Не доставая веревки, сел на весла и неспешно погреб к берегу, намереваясь таким способом подсечь борт подводного ущелья.
Естественно, сидел спиной к берегу, пустив фал с кормы. Первый рывок был метров через сорок и не сильный, то есть, груз все-таки достал дна. Второй последовал скоро и тут же корму накренило. Зацеп! Я бросил весла и взял веревку. Выбрал ее, насколько можно, натянув вертикально, глубина оказалась метров семнадцать и держало там крепко, чуть потянешь, лодка норовит на дыбы встать. Вроде бы и цепляться нечему, мешочек гладкий, камень круглый.
Будь вода потеплее, акваланг бы да нырнуть, посмотреть, что за рыбка попалась...
Кроме удилища, использовать вместо буя было нечего. Привязывая его, я вдруг подумал, а может дед вот таким образом оставил метку, где валек клюет? Не в берег воткнул - на воде оставил удилище...
Тем временем лодку развернуло, и я увидел на берегу человека - первого за все время, если не считать баядеру. Поднял бинокль - на камне сидит мужик в брезентушке, форменная фуражка и карабин СКС прислонен стволом к плечу. По виду, егерь - все-таки Манарага с окрестностями входит в национальный парк Коми, должна быть охрана.
Олешка предупреждал, дескать, ходят там егеря, но мужики простые, не жадные, бутылку поставь и хоть год живи, слова никто не скажет.
Этот курит, поджидает, играя ремешком полевой сумки. Бутылка у меня была, точнее, солдатская фляжка водки, а это восемьсот граммов, так что и себе еще останется на растирание...
Я выпустил удилище, вставшее колом над водой, и взялся за весла.
И тут мелькнула мысль перемахнуть озеро на лодке, а там успею уйти в развалы, пока он бежит по берегу. Но тот словно мысли прочитал, крикнул гулко:
- Давай, греби сюда! - приподнял карабин. - А то вода холодная, рано купаться.
- Не ори! - весело отозвался я. - Рыбу распугаешь. Егерь выстрелил от живота, пуля ударила в полутора метрах от лодки.
- Ты что, взбесился? - рука сама полезла в карман за кольтом.
- Выполняй требование!
Кольт я носил с собой в специально пришитом к поле штормовки, кармане, под рукой и не выпадает, но за последнее время как-то расслабился, патрона в патроннике нет, а кто его знает, егерь это или бандюга, коль начинает сразу палить?
Уж не он ли тогда стрелял в меня?..
Лодку я развернул в обратную сторону и погреб кормой вперед - очень уж не хотелось ему спину подставлять, так и стоит с поднятым стволом, понять не может, куда я плыву. Наконец, разглядел куда, опустил карабин. Я остановился в нескольких саженях от берега: этот егерь в кирзовых сапогах, так что начерпает, если вздумает подойти.
- Ну и что звал, вояка? - я бросил весла и достал сигареты. - Скучно одному?
- Охрана парка, старший егерь Тарасов! - представился он. - Давай причаливай.
- А я тебя и так послушаю, говори!
- Проверка документов!
- Каких документов? Паспорта, что ли?
- И паспорт тоже.
- Нету паспорта! - развел я руками. - В лес с собой не беру.
Потеряешь, замочишь ненароком...
- Ну что, базарить будем или документы показывать?
- Давай побазарим. Скажи-ка, старший егерь, в этом озере рыба клюет?
- Ты что, борзый такой, да? - он забрел в воду по щиколотку, мотнул стволом в сторону берега. - Я сказал, причаливай!
Гражданская война на Урале все еще продолжалась...
- Чего ты кипятишься то, Тарасов? Я же тебя знаю!
- Меня знаешь?
Теперь можно было лепить все, что угодно.
- Да кто тебя не знает? Помнить, в прошлом году ты на моторке к нам подъезжал, на Косью? Мы еще тебе бутылку поставили?
Он повесил карабин на плечо, неторопливо и безбоязненно прибрел к лодке - ледяная вода была ему выше колен, даже не глянув на меня, взял за веревку и потянул резинку к берегу. Его решительность и несговорчивость настораживали: егерей я знал с детства, как потомственный охотник, их обычно набирали из обыкновенных деревенских мужиков, по простоте своей не слишком принципиальных, и даже если среди них находились особо рьяные, заполошные, то и такие все равно оказывались податливыми, главное было - разговорить. Так что Олешка относительно парковых егерей не обманывал.
К тому же, плавая по озеру с удочками, я вроде бы ничего не нарушал.
- Ну вот, теперь штаны придется сушить, - заметил я, сидя в буксируемой лодке. - А хозяйство простудишь? Простатит схватишь - подумал? Жена уйдет к другому...
- Хорош болтать! - огрызнулся Тарасов и вытащил меня на мель. - Документы покажи!
- Нету, брат! При себе не носим.
- Обязан носить!
- С чего это? Полицейский режим, что ли?
- Может, ты иностранец! Может, ты сюда незаконно проник.
Я стойку сделал, но спросил как бы между прочим:
- А что, сюда иностранцы проникают?
- Всяких хватает, и иностранцев тоже. В прошлом году вон одного поймали. Тоже сидел здесь с удочками.
Вот это была новость! Если конечно, егерь страху не наводил...
- Ну я всяко на иностранца не похож и акцента нет. Хочешь, заговорю по-русски?
- Тот тоже матерился, а оказался англичанин. Ты мне документы покажи!
- Говорю же, не взял с собой.
- Значит, со мной пойдешь.
- С какой стати?
- Нам приказано задерживать и доставлять всех подряд.
- Но за что же, Тарасов?
- По какому праву здесь находишься?
Да он из меня бутылку выжимал!
- Послушай, Тарасов, - я готов был предложить ему водки, но фляжка-то осталась в логове, которое выказывать нельзя. - Давай разойдемся мирно. А лучше посидим на бережку, выпьем, поговорим...
Он не купился на это, однако насторожился, что-то заподозрил и спросил без прежнего напора:
- Отвечай, по какому праву?
Я ужаснулся про себя: кажется, попал на полного дурака при полномочиях или излеченного алкоголика - два вида самых опасных людей.
- По праву, означенному в Конституции СССР! - отчеканил я.
- Чего-о?...
- Каждый гражданин имеет право на свободное передвижение по всей территории СССР. Когда-нибудь читал Конституцию, Тарасов? Так вот про парки там ничего не сказано. И устраивают их, чтоб люди отдыхали.
- Ты что, такой умный, что ли?
- Да был бы умный, к берегу бы не поплыл!
Называть себя нельзя ни в коем случае, как и документы показывать. Но к такому случаю я не подготовился, никакой легенды не придумал и прикрытия в виде какой-нибудь справки, не имел. Все второпях, и вот результат...
А в кармане лежит левый ствол, да еще иностранный, английский!
- Да кто ты такой? - возмутился егерь. - Ишь, еще права качает!
- Могу сказать только твоему начальству! - Надо было темнить, чтоб под карабин не поставил и не повел. Конечно, можно и удрать, но тогда сразу окажешься вне закона и жизнь на Манараге начнется веселая, игра в казаки-разбойники.
- Вот сейчас и пойдем к начальству.
- Нет уж Тарасов, ты сейчас к нему пойдешь. И его сюда приведешь.
- Кого?
- Начальство свое, олух! Ну что встал? Давай, шевелись!
И это не возымело особого действия. Тарасов натянуто рассмеялся, махнул стволом карабина.
- Ладно, парень, это я уже слыхал не один раз. Давай, топай вперед, там разберемся.
- Не пойду! - Я встал, размялся и тяжелый кольт оттянул полу штормовки, что егерь сразу заметил и будто бы смутился, сбавил напор.
- Оружие есть?
- Мы без оружия в горах не ходим.
Он вроде бы растерялся - о чем-то догадывался, но еще мучили сомнения - его сейчас надо было заговаривать, как детскую грыжу. Я выпутал из нагрудного кармана красный писательский билет, махнул перед его носом и тут же спрятал.
- Вот тебе документ! А теперь говори, в горах люди есть? Кроме нас с тобой?
- Как сказать... Они всегда есть, люди...
- Прямо скажи: есть или нет!
- А что я, докладывать обязан? - спросил хмуро.
- Обязан! Ты на государственной службе.
Егерь вдруг повесил карабин на плечо.
- Ничего я не обязан! У меня работа есть. Пойду я...
- Никуда ты не пойдешь, Тарасов! - Я выскочил из лодки. - Пока не доложишь обстановку. Где люди, кто, зачем в горы пришли.
Он глянул на меня, как на врага, которого вынужден терпеть.
- Идите да спрашивайте сами. Я вам что?
- Ты у них документы проверял?
- Я уже говорил... Что увижу преступное - сам приду скажу... Ну и что вам еще надо? Вы приехали - уехали, а мне тут жить.
- Тарасов, с нами не надо ссориться. С нами надо дружить.
- Ладно, не пугайте! - Глаза у него засверкали. - Уволят? Ну да и хрен с ним, в пожарку уйду!
- Ну смотри, не пожалей потом.
Егерь развернулся и пошел, в сапогах булькало и на каждом шагу из голенищ выплескивались фонтанчики воды, а на ссутуленной, обиженной спине подпрыгивал карабин. Я стоял, боясь дыхнуть: удача была редкостная, на понт взял, вывернулся и еще узнал новость - тут работают скорее всего комитетчики! А за кого он еще мог принять меня?
Работают! И заставляют егерей сотрудничать. А это значит - проводят какую-то долгосрочную операцию, держат под наблюдением обширную территорию Урала. Причин может быть две: отслеживают и задерживают иностранцев, которые сюда забредают, ну или ловят охотников за сокровищами.
А может, сами ищут эти сокровища?...
Он отошел шагов на тридцать, приостановился и обернулся - я насторожился.
- Тут опять этот появился, - громко и с расстановкой крикнул егерь. - В общем, яти мать.
- Кто появился, Тарасов?
- Да этот, снежный человек. Теперь где-то на Вангыре прячется.
Следы видали... А больше пока никого.
И стал спускаться под гору.
Этого еще не хватало! Тут и снежный человек ходит! Йети! Упертый, своенравный егерь шутить не любил, да, пожалуй, и не умел.
Когда голова егеря скрылась за грядой, я открыл клапана на лодке и не дожидаясь, когда стравится воздух, побежал в противоположную сторону, подальше от озера. Что если этот принципиальный Тарасов опомнится, проанализирует детали нашего диалога и вернется кое-что уточнить, например, посмотреть удостоверение?
Забравшись в развалы, откуда хорошо просматривалось озеро, я прождал два часа, однако егерь не вернулся, должно быть, тоже радовался, что отвязался от "комитетчика" и теперь вряд ли сюда сунется.
Получалось, утопленный обоз с золотом ищут много народу, в том числе, и англичане, возможно, потомки тех из команды сопровождения, кто уплыл за море и спасся. И даже снежный человек!
А мне-то чудилось, я один знаю, какая рыбка плавает в Ледяном озере...
Но почему на Ледяном никого нет? Не начался поисковый сезон? Все ждут, когда прогреется вода?... Как только здесь появится первая команда, причем, любая, Редаковские "каркадилы", комитетчики или иностранцы, мне уже из своего логова и выходить будет нельзя. Кто бы здесь не работал - каждый начнет хлопотать о собственной безопасности.
Наставят постов, секретов, пустят завербованных егерей, и проскочить незамеченным станет очень трудно. Мало того, сразу же обнаружат на воде мой буй на веревке и начнут рыскать по округе, чтоб устранить конкурента. Так что у меня остается немного времени и возможность первому открыть купальный сезон на Ледяном озере.
Ведь за что-то зацепился фал?
Сейчас или никогда! Что же, зря пер сюда за столько километров акваланг с запасным баллоном? (Вспоминаю его до сих пор, как только начинает болеть спина.) В тот же день я перетащил снаряжение в распадок, поближе к озеру, но ночевать в логово не пошел, остался на камнях без костра, а чтобы не замерзнуть на ветру, надел спортивные теплые брюки, свитер и обрядился в гидрокостюм. В воде он почти не грел, а на суше, без солнца, холодил будь здоров, к тому же отпотевал изнутри, отчего одежда становилась влажной.
После двух ночи пришлось его снять и развести костерчик.
Первое погружение я начал после того, как солнце поднялось и начало греть. В последний раз глянул на него и вывалился из привязанной к фалу лодки, как мешок, чуть ее не опрокинув. Замысел был прост - спуститься по веревке ко дну и посмотреть, за что она зацепилась. Где-то на глубине трех метров повисел немного, чтобы привыкнуть к новым ощущениям и успокоить дыхание. Все казалось неудобным, рот едва закрывался от загубника и приходилось все время напрягать мышцы лица, будто камень заглотил, нос драло, гидрокостюм почему-то стал деревянным и едва гнулся - это только в кино красиво, когда аквалангисты как щуки плавают, и хоть бы что. Причем, когда тренировался, все получалось, и дыхательные клапана казались мягкими, может, чуть-чуть жестче, чем в противогазе.
Вероятно, от волнения воздуху не хватало, дышал часто, начинала кружиться голова. В какой-то момент стало страшно, и я выскочил на верх, выплюнул загубник. Вставшее солнце расплывалось в мокром стекле маски, мир показался теплым, притягательным - эх, полежать бы на камушках...
Сначала подумал, это капля пробежала по стеклу, оставив светящийся след, и еще не привыкнув, проморгался, будто вода текла по глазам - светлячок не исчез. Тогда я протер стекло, а потом и вовсе снял маску...
На берегу, где когда-то поджидал меня егерь Тарасов, стояла танцующая на камнях. Только на сей раз не танцевала, а призывно махала руками - сюда, сюда...
Сеансы умопомрачения продолжались. Что делать? Игнорировать ее или плыть к ней? И наконец спросить, что ей надо. А если она опять поманит и убежит? И вместо нее на берегу окажется неуязвимый рыжий медведь или еще какая-нибудь призрачная тварь.
- Сейчас! - крикнул я. - Подожди меня там. Я скоро!
Ее появление неожиданно вдохновило. Со второй попытки сразу ушел на глубину метров в девять - выбирал из-под себя веревку и как бы задавливал себя в глубину. И когда повис передохнуть, вдруг увидел на дне развалы камней. Солнце пробивало толщу воды и высвечивало их, как в аквариуме.
И среди них отчетливо рассмотрел четыре предмета, лежащих на дне вкривь и вкось, совершенно правильной четырехугольной формы и один кубический - ящики! Первое погружение и такая удача!
Потому что это судьба, я их должен был найти, и никто другой, ибо с детства мечтал поймать валька, золотую рыбку! Все ищут там, где огромная глубина, а обоз лежит на семнадцати метрах недалеко от берега. И баядера, явившаяся вдруг, и теперь ожидающая меня наверху - примета, знак или даже символ удачи!
Или ее послали гои остановить меня?
Сдерживая дыхание, забыв о холоде, сжимающим резиной гидрокостюма, я спустился до дна и сначала рассмотрел, за что зацепилась веревка - это была самая настоящая крестьянская телега, совершенно целая, стоящая на колесах, словно из нее только что выпрягли коня. И это через столько лет?!
Мешочек с камнем по закону подлости (или счастья?) угодил и заклинился между оглоблей и стальной растяжкой, идущей к оси переднего колеса. Я даже не пытался высвободить его, поскольку в следующий миг увидел ящики сбоку.
Каждый из них был раза в три больше самой телеги!
Полагая, что это увеличивает вода, я отпустил веревку, и хватаясь за телегу, подплыл к крайнему, уцепился за грань и ощутил под рукой не дерево, а камень. Гладко отесанные блоки торчали из каменных завалов, напоминая огромные кристаллы, а тот, который я принял за куб, оказался таким же блоком, но поставленным на попа.
В следующий момент я взмутил ластами воду, и меня потянуло вверх.
Я даже не сопротивлялся подъемной силе, глядя, как мои "ящики" тускнеют, уменьшаются в размерах и постепенно растворяются в глубине.
Через несколько секунд меня выкинуло на поверхность, я сразу же сдернул маску и
выпустил загубник.
На берегу было пусто...
***
Через неделю я уже почти не боялся глубины, научился экономно дышать (если не волновался), за полторы минуты без веревки опускаться на двадцать метров с помощью рюкзака с заваленным туда камнем; и вообще, начинал осваивать водолазное искусство (как мне казалось), еще не израсходовав одного баллона. За давлением я следил, как было написано в краткой инструкции, и все равно воздух кончился неожиданно.
Произошло это как всегда, в самый интересный момент, когда я обнаружил на дне озера камень правильной цилиндрической формы - что-то вроде обломка колонны, толщиной в два с половиной метра, косо торчащей из каменистого дна.
Уж вот это никак не причудливая игра природы - неоспоримые следы человеческой деятельности, остатки некого архитектурного сооружения, материальное свидетельство неведомой цивилизации! Успел даже дотянуться рукой, хотел смести легкий ил, так как показалось, сквозь него проглядывает какой-то рисунок, но в ушах зазвенело, дышать стало трудно, и я не смог освободить от камня рюкзак - выпустил его и полетел наверх.
Стрелка манометра упала почти на нуль, хотя воздух еще был.
Запасной баллон находился в полукилометре от озера, где в укромном месте я отогревался на солнце или у костра, а иногда ночевал, если не хватало сил идти в логово или терпения дожить до восхода - озеро тянуло магнитом, казалось, уйду, и без меня произойдет что-то важное. Не снимая гидрокостюма, я прибежал на стоянку, достал спрятанный баллон, попил холодного чаю из котелка и помчался назад, чтоб заодно и согреться.
Баллон я переставил на берегу, столкнул лодку с отмели и поплыл к оставленному на воде бую. И только сейчас увидел манометр: запасной баллон оказался пустым!
Потряс и его, и дыхательный аппарат, как трясут остановившиеся часы, постучал по прибору, а потом попробовал стравить воздух через редуктор - даже шипения нет. А еще вчера было сто шестьдесят очков!
Выйти сам он не мог, вентиль новый, закручен крепко и еще контрольной ниткой обвязан.
Кто-то подкрался, когда был под водой, и стравил. Когда-то ведь хотел, чтоб это случилось, и вот получи!
Матерился я долго, но поправить дело ничем не мог. Даже если бы нашел в Инте, Сыктывкаре или Ухте какую-нибудь кислородную станцию, где можно зарядить баллоны, все равно бы сразу себя обнаружил и на обратном пути уже встречали бы "егеря", которые не так легко примут за комитетчика.
Никаких погружений теперь по крайней мере, до следующего лета. И ничего не сделать!
Баллоны я оставил, дыхательный аппарат со всем прочим снаряжением унес подальше от озера, нашел сухое место среди развалов в лесу, упаковал все в простреленный чехол от спальника, облил диметилфталатом, чтоб воняло и медведь не тронул, после чего спрятал и обложил еловым лапником - от мышей и завалил камнями. Все с оглядкой, чтоб не подсмотрели. Думал, хоть в этом сезоне обойдется без воровства - нет, украли воздух, и этот незримый вор ходил где-то рядом со мной.
Хорошо, что в логове осталось все цело, и начал придумывать, как сделать дверь или затычку с запором, чтоб в мое отсутствие никто не попал, но под руками только дерево и камень - гвоздя нет.
На следующий день я отдыхал и даже писать пробовал - не получалось. От расстройства спустился к Манараге, наловил хариусов, положил в ледник и окончательно затосковал. Утром же, часа полтора промаявшись возле логова, все-таки решил начать привязку своих находок.
Все обнаруженные на дне камни со следами глубокой обработки я отмечал на специальном плане, и даже из того, что нашел, можно сделать вывод, что они откуда-то сползли на дно озера вместе с дикими глыбами, сдвинутые ледником. Над озером с юга нависал плоский, растертый хребет, выдающийся своеобразным мысом, однако ледник двигался с севера и столкнуть блоки в озеро, или в то время, ущелье, никак не мог.
Значит, отесанные камни принесло со стороны Манараги.
Следы ледника здесь наблюдались всюду: от морен в долинах и распадках до огромных валунов на плоских вершинах гор, кстати, им же срезанных. Судя по конфигурации, только Гора Солнца выстояла - расколола движущуюся толщу льда, пострадали только склоны. Если бы не стравили воздух, я бы мог исследовать "мелкую" часть озера и довольно точно определить ареал рассеивания блоков и по нему просчитать и смоделировать ситуацию до оледенения.
За неделю работы я отыскал тринадцать этих гигантских кирпичей, целых и расколотых, плюс гладко обработанную колонну, и все практически на одном месте, вдоль северного берега. Это означало, что они не притащены сюда из заморских далей, ледник подмял их под себя на месте и вновь обнажил на дне озера, когда растаял.
Теперь следовало сориентироваться на месте и хотя бы приблизительно определить, откуда, все это свалилось.
Уж не с Манараги ли? Только не с современной, подверженной мощной эрозии и разрушающейся, а с древней Горы Солнца, когда она была высокой и имела совершенно иные очертания. Возможно, на каком-то ее уступе или на вершине, стояло грандиозное, судя по блокам на дне, циклопическое сооружение, которое я про себя назвал Храмом Солнца.
Если и сейчас восход над Манарагой ни с чем не сравнимое, потрясающее зрелище, то что же было, когда она сияла ослепительной снежной вершиной?
И еще, если найденные блоки занесло сюда с Манараги, то по долине одноименной реки, возможно, под мощными моренными отложениями остался "шлейф" - разрозненные, изломанные, обкатанные остатки таких же блоков. То есть, всякая глыба, осколок, булыжник со следами каменотесного инструмента и будет тому доказательством.
Чтоб не возвращаться на ночлег в логово, я взял с собой вареной рыбы, банку тушенки и четыре сухаря - рацион на три тяжелых маршрутных дня, и прямо от фонтана стал подниматься на хребет чуть восточнее горы Мрачной, отмеченной на Олешкином плане. (Часто названия давал он сам, поскольку на его зарисовках встречались гора Склизкая, река Шалава и хребет Параша). Через два часа я уже был на узком и длинном плато, с небольшими горушками (типичный послеледниковый ландшафт), где на северной стороне еще лежал снег, и наконец-то увидел южный склон хребта с лесистой долиной реки Вангыр. Горы за водоразделом были пониже, чем на севере, но больше скал и осыпей. Да и сам хребет извивался змеей между обрывов, под одним из которых и было Ледяное озеро.
В тот день погода внизу стояла солнечная, теплая, однако наверху дуло да еще рядом со снежными, тающими языками было не совсем уютно, а дров с собой не взял, надеясь остановиться на ночевку где-нибудь возле реки Манараги.
Однако маршрут оказался не таким коротким, Олешка что-то напутал, изобразив озеро всего-то в пяти - шести километрах от горы Мрачной. Я протопал по хребту весь день, ни одного камня со следами человеческих рук не обнаружив, и увидел сверху Ледяное только на закате. Если сейчас пойти вниз, то к реке спущусь к полуночи, не раньше, и хоть светло еще, да все равно ничего толком не увидишь, а надо осмотреть все камни и глыбы, имеющие самый отдаленный намек на грани или обработанные поверхности.
Короче, оставалось продрожать ночь на водоразделе без костра и горячего чая, и если учесть, что на ужин одна рыба, которая уже в глотку лезет с трудом (банка тушенки - НЗ), то и без еды. Красота кругом была неописуемая, но любоваться ею хорошо было бы, сидя у огня.
А я сбросил рюкзак и бегал по лысому водоразделу в поисках сухого, безветренного места, чтоб пересидеть до восхода.
И вдруг заметил на уступчатом останце кучу щетинистого хвороста, словно кто-то принес большую вязанку, бросил на вершине и забыл. Жизнь на Урале напоминала существование первобытного человека, в тот период, когда он осваивал мир и приобретал первые религиозные представления о нем, и здесь существовали духи добрые и злые. Первые надоумили промерять веревкой дно и зацепили камень за телегу, вторые выпустили воздух из баллона. Но добрый дух тут же подбросил полкубометра хвороста! И в голову сначала не пришло, что это гнездо, причем, старое, многолетнее, уступы заляпаны пометом, грязными перьями, шерстью и прочим мусором. Я видел лишь топливо, потому вскарабкался на скалу и едва потянулся руками, как над моими дровами неожиданно поднялся орел! С испугу я чуть не полетел вниз, а огромная птица сорвалась со скалы и закружила над гнездом с отвратительным скрипучим клекотом - отчетливо были видны выставленные вперед, раскрытые лапы.
- Да пошел ты! - крикнул я, отгоняя собственный страх и подтянулся к гнезду, ожидая увидеть птенцов, но там даже яиц не оказалось!
Вероятно, это был тот самый орел, часто летавший над моим логовом, но что он делал в пустом гнезде? Отдыхал, ночевал, или просто жил бобылем, как иной раз живут люди? Потом я спрашивал у знакомых орнитологов - пожимали плечами, мол, птица сложная, образ жизни не всегда ясен...
Орлиное жилище, пахнущее курятником и псиной, я не разрушил, а просто осторожно надергал и сбросил вниз хорошую охапку сучьев и под возмущенный крик "хозяина" понес хворост к рюкзаку.
И оцепенел, когда увидел возле него широкую рыжую спину: пока я грабил орла, медведь - грабил меня! Он вытряхнул лодку с веслами, все мои вещи и припасы, рыбу уже сожрал, поскольку котелок валялся кверху дном, и теперь что-то пытался разгрызть. На сей раз зверь оказался еще ближе, шагах в десяти, потому я присел, осторожно положил хворост и, затаив дыхание, полез за пистолетом. В этот момент орел проклекотал у нас над головами, медведь вскочил, резко обернулся, и я похолодел.
У зверя было человеческое лицо! Открытый лоб, крупный горбатый нос, глаза под мохнатыми бровями и огненная борода. Мало того, на этом оборотне оказались драные брезентовые брюки.
В следующий миг я вспомнил егеря Тарасова, вернее, его предупреждение о снежном человеке - "яти мать"! Да ведь это он и есть!
Голова работала медленнее, руки быстрее, и когда щелкнул затвор, существо вдруг закрылось лапой, присело и я увидел зажатую в когтях банку тушенки.
- На землю! - заорал я и пошел на чудовище. - Лежать! Застрелю, сука!
Крик не особо подействовал, и тогда из меня посыпался мат, да еще для острастки пальнул над лохматой головой.
Снежный человек оказался трусливым и панически боялся выстрелов.
Или понимал русский язык! Потому что завалился вниз лицом, заскулил и прикрыл голову волосатыми, но все-таки человеческими руками. Я чувствовал страх и омерзение одновременно и в первый момент не мог преодолеть скованности, хотя понимал, надо что-то делать. Между тем, существо быстро приходило в себя, смелело и делало попытки подняться.
- Лежать! - снова крикнул я и еще раз обложил матом.
Потом схватил веревку и скрутил безвольные, дрожащие лапы или руки - черт разберет! И на всякий случай связал другим концом босые и тоже волосатые ноги. От этой человекообразной твари пахло, как от орлиного гнезда, псиной, куриным навозом и еще чем-то мускусным, тошнотворным. Пока возился с ним, было полное ощущение, что сам пропитался этими запахами, и потому оставил его возле растерзанного рюкзака и пошел к линзе тающего снега. И тут заметил, как связанный и скулящий, он тянется спутанными ногами к консервной банке и пытается подгрести ее к себе! Наглость вполне человеческая!
Я вернулся, отобрал искусанную, но еще целую банку, отмыл ее в луже и умылся сам. Снежный человек скулил и время от времени громко и сыто рыгал - наелся моей рыбы, гад! Я спрятал тушенку в карман, закурил и присел неподалеку от этого чудовища.
Скулить он перестал, насторожился, забегали большие, выпуклые и, скорее всего, нечеловеческие глаза. Я разглядел крупные, толстые и красные уши, торчащие из скатавшейся рыжей шевелюры, заметил, что волосяной покров на голове отличается от густой, длинной и кудрявой шерсти, покрывающей тело. По телосложению он очень походил на обезьяну; особенно длинные и, вероятно, очень сильные руки, приспособленные лазать по деревьям. Но при этом был прямоходящим, немного сутулым и роста невысокого, примерно метр семьдесят.
То ли обросший и одичавший человек, то ли на самом деле йети очеловеченный, коли ходит в штанах. Которых, кстати, я не заметил, когда приняв за медведя, стрелял возле логова. Узнать, что это за существо можно было, пожалуй, только в лаборатории, однако проверить наличие хвоста ничто не мешало. В то время о снежном человеке много писали, устраивали экспедиции, показывали снимки их следов и даже фильмы, снятые любителями где-то на Алтае. Появились и специалисты, которые досконально описывали внешние данные йети и утверждали, что у них длинный атавистический копчик, сантиметров пять - шесть. Мне не очень-то хотелось прикасаться к нему, однако речи он все-таки не понимал и боялся лишь мата, вернее, грозных интонаций, как собака.
- Стоять! - рявкнул на него и схватив за шерсть на загривке, поставил на ноги. Он стоял, покачивался, затравленно озирался и все еще страдал отрыжкой.
Копчик у него был нормальный, человеческий, но внимание привлекло уже другое - брезентовые брюки с сумчатыми карманами были мои!
Украденные вместе с рюкзаком еще в семьдесят девятом году!
Ошибиться я не мог, поскольку сам пришивал на них тренчики под широкий ремень и выкроил их не из брезента, а из кожаного голенища старого женского сапога. Правда, почти новые брюки сейчас превратились в грязные лохмотья.
- Ты ж мне экспедицию испортил, скотина! - я дал ему пинка, и это воровитое чудовище повалилось на бок.
Из карманов спущенных штанов что-то посыпалось, отчего человекоподобный жалобно замычал. На земле оказались разноцветные камешки - кусочки яшмы, родонита, крупные кристаллы пирита и пробки с клапанами от моей лодки! Успел оторвать, подлец!
- Ну ты даешь, яти мать! - я залез в карманы и выгреб все, что было: в основном блестящие камушки, среди которых попадались: стреляные револьверные гильзы, медная гайка, мятая бронзовая спираль от манометра. Но в этом мусоре оказался тяжелый, заряженный патрон двенадцатого калибра, однако же с разбитым капсюлем, то есть, с осечкой. Я бы не обратил на него особого внимания (кто-то выкинул - он подобрал), если б при виде патрона существо вдруг не заплакало, издавая жалобные человеческие звуки. Лишь тогда заметил, что пыж в гильзе не войлочный или бумажный, а деревянный, и сам патрон слишком тяжел. Даже если заряжен свинцовой пулей.