В первые дни пребывания в заповеднике я занимался благоустройством своего быта: устанавливал ванну, газовую колонку и подводил в дом водопровод. Зимой в некоторые годы выпадало до 30 см снега, а температура воздуха опускалась до -23°С, поэтому дом отапливался каменным углем в печках-голландках. В дневные часы зимой температура обычно поднималась выше 0°С.
В зиму 1974-1975 гг. было многоснежно, и мы в горах вместе с охотоведом А.Д. Погребняком, зоологом В.А. Вырыпаевым и лесниками спасали от голода многочисленных кекликов, рассыпая зерно по южным склонам предгорий, обычно наименее заснеженных либо не покрытых снегом. Это основные стации данных куропаток.
В ноябре 1979 года в Бакызылсайский участок заповедника с пограничной территории (бассейн р. Шавас-сай) пришли более 200 кабанов. Там в декабре в военном охотничьем хозяйстве проводили облавную охоту на кабанов. и испуганные звери через перевал пришли в заповедник. В эту же ночь прошел сильный снегопад, «закрыл» перевалы, и кабаны не смогли вернуться назад. Естественная кормовая емкость биотопов заповедника позволяла нормально существовать примерно 240 кабанам. За зимний период местные и пришедшие кабаны многократно перерыли кормные участки, в результате доступные пищевые ресурсы истощились, и к марту месяцу начался падеж от голода среди молодняка. Повысить кормовую емкость не смогла даже подкормка кабанов зерном.
В конце марта этого же года я ехал верхом на лошади по тропе на полевую базу, и с лежки из-под кроны арчи на меня бросился крупный секач. На вскидку уже в 4-5 метрах я убил зверя. Когда я его поднял – это был кожаный мешок с костями (настолько 5-летний зверь был худой) массой тела около 50 кг. Из-за глубокого снега и слабости он уже более недели не мог никуда уйти со своей лежки и в голодном отчаянии бросился на приближающегося всадника. При встрече с человеком кабаны обычно убегают. Иногда за пределами дистанции безопасности могут демонстрировать предупреждающие выпады в сторону человека, но потом уходят. Опасны самки с поросятами. Защищая детенышей от близко подошедшего человека, они нападают, кусают и валяют человека по земле. Такие случаи отмечались в заповеднике неоднократно.
Многоснежье и обилие дичи привлекли с сопредельных территорий волков, численность которых зимой превышала 20 особей. Особенно большой урон волки нанесли молодняку кабанов и косуль. Косуля за пределами заповедника практически повсеместно была уничтожена браконьерами и сохранилась только на территории заповедника. Мы получили фторацетат бария, чтобы отрегулировать поголовье серых хищников.
Закатали яд в капсулы из говяжьего жира, заложили капсулы в шерсть домашнего козла и выпустили его в ущелье, где держались волки. Но волки козла не трогали 5 дней, хотя подходили к нему на 5-7 м. Тогда козла поместили в ограниченном скалами пространстве, а на тропах к нему поставили капканы.
Закладывание капсул с ядом в шерсть домашнего козла (Чаткальский заповедник, январь 1976 г.)
Поймали двух зверей. Потом волки совсем не проявляли интерес к козлу, но зарезали недалеко от полевой базы лошадь одного из лесников. В тушу лошади мы заложили около 20 капсул с ядом. На следующее утро следов волка ближе 5 м к туше не было. Видимо, обилие пищи делает волков предельно осторожными. Придя на полевую базу, наш метеонаблюдатель сообщил, что в речке у гидропоста плавает мертвый волк. После вскрытия в желудке мы обнаружили непереваренную сороку.
Послали охотоведа вверх по руслу реки и он у воды нашел еще двух мертвых волков. Один из них лежал на отмели, а рядом была отрыжка с останками сороки, то есть к воде волки шли для промывки желудка.
Я с лесниками пошел к месту погибшей лошади, и в радиусе до 500 метров мы нашли еще шестерых мертвых волков, двух лисиц и трех чабанских собак (оказалось, что это были собаки из кишлака, находящегося в 5 километрах от заповедника). У всех найденных животных в желудках были останки ворон и сорок, которые вытащили из туши лошади капсулы с ядом и сдохли от отравления. Их подобрали волки, собаки и лисицы, а поскольку яд не разлагается от желудочно-кишечного сока – он и явился причиной смерти наземных хищников-падальщиков.
Территория заповедника всегда была привлекательной для волков. Летом волки широко рассредоточиваются в горах из-за многочисленных отар скота на джейляу. После выпадения снега обширные горные территории становятся малокормными и семьи волков подкочевывают к заповеднику и объединяются в родственные стаи до 20-22 голов. Зимой нам неоднократно приходилось обкладывать флажками ущелья и охотиться на волков.
Анализируя собранные волчьи экскременты на территории заповедника я установил, что в летние месяцы в рационе волков до 94% составляют встречи мышевидных грызунов, а в зимний период преобладает шерсть кабана, косули и редко горного козла и других животных. Домашние животные в питании также не очень многочисленны, в основном – падшие. Поэтому ряд ученых, экстраполируя на весь год в питании волка только крупных животных (копытные, зайцы), утверждая, что в год взрослому волку надо около 720 кг мяса горного козла, косули, лося и других ценных и хозяйственно важных животных, тем самым общественность вводят в заблуждение.
У каждого чабана имеется свора из 3-8 собак, которые охраняют скот и ловят в районе стоянки все живое: сурков, сусликов, косуль, кабанов, зайцев и других мелких позвоночных, поскольку собак практически не кормят (в день дают тазик мучной мешанки на всю свору). Вокруг стоянок чабана ничего живого не встретишь. Чабанские собаки – это второй после человека истребитель всего живого в горах, поэтому, когда Машкин-ака выезжал в горы, на дневные часы чабаны привязывали собак у своего стойбища (их кто-то об этом предупреждал). По моей инициативе местными властями было издано распоряжение о необходимости в дневные часы собак держать на привязи, а ночью отпускать, поскольку волки охотятся ночью. Чабаны были ознакомлены с этим распоряжением. К тому же они знали случай, когда на плато Ак-тахта на глазах хозяев днем я убил четырех беспривязных собак. Мера была вынужденная: собаки стали облаивать лошадь, на которой ехала студентка МГУ З. Минина. Испуганная лошадь сбросила девушку на землю, и я тут же стал отстреливать собак, так как хозяин даже не попытался их отозвать.
Многим пастухам в качестве наглядного примера я приводил чабана Ахтама (они его хорошо знали), у которого была всего одна обученная для пастьбы скота собака. Чабан сидел у палатки и свистом направлял собаку к стаду в определенном направлении. И стадо, и собака всегда были под контролем хозяина. И таких собак в горах Западного Тянь-Шаня я видел немало. Обученных собак чабаны кормят тем же, что готовят для себя. Диких зверей и птиц они не трогают, и вокруг стана этих умельцев живут сурки, суслики и другие звери.
Как и все псовые, собаки не терпят псов из других свор. При встрече двух стай драки бывают отчаянные, и обычно ударами камчой (плеткой), пинками ногами и криками хозяева разгоняют собак. В одной ситуации хозяева никак не могли разогнать сцепившихся друг с другом 9 псов. Тогда один чабан спрыгнул с лошади, встал на четвереньки и заорал нечленораздельным диким криком. Собаки поджали хвосты и разошлись в разные стороны. Этот крик - проявление поведенческой доминантности привело псов в состояние подчинения.
Самец центральноазиатского козла
Одним из массовых видов зверей в горах являются центральноазиатские горные козлы (киик по-узбекски), размах рогов у отдельных особей достигает 1,5 метра. К моему приезду на территории заповедника у козлов уже угасала эпизоотия саркоптоза (чесотки) и приходилось постоянно контролировать стада этих животных на наличие больных особей, которые легко отличаются по своеобразному поведению и позам стояния.
Из-за усыхания кожи с выпадением меха животное медленно ходит, а при остановках его передние и задние конечности копытами сближены друг к другу, как в пучке. Таких зверей мы отстреливали и обследовали. Для профилактики у всех солонцов и в местах традиционных мест отдыха козлов на скалах мешками высыпали порошкообразную серу. Эффект был положительный.
Однажды на изолированном Мандайтальском участке заповедника мы добыли бесполого козла, у которого, как у курицы, была клоака (не было дифференцированных половых органов ни самца, ни самки). Рога были маленькие, завитые кольцом у головы, а не саблеобразные, как у нормальных особей. Лесники-киргизы назвали его «эчке», то есть среднего рода. Они не удивились этому зверю, так как и раньше здесь они добывали таких бесполых особей. В научной литературе описаний таких аномалий в развитии горных козлов я не встречал. К сожалению, я не смог сохранить этот трофей, так как оставленную на ветках ивы голову (эчке) ночью утащили волки.
Примечательным зверем гор является белокоготный подвид бурого медведя (аю по-узбекски), внесенный в списки Красных книг Узбекистана, Казахстана и Киргизии. Он мельче и светлее российских подвидов, и когти на его лапах не темные, а светлые. Это преимущественно растительноядный зверь, и основным кормом для него являются плоды многочисленных дикорастущих деревьев, кустарников, луковичных растений и различных трав.
Белокоготный медведь достаточно миролюбивый зверь. Весной мне неоднократно приходилось наблюдать сцены группового катания на огузке медведей по снежным склонам. Наблюдал я и элементы воспитания медвежат самкой. Однажды по склону шла и кормилась луковицами тюльпанов медведица с двумя медвежатами. Один был послушный и после рыка матери сразу же следовал за ней, а другой – оставался на месте и копался в земле. Мать возвращалась и после ее удара лапой медвежонок визжа летел по воздуху 5-6 м и вновь копался в земле. Этот склон длиной около 300 м в течение получаса один медвежонок прошел вместе с матерью, а второй преодолел маленькими перелетами. Через полтора месяца я вновь увидел эту медведицу, но с одним (послушным) медвежонком (его отличал белый мех на шее). Другой, видимо, где-то погиб (в бурном речном протоке, камнепаде и пр.), пренебрегая воспитанием матери. Кстати, эта медведица постоянным пребыванием в одном месте показала мне произрастание травы аю-доре (медвежье лекарство), которое люди применяют при заболеваниях желудочно-кишечного тракта.
Медведица отчаянно защищает медвежат и может даже мстить. В одном из урочищ рядом с заповедником Кок-тахта жила медведица с двумя медвежатами. Из Ташкента приехала машина с людьми, самку оттеснили от медвежат и, посадив их в клетку, увезли. В этом урочище стояла палатка чабана и отара овец. В тот день чабан уехал на лошадях за солью для овец. Вернувшись вечером, он обнаружил разорванную в клочья палатку, разбросанные и истоптанные продукты и вещи и 12 овец с переломленными хребтами. Были и свидетели этого жестокого разбоя, которые видели медведицу, лишенную медвежат. В такой ситуации она могла напасть и на человека.
С медведями в непосредственной видимости я работал довольно часто. Сталкивался нос к носу на горных тропах, при этом у медведей часто отмечалась медвежья болезнь (понос).
На тропе над пропастью я вместе с конем попал в петлю из 5 мм троса. Конь рвался вперед, и от этих рывков мы чуть не упали в пропасть, но конь, видимо, почувствовал опасность и на мои мягкие успокаивающие команды потихоньку сдал назад, и нам удалось освободиться от удавки.
Немного комичный и поучительный случай произошел в узком и почти не посещаемом сотрудниками заповедника ущелье Зиндан. Мы остановились с лаборантом Колей на дне ущелья на небольшой удобной для стоянки и пастьбы лошадей лужайке. Я ушел на маршрут. Вернувшись к вечеру, услышал от Николая странный рассказ, что на него кто-то весь день сверху ущелья кидал камни. Я поднялся на противоположный склон и в бинокль стал наблюдать. На водораздельной площадке медведица с медвежонком выворачивали камни и спускали их вниз в сторону нашей стоянки. Медвежонок тоже пыхтел и брал камешки, которые иногда выпадали из его лап, но он в той же позе продолжал имитировать ношу и бросок камня. Это была своеобразная школа для медвежонка, а медведица прогоняла нас со своей традиционной тропы в узком ущелье. Спустившись на дно ущелья, я обнаружил звериную тропу в узкой части, по которой ходили медведи, козлы, барсуки, лисицы, рыси (следы мы установили на влажном глинистом участке), мы же разбили здесь свой лагерь.
Если животных не трогать и не пугать своими действиями - они проникаются доверием. Возле моей палатки, которая месяцами стояла на одном месте, постоянно в пределах видимости паслись медведи, горные козлы, косули, сурки, а ночью в 15 м от нее проходил даже снежный барс.
Выезжая надолго в горы, на первые дни я всегда брал свежие огурцы и зеленоватые помидоры, чтобы не раздавить при перевозке во вьюке. На полевом стане томаты выкладывал на солнце, чтобы быстрее дозревали. Я жил один, и во время моего отсутствия кто-то стал съедать зрелые помидоры. Потом стал выгрызать только наиболее зрелую часть плода. Я сделал следовую полосу из пыли и выяснил, что лакомкой был реликтовый суслик. Они во множестве обитали вокруг. Когда кончились помидоры, суслик стал открывать початую банку с томатным соусом и облизывать соус по краям. Тогда я поставил банку в палатку и придавил ее камнем. Вернувшись вечером в палатку, я с ужасом увидел размазанный по днищу палатки томатный соус, а рядом суслика, с удовольствием облизывающего «томатную шерсть» на своем туловище. Впоследствии во время своей трапезы на один из камней очага я стал выкладывать ему ложку каши или макарон, поливал сверху соусом, и у нас был премилый «ужин на двоих».
Изучение сурков
Моя работа по изучению сурков Мензбира в заповеднике началась с обобщения и анализа всех имеющихся зафиксированных наблюдений за этим зверем. Я подготовил перспективную программу, план работ по годам и отправил ее в институт зоологии Казахской ССР к Вадиму Ивановичу Капитонову с предложением быть моим научным руководителем. В то время были опубликованы его довольно обстоятельные исследования по сурку Мензбира в горах Каржантау в Казахстане (хребты Угам, Бадам и Сайрам). Из активно работающих специалистов по суркам в СССР, на мой взгляд, Вадим Иванович был самый дотошный, скрупулезный и разносторонне и глубоко знающий сурков полевой исследователь. Он одобрил мою программу и дал согласие быть научным руководителем. Программа была комплексная, с применением методов смежных наук: ботаники, физиологии, цитологии и других. Предполагалось изучить не только наземную, но и подземную жизнь сурков во всех ее проявлениях. За сорок лет работы с сурками я не выполнил и половины задуманного, потому что с течением времени появлялись новые вопросы, а также необходимо было более глубоко изучить уже известные факты, выявленные предыдущими исследователями.
Специфика изучения редкого вида животного в условиях высокогорий обусловлена отсутствием необходимых методик исследований и соответствующей материальной базы - приборов, оборудования, особенно востребованных при работе на стыке наук: биологии и медицины, биологии и цитологии, биологии и ветеринарии и т.д.
Сложность изучения биологии сурка Мензбира в том, что живет он по долинам рек и ущельям в очень широком высотном диапазоне: от 2200 до 3400 м над уровнем моря. Чтобы облегчить и интенсифицировать поиск и обследование по снежному покрову поселений зверьков с первых дней их выхода на поверхность после спячки, я решил использовать лыжи. По рыхлому снегу местные лесники в горах Тянь-Шаня ходят на джапаках (снегоступах).
На вещевой базе неликвидного снаряжения Туркестанского военного округа мы приобретали некоторое обмундирование для лесников, и в одном из складов я обнаружил трехжелобковые пулеметные лыжи из бука. Лыжи длиной 2 м, очень тяжелые, но крепкие. Пришлось их укоротить, соорудить площадку для жесткого крепления и для ног. Зимой опробовал в предгорьях, и они оказались пригодными для ходьбы по уплотненному снегу. Неплохо показали себя на виражах при спуске с гор. Надо мной подтрунивали и смеялись, так как я настоящих гор не видел, а тем более не катался с таких высоких гор на лыжах.
Действительно, знаний и практических навыков работы в горах у меня не было. А мое неумение закрепить вьюки на лошади, ездить верхом по склонам и другие «проколы» вызывали у многих даже раздражение. Тем не менее, с Колей Турдыбаевым (моим лаборантом, только что окончившем 10 классов), еще более неопытным знатоком гор, в середине мая поехали обследовать высокогорные местообитания сурков, которые до нас никто толком изучить не смог.
В мае месяце в предгорьях и нижних поясах гор уже повсюду цвели и даже отцветали тюльпаны, а в среднегорье и высокогорье нередки были снегопады с сильным ветром. Помимо лыж, фотоаппарата и бинокля в свои ежедневные экскурсии я брал рюкзак с меховой безрукавкой, плащ-накидкой и веревкой.
Через месяц обветренные и обгорелые на солнце, ободранные, без снаряжения и носильных вещей, но с полностью выполненной программой картирования всех поселений сурков на обоих участках заповедника (Башкызылсайский и Майдантальский), мы возвратились в контору.
В последний день полевых обследований перед возвращением домой Николай, выходя на условленную точку встречи со мной, проявил инициативу и повел лошадей не по намеченному пути. В результате чуть сам не сорвался в пропасть, а все наши вьюки с вещами и продуктами улетели с лошадей в ущелье, и их унесло рекой. По ночам еще были заморозки, а у нас остался только кусок полиэтилена и дневная (легкая) одежда. К счастью, в моем рюкзаке оказались плащ-накидка и спички, благодаря которым по ночам мы согревались у костра.
Когда мы вернулись в контору, директор решил поставить нам в начет утраченное имущество заповедника: палатки, спальники, бинокли, фотоаппараты. Но оказалось, что перед нашим отъездом в горы главный лесничий Б. Баннапов не провел с нами инструктаж по технике безопасности и мы не расписались в соответствующем журнале, что освобождало нас от ответственности за нарушение правил техники безопасности работы в горах. Администрация заповедника была вынуждена списать утраченное снаряжение. Благосклонность директора была обусловлена и поразившими его научно-исследовательскими результатами выполненной нами за короткий срок работы.
Слухи о том, что я катался на лыжах с самых высоких вершин заповедника (около 4 тыс. м над у.м.), в контору просочились от лесников, которые на соседних хребтах проводили площадной учет горных козлов и одновременно в бинокль наблюдали за мной. В это время в средних и верхних поясах гор (2300-4000 м над у.м.) в местообитаниях сурков еще лежал не стаявший плотный снег.
Свой лагерь мы обычно устраивали в верхней части арчового пояса (арча – древовидный можжевельник в горах Тянь-Шаня), где были удобные травянистые лужайки для выпаса лошадей. Методология обследований поселений сурков была проста: ежедневно перед выходом на маршрут я внимательно обследовал в бинокль все склоны и намечал маршрут следования во время подъема по склонам к верховьям долины (ущелья) и последующего спуска на лыжах. Таким методом я ежедневно во время 6-8 часового восхождения картировал семьи сурков и постепенно поднимался до самых верхних пределов их обитания. К вечеру за 20-30 минут этот маршрут я преодолевал по уплотненному снегу, спускаясь на лыжах.
Надо отметить, что после многочасовой ходьбы вверх по склону в условиях разреженного воздуха накапливалась сильнейшая усталость, которая усугублялась при стремительном и напряженном спуске, отчего мышцы ног нередко схватывали судороги, приходилось их массировать и некоторое время отдыхать. Опыт лыжника (раньше я немного занимался лыжным слаломом и даже участвовал в соревнованиях) и неплохая физическая подготовка избавили меня от возможных неприятностей и катастрофических падений. Не один раз приходилось совершать спуск, закутавшись в плащ-накидку от неожиданно возникающего снежного бурана в условиях ограниченной видимости.
В высокогорье родилась и идея методики учета сурков семьями. Поднявшись холодным утром 8 мая 1975 г. на циркообразное плато в верховьях реки Терекли, полностью покрытое 4-6-метровым слоем снега, я увидел отверстие от выхода сурка на поверхность после зимней спячки. Заглянул в нее и в 0,5 м от входа увидел отдыхающего там сурка. От неожиданности зверек отчаянно засвистел, и в ответ в разных концах плато из таких же снежных нор высунулись сурки. Образно выражаясь, ситуация напоминала коммунальную квартиру у людей: на крик в коридоре высовываются из всех квартир головы хозяев. То есть каждая дырка в снегу (выход-лаз из постоянной норы) принадлежала отдельно зимовавшей семье сурков, так как временные норы на участке семьи зверьки откапывают только после стаивания снега.
Обследовать изолированное поселение сурков за пределами заповедника в районе высоты Чимган, омываемой Чарвакским водохранилищем и воспетой известными бардами – супругами Никитиными - в песне «Бричмулла», меня привезли на автомашине. У подножия горы был сооружен обширный поселок из легких домиков для отдыхающих и оборудованы площадки для установки палаток туристами и альпинистами. Это район любимого отдыха жителей Ташкента и Чирчика летом и зимой. В ноябре-марте на склонах Чимгана можно было покататься на горных лыжах. Был даже канатный наземный подъемник, зацепившись за который лыжник въезжал на верхнюю часть склона. В мае месяце на слаломном склоне снега уже не было.
Я обследовал в бинокль склоны горы. В верхней части южных склонов я не обнаружил сурков и снежных языков, по которым можно было спуститься на лыжах. По опросным данным мне было известно, что на склонах северной экспозиции Чимгана были жилые колонии сурков. Взял свой рюкзак с плащом- накидкой и меховой безрукавкой, так как весной в высокогорье погода очень переменчива, закинул за спину лыжи и в своих испытанных резиновых сапогах я стал подниматься к вершине. Подъем занял около четырех часов.
У вершины горы я увидел группу людей, подошел и спросил у одного из них о наличии снега и снежных полей на противоположном склоне Чимгана. На меня посмотрели как на «снежного человека» и спросили: «Парень, кто ты и как сюда попал?». Я ответил, что работаю здесь, и объяснил цель моего пребывания.
Мы стояли у самой вершины, где был установлен небольшой бюст Ленина, и на земле и камнях валялось множество бутылок с этикетками от вермута и портвейна.
Эти молодые люди держали в руках стаканы с налитым портвейном. Оказалось, что это альпинисты, в специальном снаряжении покорившие эту вершину, а пили они за покорение Чимгана.
У альпинистов есть такая традиция – пить красное вино после покорения пика. Водку не пьют, так как в высокогорье это большая нагрузка на сердце (здесь высота была всего 2200 м).
Пик Большого Чимгана, с которого меня принудительно спускали альпинисты (май 1976 г)
О крайне негативных последствиях пития водки в высокогорье вскоре я убедился лично, когда помогал при съемке фрагментов фильма о диких животных на территории заповедника. Я отлавливал живых сурков, барсуков, куниц, дикобразов и других животных, чтобы потом в вольере или другом сооружении их могли снять на кинопленку как в естественной среде.
В горных урочищах, наиболее часто посещаемых дикими животными, соорудил множество скрадков, из которых было снято много интересных фрагментов из жизни зверей и птиц. Кинооператоры постоянно возили с собой водку и пили ее при каждом удобном случае. В результате после съемки горных козлов на высоте 3300 м одному из ассистентов стало плохо и его спасали на вертолете. Киношники были самонадеянны и чуть не поплатились за это.
У альпинистов существуют писаные и неписаные правила поведения в горах, и, когда я собрался покинуть группу покорителей Чимгана, их руководитель схватил меня за руку и сказал, что они меня одного здесь не оставят.
Дикобраза во время киносъемки я придерживал привязанным к его задней ноге шпагатом (Чаткальский заповедник, 1978 г.)
Меня обвязали прочными альпинистскими веревками и начался спуск по склону, где я ранее поднимался вверх без снаряжения и в простых резиновых сапогах. Я с удивлением «ломал» себе голову: «А как же я здесь поднимался?», так как это была почти отвесная стенка. Спуск прошел нормально, и мы дружески расстались с этими ребятами и девчатами. Они мне потом неоднократно присылали письма с описанием встреч сурков в других участках Западного Тянь-Шаня. Но последующие проверки их сообщений показали, что это были не сурки, а суслики. В следующей поездке я нашел сурков на северо-восточных склонах Чимгана и на прилежащем плато Пулатхан.
Нам поставили задачу закартировать поселения сурков на всем ареале сурка Мензбира. В мае 1976 г. с вертолета мы обследовали все колонии и подсчитали сурков на территории Узбекистана и Киргизии, проверяя и уточняя их затем наземными обследованиями при пеших, конных и автомобильных учетах.
В 1978 г. наша конная экспедиция в горы Каржантау показала удручающее состояние колоний сурков Мензбира в Казахстане. Это обусловлено автомобильной доступностью колоний и высоким размахом браконьерства, как и на плато Ангрен в Узбекистане. Здесь также много чабанских отар со сворами собак, которые питаются сурками, организуя искусные загонные охоты на этих норников.
Мой надежный помощник и трудяга конь по кличке «Боксер». Когда я открывал полевую сумку, он спешил получить хлеб с солью. Незнакомые чабанские собаки ко мне относились с назойливым доверием (июль 1977 г у перевала Чапчама, 3300 м над у.м.)
Здесь я познакомился с азиатской методологией получения государственных льгот и благ при организации социалистического соревнования животноводов. В выровненных платообразных верховьях р.Угам я стоял лагерем рядом с юртой Героя социалистического труда Ахмата. В его стаде было 900 государственных овец и 1300 собственных. Одним из показателей успешности работы чабана было число рожденных ягнят на одну овцематку. В конце лета Ахмат сдал колхозных и своих ягнят в колхоз, выдав всех их за приплод от колхозных овцематок. Средний приплод на одну колхозную овцематку оказался 1,8 ягненка. За выдающиеся результаты ему дали премиальную автомашину марки «Волга». Финансово ему было выгоднее сдать ягнят, чем продавать собственное мясо, да и автомашину раньше просто прийти и купить в магазине было невозможно. Через два года таким же способом ему присвоили звание Героя Социалистического труда. Аналогично поступали и другие чабаны. Вот она цена некоторых наиболее зажиточных ударников коммунистического труда!
Пешком и верхом на лошади я объездил практически все горы Западного Тянь-Шаня до Таласского хребта. Надо отдать должное директору заповедника В.М. Есипову и его заместителю О.В. Савичу, принявших деятельное участие в обеспечении моих исследований различными видами транспорта и за пределами заповедника. Это позволило обследовать весь ареал вида и оценить общее состояние ресурсов сурка Мензбира, составляющее на 1980 г. 42-44 тыс. особей.
Сейчас по разработанной нами методике учитывают все виды сурков в России, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, в Словакии и Монголии.
Размах браконьерства и истребления этого зверя собаками был очень велик, а в последние годы еще более увеличивается. В период наших исследований ареал сурка Мензбира был монолитный, а сейчас имеет множественные разрывы. Все это свидетельствует о полном отсутствии реальной охраны зверьков. Даже в заповеднике численность снижается. С моим приходом в заповедник в ряде урочищ заповедника сурок был редок. Это были удобные для охоты места. За 8 лет моего присутствия и постоянного контроля во всех этих урочищах зверьки заселили все пустующие норы и даже расширили площади своих колоний. Как и все другие виды млекопитающих, сурок Мензбира положительно реагирует на реальную охрану увеличением своего поголовья.
Заместитель директора Чаткальского заповедника по научной работе О.В. Савич на учетах численности горного козла (октябрь 1977 г.)
Сложностью и особенностью изучения редких видов животных является сбор материалов по крупицам длительное время; порой невозможность применения общепринятых методов исследования. Приходилось изобретать свои оригинальные подходы в индивидуальной маркировке зверей, определении абсолютного возраста живых особей и др. Поскольку часто приходилось работать в одиночку, то для промеров пойманного живого зверя нужно было надежно фиксировать, для чего я соорудил металлическую рамку-фиксатор с ремнями. Основным методом изучения биологии сурка Мензбира было стационарное многолетнее наблюдение за индивидуально помеченными зверьками известного пола и возраста, то есть биографическое изучение жизни особи, семьи и колонии.
Белым пятном в биологии сурка Мензбира были внутривидовые отношения особей, социальная, экологическая, этологическая и территориальная структура вида. С этой целью осуществлял массовый живоотлов (по специальным разрешениям из Москвы) с последующим индивидуальным мечением зверьков крашением Урзолом Д, горячим таврением и таврением жидким азотом с последующим выпуском зверей в свои норы и наблюдением за ними весь сезон активности. Криометки белого меха на теле сохраняются всю жизнь сурка. В дальнейшем я усовершенствовал метод криомечения применением сжиженного фреона и углекислоты. Метод стали успешно применять и на других видах животных.
Для биографического изучения сурков необходимо было знать и абсолютный возраст зверьков, для чего я стажировался в стоматологической клинике г. Кирова у врача-стоматолога А.И. Лалетина по обезболиванию и экстракции зубов. У живых и помеченных зверей по слоистости в цементе корня вырванного верхнего премоляра у сурка под микроскопом определял абсолютный возраст (как по годовым кольцам на срезе дерева). Удаление зуба не причиняло вреда зверьку.
Однажды в разговоре с одним американским коллегой я посетовал на трудности работы по изучению возрастной структуры популяции из-за невозможности приобрести стоматологические инструменты. Через некоторое время от него пришло письмо, в котором он спрашивал меня: «Какой номер (1, 2, 3 или 4) стоматологического кабинета мне нужен?». Я рассказал об этом московским коллегам, и мне пояснили, что в Америке в свободной продаже имеются полные наборы для оборудования стоматологического кабинета различной комплектации и даже портативные в чемоданной упаковке. Главное, ни в коем случае не соглашаться на предложение, так как американцы подарков не делают, а следом за посылкой высылают счет в долларах. А где же можно было взять валюту в советское время простому ученому? Я ответил американскому коллеге, что приобрел инструменты в России. Действительно, нелегально мои школьные товарищи достали для меня списанные стоматологические щипцы-клювики, специальные скальпели и роторасширители. Сейчас все это можно свободно купить в магазинах «Медтехника».
Большую работу по изучению поведения помеченных сурков провели студенты биофака МГУ Т.М. Галанина и А.Л. Батурин. Последний после окончания университета приехал на работу в заповедник для продолжения наблюдений за сурком Мензбира. Но через год после моего ухода из заповедника по семейным обстоятельствам он возвратился в Москву и, к большому сожалению, далее не занимался изучением сурков.
Мы раскопали 14 нор различного биологического назначения: постоянные, временные, зимовочные, в чем мне помогали студенты биофака МГУ (В. Кашинин, О. Аболина, Г. Цызин, А. Батурин, И. Потапова) и ученые-волонтеры (физики, химики, математики из Москвы, Казани, Самары, среди них были доктора наук и даже академик), которым хотелось побывать в интересных местах и быть полезными в заповеднике в период своего отпуска. Когда местные чабаны узнали, сколько нам за эти раскопки платят денег, посчитали нас наивными дураками. А для териологической науки это были фундаментальные знания. Оказалось, что в разных типах нор глубина залегания ходов и гнездовых камер от 0,5 до 4,3 м, протяженность ходов от 2 до 130 м. В норе имеется туалет, мастерская по изготовлению шаров для пробки, спальня с подстилкой и захоронения погибших сородичей. Стенки гнездовой камеры в выводковых норах оштукатурены экскрементами сурков. При сильном уплотнении зимней пробки норы весной сурки выкапывают новый вертикальный ход и через него выходят на поверхность, а пробку разбирают позднее.
Мы детально изучали питание зверьков, сезонный ход их упитанности и химический состав жира. Сурки употребляют в пищу большую часть произрастающих на их семейной территории видов растений. При этом скусывают только верхушечную часть стебля, не уничтожая растение. Такая повадка обусловлена тем, что клетчатка грубой прикорневой части растения очень плохо или совсем не переваривается в желудке сурка. При этом верхушечная часть растения самая питательная. Охотно выкапывают луковицы и сочные корни растений, а осенью поедают высококалорийные семена и плоды.
Постоянно в экспедиции я возил подшивки газет и ботанические сетки для сбора гербария поедаемых сурками растений. В мае 1977 г. на стационаре мы жили в небольшой пещере с лаборантом Зуфаром (заочник 3 курса биофака Ташкентского университета). В лагерь я обычно возвращался затемно, и в это время на стане всегда горел костер и меня ждал горячий ужин. В этот раз костра на стане не было, и я встревожился. Волнение было напрасным, но у входа в пещеру, где мы ночевали, сидел унылый Зуфар. Оказалось, он не смог разжечь костер, так как кончились газеты, которые я привез для сбора гербария. Весь день он сидел без чая и горячей пищи. Он не мог даже представить, что можно нащепать стружек из арчовых или березовых дров, которых кругом было предостаточно, и ими разжечь огонь.
Для изучения жизнедеятельности сурков зимой на полевой базе мы сделали две бетонные искусственные норы с обширной вольерой и содержали в них круглый год две семьи сурков. На центральной усадьбе в бетонной норе также два года содержали семью сурков. К спячке сурки стерелизуют свой организм. У нормально упитанных зверьков из желудочно-кишечного тракта выводятся все гельминты, в тканях организма убиваются все микроорганизмы, даже чумные. В гнезде в состоянии анабиоза сохраняются только блохи. Температура тела сурка в спячке 4-6°С, сердце бьется 2-3 раза в минуту, а дыхание 1 раз в 2-3 минуты.
Выяснилось, что сурки 1-2 раза в месяц просыпаются для освобождения мочевого пузыря от продуктов метаболизма. Для определения возраста зверьков по срезам костей фаланг пальцев, отрезал у одного зверька палец, а кровь из забинтованной ранки сочилась и не сворачивалась 3 дня. Чтобы спасти зверька, я его перенес домой, через 5 часов температура его тела поднялась до 36°С и кровь сразу же прекратила капать (свернулась). Последующие исследования подтвердили сезонную гемофилию у сурков, сусликов, ежей. Было получено еще много новых интересных результатов, которые затем были опубликованы в совместной с А.Л. Батуриным монографии о сурке Мензбира.
Зимой 1978 г. я написал отчет о проделанной работе и поехал в Алма-Ату к своему научному руководителю. В то время в институте зоологии АН Казахской ССР был очень мощный состав маститых ученых во главе с член-корреспондентом АН Казахской ССР А.А. Слудским. Там периодически организовывали специальные слушания (чтения) различных ученых. Решили послушать и меня. Я развесил свои плакаты, рисунки и рассказал суть моей работы, основанную на этологическом методе. Первое категоричное и грубоватое возражение было со стороны И.Г. Шубина: «Что ты нам лапшу на уши вешаешь! Мы сурков десятки лет изучаем, а такого не отмечали». И только В.И. Капитонов на моих фотограммах отметил несколько поведенческих ф