У многих в ирландском обществе сформировалось убеждение, что нейтралитет представлял собой некую форму моральной политики ирландского государства. Для них нейтралитет стал путеводной звездой для принципов демократии, миролюбия, справедливости и равенства в международных отношениях. Часть ирландского общества как во время Второй мировой войны, так и после нее, смотрела на это как на еще одну войну между корыстными Великими Державами, войну, в которой Ирландия храбро, самоотверженно и самоуверенно отказалась запятнать себя союзом с англо-американским блоком, лицемерно выдававшим это за войну во имя свободы и демократии против фашизма и нацизма, когда их главный союзник, Советский Союз, имел сомнительную репутацию по этой части. Ирландия не предала свой нейтралитет даже тогда, когда война была выиграна и другие нейтралы, особенно в Латинской Америке, без всякого стыда примкнули к победившим союзникам в конце 1944 и в 1945 году. Поэтому нейтралитет и, шире, все, что с ним связано, трансформировалось в народном сознании ирландцев в пережиток, тормозивший развитие ирландской внешней политики в течение всех послевоенных лет.
Хотя некоторые из этих популярных стереотипов и содержат зерно истины, с беспристрастной исторической точки зрения они отражают сложные довоенные реалии, истоки и становление ирландского нейтралитета неверно и неточно. Попытки обосновать такие взгляды действительно имели место в правительственных и общественных кругах, но являлись второстепенными по отношению к главной причине — объявить и сохранить нейтралитет в течение раннего и самого опасного этапа войны, когда перевес был на стороне Германии. В то время решающим фактором являлся прагматичный реализм на службе у чувства самосохранения, который, правда, был тесно сплетен с национализмом, страждущим размежевания независимой Ирландии и Великобритании. Судьба евреев и других малых народов, преследовавшихся нацистами, не вызывала особого интереса или сентиментальных чувств у ирландцев. Эффективный военный нейтралитет рассматривался как воплощение национального самоопределения, как памятник сопротивлению Ирландии настойчивым предложениям англо-американского блока разделить все тяготы войны. При детальном рассмотрении того, как обосновывался военный нейтралитет Ирландии, становится ясно, что эта политика была отнюдь не бескорыстной. Скорее это был обычный прагматизм национального государства, пытавшегося выработать политику, гарантирующую выживание.
В этом свете провозглашение и сохранение военного нейтралитета Ирландии во время войны не является чем-то неожиданным или необычным, поскольку большинство молодых и небольших (или слабых) государств обычно крайне озабочены сохранением своей недавно обретенной независимости и отказываются поступиться, даже временно, хоть какой-нибудь ее частью в пользу бывшего сюзерена. Ирландский нейтралитет определял национальную независимость. С точки зрения правительства Эмона де Валеры и правящей партии Фианна Фойл (ирл. «солдаты судьбы») нейтралитет являлся оправданной демонстрацией недавно обретенной независимости во внешней политике и права объявлять войну и заключать мир — права, которое, как считал де Валера, ирландское государство в полной мере обрело лишь после того, как по англо-ирландскому соглашению от 1938 г. вернуло себе основные торговые порты. Главная антипатия ирландских националистов — участие в войнах, ведущихся Англией — бытовала среди ирландских народных масс уже многие столетия. Подозрения в том, что Британия пытается привлечь Ирландию на сторону союзников, так и не были рассеяны, несмотря на недемократичное, тоталитарное и антихристианское поведение ее германского противника, который не желал уважать нейтралитет и неприкосновенность малых народов и государств.
Дж. Ли добавляет: «Не нужно было никакой сильной государственной воли, чтобы заявить о нейтралитете… Большинство европейских государств, не говоря уже о Соединенных Штатах, сделали это в 1939 году… Нейтралитет не требовал ничего исключительного и применительно к внутренней политике. Все партии ирландского парламента поддерживали его.» Когда Ирландия провозгласила свой нейтралитет в 1939 году, аннексию нацистами нейтральной Бельгии и Нидерландов в мае 1940 года предвидеть было еще нельзя. Когда Гитлер, после победы над Францией в мае 1940 года, обратил свой взор на Британию, разумно ли было беззащитной Ирландии отказаться от нейтралитета, присоединиться в борьбе против нацистской Германии к осажденной, находящейся в отчаянном положении Британии, разрешить ей использовать лишь недавно возвращенные торговые порты в военных целях в обмен на туманное обещание о будущем объединении острова, — особенно когда британское правительство не приняло выдвинутые ольстерскими юнионистами условия объединения? Выдвинутое Британией беспрецедентное предложение к июню 1940 года уйти из Северной Ирландии оказалось несвоевременным. Если бы оно было выдвинуто в менее сложное мирное время, реакция Ирландии, возможно, была бы другой. Однако де Валера, по понятным соображениям, посчитал это признаком слабости Британии; в начале лета 1940 года вызывало сомнение, а переживет ли вообще Англия нападение нацистов, и будет ли в состоянии выполнить обещание, данное независимой Ирландии? К июню 1940 года Германия контролировала все западное побережье Франции, что в любом случае делало южные ирландские порты в Бере, Коу и Лох Свилли неподходящими для британских военных нужд, поскольку они находились в хорошей досягаемости для германских подводных лодок и бомбардировщиков. Нейтралитет, к вящей ярости разгневанного Черчилля, официально продолжал оставаться самой оптимальной внешней политикой.
Парадокс состоял в том, что нейтралитет Ирландии поначалу преследовал ту же цель, что и под конец — самозащиту; но эта цель, в конечном счете, стала концом для самой ирландской внешней политики. В 1983 году Патрик Китинг писал, что для Фианна Фойл и страны в целом нейтралитет, наряду с возрождением ирландского языка и восстановлением целостности страны, стал сакрализованным «триптихом традиционных популистских символов» народного сознания. Необоснованная приверженность и поддержка нейтралитета в общественном сознании все еще мешает выработать четкий курс ирландской внешней политики. Сейчас, однако, существуют неопровержимые исторические свидетельства, подрывающие традиционное мнение об однозначности ирландского нейтралитета в годы Второй мировой войны (это, кстати, противоречит и тем инсинуациям, что нейтральная Ирландия в годы войны была настроена прогермански). Однако из-за того, что более полный и тщательный анализ такого сложного и неоднозначного явления, как ирландский нейтралитет, несколько запоздал, а результаты его не сразу стали достоянием публики, более лестный популистский взгляд на нейтралитет по-прежнему господствует среди подавляющего большинства населения.
Роберт Фиск в середине 80-х годов XX века отмечал, что ирландские политики и государственные деятели не желали слишком задумываться о роли Ирландии во Второй мировой войне. Такое нежелание вскрыть нюансы и двусмысленности ирландского нейтралитета в существенной степени скрывало от нас его непоследовательность. Невозможность проникнуть вглубь этого явления подкреплялось еще и тем, что вплоть до начала 90-х годов XX века ирландское правительство так и не издало закон, устанавливающий тридцатилетний срок давности для доступа к официальным государственным документам. До этого времени исследования по ирландскому военному нейтралитету целиком зависели от американской, английской, немецкой и французской официальной документации. Тем самым заблуждение о моральных предпосылках ирландского нейтралитета было живо и процветало до тех пор, пока профессиональные историки не смогли начать кропотливое изучение официальных ирландских документов военных лет.
До 90-х годов XX века ирландскому народу было почти невозможно объяснить, как нейтралитет, на котором зиждились суверенитет, независимость и единство нового государства, мог в такой степени зависеть от негласных компромиссов и симпатий по отношению к Англии, у которой Ирландия лишь недавно, в 1921 году, завоевала независимость, и которая по-прежнему, несмотря на все требования ирландских националистов, удерживает шесть ее графств? Представьте, как можно было бы объяснить не только то, что основным аргументом ирландского правительства для оправдания нейтралитета страны являлся раздел острова Англией, но и то, что сам нейтралитет в конечном счете зависел от согласия с этим разделом в течение всей Второй мировой войны!
Цель ирландского республиканского правительства и партий состояла в том, чтобы сохранить популярную националистскую иллюзию о том, что нейтралитет Ирландии был нейтралитетом не только по отношению к Германии, но и по отношению к Англии, и даже скорее к Англии, учитывая ее власть над островом в течение многих столетий. Это отражает популярный во времена «чрезвычайного положения» вопрос-шутка: «Против кого мы нейтральны?» В нем заключалась вся двусмысленность ирландского нейтралитета как с народной, так и с официальной точки зрения времен войны. Для большинства Ирландия была нейтральна не только против Германии, развязавшей войну в 1939 году, но и против Англии, исторически являвшейся агрессором в сознании ирландцев. (Так, возможно, считал и взбешенный Черчилль, когда заявил, что нейтралитет Ирландии — угроза для Британии в час ее испытаний.) Признать, что ирландское государство, позиционирующее свой нейтралитет как лакмусовую бумажку национальной независимости, зависит от своих отношений с Британией, было для ирландского правительства политически и идеологически нецелесообразно. Лучше всего было об этом забыть.