Прежде чем продолжить разбор проблемы двойственного творца, я хочу рассказать некоторые другие мифы, в которых фигурируют два создателя. Родственное ачимави племя майду, также живущее в северной части Калифорнии (два племени, возможно, оказали друг на друга определенное влияние), имеет следующий миф: Творец Земли плавал в воде. Он был погружен в размышления и подумал: «Мне интересно, как? Где? И в каком месте я найду мир?». «Ты силен, поскольку представляешь этот мир», сказал Койот. И далее рассказчик добавляет: «Откуда взялся Койот, в мифе не говорится». Очевидно, что Койот, как и Творец Земли, является вечным. Затем Творец Земли и Койот планируют, как они смогут создать мир вместе, и т. д. Я не буду вдаваться в детали этого повествования. В космогоническом мифе индейцев пима также присутствуют два творца. Первый появляется из облака, как и Чернобурый Лис, и создает мир из частей своего тела. Его зовут Земной Шаман (Earth Doctor; Earth Magician), и с самого начала он имеет соперника, которого зовут Старший Брат(Elder Brother). Эти два творца снова друг другу враждебны, как в мифе о Ребенке Клена и его брате, поскольку Старший Брат постоянно пытается погубить и уничтожить все, что сотворил Земной Шаман(Earth Doctor). Индейцы оджибве, которые входят в состав племен алгонкинов, верят в верховное божество Киччи-Манито, при этом существуют еще два творца на земле, Меннебош и Выдра. Таким образом, также есть два бога-творца, но существует третий, что находится над ними, оставаясь на небе и не участвуя в процессе сотворения.
Другое калифорнийское племя имеет следующий космогонический миф: В начале была только вода и тьма. По водной поверхности плыл плот; он приплыл с севера и двое сидели на нем: Осма, черепаха, и Пипейпи(Pepeipe). Затем с неба распустилась веревка и по ней спустился Посвященный Землей(Earth Initiate). Его лицо было полностью скрыто, а тело светилось, словно солнце. Он спустился, но долгое время ничего не говорил. Наконец, черепаха сказала: «Откуда ты пришел?» Посвященный Землей(Earth Initiate) ответил: «Я пришел сверху». Затем они втроем начали вместе создавать мир. Здесь их теперь действительно трое, но в начале, пока Посвященный Землей не спустился, чтобы начать процесс сотворения, двое богов на плоту просто дрейфовали по воде.
|
|
Можно найти иногда такую же констелляцию в космогонических мифах индейцев Южной Америки. К примеру, миф племени мундуруку из Центральной Бразилии выглядит так: В начале везде была лишь тьма, и из нее вышли двое людей. Одного звали Кару, а второй был его сын по имени Райру. Они были одного возраста, никто из них не создавал другого, но оба возникли одновременно. Когда они шли, Райру споткнулся о камень, выдолбленный, как горшок, и стал бранить его. Кару, отец его, велел Райру взять этот камень с собой. Райру послушал отца, взвалил камень себе на голову и понес. Но камень начал расти во всех направлениях и становиться все тяжелее. Тогда Райру сказал отцу: «Камень уже слишком тяжелый». Камень все рос и рос, и Райру уже не мог идти, а камень становился только больше. Но затем он принял форму горшка, который дал форму небу, на котором возникло солнце. Кару ненавидел своего сына за то, что тот знал больше его — сын был мудрее отца. Однажды Кару пустил стрелу в дерево и попросил сына подняться за стрелой, втайне надеясь, что тот умрет. Затем следует долгая история битвы, но Кару так и не удалось убить сына.
|
|
Мотив вражды между двумя творцами встречается также и во многих африканских аналогах. Следующий африканский космогонический миф рассказывается в племенах басонге: Нколе(Nkolle) и Фиди Мкулу (Fidi Mkullu) поссорились(последний является божеством, которое встречается во многих африканских историях, своего рода верховное божество этих племен; Нколе, как рассказывает история дальше, является старшим сыном Фиди Мкулу). Нколе сказал: «Я все сотворил!» Фиди Мкулу сказал: «Нет, это я все сотворил!» Нколе сказал: «Я могу сделать все что угодно!» Фиди Мкулу сказал: «Ладно, тогда иди вниз и управляй людьми».
Нколе сошел вниз и стал великим лидером среди людей. Он руководил ими, но человечество заболевало. Он не мог им помочь. Они страдали, но он ничего не мог сделать. Люди сказали: «Избавь нас от боли!» Нколе этого не мог. Люди умирали, и, умирая, просили: «Избавь нас от страданий!» Нколе не мог им помочь. Он вернулся на небо. Люди обратились к Фиди Мкулу: «Ты должен быть нашим лидером». Тогда Фиди Мкулу излечил несколько людей, другим же помог умереть быстро. Люди сказали: «Ты наш истинный правитель и остаешься нашим лидером». Нколе был старшим сыном Фиди Мкулу. До тех пор, пока он был хорошим, его имя было Мвиле (Mwile), но когда он стал плохим, он стал носить имя Нколе Нфуле(Nkolle Nfule). Фиди Мкулу наслал болезни только потому, что Нколе стал плохим.
Еще один космогонический миф племени басонге: Коломбо муи фанги, или Коломбо, создал себя сам. Мвиле(Mwile), верховный бог этого племени, сказал людям: «Люди постоянно говорят о Коломбо муи фанги. Я хочу лично его увидеть». Люди пришли к Коломбо муи фанги и сказали: «Мвиле желает тебя видеть». Коломбо ответил: «Я приду». Затем он призвал всех животных и затеял очень долгое путешествие к верховному богу, Мвиле. Когда он, наконец, прибыл, Мвиле спросил: «Кто ты такой?» И Коломбо ответил: «Я - Коломбо муи фанги, тот, кто сотворил себя сам».
|
|
Мвиле сказал: «Это не так; я создатель всего». Мвиле взял горсть земли, смочил своей слюной, слепил человека, поставил его на землю, и тот стал обычным живым человеком. Коломбо также взял горсть земли, смочил своей слюной, слепил человека и поставил его на землю. Получился такой же живой человек. Тогда Мвиле сказал: «Сделай так, чтобы твой человек говорил!» Коломбо ответил: «Сначала заставь говорить своего», и сказали они это друг другу трижды. Они спорили, кто первый должен дать своему человеку дар речи. В конце концов, Мвиле обратился к своему человеку: «Говори!». И человек заговорил. Коломбо обратился к своему человеку: «Говори!» Но тот лишь начал шевелить губами, но не говорить. Мвиле сказал: «Я собираюсь уничтожить своего человека». Он коснулся руками своего творения, и человек умер. «Теперь и ты убей своего». Коломбо муи фанги коснулся созданного им человека, и тот тоже умер.
Мвиле сказал: «Вижу, что ты можешь, но сейчас зайди в дом и закрой дверь. Я сожгу его, и тогда будет видно, кто ты есть на самом деле, ибо если я всему дал жизнь, то я могу это все уничтожить». Коломбо и пришедшая с ним живность вошли в дом, тогда он сказал двум животным: «Сделайте в земле дыру прямо до моих земель», - и птице, - «отложи на землю несколько яиц, прежде чем мы уйдем по подземному тоннелю». Таким образом, он втайне покинул пылающий дом через подземный ход, а яйца, которые оставила в доме птица, нагрелись и взорвались, и Мвиле, стоящий снаружи, сказал: «Отлично, теперь Коломбо сожжен». Когда дом сгорел дотла, Мвиле начал искать в пепле кости Коломбо, но нашел только скорлупки. Затем один человек сообщил ему, что Коломбо муи фанги сбежал со всей живностью в свои земли.
Следующий космогонический миф, который рассказывают в племенах балуба, начинается так: Кадифукке(Kadifukke) сказал Фиди Мкулу(Fidi Mkullu): «Меня создал не ты». Фиди Мкулу сказал: «Я создал землю, я сотворил все. Почему ты считаешь, что тебя создал не я?» Кадифукке ответил: «Меня создал не ты. Я сам появился из земли». Тогда Фиди Мкулу обратился к своему сыну: «Дойди вместе с Кадифукке до дерева». Кадифукке с сыном Фиди Мкулу подошли к пальме, и начали сражаться. (Я пропускаю этот момент, поскольку он не относится теме космогонических мифов). Кадифукке почти, но не полностью убил своего противника. Затем Фиди Мкулу разгневался на Кадифукке, заточил его в дом и попытался сжечь. Кадифукке сбежал, как и в предыдущем мифе, через подземный проход. Когда Фиди Мкулу осматривал пепел, пришел человек и сообщил, что тот не сгорел. Фиди Мкулу пошел и увидел Кадифукке все еще живого. Затем Фиди Мкулу сказал Кадифукке: «Я белый, а ты черный». Л. Фробениус, тот, кто записал этот миф, отметил, что люди не понимают этой последней фразы. Если их спросить, что значат слова Фиди Мкулу “я белый, а ты черный”, то они ничего не смогут пояснить. Они лишь пожимают плечами.
Миф о двойственном творце есть и у африканского племя масаи. В нем Черный Бог и Красный Бог спорят о власти. Красного Бога зовут Наитирукоп (Naiterukop), он — основатель земли, но, как говорится в племени, не такой сильный, как Черный Бог. Так мы видим, что один творец может быть младше другого, хотя при этом он остается творцом. В Униоре можно также найти бога двойственного творца; помимо него существует еще Брат Бога и Первый Человек. Есть Верховный Бог и существующий одновременно с ним его брат, которого зовут Нкайя (Nkya), и который попросил Бога сотворить мир. Бог не начал бы делать этого сам, но Нкайя, его брат, попросил приступить к сотворению, которое тот затем и начал. Этот миф также можно найти и у племени масаи, как говорит Герман Бауманн.
Мотив скрытого творца дал начало теории, изложенной Максом Шмидтом, известным этнографом, которого, как я считаю, представляют в ложном свете. В миссионерских и этнографических записях о примитивных племенах пишется, что Верховный Бог когда-то существовал, но позднее был замещен политеистическими божествами. Как видно из нескольких примеров, которые я привела, в некоторых мифах одвойственном творцесуществует такая идея, что один из творцов более великий, старший и более пассивный — Бог, который не участвует в сотворении, но остается на заднем плане — в то время как в других мифах сотворение выполняется фигурой, которая позже удаляется на небо. Изумительная частота этого мотива побудила Отца Шмидта предположить, что когда-то был исходный монотеизм, что монотеистическая религия когда-то существовала даже у язычников, но затем медленно, путем все большего вырождения религиозного, монотеизм был замещен политеистическими системами. Для тех, кто смотрит на эти мифы с психологической точки зрения, достаточно ясно, что мы не сталкиваемся здесь с пережитками исторического развития, и, в тоже время, нет причины что-либо додумывать для того, чтобы объяснить феномен. Скорее всего, мотив двойного творца является архетипическим, поскольку встречается по всему миру.
Я бы могла привести в пример некоторые индийские или гностические аналоги, но сосредоточилась именно на мифах коренных американцев и африканцев, поскольку в этом случае их истории более живые и красочные. Тем не менее, они встречаются по всему миру. Даже в Китае есть мотив двойственного творца. По всему миру наблюдается некая тенденция приписывать акт сотворения кому-то одному, тому, который затем удаляется и остается за пределами, в то время как второй вступает в акт творения. Мне кажется довольно ясным, что это архетипический мотив, который описывает отделение индивидуального сознания от бессознательного; вместе оба представляют предсознательную целостность. Следовательно, встречая подобные мифы, мы не имеем никаких причин предполагать, что в более раннее время существовал «единыйБог», как его описывает Шмидт. Это проекция в историю психологического фактора.
В примерах, которые я привела, есть два мотива, которые я хочу проиллюстрировать в рисунке, поскольку сложно объяснить, что происходит в этих мифах. Было бы легче объяснить, если бы мы нацепили на них ярлыки эго-сознания и тени, что допустимо, поскольку, определенно, в каждом индивиде эти две фигуры будут частично соответствовать такой классификации, однако я назову одну фигуру предсознательной целостностью (С) — вся фигура одновременно — которая является тем, что Шмидт бы назвал единым Богом. Хорошо видимое на этой фигуре пятно, А, представляет сознание, или я бы даже назвала это архетипическим стремлением к сознанию. Стремление к сознанию можно принять за «сына» предсознательной целостности, С, но, в тоже время, они оба существуют в естественном единстве, поскольку это стремление к сознанию возникает из всеобщей целостности. Вы видите, что рисунок сам по себе уже вводит в заблуждение, поскольку он иллюстрирует двойственность, но это стремление к сознанию естественным образом является неотъемлемым от всей фигуры. И лишь только когда оно начинает проявляться, возникаетопределенная разница между A и B.
Этот контраст формулируется по-разному. Сначала имеются две одинаковые фигуры. Затем, как, например, в африканских сказках о Кадифукке и Мкулу, где оба утверждают, что они создали себя сами, и подвергают испытанию силы друг друга, доказывается, что оба одинаково сильны, и ни один не может уничтожить другого — Мкулу пытается уничтожить Кадифукке, но не может. Они сравнительно одинаковые творцы, но:
Один является частью относительно более человеческого аспекта божественной природы, другой менее человеческого. Когда я говорю об образе сына и образе отца, то не следует думать, что сын возник позже отца, поскольку отец и сын, как однозначно показано в мифе, существуют одновременно; поэтому не стоит думать, что отец начал существовать раньше, а сын позже. Различие, которое подразумевалось, выражено тем фактом, что если рассмотреть ряд, к которому принадлежит тип сына или человека, то все эти характеристики показывают стремление к творению человеческого сознания— активная деятельность, рост знания, ставка на доброе против злого, более человеческое и творческое начало. Поэтому если мы вернемся к нашему рисунку, то одна часть будет характеризовать стремление к сознанию, а другая, пассивная, та, что знает меньше, злая, образ отца, менее человекоподобная, будет предсознательной целостностью, взятой отдельно. Отец и сын находятся в родстве по тому признаку, что каким-то образом один появился из другого, но, в действительности, согласно некоторым мифам, каждый создал себя сам, и оба существуют вместе всегда с самого начала.
Здесь появляются трудности, но люди, которые имеют некоторое теологическое образование, сразу увидят, что такой же тип архетипической констелляции можно найти в христианском учении о Христе в качестве Слова, которое с самого начала отождествлялось с Богом и служило ему, так сказать, как инструмент творения. Христос, в качестве вечного Слова, возник задолго до своего появления на земле в качестве Сына, и уже был в мироздании и даже являлся творческой активностью Отца. Следовательно, в христианской мифологии Логоса мы можем узнать структуру той же архетипической констелляции, которая присутствует в примитивных мифах. По-моему, все они пытаются описать посредством символов тайну — которую мы никогда не будем способны открыть — почему существует сознание, и почему сознание отделилось от бессознательного, или всегда было с тем, что мы сейчас зовем бессознательным, и всегда существовало в нем. Можно только сказать, что в каждом человеке мы сталкиваемся с одним и тем же фактом, а именно, с предсознательной целостностью, в которой все уже заключено, включая сознание, но, в тоже время, и что-то вроде активного стремления к обустраиванию обособленного сознания, которое затем иногда возвращается обратно к предсознательной целостности и говорит: «Я не был создан тобой; я сам себя сделал». Это показано в африканском мифе, где Фиди Мкулу и Кадифукке или Нколе спорили о том, кто сам себя сделал, и спор так ничем и не завершился.
Таким образом, пытаться обсуждать, что было первым, сознание или бессознательное, все равно что спорить о том, что было первым, курица или яйцо. На самом деле, если делать краткий обзор разных мифов, то оба совершают относительно синхронное появление.
До тех пор, пока нет сознания, нет никакого смысла в слове бессознательное, такого просто не существует! Поэтому, как только мы начинаем говорить о феномене сознания, то формулируем контр-аспект, бессознательное. По существу, они являются одновременно возникшими феноменами, которые не возникли друг из другав ходе времени, но существовали с самого начала в качестве двух равных стремлений в психическом. Кроме того, мифы, в которых два творца сравнительно равны, и которые просто спорят о том, кто был первым, без намека на этику в своем споре, появились в примитивных племенах. Подобные истории также имеют характерный оттенок туманности и неясности, как, к примеру, в рассказе, в котором Лис плывет в воображаемой лодке по океану, а затем сотворяет мир из волос, которые собрал с тела. В племенах с большим культурным развитием наблюдается стремление создания мифов, в которых фигура сознания обладает положительными и добрыми чертами, в то время как другая фигура описывается отрицательной и разрушительной. Элемент этики, который входит не в каждую сказку, но появляется лишь на определенном этапе культурного развития, как мне кажется, отображает более высокий(higher) уровень сознания, в том смысле, что в нем есть некая дифференциация этического осознания, и, следовательно, в этом отображен определенный прогресс сознания.
Мне кажется, крайне важно еще раз обратить внимание на обычные примитивные мифы, в которых два творца не имеют противопоставления с точки зрения этики, поскольку в наше время мы склонны переоценивать сознание. Мы действительно достигли уровня, когда односторонним образом думаем об одном, как об исключительно положительном факторе, а о другом, как об исключительно отрицательном. Но, возвращаясь к этим примитивным мифам, мы видим, что проблема доброго и злого, проблема отношения сознания и бессознательного, взаимосвязи между активированием сосредоточенного сознания и оставанием в туманной, пассивной, почти инстинктивной бессознательной целостностью является намного более сложной проблемой, которую невозможно просто отсечь, деля все на доброе-злое. Обе стороны действительно имеют положительный и отрицательный аспекты. То, что мы находим в сновидениях современного анализанда, очень часто соотносится к этому мотиву более, чем, например, к нашей контрпозиции Христа и Антихриста, доброго сына Бога и злого, который является специфической позицией. Мы даже видим, что в некоторых из примитивных мифов наблюдается стремление создать часть, которая обычно является злой, но лучшей из двух: пассивное, призрачное, которое даже не вступает в сотворение является Верховным Богом, который уходит на небо, а более активный, иногда скорее разрушительный, Люцифером, который сбегает из предсознательной целостности.
Здесь акценты расставлены в несколько непривычной для нас форме, и я думаю, мы должны узнать об этой относительности двух, для того, чтобы лучше понять природу человека. Китайский даосизм, а также китайское направление дзен-буддизма, к примеру, ставит акцент полностью на предсознательную бессознательность с ее туманными инсайтами и с всеобщим туманным осознанием вещей, что возвышаются над любым культурным сознанием со всеми его этическими и культурными показателями. Огромный конфликт в Китае между Конфуцианством и Даосизмом также основан на этой двойственности, так как Конфуцианство подчеркивает важность социального и этического порядка и поведения, а Даосизм всегда делает акцент на предсознательное самоосознание целостности, как на очень важную вещь.
В Даосизме человек стремится стать настолько бессознательным, насколько это возможно. Конфуцианец, с другой стороны, не отвергает жизнь и пытается приспособиться к ней согласно политической или другой позиции. С юнгианской точки зрения, можно сказать, что это есть, в известной степени, конфликт между экстраверсией и интроверсией. Слишком сильные интроверты склонны отрицать действительность и наделять особой важностью отношение к бессознательному. Экстраверты, напротив, уделяет больше внимания внешнему миру и сознанию. Вероятно, очень важно уметь не впадать в одну из крайностей, поскольку мы всегда содержим в себе обе стороны. Таким образом, мы имеем обоих творцов в нашей душе, и мы должны понимать, что оба бога содержат и «за» и «против» в себе, и это является неразрешимым парадоксом человеческого существования. Я затрагиваю эти крайности только лишь для того, чтобы показать, что это мотив двух творцов включает одну из самых глубоких проблем человечества, а именно сомнительность развития культурного сознания в человеке.
Двойственность бога-творца вкрадывается даже в нашу традицию посредством того факта, что космогонический миф в Библии был объединен в одну версию из двух: текст, в котором Яхве является единственным творцом, и вторая версия, в которой творец именуется как Элохим. Глагол, описывающий действия Элохима, используется в единственном числе, хотя окончание слова Элохим множественное. Если в нашем рисунке Элохим будет отождествлять предсознательную целостность, то все становится ясно, поскольку эта предсознательная целостность представляет многообразие в том смысле, что она показывает целостность сознательного и бессознательного и, следовательно, включает все архетипы; это множество, включающее всех богов - Элохим — и это одна вещь, поскольку это предсознательная целостность. Поэтому противоречивое сочетание глагола в едиственном числе и существительного во множественном — это действительно замечательный способ выразить то, что представляет собой предсознательная целостность, а именно единую множественность, которая, так сказать, не тождественна, но и уже тождественна Яхве, активному творцу. Таким образом, две части нашего рисунка также тождественны; вы не можете разделить их, их две, но они являются одним, два аспекта одной и той же вещи.
В гностицизме существовало несколько течений, в которых считалось, что вначале существовал Элохим, верховный бог, который был добрым и одухотворенным. Он не участвовал в сотворении, которое, на самом деле, осуществлял злой Яхве, который считался зловещей фигурой. Это объясняло, почему творение является злом, и поэтому, согласно учению гностиков, Иисус возник, чтобы освободить людей и привести их души обратно к Элохиму, к верховному и доброму богу, который никогда не участвовал в сотворении.Так мы можем видеть, что в противоположность нашему чрезвычайно положительному определению творения(т.е. сознания), даже в те времена было другое определение, согласно которому тот, кто является пассивным и остается в стороне, является положительной фигурой, а тот, что активный, осуществляющий творение, является злой и деструктивной силой.
Эта идея гностиков основана на восприятии реальности как чего-то отрицательного. Те, кто чувствует, что творение и человеческая жизнь представляют собой тотальный провал, который не должен был случиться, и кто считает печальным, что существует такая вещь, как реальность, в которой мы живем – те обязательно будут относить негативный аспект к творцу мира. Возможно, в этом гностическом мифе есть некоторая доля дальневосточного влияния; в буддийском учении реальность рассматривается, как нечто губительное, также как и эго-сознание. Цель жизни — вырваться из этого. В других цивилизациях также есть некоторая тенденция оценивать сотворение как скверную ошибку, которая не должна была случиться, что это была тень Бога, которая заставила его заняться творением, и что если бы он сознавал, что делает, то не создал бы жалкую реальность. Когда доходит дело до чувственного или этического определения творения, то это, на самом деле, полностью зависит от человеческого фактора.
В китайском даосском мифе, который я буду обсуждать далее, боги, которые представляют собой сознание, определенно злые, а те, которые представляют бессознательное — добрые. Скрытый смысл этого космогонического мифа, следовательно, таков, что сотворение является катастрофой. Оно не должно было случиться. Для Запада эта идея кажется довольно странной. Но если мы попытаемся взглянуть на это с точки зрения животного мира, когда человек еще не выделился из животных, в эпоху неолита, к примеру, когда группы людей бродили вперемешку со стаями животных, тогда легко можно представить, что творение в то время не было таким разрушительным, каким оно бывает сейчас. Это особенно важно, когда сознается тот факт, что из-за развития человеческого сознания, мы способны уничтожить все формы жизни на планете, включая животную и растительную жизнь. Если бы мир был уничтожен таким образом, что вполне может случиться, то мы тогда должны сказать, что открытие природой человеческого сознания (поскольку человеческое сознание не является результатом деятельности человека, а скорее природа и история нашей собственной эволюции заставила нас достигнуть этого сознания) на самом деле катастрофа. Тогда было бы доказано, что творение человека, а именно сознательного человека, было катастрофой, бедствием, ужасным творением, которое с точки зрения самой жизни, не должно было бы лучше случаться вообще.
Это, конечно, крайний случай, рассмотрение которого должно заставить нас вздрогнуть или пробудить сомнение в нас самих, что, возможно, сознание не является чем-то хорошим. Скорее, что оно также и нечто опасное. Некоторые расы испытали это с большей силой. Мы вернемся к теме демонического сознания и демонического аспекта сознания позже.
В моем рисунке образ отца психологически характеризует целостность предсознательного психического, в котором сознательное и бессознательное являются одним и где активный, более творческий тип соотносится со стремлением формировать более освященную область сознания, медленно эволюционируя из предсознательной целостности. Предсознательная целостность очень часто в мифах становится впоследствии богом мертвых, как, например, в мифе ирокезов о Ребенке Клена и его злом брате, Тавискароне. Последний изгоняется с земли и уходит на Восток, где живет с Матерью Земли в потустороннем мире, окруженный льдом. Он является великим богом, к которому направляются мертвые. Поэтому можно сказать, что они возвращаются к предсознательной целостности, к отцу, когда покидают реальность и область сознания. Эту модель можно также найти в африканских космогонических мифах, к примеру, в том, где фигурируют два творца, Красный и Черный: Черный, который является богом мертвых, оставаясь вне творения, и Красный, бог-творец. Мертвые возвращаются к Черному. Здесь он не описывается, как злой, но, подобно Осирису в Египте, просто бог мертвых, бог ночи, потустороннего мира. Смерть – это не конец жизни, но является иной формой существования в потустороннем мире. Там мертвые продолжают жить с Черным богом, или же, другими словами, в предсознательной целостности.
Близнечный мотив не ограничивается космогоническими мифами. Существует огромное число эпосов, где встречаются такие пары, как Гильгамеш и Энкиду. В этих мифах два героя имеют некоторое сходство с двумя творцами, поскольку один, в общем, представляется как темный тип, как Энкиду. В мифе о Гильгамеше и Энкиду можно обнаружить, что Гильгамеш связан с солнечным богом, а Энкиду первый спускается в нижний мир. Энкиду больше связан со смертью; он раньше Гильгамеша уходит в земли мертвых, является более старшим и обладает более архаичным, животноподобным характером. Следует предположить, что эта двойственность является основным законом всех психологических проявлений и не возникает только в происхождении сознания, как в космогонических мифах, но и где угодно. У офитов существует, например, идея двух спасителей; говорится, что было двое Адамов, первоначальный человек, который был сотворен до начала времен (то есть бессознательный человек), и человек, который посредством гнозиса (сознание) был возрожден духовным человеком и стал идентичным с первым человеком. Один из текстов офитов говорит, что перед их храмами стояли две идентичные статуи человека, представляющие первого Адама, который был до начала всякого развития, и одухотворенного человека — anthropos pneumatikos — который выглядит в точности как и первый Адам. Здесь снова встречается мотив двух: первый — это бессознательный человек в предсознательной целостности, и второй — духовно возродившийся человек, который достигает этой целостности, но в сознательной форме.
Юнг определяет психическое, как сознательно-бессознательное единство. Для него слово psyche значит единство сознательных и бессознательных процессов. Дуальность также относится к проблеме психического и материи. Они оба возникают в психологической сфере, как характеристики сознательных содержаний. То есть, если мы скажем, что что-то представляет духовные содержания психического, включая психологические содержания, которые не относятся к материальной реальности, или если мы говорим о чем-то, что имеет материальную реальность, обе вещи могут восприниматься только через психическое; одно мы характеризуем, как материальную реальность, а другое, как духовную или психологическую реальность.
Если вникнуть в суть проблемы, то единственной непосредственной реальностью, которую мы можем понять, является психологическая реальность; мы не можем выйти за пределы наших сознательных содержаний, но мы склонны характеризовать определенные содержания в нашем сознании, как материальные или духовные. И материальная реальность, и духовная реальность, в конечном счете, являются трансцендентными, но трансцендентными не в философском или теологическом смысле; в юнгианской терминологии трансцендентный значит переступающий пределы сознания, переступающий пределы осознания сознательного: эти содержания unanschaulich (не поддающийся наблюдения) - термин, взятый из физики. Четвертое измерение, к примеру, будет unanschaulich, то есть, мы не можем формировать внутренний образ, наглядное представление о нем. Его реальность может быть высчитана математически; то есть, мы достигаем этой реальности с помощью процесса логических выводов, но мы не можем ее представить, поскольку не имеет непосредственного внутреннего образа. Это справедливо также и для архетипов, которые сами по себе просто unanschaulich. “Мы не имеем представления, что они собой представляют; то, что мы можем наблюдать — это архетипические образы, исходя из которых, мы можем заключить, что должны существовать такие вещи, как архетипы, сами по себе которые мы представить не можем”. Следовательно, со слов Юнга, в своей первичной природе архетипы являются unanschaulich, как и материя, поскольку последняя имеет четвертое измерение. Бессознательное психическое является unanschaulich поскольку психическое и его образы являются единственной реальностью, непосредственно данной нам, единственной реальностью, которую мы можем непосредственно наблюдать.