В Откровении святого Иоанна, после разрушения всего мира, мы находим следующие стихи:
И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.
И я Иоанн увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего.
И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их;
И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло.
И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое…
И сказал мне: совершилось! Я есмь Алфа и Омега, начало и конец: жаждущему дам даром от источника воды живой. (Откр. 21:1-6)
Идею, что после апокалиптической катастрофы мир будет воссоздан, или же будут возобновлены какие-то творческие космические процессы, можно найти не только в Библии, но и, например, в германской мифологии, где после Gӧtterdämmerung, сумерек богов, и великой последней битвы между старыми германскими богами и демонами бездны и ада, в которой большинство богов будут убиты, откуда-то из глубин вдруг внезапно расцветет новый мир. В траве новые боги найдут золотые скрижали мудрости прошлого, и в этом новом мире будут жить Бальдр и некоторые другие воскресшие боги. Эта идея есть также в различных индуистских мифологических системах, где она еще более расширена: космос всегда создается в кальпы (эоны), в конце их разрушается, воссоздается в следующем периоде, а затем разрушается вновь, и так длится огромные промежутки времени. Германские и индуистские концепции указывают на циклический процесс, а именно, что существует постоянный ритм последовательных творения и разрушения. На самом деле меняется не так много: начало всегда замечательно, но к концу этот мир постепенно разрушается, зло и силы упадка постепенно одерживают верх вплоть до окончательной катастрофы, а потом все появляется вновь в весенней красоте новых возможностей жизни.
|
|
В отличие от этого, на что всегда указывали христианские теологи, новое творение в нашей цивилизации является более уникальным событием. Не предполагается, что в этом kaine ktisis, новом творении после Страшного суда, все будет повторено сначала, как было прежде, и что через некоторое время дьявол опять сделает какую-то пакость, и все это будет продолжаться вновь и вновь во веки веков. Идея, скорее, в том, что новое творение в чем-то основном, или существенном, отличается от старого. Основным отличием является то, что это новое творение отождествляется с небесным Иерусалимом, небесным городом, который, как мы знаем из других мест Откровения, безусловно, рассматривается как мандалы. В то же время он уподобляется женщине «украшенной для мужа своего», и является существенно более духовной реальностью, чем та материальная реальность, в которой мы живем. Кроме того, если мы будем вести себя достаточно хорошо, чтобы быть допущенными, мы будем жить в этом небесном Иерусалиме, но не в наших старых телах, а в так называемых «телах славы».
Эта идея весьма беспокоит людей средневековья, так как они задавались вопросом: если будет воскресение тела, то, если у человека была деревянная нога или другая инвалидность, будет ли этот человек воскрешен в таком же несчастном искалеченном теле? Богословие отвечало на это, что у нас будет тело славы, которое неким туманным образом не совсем будет совпадать с нашим материальным телом, таким же расплывчатым и неясным образом небесный Иерусалим также не будет таким же, как ущербная сфера реальности, в которой мы вынуждены жить сейчас. Одна и та же идея применима как к отдельному человеческому телу, так и к созданию в целом. В официальной христианской доктрине это обновление творения состоится в определенный момент в будущем. Воссоздание наших личных тел как тел славы также проецируется в будущее состояние мира, который мыслится как определенное событие в будущем.
|
|
Существует очень интересная вариация этой идеи в алхимии. У алхимиков, даже в самых ранних известных нам текстах, то есть датированных I веком н.э. и даже I веком до н.э., была идея, что алхимическая работа в реторте и изготовление философского камня является повторением творения, и в то же время изготовлением тела славы. Другими словами, идея философского камня алхимиков совпадает с идеей тела славы. Это предлагает архетипический подход к некоторым восточным идеям, поскольку в различных восточных практиках йоги и медитации целью является создание внутри себя так называемого алмазного тела, которое есть бессмертное ядро личности.
В тибетском, индийском, и отчасти в китайском буддизме когда-то давно была идея, что религиозная практика медитации служит цели создания внутри еще живого, но смертного тела алмазного тела, в которое вы, так сказать, переселяетесь. Уже в этой жизни вы все более и более пользуетесь своим алмазным телом как местом обитания, так что в момент смерти, как кожица, опадающая от фрукта, это смертное тело опадает, и тело славы – или, на языке Востока, алмазное тело – уже существует. Тело славы, своего рода бессмертная субстанция как носитель личности индивида, уже создано с помощью религиозных практик в течение жизни этого индивида. Эта же идея, что странно для официального христианского учения, решительно возникла в алхимической философии. Алхимики тоже с самого начала стремились к созданию такого тела славы или алмазного тела, и христианские алхимики с самого начала отождествляли его с телом славы. Для того чтобы создать это тело славы, называемое философским камнем, необходимо повторить процесс творения целиком.
|
|
Один из старейших алхимических трактатов называется «Философ и Первосвященник Комариос Преподает Клеопатре Божественное и Святое Искусство Философского Камня» (79). Комариос, вероятно, происходит от сирийского слова «Komar» и означает «священник». Существует также алхимическая субстанция, мистическая субстанция, называемая komaris, которая рассматривается как prima materia, основная материя всего процесса. Поэтому, возможно, слово намекает на этот основной материал. Это не было бы противоречием, поскольку, вероятно, слово komaris происходит от идеи тайны священника, материи, которая является тайной священника. В то время в Египте и Сирии, и везде, где практиковали алхимию, она по-прежнему являлась тайной, хранимой первосвященником, и, как правило, не разглашалась простым людям. Изначально в Египте священники различных классов монопольно владели определенными техниками. Например, бальзамирование, покрытие эмалью, и так далее – все это было коммерческими тайнами некоторых классов жрецов, - практика, которая некоторое время сохранялась также и в алхимической традиции, поскольку алхимия происходит в основном из источников эллинистического Египта. Текст начинается так:
Этот трактат есть золотое и серебряное писание, в котором священник и философ Комариос рассказал мудрой Клеопатре о творении. Он учит Клеопатру мистической философии, сидя на троне и затрагивая тайную философию. Он обладает мистическим гнозисом, которому он может научить тех, кто знает, и он показывает это даже своими руками, а именно: Все-Монада, * которую он творит с помощью четырех элементов.
Это слово на самом деле – monas. Это отсылает к одному из самых старых алхимических текстов, из тех, что до сих пор у нас есть, и возникает мысль, что это действительно связано с тайной творения: писатель Комариос действительно, во всем своем труде, указывал на одну монаду.
Это очень странное утверждение, но, как мы увидим позже в тексте, идея состоит в том, что есть четыре элемента - Земля, Вода, Огонь и Воздух - и что этот процесс является своего рода циркуляцией по четырем элементам, пока не создашь из них тонкое тело, которое содержит все четыре элемента в одном. Это указывает на исключительно центральную и основную идею различных алхимических традиций на протяжении веков, а именно, что совокупность мира разделена на четыре элемента. Если объединить их снова процессом циркуляции, вместо четырех получается основной, из которого изначально появились эти четыре. Они сводятся снова к своей prima materia, к своему единственному элементу, и тогда вы получаете Все-Монаду, всеобъемлющую, всепроникающую монаду, и / или, как гораздо позже называли это латинские алхимики, quinta essentia, квинтэссенцию, которая на самом деле не пятая, но как бы извлеченный и конденсированный продукт всех четырех элементов.
Текст продолжается:
Земля коагулирует над водами, а воды находятся над горами. Возьми, о Клеопатра, землю, которая находится над водой, и создай из нее духовное тело, чтобы служить, или дух квасцов (квасцы). Это будет тогда подобно по своей теплоте огню, и будет напоминать по сухости воздух, а воды, что над горами, подобны воздуху по своей холодности, а воды подобны влажности…
Затем идет лакуна в тексте, которую мы не можем реконструировать. Идея здесь состоит в том, что вы смешиваете не только четыре элемента, но в то же время и четыре качества. В поздней античности (исходя из греческого естествознания) была идея, что существуют четыре элемента и четыре качества, иногда восемь качеств, которые объединяются. Например, земля сухая и холодная, вода разделяет с ней холодность, но она влажная и холодная, воздух разделяет тепло огня, но имеет другую консистенцию. Таким образом, они обладают всеми видами объединений восьми или четырех качеств.
Смотри, из одной жемчужины, и из другой, о Клеопатра, все pharmakon, все настойки, получаются. Клеопатра затем взяла эти записи Комариоса и начала комментировать о разрезании на четыре части прекрасной философии, т. е. об основной субстанции всей природы. Она учила и нашла форму [используется греческое слово ideam ] всех операций и их различия и, следовательно, мы обнаружили, что философия во всем разделяет основное вещество природы на четыре, так что мы имеем сначала Nigredo или Черноту, во-вторых, Albedo, в-третьих Citrinitas, или Пожелтение, и в-четвертых Rubedo, или Покраснение вещества. Мы также можем разделить эти основные элементы на подобные полуэлементы, или полшага, и мы получаем между Nigredo и Albedo мумификации и промывку формы; между Albedo и пожелтением – плавление золота, а между пожелтением и покраснением есть разделение всего продукта на два. Конечная цель всех этих действий - сосуд, имеющий груди и ставший одним из всех частей.
Нужно немало дополнительных знаний, чтобы понять, по крайней мере частично, то, к чему писатель подводит в этом тексте. Мы видим две вещи: идентичность философии и природы, и это означает, что разделение природы на четыре части совпадает с разделением «философии» на четыре части. Философия (в данном случае означающая алхимической теории, или теоретический подход алхимиков) несет ответственность за то, что все в природе разделено на четыре. Далее автор, говоря устами Клеопатры, перепрыгивает от этого утверждения к тому, что существует четыре уровня материи, а именно: черный, белый, желтый и красный – известная теория, которая сохранилась до самого конца алхимии, то есть до XVII века. Да, эта теория действительно продержалась неизменной в течение семнадцати столетий. Между этими этапами она включает полупроцессы. Таким образом, мы снова видим мандалу: не только четырех элементов, но nigredo, albedo, citrinitas и rubedo, четыре этапа, и между ними мумификация, расплавление золота, разделение на два, и (здесь не ясно, ибо автор переходит к замечанию, что целью является сосуд с грудями) становление одним из всех частей. Таким образом, вместо того чтобы переходить к четвертому этапу и заново начинать, здесь внезапное движение к центру. И здесь есть интересный момент, касающийся проблемы трех и четырех. Клеопатра действительно начинает с желанием пройти четыре этапа, доходит только до третьего и затем, при переходе к четвертому, вместо того чтобы сказать, что между rubedo и nigredo существует четвертый шаг, она перепрыгивает в центр. Вдруг целью всего процесса оказывается сделать сосуд с грудями.
Сосуд с грудями – это интересный вид алхимического сосуда, который, вероятно, был изобретен в Египте, этот сосуд похож на то, что позже было названо пеликаном. В оригинальной рукописи есть рисунки сосуда, так что мы точно знаем, как выглядит сосуд с грудями. Он работает по принципу кофеварки. Снизу горит огонь; вещество возгоняется, затем конденсируется и выпадает в виде влаги с двух сторон, как молоко из груди женщины, чем и объясняется название. Существует еще один тип этого сосуда, который, вместо того, чтобы выпускать жидкость (как в 1-м типе) и продолжать алхимический процесс, дает ей стекать обратно, что и позволяет сделать пеликан. Это сосуд для циркуляции, в котором вещество постоянно возгоняется и осаждается обратно для дальнейшей очистки или осветления.
Такой сосуд считается изобретением пророчицы Мариам, сестры Моисея, полностью легендарной личности. Кроме того, упоминание о ней как о пророчице можно найти в некоторых гностических писаниях. Мы до сих пор пользуемся bainMarie на кухне – это контейнер, стоящий на водяной бане. Итак, вы видите, когда вы нагреваете, к примеру, банку спаржи, вы все еще используете великое изобретение пророчицы Мариам, не зная об этом!
НЕБО
Сосуд с грудями Пеликан
В алхимии этот сосуд рассматривался как представляющий всю вселенную. Считалось (как некоторые астрономы считают до сих пор), что Вселенная – это замкнутая система; сосуд был копией вселенной по форме: снизу земля, а сверху небо, что объясняет отсылки на конденсирующиеся облака и выпадающий дождь. Весь этот процесс в реторте является своего рода космическим процессом – в соответствии с тем, что считалось космосом тогда: под землей есть огонь, как ад под поверхностью земли, а вверху – воздух и небо. Этот сосуд стал мистическим понятием в алхимии. Целую главу об этом можно прочитать в «Психологии и алхимии» Юнга, там он собрал огромное количество алхимических цитат о природе сосуда, из которых становится ясно, что в алхимии он рассматривался не как банальная реторта, как бы мы думали об этом, но был мистическим понятием (80). Это мистическое понятие сводится к тому, что для алхимиков сосуд представлял собой нечто вроде возможности унитарной психической концепции реальности, приобретенной или выстроенной либо тем, что они называли «философия», которая для них была материальной вещью, либо, во многих других текстах, «душой», как вы найдете в главе Юнга, посвященной сосуду. Это действительно символ человеческой психики в целом, микрокосм, сосуд, в который все макрокосмические процессы ловятся и в то же время захватываются и воспринимаются. В целом в алхимии, поскольку психические процессы полностью проецируются на материальные действия, нет никакой разницы между фактической ретортой, и тем, что мы назвали бы психикой. В следующей части этого текста, старейшего алхимического текста, который у нас есть in extenso, говорится:
Вы тоже, о друзья, если вы хотите приблизиться к этому чудесному искусству алхимии, должны действовать таким же образом. Теперь посмотрим на растения, откуда они берутся: они спускаются с гор или вырастают из земли. Затем посмотрим, как к ним нужно относиться, а именно, надо собирать их в нужный момент и в соответствующий день, и посмотреть, как воздух служит им и земля окружает их, чтобы они не погибли. Потому что они все из одного вещества.
Здесь Клеопатра сравнивает центральный процесс с ростом растений. Психологически, здесь есть связь. Сначала она кружилась между четырьмя или почти восемью – семью с половиной – этапами, а затем перескочила на центральную проблему сосуда. Теперь она приходит к идее растения, собирающего материю из воздуха, воды и земли – отовсюду. Итак, мы видим, что растение – это сравнение для того же, для того мистического центра, на котором алхимики сосредоточили все свое внимание. Теперь она использует сравнение: так же, как растение использует минералы, воду и воздух – все элементы – и конденсирует их в новое создание, а именно растение, так и наше искусство создает одно вещество, которое состоит из всех окружающих веществ.
Затем Останес и его друзья отвечают Клеопатре. Вы видите, что Комариос и Клеопатра разговаривают с целым собранием алхимиков.
В тебе [имеется в виду Клеопатра] скрыта потрясающая и замечательная тайна. Пожалуйста, объясни, лучше об элементах: как находящееся выше идет вниз, а находящееся ниже поднимается, и как среднее приближается к самому верхнему и самому нижнему, и как они все стали одним в центре, и расскажи нам и то, что все это за элементы, и как благословенные воды спускаются и смотрят на мертвых под землей, которые скованы там и несчастны, и посмотри, как эликсир жизни входит в них и как они просыпаются, так что они сходят со своих лож. И когда воды входят в верхнюю часть их ложа, тогда приходит свет и облако несет их вверх, облака приходят от моря, а вода идет вверх, и философы могут видеть то, что видимо, и наполнены большим счастьем.
Первое замечание интересно, поскольку собрание философов говорит учителю, Клеопатре, что в ней, то есть женщине-алхимике, скрыта потрясающая тайна. Ясно, что проекция состоит в том, что тайна творения и тайна его восстановления скрыта в женском образе, в данном случае в мудрой Клеопатре. Если вы помните, во многих мифах творения, приведенных мною, в начале была беременная женская фигура, в которой содержался весь мир. Этот мотив появился in extenso в мифе ирокезов, где все творение находилось в утробе женщины, которая упала с неба. Здесь, в алхимии, вновь та же идея: что в мистической женской фигуре вначале содержится вся тайна искусства творения, но у нее есть более духовный нюанс в том, что это знание тайны. О Небесном Иерусалиме также было сказано, что он приготовлен, «как невеста, украшенная для мужа своего»: и здесь тоже секрет нового творения сравнивается с женским образом, продвигающимся к акту coniunctio. В Апокалипсисе, эта «невеста, украшенная для мужа своего» отождествляется со знаменитой женщиной, имеющей на голове венец из двенадцати звезд, и рождающей нового Спасителя.
Затем текст переходит к тому, что все элементы, самый высший, самый низший, и так далее, соединены в середине: все элементы собраны вместе в центре, и в этом тайна. Затем текст переходит снова к новой идее, что одновременно с этой конденсацией всех рассеянных элементов, с этим потрясающим актом конденсации, вода жизни проникает в подземный мир, где лежат мертвые, и воскрешает их. Так конденсации совпадает с воскресением мертвых, и здесь мы подходим к мотиву тела славы.
И Клеопатра сказала им: воды входят и пробуждают тела и ослабевший в них дух, поскольку они должны долгое время страдать в подземном мире, а затем они прорастают из подземного мира и всходят, и одеваются в красивые цвета, как цветы весной, и весна сама радуется красоте, которую дает им. Для вас, кто понимает меня, я скажу: когда вы поднимете растения, и элементы, и камни со своих прежних мест, они выглядят красиво, но сами не таковы, но после того, как станут испытаны огнем, они приобретают красивый цвет и еще более прекрасную славу, а именно скрытую славу, которая жаждала красоты, и которая приходит, когда материя превращается с помощью огня в божественную субстанцию.
Идея состоит в том, что вы берете исходные тела, будь то камни или растения, материю в первозданном виде, которая может выглядеть красиво, но сама не такова, и сжечь ее дотла. Это и означает испытание огнем. Затем вы создаете что-то, что содержит скрытую духовную славу и что данный текст даже называет божественным. Итак, то, что вы создаете, конденсируя различные материалы, есть божественное тело. Оно превратилось в тело божественной природы.
Наше святое искусство подобно ребенку, который, будучи эмбрионом, питается в утробе матери и медленно растет. Сначала морские волны причиняют трупу боль и волны подземного мира уничтожают его в его гробе, но если открыть могилу того, что ранее было трупом, но живо, теперь выходит, как ребенок из чрева матери. И когда философы увидели красоту, они стали очень счастливы и, как любящая мать кормит своего новорожденного ребенка, так они стараются, кормить тот труп, который теперь стал ребенком, не молоком, но водой, поскольку все искусство [имеется в виду алхимии] – это образ ребенка, потому что она приобретает форму ребенка и во всех этих точках она полна, и это скрытая и запечатанная тайна.
Здесь есть интересный мотив, а именно: разрушение трупа в могиле. Из-за этого, каким-то тайным образом, происходит воскресение ребенка из могилы, и этот ребенок есть искусство алхимии и он есть тайна, которая выведена усилиями философов. Этот старый текст, «Комариос и Клеопатра», содержит все самые основные идеи, которые можно найти в более поздних алхимических текстах. Вновь и вновь философский камень представляют в образе божественного ребенка, рожденного с помощью искусства алхимии, используя сравнение со смертью и воскресением. Нигредо, состояние черноты, всегда сравнивается с состоянием смерти, когда тело разрушается в могиле; альбедо – это смывание смерти и зловония могилы, а затем рождается ребенок, который есть либо юный Меркурий, либо божественное дитя, либо философский камень, и в то же время просто есть возобновление алхимической философии.
Здесь я опускаю часть текста и продолжаю с главы 13:
Смотрите: парадоксальная тайна, о братья, совершенно неизвестная истина, которую я тебе говорю. Смотрите, что вы питаете вашу собственную землю, и что вы питаете ваши собственные ростки, так что вы будете пожинать прекрасные плоды. Слушайте и думайте о том, что я говорю: возьмите из четырех элементов самый высший мужской и самый низший, белый и красноватый, в равной пропорции, мужское и женское, так чтобы они могли быть соединены, и так же, как птица высиживает яйца с теплом и выводит птенцов с теплом, вам тоже нужно расплавить эти два и положить их на солнце и греть их на слабом огне с молоком девы и дымом. И когда они стали одним [то есть, когда душа и дух стали одним], и являются одним, потом спроецируй их в тело серебра и тогда у тебя будет золото, которого нет ни в одной сокровищнице царей.
Вы должны помнить, что алхимическое мышление никогда не идет по прямой, она циклическая и всегда вращается вокруг одного центрального мотива. Здесь тот же центральный мотив, который был сначала сравнен с созданием сосуда и с растениями, или имитацией роста растений, теперь сравнивается с coniunctio мужского и женского, и с образом птицы, высиживающей яйцо, так, что душа и дух становятся одним целым, внутренним объединением души и духа, который потом приобретает тело серебра и таким образом становится золотом, которого не найдешь в сокровищницах царей. Поэтому объединение души, духа и тела называется телом из серебра, женским телом, и эти три вместе составляют четвертое, а именно золото. Очевидно, как добавлено, это золото не следует искать в сокровищницах царей, что значит, что это не обычное золото, не металл, который мы видим и который был хорошо известен в то время, но мистическое золото. Алхимики пытались сделать вещество, которое они называли золотом, но которое не имело ничего общего с металлом. Они подразумевали под этим нечто божественное, неразрушимое, которое не может быть вновь сожжено огнем, бессмертное тело, так сказать. Это золото, которое в более поздних текстах обычно называют философским золотом, есть бессмертное тело, которое рождается через единство противоположностей и которое уже не подвержено распаду этого мира.
Это тайна философов, и они поклялись клятвой никогда не раскрывать ее и не осквернять ее, потому что она божественна. Это божественное, поскольку она соединена с Божеством и приводит каждое вещество к божественному завершению, и это тайна, в которой воплощается дух, мертвые получают душу и получают дух, а затем преодолевают друг друга. Есть также темный дух, полный вздора и уныния, который управляет телами вначале, так что они не могут стать белыми и получить цвет создателя. Они ослаблены этой темной пневмой. Но когда исчезло зловоние этого темного духа, тогда труп наполняется светом, и душа, и дух, и тело радуются. И тогда душа взывает к просветленному телу: «Проснись в подземном мире, восстань из гроба, встань из темноты, облачи себя в одухотворение и обожение, ибо голос воскресения достиг тебя и эликсир жизни вошел в тебя». Дух опять рад быть в теле и душа рада быть там, где она живет, и она обнимает своего мужа в радости, потому что тьма исчезла, и все наполнено светом и больше не может быть отделено от света, и душа радуется в своем доме [имеется в виду тело], потому что сначала там было темно, но теперь она нашла его наполненным светом, и она становится единой с ним, потому что он [дом или тело] сейчас стал божественным, и она живет в нем. Она оделась божественным светом, и они стали одним целым. Тьма исчезла, и они все стали одним в любви, теле, душе и духе. Они все едины и здесь скрыта тайна, и в том, что они собрались вместе и соединились друг с другом тайна завершена, теперь дом запечатан и воздвигнута статуя, полная света и божественности. Огонь сделал их одним и изменил, и она вышла из материнской утробы.
Я дала этот текст in extenso, потому что здесь можно очень ясно видеть, как все описание алхимического процесса переключается на язык религиозных гимнов, восхваляя опыт воскресения после смерти и вхождение в бессмертие. Это лучше, чем многие из более поздних текстов, изображает конечную цель всего стремления алхимиков, а именно создать тела славы своим искусством, в этой жизни, а не ждать, что это произойдет в конце дней. Ясно, что алхимики представляют интровертное скрытое течение официального христианского учения, так как на официальную доктрину больше влияли, особенно в раннее время, экстраверты, и она осталась спроецированной в форме, в том смысле, что мы ничего не можем сделать сами по себе, но должны разлагаться в наших могилах, а затем будем воскрешены Богом в конце дней. Интровертная тенденция пыталась поддержать дело Божие, так сказать, медитативной деятельностью, и выстраиванием и созданием или осознанием того факта, которого экстраверты ожидали как внешнего и должного произойти в какой-то момент времени, как внутреннего мистического события. В некотором роде, поэтому, кроме этого типологического контраста, алхимия никогда не было антихристианской, это лишь скрытое течение, которое дало всем христианским представлениям более внутрипсихический и мистический аспект, который ставит его ближе к учениям Дальнего Востока. Такие пренебрегаемые факторы, как тело славы, следовательно, здесь стали их главной задачей.
Теперь я хочу привести еще несколько алхимических текстов. Следующий текст, вероятно, принадлежит XII или XIII веку, потому отражает скачок «всего лишь» в 11 сотен лет от только что приведенного текста. Вы будете удивлены, увидев, как консервативны алхимики и насколько до сих пор аналогичны идеи.
Это текст, озаглавленный Aurora Consurgens, который приписывается святому Фоме Аквинскому. До сих пор над этим приписыванием только смеялись и не воспринимали его всерьез, но я сделала попытку обсудить приписывание. Впрочем, здесь это не имеет значения, мы будем просто смотреть на него как на средневековый алхимический текст.
В первых главах автор описывает в экстатической форме, как к нему с небес спускается женщина, которую он называет София, Премудрость Божия, и которая, согласно его идее, есть также мистическое знание алхимии. В предыдущей, одиннадцатой главе, он описывает философский камень как идентичный с небесным Иерусалимом. Здесь та же идея, что и в Откровении, о том, что Небесный Иерусалим, своего рода женский божественный образ, олицетворяется как Sapienta Dei, совпадает с алхимией и ее творением: это Небесный Иерусалим и философский камень. Затем автор продолжает описывать философский камень как идентичный с Небесным Иерусалимом в притче под названием «Притча о Неба и Земле и о расположении элементов», которая представляет собой сборник цитат из Книги Бытия и других книг Библии, все упоминающие о творении. Момент, к которому я до сих пор подвожу – показать, что алхимический опус является повторением наших мифов творения.
Тот, кто от земли, тот от земли говорит, тот, кто приходит с небес, есть выше всех. Теперь здесь представлена и земля как принцип элемента, но небеса выступают за три высших (принципа), для чего немного надо сказать о земле и о небе, ибо земля есть принцип и мать других элементов, как свидетельствует Пророк: В начале, О Господи, Ты обрел землю, и небеса суть дело рук Твоих, они же есть вода, воздух и огонь. Ибо от земли элементы отделяются смертью, и в нее они возвращаются с убыстрением, ибо из чего вещь состоит, на то же она и разделится, как и Святое Слово свидетельствует: человек прах есть и в прах возвратится. Такой прах положили философы смешать с постоянной водой, которая есть фермент золота, и их золото есть тело, то есть земля, которую Аристотель назвал коагулентом, ибо она коагулирует воду. Это почва Земли обетованной, где Гермес приказал своему сыну посеять золото, чтобы живые дожди могут подняться от него, и вода, которая согревает его, как говорит Старший *: И когда они желают извлечь эту божественную воду, которая есть огонь, они согревают ее своим огнем, это есть вода, которую они измерили до конца и скрыли из-за неразумия глупых. И все философы поклялись в том, что они нигде не укажут это ясно на письме, но они оставили это славному Богу, чтобы открывать это, кому он захочет, и скрывать, от кого он пожелает, ибо в нем великая хитрость и тайна мудрости. А когда теплота этого огня достигает самой земли, земля растворяется и становится кипящей, то есть испаряющейся водой, а потом возвращается в свою прежнюю земную форму. Потому водой земля движется, и небеса выливаются на нее, и течет как будто с медом по всему миру, и говорит о своей славе. Ибо слава эта ведома только тому, кто имеет понимание, как из земли были сотворены небеса, и потому земля останется навсегда, и небеса основаны над нею, как и пророк свидетельствует: Ибо Ты основал землю на ее основаниях, и не поколеблется она во веки веков. Глубина есть ее одеяние, над ней будут стоять вода, воздух, огонь, и птицы небесные будут жить в ней, поливая ее из верхних элементов, и она будет заполнена плодами их трудов, ибо в центре Земли суть корни семи планет, и они оставили там свою силу, вот почему в земле есть вода, порождающая все виды цветов и фруктов и производящая хлеб и вино, веселящее сердце человека, а также приносит зелень для скота и травы для службы человеку. Эта земля, я говорю, сделала луну с ее сезонами, затем солнце взошло, очень рано утром первого дня недели, после темноты, которую Ты назначил до восхода солнца, и это есть (ночь). Ибо ночью ходят все звери лесные, ибо Ты повелел им, что они не должны приходить до белизны, но в их порядке (дней) будет продолжаться до покраснения, ибо все служит земле, и дней ее лет семьдесят лет, проходящих над ней, ибо она поддерживает все словом своего божества, как и в Turba Philosophorum [известном алхимическом классическом труде] написано: земли, поскольку она тяжела, поддерживает все, ибо это основа всего неба, потому что она оказалась сухой при разделении элементов. Поэтому в Красном море был безводный путь, так как большое и широкое море ударило в скалу и (металлические) воды потекли. Затем реки исчезли в сухой земле, которые делают город Бога радостным, когда смертное облечется в бессмертие, и тление жизни должно облечься в нетление, тогда нужно будет, чтобы произошло слово, которое написано: поглощена смерть победою. О смерть, где твоя победа? Где твой грех изобиловал, там (сейчас) благодати более чем довольно. Ибо как в Адаме все умирают, так во Христе все (люди) оживут. Ибо в человеке действительно приходит смерть, а в самом (Иисусе) воскресение мертвых. Ибо первый Адам и его сыновья взяли свое начало от тленных элементов, и поэтому было необходимо, чтобы созданное истлело, но второй Адам, которого называют философским человек, от чистых элементов вошел в вечность. Потому то, что состоит из простой и чистой сущности, останется навсегда. Как Старший говорит: Существует Одна вещь, которая никогда не умирает, ибо она продолжается в вечном росте, когда тело будет прославлено в конечном воскресении мертвых, о чем и Вера в воскресение во плоти и вечную жизнь после смерти свидетельствует. Тогда говорит второй Адам первому и сынам его: приидите, благословенные Отца Моего, владейте царством вечным, уготованным вам от начала Делания, и ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное для вас [вместо «от начала творения» он вставляет «с начала опуса», этим буквально говоря, что алхимический опус и творение идентичны], ибо все приготовлено для вас. Кто имеет уши слышать, да слышит, что дух учения говорит сыновьям дисциплины о земном и небесном Адама, как философы трактуют эти слова: Когда у тебя будет вода из земли, воздух из воды, огонь из воздуха, земля из огня, тогда ты полностью и совершенно будешь владеть [нашим] искусством [и т.д.]) (81).
* Старший, или Эль-Шейх по-арабски, это знаменитый арабский автор, чье настоящее имя было Мухаммад ибн Умайл, в латинских текстах его имя всегда переводилось как Старший, поскольку его арабского имени не знали.
Здесь вы снова видите ту же идею: что вы создаете в опусе, повторяющем весь процесс создания, одну вещь из четырех элементов, и что это в то же время есть привнесение или построение второго, внутреннего Адама, противоположного, или заменяющего старого, тленного Адама. И здесь есть эта прекрасная речь второго Адама, в котором все люди воскреснут, обращенная к сыновьям первого, тленного Адама, который разрушился. В этой речи есть также идея создания бессмертного тела путем производства через внутренний процесс последнего воскресения мертвых в философском камне. Для этого автор философского камня должен быть идентичен внутреннему психическому опыту того, что он называет Христом, и что мы назвали бы психологически ощущением Самости, которое средневековый мистик, естественно, назвал бы Христом. Но он ощущает внутреннего Христа, который в то же время есть его собственное бессмертие, ибо воскресение происходит в Христе, а для алхимика, посредством него, в философском камне.
Существует только еще одна глава в «Авроре», и это «Седьмая Притча о Беседе Любящего с Возлюбленным», которая является пересказом Песни Песней Соломона, и является любовной песней о coniunctio. Итак, вы видите, что в течение, или после, этого воскресения, точно по той же схеме, что и старый текст Комариоса, после создания бессмертного тела, происходит объединение всех веществ в coniunctio. Но то, что в Апокалипсисе (где небесный Иерусалим является также невестой, украшенной для мужа своего) есть лишь намек одним словом, здесь алхимиками расширен в целый процесс.
Благодаря тому, что идеи и работы некоторых средневековых алхимических авторов проникнуты христианским мистическим опытом, алхимическое делание стало более четким и более явным внутренним религиозным опытом, и вот вы уже видите начало нехимических идея алхимии. Лично я убеждена, что кто бы ни был автором этого текста, он, конечно, уже не был химиком, работающим с ретортой, но использовал химическое язык для описания личного внутреннего мистического опыта. Благодаря увеличению развития химического аспекта алхимии и благодаря открытию того, что атомный вес играет важную роль в смеси элементов и других подобных факторах, из алхимии постепенно развилась химия, и ее духовная доктрина стали соответственно тоньше и более рациональной. У Юнга в «Психологии и алхимии» есть текст XVIII века, который выдает эту интеллектуализацию и истончение исходного опыта. Как говорит Юнг, текст отнюдь не старый и несет в себе все следы период упадка. В нем говорится: