимы для того, чтобы спасти его?
– Это Анна просила передать мне эти слова?
– Не совсем. Но у меня сложилось впечатление, что ее брат–герцог продолжает злоумышлять против короля и намерен использовать ее в качестве приманки. Что произошло после того, как вы с Анной покинули бал–маскарад?
– А что понадобилось вам в подвале?
– Я следила за ней. Она – моя подруга, и у нее талант впутываться во всякие неприятности. Прошу вас, расскажите мне о том, что случилось прошлой ночью.
– Анна увлекла меня за гобелен с изображением Венеры, где мы стали ждать, когда герцог набросится на меня с кинжалом в руке. Но я обернулся вовремя и обезоружил его.
– Он видел ваше лицо?
– Нет. Как, впрочем, и я не видел его лица, но узнал его.
– И как же вам удалось его остановить? Вы его ранили?
– Я лишь вырвал у него кинжал, а потом просто прогнал его.
– Как вы поступили с Анной? Вы говорили о том, что случилось? И что же было далее?
Пока она засыпала его вопросами, Майкл любовался ее запрокинутым личиком и настороженным блеском в глазах. Но не мог же он рассказать Рене о том, как задрал Анне юбки до пояса и овладел ею, прижав к стене, после чего повторил приятную процедуру еще несколько раз в ее постели, пока не наступил рассвет.
– Я сказал Анне, что какой–то мужчина попытался срезать мой кошелек и я спугнул его. Более мы на эту тему не разговаривали.
Рене пристально взглянула ему в глаза.
– Это ведь не все, но большего вы мне не скажете, верно?
«Зато я могу показать тебе», – хмуро подумал Майкл. Он чувствовал, что интересен ей, что девушка опасается его, и в то же время ее тянет к нему. Чтобы узнать интересующие ее подробности, ей совсем не обязательно было приглашать его в столь поздний час к себе и обучать премудростям игры в примеро.
Что–то прошелестело за окном, а секундой позже раздался зловещий визг, перешедший в хохот. Рене испуганно вздрогнула и прильнула к нему, ища защиты и со страхом глядя на темные оконные проемы.
– Что это было?
Майкл обнял ее за плечи и почувствовал, что девушка вся дрожит.
– Не знаю, – пробормотал он, вдыхая душистый запах ее волос. Она казалась ему хрупкой и уязвимой. – Хотите, чтобы я посмотрел?
Рене стиснула его руку и кивнула.
– Пожалуйста.
Он оставил ее на скамье возле камеристки, подошел к многостворчатому окну, распахнул его и выглянул наружу. Вокруг царила кромешная тьма. Холодный ночной воздух показался Майклу благословенным бальзамом, остудив его разгоряченный лоб и приглушив желание. Над рекой висел густой туман. Ниже по течению вспыхивал и тут же гас какой–то огонек. Напрягая зрение, Майкл понял, что это фонарь, укрепленный на мачте лодки. Все было тихо, и в этом молчании не чувствовалось ничего угрожающего. Внезапно из темноты вынырнул филин и пролетел мимо, обдав Майкла нечистым запахом и заставив его отпрянуть в комнату. Рене тихонько вскрикнула.
– Это ворона? Или летучая мышь?
– Ни то, ни другое. – Майкл коротко рассмеялся. – Филин. Ничего страшного.
Он отогнал назойливую птицу и закрыл окно на крючок.
– Филин? – Лицо Рене залила смертельная бледность. Камеристка сунула ей в дрожащую руку кубок с бренди и заставила сделать большой глоток. Рене содрогнулась всем телом. – Ненавижу филинов. И сов тоже.
Майкл вернулся к столу и опустился на скамью рядом с ней, наслаждаясь заслуженной славой.
– С вами все в порядке? Быть может, мне лучше уйти?
Рене взглянула ему в глаза, стараясь прочесть его мысли.
– Вы нам поможете? Анна не скажет мне, что затеял Бэкингем. А как иначе я смогу защитить ее, если она будет хранить молчание? – Девушка крепко вцепилась в рукав его камзола побелевшими пальцами. – Прошу вас, Майкл! Узнайте у нее все подробности, а потом мы с вами вместе подумаем и составим план, как нам спасти его величество и Анну от ужасной беды.
Почти осязаемый страх девушки тронул его сердце. Ему хотелось поверить ей, помочь и спасти, но какое–то непонятное и тревожное ощущение, которое он даже не взялся бы писать словами, не давало ему покоя.
– Почему вы пытались помешать мне спасти короля прошлой ночью?
Она опустила глаза.
– Я боялась за вас.
Юноша улыбнулся.
– Итак, мне нужно все хорошенько обдумать, после чего я извещу вас о своих планах.
– У меня есть идея. Я скажу ей, чтобы она зашла к вам в комнату завтра вечером перед ужином.
От изумления у молодого человека отвисла челюсть. Этак, чего доброго, своевольная нахалка пожелает присутствовать при его встрече с Анной.
– Миледи, я вполне способен сам назначить собственное свидание!
Пожилая камеристка, не оборачиваясь, негодующе фыркнула. Майкл, прищурившись, бросил пронзительный взгляд на Рене. – А я–то думал, старая карга не понимает ни слова по–английски.
– Старая карга прекрасно понимает ваш повышенный тон, сэр, – высокомерно заявила ему принцесса.
– Еще совсем недавно вы называли меня Майклом.
– Это была неподобающая вольность с моей стороны. Прошу извинить меня. Мне не следовало так фамильярно именовать вас.
– А все это, – Майкл широким жестом обвел комнату, – вполне подобающе?
– Я пригласила вас, чтобы обсудить серьезные вопросы, не терпящие отлагательств. Как незнакомые путешественники, едущие в одном направлении, зачастую ночуют в одной и той же кровати, так и мы с вами должны объединить усилия, чтобы разрушить изменнические планы герцога.
У Майкла – в который уже раз! – от изумления отвисла челюсть. Внутренний голос подсказывал ему, что его попросту используют. Ее любезность, которая то появлялась, то исчезала вновь, похожая на журчание весеннего ручейка, была наигранной и, несомненно, служила какой–то вполне определенной цели.
– Итак, – сказал он, – больше никаких карт?
Лукавая улыбка, которую она послала ему, собирая колоду, едва не сразила его наповал.
– Расскажи мне о своей госпоже. Какая она?
Армадо Бальони, едва держась на ногах, уставился покрасневшими от выпитого глазами на грязный стол таверны «Колокол и петух».
– С ней нелегко.
Уолтер презрительно фыркнул в ответ.
– Ты цедишь слова, как мелочный еврей дает в долг под проценты.
– Роrса miseria![45]– выругался Армадо, когда неудачно выпавшие кости лишили его последних, да к тому же еще и взятых взаймы денег. – Уолтер, одолжи мне еще один золотой. Удача вот–вот вернется ко мне. Я чувствую ее!
– Какой занятный… у тебя… медальон, – Уолтер задрожал от возбуждения.
– А–а–а! Bene, bene![46]– Армадо сорвал цепочку с шеи и швырнул ее на стол. – Это чистое золото! Одолжи мне еще монету!
Уолтер задумчиво покрутил в пальцах медальон с золотым крестом на черном фоне. Крошечными золотыми буквами внизу по–латыни был выгравирован девиз: «Солдаты на службе Господа». Норфолк будет доволен.
– Как получилось, что ты оказался в подчинении у принцессы? Ты давно ей служишь? И королю Франции ты служишь тоже?
Армадо раздраженно передернул плечами.
– Бывший солдат Рима должен как–то зарабатывать себе на жизнь.
– На легкую жизнь, очевидно, если ты уже два дня подряд оставляешь свой пост.
– Ба! – Армадо откинулся на спинку стула. – Сегодня вечером она развлекается.
– Вот как? И кто же этот чертов счастливчик?
– Никто. Высокий светловолосый малый из Ирландии. Уолтер, еще пару золотых?
Уолтер постарался скрыть за неуместной веселостью внезапно охватившую его ярость и сгреб медальон со стола.
– Как ты отнесешься к тому, чтобы одним махом оплатить все свои долги?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Живите сегодняшним днем и как можно меньше доверяйте дню завтрашнему.
Квинт Гораций Флакк. Оды
Черные хищные птицы кружили над казематами, издавая леденящие кровь хриплые крики и стуча когтями и клювами в витражные оконные стекла. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, во рту у нее был кляп. Она попыталась крикнуть во весь голос, но издала лишь слабое хныканье. Повсюду царила кромешная тьма. Она была одна – как всегда. Никто не придет ей на помощь. В темноте вдруг замерцал тусклый свет и зазвучал хриплый шепот: «Доверься мне, доверься…»
Но она не могла этого сделать и должна была сражаться в одиночку. Солнечный свет. Бретань. Беги! Беги, и спасешься… С громким лязгом разлетелись оконные стекла. В комнату хлынули страшные черные птицы. Они схватили ее за руки, принялись тормошить, выкрикивали ее имя… Рене пронзительно закричала.
– Открой глаза, дитя мое.
Задыхаясь, Рене вдруг обнаружила, что сидит на постели в ворохе смятых простыней, судорожно вращая широко раскрытыми, но ничего не видящими глазами. Ночная рубашка на спине промокла от пота. Перед ней вдруг возникло полное лицо камеристки, искаженное беспокойством. За окном ее комнаты тусклый рассвет полосовали струи дождя. Девушка испуганно вздрогнула и сжалась в комочек. Гроза. Господи Иисусе, она буквально разваливается на куски. Тем не менее, она обязана взять себя в руки и исполнить свой долг.
В углах комнаты замерцали теплые огоньки свечей, и их сияние понемногу вернуло девушке душевное спокойствие.
– Выпейте! – В руках у нее появилась теплая чашка; на лоб легла прохладная влажная ткань. – Гнусная, мерзкая погода. – Адель погрозила в сторону окна кулаком. – Ух!
– Спасибо! – Рене отпила глоток сладкого вина.
Перед ее внутренним взором все еще проплывали обрывки ночного кошмара: черные птицы, обманчивый блеск золота, страшное осознание того, что ей придется пожертвовать частью себя, чтобы выжить. Рене взглянула в окно. Отвратительная погода. Что же ей делать с Майклом и Анной? Пожалуй, не следовало помогать ему получить приличное жилье. Тогда она могла бы организовать «случайную встречу» в своих апартаментах.
А Майкл… Майкл оказался восхитительным, наивным и чрезвычайно опасным. В нем чувствовались сила и упорство. Он быстро учился, схватывал все на лету, моментально взвешивал и прикидывал, подкрадывался исподтишка и очаровывал. У него такие длинные, сильные и быстрые пальцы… По тому, как мужчина учится играть в примере, можно узнать многое. Он же оставался для нее загадкой. Джокером. Неопределенной величиной. Она не доверяла ему ни на грош.
Откинув в сторону простыни и покрывала, Рене босиком подбежала к бюро. Здесь стояли два железных ящичка. В одном лежали ее драгоценности, в другом – письменные принадлежности. У каждого внизу были выгравированы три серебряных кружочка. Принцесса придвинула к себе один ящичек, особым образом коснулась трех серебряных точек, и резная крышка откинулась.
– Запереть бы вас на годик в монастырь, вот тогда был бы толк.
Ворча, Адель раскладывала на кровати предметы одежды: тончайшую батистовую блузку с мелкими сборками, буфами и кружевными манжетами, которые будут выглядывать из рукавов ее платья; ярко–красную атласную верхнюю юбку; нижнюю юбку; платье с низким вырезом из переливающейся бордовой тафты и черного бархата.
– Не помню, чтобы я интересовалась твоим мнением, старая ведьма.
Рене вынула из ларца свиток пергамента, обмакнула перо в чернильницу и принялась мысленно составлять послание для Руже.
Адель презрительно фыркнула в ответ.
– Дочь Франции не должна плести интриги с посторонними мужчинами в собственной спальне среди ночи, – изрекла она, пряча круглый футлярчик с амброй и лавандой в сумочку черного бархата, расшитую золотой нитью и украшенную рубинами. Она прицепила ее к золотому поясу, который принцесса повяжет на талии. – Вы составляете заговор с целью обворовать кардинала, вас, как мужчину, учат сражаться, вы дразните могущественных лордов, играете в карты и флиртуете с ничтожествами… Фу!
– Ты знаешь, что сделал бы со мной Длинноносый, если бы я отказалась? Отдал бы Субизу!
– Ваш слабак–художник немногим лучше. Вам нужен сильный мужчина, который заботился бы о вас, – разглагольствовала старая служанка, любовно выкладывая на покрывало дамские перчатки из лайки с прорезями на пальцах, позволяющими увидеть кольца и перстни, кроваво–красные чулки и шерстяные рейтузы, шелковые подвязки и оловянные крючки, предназначенные для того, чтобы поддерживать вышитый подол платья, не позволяя ему запачкаться.
– Рафаэль – тонкая творческая натура, – возразила Рене, почесывая пером кончик носа.
– Самый обыкновенный попрошайка. Он даже не в состоянии оценить по достоинству тот бриллиант, что свалился ему в перепачканные краской ладони. Он не заслуживает вас, дитя мое. – На воротник платья Адель выложила горжетку из меха куницы и роскошный капор, сшитый по последней французской моде.
– Нет, заслуживает! – пылко вскричала Рене, с недовольством глядя на испорченное письмо, на котором красовалась клякса. Ну вот, теперь придется переписывать.
– Упрямая девчонка! Вылитая королева–мать, которую я любила всем сердцем. Вы ведь знаете, что я говорю правду. Ваш художник слаб и немощен. Он не сможет дать вам детей, о которых вы мечтаете, маленьких мальчиков и девочек, которые бегали бы наперегонки по берегу Луары. Я вижу это по белкам его глаз, по цвету его кожи. Вам нужен сильный и взрослый мужчина с горячей кровью, способный обогатить вашу жизнь счастливым детским смехом.
– Твоя болтовня мешает мне сосредоточиться и составить важное письмо.
Принцесса зачеркнула неудачно подобранные слова. Ей нужна была уместная заключительная фраза, которая вселила бы в Руже страх перед гневом Длинноносого. Но сосредоточиться девушка не могла. Диагноз, поставленный служанкой, перечеркнул беззаботное будущее, за которое она столь отчаянно сражалась.
– А если ты ошибаешься?
– Разве такое бывало?
Рене крепко зажмурилась и стиснула зубы. Все–таки Адель знает ее как никто другой. Принцесса очень любила детей и обожала играть со своими маленькими племянниками.
– Прошу тебя, не будем более обсуждать мое положение. Я здесь, и я намерена исполнить свой долг. – И Рене принялась перечитывать письмо.
– Мне нужны драгоценности.
– Сколько еще наглядных показов понадобится тебе, для того чтобы ты наконец выучила шифр на память?
– А когда вы наконец поймете, что играете с огнем? – Адель пробормотала что–то невнятное на своем древнем диалекте.
Рене вперила в старую камеристку гневный взгляд.
– Мне послышалось, или ты и впрямь обозвала меня маленькой гусыней?
– Вам виднее! – Адель встряхнула пару коротких кожаных сапожек с квадратными носами, красными атласными лентами вместо завязок и золотыми пряжками, а потом уронила их на пол в изголовье кровати.
– Нудная старая карга!
Рене пододвинула к себе второй ларец и вновь в строгой последовательности нажала на серебряные кругляшки на днище.
Не успела крышка распахнуться, как Адель тут же вытряхнула на стол все его содержимое. Здесь были золотые кольца с черными сапфирами и кроваво–красными рубинами; агатовые медальоны, украшенные камеями родителей Рене; брошь с большим черным хрусталем, окруженным рубинами, с эмблемой дикобраза – гербом короля Людовика XII; еще одна брошь с россыпью мелких черных турмалинов, изображающих бретонского горностая на поле из бриллиантов; ожерелья и браслеты в тон с кулонами в виде золотых геральдических лилий и маргариток, украшенные рубинами, перламутровыми белыми и черными жемчугами и сверкающим турмалином; наконец, четки из ограненных огненных опалов, черного янтаря и гранатов в золотой оправе.
Рене выразительно закатила глаза, когда Адель ссыпала все драгоценности себе в подол.
– Разве сегодня утром я выступаю перед английским парламентом или присутствую на собственной коронации? – язвительно поинтересовалась она.
Но старая камеристка лишь презрительно фыркнула в ответ.
– Вы – принцесса Франции, герцогиня, владеющая огромными и богатыми доминионами. Поэтому и выглядеть должны соответственно. Фамильярность порождает презрение, а вы вели себя чересчур уж фамильярно с некоторыми совершенно ничтожными личностями при этом дворе.
– Господи! – рассмеялась Рене. – Неужели ты думаешь, что я влюбилась в Майкла Деверо? Ха! Я всего лишь играю с ним.
Адель скривилась и бросила на свою подопечную хмурый взгляд.
– Не будьте слишком самоуверенной. Он тоже может начать играть с вами. – И старая камеристка очень похоже изобразила игривый смех, которым давеча весь вечер заливалась Рене в присутствии Майкла.
Принцесса вспылила.
– Вот, разогрей лучше воск. Я должна закончить начатое.
– У Элизабет Лэнгхам не было сына. Она умерла от бубонной чумы через три месяца после того, как наш отец женился на ней, – внушал сестре Уолтер, провожая ее в часовню францисканцев в Гринвиче. Какой бы ни была погода, присутствие на мессе с их величествами считалось обязательным.
Мэг нахмурилась.
– А как ты объяснишь наличие у него татуировки на запястье, о которой говорил мне Стэнли? Люди не впрыскивают себе под кожу краску просто ради удовольствия. Более того, родовой герб Деверо вышел из фавора, после того как король Ричард Третий проиграл битву за трон Генриху Тюдору. Зачем же выставлять себя напоказ как сына погибшего предателя, лишенного к тому же всех гражданских и имущественных прав? Думаю, наш отец хотел, чтобы он…
– Сэр Джон умер в том же году, что и его вторая жена. У него просто не было времени зачать и вырастить сына.