ДНЕВНИК
1721-1725
Часть четвертая
Август
1-го. Сегодня после обеда, по высочайшему повелению, была свадьба императорского денщика Древника и младшей дочери обер-кухмистера Фельтена, с которою он с некоторого времени так коротко сблизился, что она сделалась от него беременною. Венчали их в присутствии императора, императрицы и многих знатных дам и кавалеров. Их величества, говорят, были на этой свадьбе очень веселы и не уезжали почти до 10 часов. Но когда, после них, невесту повезли в дом жениха, она дорогою сделалась больна и в 5 часов утра разрешилась от бремени сыном.
2-го, после обеда, опять спущен был со штапеля 36-пушечный фрегат, получивший название “Охотничья Собака” (Iagdhund) (Яхт-Гунд; так называется он в списке флота 1725 года, помещенном у Берха в его “Жизнеописаниях первых Росс. Адмиралов или Опыте истории росс, флота”. СПб., 1831, ч. 1, стр. 128.). Спускали его император, наш герцог и многие знатные господа, что здесь было новостью. Поутру хотя всем дамам объявили, чтобы они также собрались на корабле, однако ж из них ни одна не приехала, потому, во-первых, что корабль был только фрегат, и, во-вторых, что императрица просила избавить ее от этого. Ее величество поэтому сама не всходила на фрегат, а только несколько раз объехала вокруг него и выпила в своей барке за здоровье императора. Государь был опять в очень хорошем расположении духа, почему и пили гораздо больше, чем ожидали. Его величество объявил в этот день нашему герцогу, что его маленькая стоящая на штапеле яхта будет спущена в будущий четверг и что приглашать или не приглашать императрицу на эту церемонию предоставляется на благоусмотрение его высочества. Герцогу было это очень приятно, и он, вероятно, будет просить приехать и императорских принцесс. Пиршество по этому случаю однако ж обойдется весьма дорого. Вечером император с корабля [242] проехал еще к обвенчанному вчера молодому и к молодой родильнице, где находилась также и императрица. Их величества были очень веселы и оставались там до 11 с лишком часов.
3-го. Вечером император и императрица были опять у Древника, где в этот день были крестины, при которых присутствовали обе герцогини (т. е. Мекленбургская и Курляндская) и большое общество дам и кавалеров. Новорожденного нарекли Петром по имени императора, который и был его восприемником; но так как католический священник слишком растягивал обряд крещения, то его величество соскучился наконец держать младенца и передал его великому адмиралу.
4-го. У герцогини Мекленбургской мы узнали, что от герцога (ее супруга) недавно прибыл курьер, а за несколько дней перед тем сюда явился из Мекленбургии какой-то неизвестный молодой человек, который говорил, что приехал в Петербург в надежде получить у герцогини место камердинера; но она вследствие какого-то возбужденного им на себя подозрения приказала его арестовать. Бедная герцогиня все еще не имела надежды на благополучное и скорое окончание дела ее супруга. Так как тайный советник (Бассевич) между прочим просил ее, как свою государыню (Бассевич был мекленбуржец.), оказать ему когда-нибудь честь и пожаловать к нему обедать, для чего выбор дня предоставлял на ее благоусмотрение с просьбою вместе с тем и назначить, кого он может еще пригласить в ее общество, то она отвечала, что может сделать это не прежде, как сказавши о том императрице, и дала обещание переговорить с ее величеством.
5-го, поутру, обер-камергер был послан ко двору, чтобы передать императрице и принцессам приглашение пожаловать на яхту его высочества; но она извинилась тем, что на другой день рано утром должна была ехать в один из своих увеселительных дворцов, чтобы все приготовить там на послезавтра для приема императора. Однако ж после обеда камергер Балк явился к нам с известием, что ее величество решилась не уезжать еще на другой день, чтобы вместе с императорскими принцессами иметь возможность видеться с герцогом на яхте.
6-го. Маленькая яхта его королевского высочества, стоявшая на галерном дворе на штапеле, после обеда была благополучно спущена на воду в присутствии императора и при пушечных выстрелах с большой яхты нашего герцога, поставленной насупротив на Неве. С.-Петербургская крепость отсалютовала таким же числом выстрелов, как и эта большая яхта, что было чем-то необыкновенным. Как скоро спущенная маленькая яхта стала на якоре, его королевское высочество отправился на нее, чтобы принять императора и [243] императорскую фамилию. Большую яхту притянули к маленькой, и когда обе они соединены были досками, все общество перешло на первую и разместилось за накрытые там в каютах столы, хотя они собственно накрыты были на обеих яхтах. Его королевское высочество от души радовался тому, что в первый раз имел счастье угощать императорских принцесс. Когда пили за их здоровье, он сам обходил всех с вином, и императрица сказала, что очень хорошо видно, что этот тост ему дороже всего. Герцог скоро довольно сильно опьянел и после того почти всякий раз, когда говорил с императором, называл его не иначе как батюшка (Patuschka), что его величество принимал очень милостиво. Попойка продолжалась до поздней ночи, и почти все гости перепились.
7-го, поутру, императрица уехала вперед в свое поместье Царицыну-мызу, и император скоро последовал за нею туда же; но принцессы все остались здесь.
8-го. Многие из здешних господ отправились также на Царицыну-мызу, так что положительно никто не знал, долго ли останутся там их величества.
9-го пришло из Голштинии неожиданное известие, что молодой Ягужинский, учившийся вместе с сыном тайного советника Бассевича, умер там, что, конечно, должно сильно огорчить отца.
11-го камергер Балк пригласил герцога к 5 часам после обеда к себе на крестины, и его королевское высочество, лишь только разъехались бывшие у нас гости, отправился к нему. Он нашел уже там обеих герцогинь и многих дам. В половине седьмого приехали также император и императрица. Обряд крещения совершал русский священник, и младенец наречен был Екатериной. Его королевское высочество подал здесь императору мемориал, который приняли очень милостиво.
12-го. Сегодня обер-камергера посылали к молодому Балку с крестинным подарком, который состоял из двух шведских золотых медалей в 50 червонцев каждая.
15-го. Его высочество катался по реке и пять раз имел удовольствие видеть и приветствовать старшую императорскую принцессу, потому что всякий раз, когда проезжал мимо дворца, она отворяла окно и не отходила от него до тех пор, пока он не скрывался у нее из виду. Средняя принцесса (Елизавета) вовсе не показывалась, что герцогу, который ее от души любит, было очень прискорбно. Граф Ферзен, бывший вместе с нами на барке и сильно желавший видеть старшую принцессу, был очень рад, что ему представился наконец случай так хорошо увидеть ее. Он уверял, что никогда не видал такой прекрасной принцессы.
16-го, поутру, я должен был ехать к императорскому двору, чтобы узнать о здоровье всех членов царской фамилии: вчера до [244] сведения его королевского высочества дошло, будто император не совсем здоров. Мне отвечали там, что императрица и императорские принцессы совершенно здоровы, но что его величество принимал лекарство и в этот день не выйдет из своей комнаты.
17-го. Третьего дня вечером приехали сюда оба голштинских капитана, фон Вонсфлет и фон Краковиц, и именно на здешнем фрегате “Св. Иаков”, который свой путь от Любека до Кронштадта совершил в 5 дней, что, конечно, нельзя не назвать весьма благополучным переездом. Теперь между Любеком и Кронштадтом постоянно ходят два русских фрегата в качестве почтовых яхт. Началось это однако ж только в нынешнем году, но во всяком случае в настоящее время доставляет большое удобство для отправляющихся морем сюда или отсюда. Говорят, его величество император после своего маленького недуга в этот день утром был уж опять в Адмиралтействе.
23-го. В пять часов после обеда его высочество поехал в дом тайного кабинет-секретаря Макарова (фаворита императорского), на свадьбу которого был приглашен. Против всякого ожидания, ни императора, ни императрицы, ни императорских принцесс там не было; поэтому возле жениха с правой стороны сел великий адмирал Апраксин, как посаженый отец невесты, а возле него вице-адмирал Сивере, как брат невесты; с левой стороны подле жениха поместились князь Меншиков, как посаженый его отец, и генерал-лейтенант Ягужинский, как его брат. Его королевское высочество, не принадлежавший к свадебной родне, сел прямо против жениха, а прочие господа разместились как кому пришлось. За дамским столом подле невесты по правую руку сидела герцогиня Мекленбургская, как посаженая ее мать, а возле нее фельдцейхмейстерша Брюс, как сестра невесты; по левую руку рядом с невестою сидели герцогиня Курляндская, как посаженая мать, и генеральша Балк, как сестра жениха. Все прочие дамы разместились также как случилось, так что нашей тайной советнице Бассевич пришлось сидеть между тайною советницею Остерман и бригадиршею Румянцевой. Подругами невесты были девицы Мамонова и Головина, маршалом — генерал-полицеймейстер Антон Мануилович Девьер, дружкой — наш Измайлов, шаферами — 12 капитан-поручиков, поручиков и прапорщиков гвардии. Во время стола все обыкновенные свадебные церемонии были в точности соблюдены, и когда залу опростали от столов и вымели, начались церемониальные танцы. По окончании их маршал свадьбы дал позволение танцевать что угодно, и тогда его королевское высочество, наш герцог, сначала пригласил на польский герцогиню Мекленбургскую, а затем, протанцевав еще менуэт с герцогинею Курляндскою, стал уже танцевать с невестою и прочими дамами. Кроме польских и менуэтов было еще много англезов, так [245] что танцы продлились до 11 часов, когда наконец невесту обычным порядком с церемониею проводили в спальню.
24-го. Хотя в 5 часов явились ко двору два шафера вчерашней свадьбы, чтобы снова пригласить герцога на вечер к молодым, однако ж его королевское высочество приказал извиниться и сказать им, что приехать не может. Обе герцогини и большая часть вчерашних гостей опять были там, но из императорской фамилии и в этот раз никто не приезжал.
26-го. Вскоре после обеда к его королевскому высочеству, нашему герцогу, приехал камергер императрицы Чевкин и пригласил его пожаловать к 5 часам пополудни в сад на сегодняшний праздник. В назначенное время его высочество в сопровождении старшего принца Гессен-Гомбургского и многих проживающих здесь иностранцев, также большей части своей свиты отправился пешком в галерею, находящуюся в аллее перед садом, где назначалось празднество и собрались уже почти все наличные должностные особы. В 6 часов прибыли императорские принцессы с маленькою великою княжною и великим князем; его высочество встретил их у барки и оттуда провел в залу. Император и императрица, равно как и обе герцогини, Мекленбургская и Курляндская, не приехали вовсе, потому что его величество император все еще был нездоров. Поэтому тотчас по прибытии императорских принцесс все дамы и кавалеры обыкновенным целованием руки принесли свои поздравления обеим принцессам-именинницам (Царевнам Наталье Петровне, умершей в 1725 году, и Наталье Алексеевне, дочери царевича Алексея Петровича.), при чем все целовали руку и обеим старшим императорским принцессам. После того сперва младшая императорская принцесса Наталия (которая все время стояла подле принцессы Анны) подала из своих рук, но с помощью старшей сестры, всем гостям по полной рюмке венгерского вина, потом то же самое сделали великая княжна и обе старшие императорские принцессы и наконец молодой великий князь. Но обе старшие принцессы и великий князь подавали большие английские рюмки, которые, впрочем, также наполнялись превосходным венгерским вином. После этого угощения молодые члены императорской фамилии удалились, и празднество таким образом окончилось без обеда и танцев. В галерее хоть было и довольно тесно, однако ж туда все-таки пригласили всех иностранных корабельщиков, для которых была приготовлена одна из маленьких смежных комнат. Люди эти немало гордятся тем, что могут также являться на все празднества. Но император оказывает им эту честь отчасти потому, что вообще любит общество моряков, главным же образом потому, что заботится о развитии торговли и старается привлекать сюда иностранцев. [246]
27-го, часов в десять, многие из наших придворных отправились в Петергоф и, пользуясь удобным случаем, осматривали там все в подробности. Случай этот именно представился потому, что император на аудиенции, которую имел у него вчера вечером генерал Банниер, позволил последнему осмотреть Петергоф и приказал одному из своих денщиков, молодому Бутурлину, следовать туда за генералом. Там только при таких необыкновенных случаях открывают все фонтаны.
29-го. Сегодня вечером общество, ездившее осматривать здешние окрестные увеселительные дворцы, воротилось назад и было очень довольно как угощениями, так и всем виденным. Господа, участвовавшие в этой поездке, признавались, что представляли себе эти дворцы вовсе не такими, какими нашли их в самом деле. Они были не только в Стрельне-мызе, Петергофе, Ораниенбауме и Кронштадте, но и в Дубках, где подробно осмотрели как новый императорский дом и разведенный при нем сад, так и все тамошние фабрики (Дубки, увеселительный дворец, построенный Петром Великим при Финском заливе, против Петергофа, в 30 верстах от Петербурга.). После обеда по всему городу извещали с обыкновенным барабанным боем, что в будущем году кораблям будет дозволено ввозить беспошлинно всякого рода зерновой хлеб.
30-го, в воскресенье, в 5 часов утра три пушечных выстрела подали всем буерам, торншхоутам и другим маленьким судам сигнал для отплытия к Александро-Невскому монастырю, а часов в десять раздался точно такой же сигнал для всех барок, шлюпок и вереек. Поэтому и его королевское высочество послал туда свою барку, но сам не поехал, между тем как императрица и императорские принцессы отправились в монастырь. На старом маленьком боте, родоначальнике всего русского флота, развевался императорский государственный флаг. Когда все суда выстроились в ряды, а именно около часа пополудни, показался гроб с мощами святого Александра (если они только были в нем). Его везли на большой, как говорили, адмиральской галере, на которой спереди помещались три большие металлические пушки. Он стоял под большим балдахином, и за ним следовала императорская яхта, называемая “Принцесса Елисавета”. Как скоро эта адмиральская галера стала подходить ближе, ей начали салютовать — сперва знаменитый ботик, стоявший на якоре впереди всех, из маленьких металлических пушек, а потом и вся флотилия. Яхта “Принцесса Елисавета” отвечала из своих пушек. Император, князь Меншиков и многие другие знатные русские господа выехали навстречу мощам, а затем его величество и бывшие с ним возвратились на галеру, на которой в честь святого развевался императорский флаг и на которой с веслами сидели все [247] гвардейские гренадеры. Когда адмиральская галера причалила к нарочно устроенной пристани и гроб перенесли на берег, со всех судов два раза выпалено было из пушек. После того офицеры с церемониею понесли гроб в монастырь. Гроб этот, серебряный, вызолоченный, несен был под большим бархатным балдахином, на котором стояло серебряное распятие. Все духовенство в богатейших облачениях встретило его у моста. Оно шло потом впереди и позади гроба. Император находился между шедшими впереди певчими, а прочие русские господа шли кто впереди, кто позади. Во время этой процессии звонили во все колокола и не было видно ничего, кроме необъятного множества зрителей, которые крестились и кланялись. Большая часть из них, проникнутая глубоким благоговением, горько плакала; но были такие, которые смеялись или смотрели с сожалением на слепую и глупую толпу (Автор, конечно, не мог тут разуметь никого, кроме иностранцев.). Император с обеими императорскими принцессами, обе герцогини и все дамы в великолепнейших нарядах находились на переднем монастырском дворе, у архиерейского дома, и там ждали приближения гроба. Увидев его, они также начали креститься и кланяться, при чем некоторые старые дамы заливались слезами не менее простолюдинов. Как скоро гроб пронесли мимо ее величества императрицы, она последовала за ним со всею своею свитою, идя перед духовенством, шедшим позади его. Освященная только в этот день утром часовня нового монастыря, где должны были оставаться мощи святого до окончательного устройства главной церкви и всего монастыря (еще вполовину не отделанного), возвышалась на целый этаж от земли; к ней вела поэтому очень большая и широкая терраса, по которой гроб и внесли туда. Тотчас после того, как его поставили на место, из окна был выкинут флаг, которым подали сигнал к начатию пушечной пальбы в третий раз. Затем духовенство совершило в часовне несколько церемоний, после которых знатнейшее духовное лицо сказало похвальное слово святому Александру Невскому, продолжавшееся почти целый час. По окончании его совершены были еще кое-какие церемонии, и тогда их величества, равно как прочие высокие особы и все присутствовавшие, отправились опять на свои суда. Возвратившись вечером в С.-Петербург, мы узнали, что несколько монахов Александро-Невского монастыря приезжали приглашать туда его высочество к обеду на другой день и что князь Меншиков вечером того же дня будет все общество угощать у себя. Ввечеру город в память мира с Швециею был иллюминован.
31-го, около полудня, его королевское высочество отправился в Александро-Невский монастырь, и когда приехал туда, все уже сидели там за столом. Как скоро мы вошли в залу, где обедали, [248] герцогу и всем нам тотчас очистили места, и его королевскому высочеству пришлось сидеть возле императора с левой стороны. Императрица с принцессами, обеими герцогинями и знатнейшими из дам кушала в особой комнате; прочие придворные дамы и кавалеры сидели также в особой, а для офицеров, которым недостало места в зале, где кушал император, накрыты были в одной из смежных комнат особые столы, так что всех обедавших было в этот день более трехсот человек. Всем гостям подавалось мясо, которое обыкновенно неохотно допускается в монастырях; но на столы, занятые духовенством, ставились только рыбные блюда. Из иностранных министров на этом обеде не было никого. За столом провозглашены были лишь немногие заздравные тосты, и при них палили из пушек. В час император встал из-за стола и уехал на свою яхту для обыкновенного послеобеденного отдыха; но императрица и прочие гости несколько времени не вставали еще с своих мест, и его королевское высочество, наш герцог, еще прежде чем удалился император, прошел в дамскую комнату, где, стоя за стулом государыни, разговаривал как с ее величеством, так и с императорскими принцессами до тех пор, пока они не встали из-за стола. В то время как из этой комнаты выносили столы, ее величество со всеми присутствовавшими слушала в одной из соседних комнат монастырских певчих, между которыми были прекрасные голоса и в особенности очень сильные басы. Когда же из столовой все было вынесено, императрица с дамами опять вошла в нее и села там с принцессами, обеими герцогинями и его королевским высочеством, который имел удовольствие занять место подле старшей принцессы. Государыня также обращалась к нему часто с разговором и вообще была с ним в этот раз как-то необыкновенно милостива. В 3 часа император возвратился и пришел в ее комнату. Его величество казался в отличном расположении духа, потому что много шутил и смеялся с княгиней Голицыной и с женой Ивана Михайловича Головина. Последней он сказал между прочим, что она родит близнецов. Побыв несколько времени у дам, он прошел в большую столовую залу, и тут архиепископ Новгородский, как глава русского духовенства и архимандрит монастыря, роздал большей части гостей большой отгравированный на меди план Александро-Невского монастыря, который изображен на нем так, как он собственно должен быть, со всеми строениями, садами и мелкими принадлежностями. Так как его королевского высочества, нашего герцога (который в это время находился у императрицы и беседовал с принцессами) при раздаче не было, то он на сей [раз] не получил экземпляра, потому что ни одного не осталось, но ему обещали доставить его в самом скором времени, при чем и мне обещан был экземпляр. Часа в четыре ее величество императрица в сопровождении императорских принцесс, обеих [249] герцогинь, нашего герцога (который вел старшую принцессу) и всех дам пошла в небольшую нижнюю часовню монастыря (в котором две часовни, устроенные одна над другою) и осматривала там гробницу покойной вдовствующей царицы. В этой же нижней часовне находилась и рака покоившегося теперь в монастыре святого Александра, которая, по обыкновению, будет вмещать в себе серебряный гроб с его мощами. Она обита красным бархатом и обложена золотым галуном. Мощи же святого, покоящиеся в серебряном гробу, поставлены, как сказано, в верхней часовне, устроенной прямо над нижнею. Из этой часовни императрица прошла на свою барку и отправилась на яхту “Принцесса Елисавета”, куда за нею последовали императорские принцессы и все придворные дамы, а обе герцогини с прочими дамами сели на свои собственные маленькие парусные суда. Скоро император также явился на яхту “Принцесса Елисавета”, на которой в обществе императрицы и принцесс и поехал назад в С.-Петербург. Когда адмирал буеров пушечным выстрелом подал сигнал к отплытию, все якори были сняты; затем старый ботик отчалил от берега у монастырского моста, и из монастыря отсалютовали ему 13 выстрелами. Император возвратился в С.-Петербург на этом ботике и приехал прямо к крепости, где он сохраняется, а потом отправился на своей верейке к князю Меншикову, куда последовала за ним и вся флотилия, потому что князь (по случаю дня св. Александра, его патрона) просил к себе не только его величество со всеми членами высочайшей фамилии, но и всех бывших в этот день в монастыре. По прибытии туда государь сел на приготовленную для него маленькую верховую лошадь (ради удобства он любит ездить на маленьких лошадях) и поехал в сад, где приготовлено было угощение. Но его королевское высочество, наш герцог, остался у моста, чтобы дождаться императрицу и встретить ее. Она скоро и подъехала на своей яхте. Тут ее величество, герцогини и все дамы сели в стоявшие для них у моста кареты князя и поехали в сад, куда кавалеры пошли пешком. Там разбито было множество палаток, в которых находились столы, уставленные кушаньями. Но так как стало очень холодно, то император решился надеть парик и употребил в дело первый, какой попался ему под руку, а попался белокурый. Вечером весь город был иллюминован.
Сентябрь
2-го. После обеда у его высочества имел аудиенцию барон Цедергиельм, который на днях отправлялся в качестве его министра во Францию.
3-го. Сегодня после обеда, во время прогулки, мы почувствовали, что хорошая погода уже прошла, потому что вечера стали как-то очень холодны. В караул к его королевскому высочеству начали [250] с этого дня ставить все гренадер Ингерманландского полка с одним гренадерским офицером, барабанщиком и флейтщиком.
4-го. Герцогиня Мекленбургская, будучи у сестры своей, герцогини Курляндской, прислала к нашему герцогу камер-юнкера Бирона (Известного впоследствии герцога Курляндского.) спросить, приглашен ли его высочество, как она, на завтра к императорскому двору и не знает ли он, открыто там будет отпразднован этот день или в тишине. Герцог отвечал, что приглашения он не получал и что на второй вопрос не может сказать ничего верного. Его высочество после того пошел сам к герцогине Курляндской, где нашел также и принцессу Прасковию, которая после продолжительной болезни начала наконец понемногу оправляться. Герцогиня Курляндская сказала, что в следующую пятницу уезжает назад в Курляндию и что императрица отдала уже приказание держать для нее наготове почтовых лошадей. Относительно же предстоявшего празднества и она не могла сообщить ничего верного; думала однако ж, что оно, может быть, будет отложено до послезавтра, а что завтра день проведут при дворе в тишине.
5-го, в день тезоименитства императорской принцессы Елизаветы, граф Бонде должен был поутру осведомиться, будет ли оно праздноваться открыто или нет. При дворе в первом очень сомневались, потому что император был нездоров и, как говорили, провел дурную ночь; однако ж некоторые думали, что к вечеру или даже на другой день, может быть, что-нибудь и состоится. В крепости был выкинут обыкновенный праздничный флаг, но в полдень в ней не было пальбы, которая уж всегда бывает в подобные дни, из чего мы и заключили, что празднества никакого не будет. Поутру я узнал совершенно неожиданно, и сначала не хотел было верить, что вчера было решено отправить через несколько дней камеррата Негелейна и гоф-интенданта Миддельбурга в Голштинию для исполнения разных поручений и закупки многих вещей, но с тем чтобы они в этом же году воротились назад.
6-го, после обеда, у его высочества имел прощальную аудиенцию барон Цедергиельм, который вечером или на другой день утром собирался ехать в Кронштадт, чтобы с первым попутным ветром отправиться оттуда на здешнем обыкновенном почтовом фрегате в Любек и потом как можно ускорить свое путешествие в Париж. Для вчерашнего тезоименитства и нынче при дворе не было никакого празднества.
7-го. С его высочеством простился капитан Берг, отправляющийся нынче или завтра через Ревель обратно в Стокгольм. Некоторые из наших придворных осматривали сегодня Анненгоф и Елисаветгоф, два императорских увеселительных дворца, которые недавно [251] возведены на берегу Невы. Первый из них был уже гораздо более отделан, чем второй.
8-го. Камеррат Негелейн и Миддельбург отправятся в Гамбург сухим путем, потому что все морские офицеры не советуют его высочеству в теперешнее время года высылать в море одну из своих яхт; а адмирал Крюйс отвечал тайному советнику Бассевичу, когда последний стал говорить с ним об этом, что и кошки своей теперь не отпустил бы в море на такой яхте. Камер-паж Петерсен будет стараться отплыть на каком-нибудь купеческом корабле. Здоровье императора все еще не вполне поправилось, однако ж, говорят, его величество все-таки чувствовал себя лучше, чем несколько дней тому назад.
10-го, около полудня, к нашему двору приезжал камер-юнкер Бирон, которого герцогиня Курляндская присылала к его высочеству, нашему герцогу, объявить о своем отъезде и проститься. Отъезд этот должен был последовать непременно через день.
11-го. Камер-юнкер Бирон рассказывал мне сегодня, что его величество император приказал вчера выдать герцогине 3000 рублей на путешествие в Курляндию и обещал ей следующею весною навестить ее в Митаве. Как рада должна быть добрая герцогиня, что наконец может опять возвратиться в свои владения, где ей совсем иначе живется, чем здесь, легко себе представить, особенно если принять во внимание, что в последние годы она приобрела в Курляндии такую любовь, что ее почитают там почти как полубогиню. У нее, говорят, еженедельно бывают два куртага, именно по воскресеньям и средам, и она курляндскому дворянству при всех случаях оказывает много милости и доброты. Двор ее, по словам камер-юнкера, состоит из обер-гофмейстерины Ренне, трех немецких фрейлин и двух-трех русских дам, из обер-гофмейстера Бестужева, одного шталмейстера, двух камер-юнкеров, одного русского гоф-юнкера и многих нижних придворных служителей. Около 3 часов его королевское высочество поехал к герцогине Курляндской и простился с нею.
12-го. Его величество император все еще не оправился совершенно от болезни, почему лейб-медик продолжает постоянно ночевать при дворе.
13-го. Сегодня после обеда император уж опять разъезжал часа два по реке на маленьком новом буере, который, как мне сказали, выстроил денщик Василий Петрович и ход которого его величество хотел испытать. Поравнявшись с крепостью, они начали салютовать ей, и она отвечала тремя выстрелами. Этим возвещено было городу, что император снова может ездить по реке. Однако ж надобно опасаться, не слишком ли это опять для него рано, в продолжение последней своей болезни он уж несколько раз позволял себе [252] прежде времени выходить из дому и всегда чувствовал себя после того очень нехорошо.
15-го, около полудня, ко двору приезжал проститься с его высочеством Румянцев, который в этот же день собирался выехать отсюда в Константинополь Его по случаю этой поездки произвели в генерал-майоры, но с тем чтобы он начал именоваться этим чином только по приезде в Турцию. Он берет с собою нескольких инженерных и артиллерийских офицеров. В продолжение всего путешествия должен быть веден подробный и тщательный журнал. Г. Румянцев принял также в свою свиту целую толпу немецкой прислуги. Французскому послу в Турции, маркизу де Бонаку, который сильно содействовал заключению трактатов между здешним и турецким дворами, он везет от имени императора орден Св. Андрея. Секретарь маркиза де Бонака, недавно присланный сюда последним, отправится обратно в Константинополь также в свите Румянцева.
17-го. Камергер императрицы Балк уверял, что император теперь совсем оправился и только по неотступным просьбам врачей не будет еще несколько дней выходить из комнаты, что болезнь его величества давно бы уж прошла, если б он захотел поберечься как следует. Когда речь у нас зашла об олонецких водах, камергер сказал, что они удивительно были бы полезны государю, если б он только при употреблении их щадил себя и соблюдал надлежащую диету в пище; но что для него это дело почти невозможное, потому что он решительно не может обойтись без холодного кушанья в особенности и некоторых других вещей. Его величество будто бы еще вчера говорил, что зимою непременно поедет опять в Олонец и будет пользоваться тамошними водами. Балк рассказывал нам о разных случаях, показавших необыкновенное действие этих вод
18-го. Сегодня после обеда император ездил по реке на своей маленькой яхте и салютовал как Адмиралтейству, так и крепости, которые с своей стороны отвечали ему. Но во время этой прогулки его величество, говорят, постоянно оставался в каюте и не решался выходить из нее.
19-го Негелейн и Миддельбург пьяные выехали из С.-Петербурга на почтовых лошадях Капитан Шульц, Адлерфельд, Шильд, Гольштейн и некоторые другие из наших людей вечером приехали к тайному советнику Бассевичу из Кронштадта и рассказывали, что отплыли оттуда на голштинском корабле “Летучая Рыба” с попутным ветром, но в первую же ночь по причине сильной бури и темноты сбились с настоящего пути и сели на скрытую подводную скалу, что жизнь их в продолжение нескольких часов подвергалась опасности и что при страшном ветре им с трудом удалось спастись от погибели. По словам их, в полутора милях от них и в то же время сел на мель еще другой корабль, на котором был также [253] голштинский капитан и который потерял штурмана, пять или шесть человек матросов и весь свой груз. О пяти других кораблях, вышедших в море в одно время с ними, не было еще никакого известия.
20-го. Так как ветер в этот день был очень благоприятный и погода стояла довольно ясная, то его величество император решился поездить немного по реке со всею флотилиею. Поэтому в час пополудни выкинули флаг буеров и одним пушечным выстрелом подали сигнал к приготовлению для катанья всех маленьких парусных судов, а часа в три дано было знать тремя пушечными выстрелами, чтобы они собирались к “Четырем Фрегатам”. Вся императорская фамилия также съехалась туда и оставалась в доме до тех пор, пока флотилия собралась и могла отплыть. Император, казалось, был довольно свеж.
22-го. Болезнь герцога, продолжавшаяся уже несколько недель, все еще не проходила. Около 4-х часов после обеда камергер Балк приезжал ко двору и от имени императрицы и императорских принцесс осведомлялся о здоровье его высочества. Он хоть и говорил, что император чувствует себя очень хорошо, однако ж я слышал от других, что ему после бывшего третьего дня катанья по реке стало опять немного хуже прежнего.
24-го. Вонсфлет и молодой Плате простились и в этот же день утром отправились отсюда сухим путем в Германию. Императору, как говорят, сделалось опять хуже, почему обер-камергер почти ежедневно ездит ко двору и осведомляется о здоровье его величества.
27-го. Император был сегодня в церкви Св. Троицы и слушал там обедню, а потом, поутру же, посетил дом “Четырех Фрегатов”, где посидел несколько времени и выпил рюмку водки. Его величество после болезни и от постоянного сидения в очень теплой комнате сделался, говорят, очень зябок, так что теперь не может выносить много холода. Из Ревеля тайный советник Бассевич получил письмо от молодого корнета Бассевича (брата капитана Бассевича), который недавно приезжал сюда из Швеции и опять уехал туда водою к присылавшему его в Россию полковнику Бассевичу. Этот корнет уведомлял, что корабль, на котором он отправился, имел несчастье недалеко от Ревеля сесть на мель, откуда и до сих пор не может сойти, так что они решительно не знают, как будут продолжать путь. В нынешнем году, следовательно, опять много слышно о кораблекрушениях и других несчастьях с кораблями.
28-го, около 3 часов после обеда, тремя пушечными выстрелами в крепости подан был сигнал собираться в Адмиралтейство к спуску нового фрегата, после чего все и каждый отправились на назначенное место, куда поехал и его высочество наш герцог. Ее величество императрица и принцессы приехали на маленькой яхте императора и смотрели с нее на спуск от Васильевского острова. Часа в четыре корабль, к великому удовольствию государя, [254] благополучно сошел со штапеля и получил название “Борзая Собака” (Windhund). После спуска его высочество отправился сперва к императрице и принцессам, чтобы приветствовать их, а потом к императору на новый фрегат. Там он сел за стол возле его величества; но еще до половины шестого уж все кончилось, потому что часов в пять императрица, проезжая мимо каюты, в которой находился государь, закричала ему: “пора домой, батюшка” (para domoy Patuschka), после чего он скоро встал из-за стола и уехал.
29-го. Император после обеда катался несколько времени по реке и салютовал крепости, которая отблагодарила его тремя выстрелами.
Октябрь
1-го, поутру, я узнал у тайного советника Бассевича, что его королевское высочество написал к нему в этот день очень милостивое письмо о его дочери Мике (Уменьшительное женского имени Мария.), руки которой просил для маршала Платена. Письмо это и мне дали прочесть. Я читал также и ответ тайного советника, в котором он, его супруга и дочь во всем покорялись воле его королевского высочества. Между тем дело это сохранялось в тайне и только немногие из наших знали о нем. Около 6 часов вечера у тайного советника собралось большое общество, в котором явился и герцог: девица Бассевич была торжественно обручена с гофмаршалом фон Платеном, при чем его высочество сам обменял между ними кольца. Никто не думал, что обручение последует так скоро.
3-го. Вчера хоть и был уже сильный мороз, однако ж император сегодня рано утром все-таки поехал в Кронштадт, где пробудет дня два, а потом проедет в Петергоф, куда завтра отправится и императрица.
4-го, поутру, императрица отплыла в Петергоф, оттуда она, как полагают, возвратится через несколько дней; но императорские принцессы не поехали с нею, а остались здесь.
7-го. Сегодня в 2 часа после обеда их величества возвратились из Петергофа; но флот, как говорят, уже после отъезда государя из Кронштадта вошел в гавань; работы солдат в крепости также прекратились.
8-го. Нынче вечером за столом его королевское высочество рассказывал, сколько он в детстве своем должен был заучивать разных разностей наизусть и как изумительно его мучили этим заучиваньем. Несмотря на то, что уже несколько дней морозило и шел снег, что даже уже начали ездить на санях, — после обеда из крепости подан был буерам тремя пушечными выстрелами сигнал к отплытию в Шлюссельбург; но император намеревался выехать туда только на другой день. [255]
9-го, оч