ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ. 1-го был обыкновенный день наших военных экзерциций.

ДНЕВНИК

1721-1725

Часть третья

Июнь

1-го был обыкновенный день наших военных экзерциций.

2-го, в первый день праздника Св. Троицы, его высочество держал свой пост и при дворе не обедал никто из посторонних.

3-го, в день сошествия Св. Духа, мы за столом узнали, что в 5 часов после обеда назначено быть катанью на барках, и потому приготовились к нему, но все-таки явились на реке тогда только, когда другие уже несколько времени разъезжали по ней. Катанье это продолжалось недолго. По окончании его все общество причалило к берегу у императорского летнего дворца, где вышло и потом отправилось в сад. Там мы имели счастье найти императорских принцесс и герцогиню Мекленбургскую с ее сестрою. Его высочество прогуливался с ними до половины одиннадцатого, но потом пошел к императору, который сидел с здешними вельможами за столом у фонтана. Его величество посадил его возле себя и приказал подать блюдо с холодным паштетом и немного пирожного. В 12 часов все разъехались по домам. Императрица пускала себе в этот день кровь и потому все после-обеда никуда не выходила. Она оставалась в обществе нескольких дам в своем [81] собственном саду, находящемся недалеко от Летнего, и поручила старшей принцессе передать его высочеству, нашему герцогу, очень милостивое приветствие. Так как мы в этот раз исходили кругом весь императорский сад и имели случай хорошо рассмотреть его, то я должен признаться, что он в последние два года немало улучшился и в особенности обогатился многими дорогими мраморными статуями. Преимущественно хорош грот, изукрашенный весь большими натуральными, редкими раковинами, кораллами и тому подобными вещами, которых здесь собрано бесчисленное множество и которые все очень искусно подобраны и соединены одним французом. В этом гроте расставлены также разные прекрасные статуи, устроены многие маленькие водометы и помещен орган, который приводится в действие водою и очень мило играет. Его высочество, узнав, что старший принц Гессен-Гомбургский в прошедшую пятницу сильно обжегся порохом, посылал к нему сегодня гоф-юнкера Тиха осведомиться о его здоровье. Последний возвратился с известием, что принц не только жестоко обжег себе лицо и правую руку, но и ранил еще сопровождавшего его гренадера и одного из своих лакеев. Он хотел выстрелить из ружья в цель и после осечки взвел опять курок, чтоб из сумки, в которой было полтора фунта пороху, насыпать его немного на полку; но в тот самый миг по неосторожности спустил курок, и порох как на полке, так и в сумке, разом вспыхнул. От этого легко можно было лишиться обоих глаз. Принц лежал в постели и никого не принимал. Из Швеции мы получили в этот день неожиданное известие, что граф Бонде уехал в Гамбург. Рассказывают также за верное, что тайная советница Бассевич в скором времени отправится в Швецию и потом приедет с своим супругом сюда, чего бы я сердечно и от души желал.

4-го, в последний день Св. Троицы, в полдень, его высочество кушал открыто, и у него обедали барон Штремфельд, гоф-юнкер Тундерфельд и молодой Цеге. Так как они были в очень хорошем расположении духа, то пили до того сильно, что почти все жестоко опьянели. То же самое случилось и с некоторыми незваными гостями, которые приехали, когда обед наш уж приходил к концу, именно с полковником Розе, графом Вахтмейстером и камер-пажом императрицы Гольштейном, в особенности с двумя последними, которые и не помнили, как добрались до дому.

5-го мы все еще были больны после вчерашнего опьянения. Император рано утром уехал в Петергоф, куда около полудня последовала за ним и императрица. Думаю, впрочем, что на днях они будут опять здесь.

6-го. В полдень поднялся вдруг такой вихрь, какого я сроду не видывал, и в то же время полил дождь, как из ведра. Но все это [82] продолжалось не более получаса. Говорили, что на реке погибло несколько человек. Ветром совершенно согнуло крест на церкви в Петропавловской крепости. До полудня было так тепло, как еще ни разу во все это лето. Вечером мы с верхнего нашего балкона видели, как императорские принцессы сидели и гуляли в саду с герцогиней Мекленбургской, которая ночевала у них и сегодня поутру присылала сказать мне об этом.

7-го. Вечером его высочество пошел наверх к г. фон Плате и там опять долго смотрел с балкона на императорских принцесс, которые гуляли и сидели в саду.

8-го у его высочества обедали саксонский камергер и министр при здешнем дворе — г. Лефорт, барон Ренн и молодой Апраксин. Хотя сегодня многие уверяли нас, что вчера в Сенате публично читано было присланное г. Бестужевым из Стокгольма письмо, в котором он уведомляет, что шведские Государственные Сословия признали как за здешним императором императорский титул, так и за нашим герцогом титул королевского высочества; однако ж при нашем дворе не имели еще об этом достоверного известия. Его высочество, впрочем, всякий день ждал из Стокгольма курьера от тайного советника Бассевича. Кроме того, здесь рассказывают за верное, что милиция, которая в предстоящую морскую кампанию должна была поступить на галеры, уже действительно откомандирована (Место это очень неясно, и что разумеет здесь автор под “предстоящей морской кампанией” — неизвестно.).

9-го, в воскресенье, проповедь началась очень поздно, и на ней присутствовал генерал-майор Цеге, который в этот же день уезжал опять в Лифляндию. Он простился также с его высочеством и остался с нами обедать. После обеда его высочество герцог посылал узнать, можно ли вечером прийти погулять в императорский сад. В ответ на это принцессы сами прислали ему весьма милостивый поклон и велели сказать, что им будет очень приятно, если его высочество захочет повеселиться в их саду. После чего, около 6 часов, герцог отправился туда с Плате, Брюммером, Тихом и со мною и ходил там более двух часов, тщательно осматривая животных и все прочее достопримечательное в саду. Но так как императорские принцессы после обеда уехали к кому-то из придворных на крестины, то его высочество на сей раз имел счастье видеть их не прежде 9 часов, когда они, возвращаясь с крестин, проехали опять мимо нашего дома. Узнав, что принцессы после обеда проехали мимо нас, и предполагая, что они возвращаться будут тою же дорогою, он с нетерпением ждал их и наконец имел удовольствие кланяться им с нижнего балкона своего дома. [83]

10-го. Около 5 часов его высочество отправился с Плате, Брюммером, Тихом и со мною кататься по реке и разъезжал по ней часа два. Мы в этот день нарядились в новые матросские костюмы, которые герцог приказал сделать для себя, как старшего кормчего, для Плате, как младшего, а для Брюммера, Тиха и меня — как простых матросов. Его высочество проезжал также и мимо императорского дворца, но не видал там никого из императорской фамилии. Возвратясь домой, мы узнали, что принцессы в наше отсутствие два раза проехали мимо дома герцога и что теперь находятся в саду императрицы, где будут ужинать. Это немало обрадовало его высочество, который был уверен, что они поэтому еще раз проедут мимо нас. Он ждал их с нетерпением, и мы нарочно ужинали в передней зале, чтоб не опоздать: его высочеству хотелось, как скоро получится известие, что принцессы едут, выйти погулять на улицу и недалеко от своего дома как бы невзначай встретить их и поцеловать им в карете прекрасные руки. Все это удалось как нельзя лучше. Когда в 11 часов нарочно поставленный вестовой дал знать, что принцессы приближаются, мы тотчас вышли на улицу и встретили их довольно далеко от квартиры его высочества, который подошел к карете и поцеловал руку сперва старшей, а потом, перейдя на другую сторону, младшей. Принцессы хотя и сконфузились немного при приближении герцога, потому что были в своем neglige, однако ж сами закричали кучеру остановиться, когда заметили, что его высочество идет к их карете. Поговорив с ними несколько времени, он откланялся, и они поехали дальше. Между тем валторнисты отправились на балкон и начали играть, потому что принцессы чрезвычайно любят их слушать. Они в начале еловой аллеи тотчас и вышли из кареты и медленно пошли пешком, чтоб подольше наслаждаться музыкой. Его высочество, раскланявшись с ними еще раз, когда они переезжали через другой мост (за что прекрасные принцессы в знак благодарности очень низко наклонялись в карете), отправился после того также домой.

11-го, в 7 часов утра, я с Плате, Тихом и валторнистом Руммелем поехал к тому же месту, где находился корабль, спущенный недавно на воду, чтоб взглянуть, как стоят корабли на быках (Kameele), на которых их отсюда перевозят в Кронслот. Мы нашли корабль верстах в десяти от города. Старый капитан, заведывающий перевозными снарядами и обязанный переправить его в Кронслот, родом немец, стоял на палубе и просил нас взойти к нему наверх, потому что очень хорошо видел, что мы приехали посмотреть на перевозную машину. Мы причалили к ней и отправились наверх, при чем должны были усердно карабкаться по балкам, чтоб достигнуть до корабля, но это стоило того, потому что последний стоял среди воды совершенно как шанец. Оба больших быка, между [84] которыми держится корабль, поднимают его над водою и погружаются с такою значительною тяжестью только на 8 футов глубины, тогда как пустой корабль, спускаемый со штапеля, погружается на 14 футов. Поэтому корабли, которые строятся в Адмиралтействе, не могли бы попасть в Кронслот, если б не были изобретены эти быки, тем более что в некоторых местах, где бы им следовало проходить, вода имеет глубины не более 9 или 10 футов. Нельзя без удовольствия видеть такой большой корабль на быках: он стоит на них совершенно как на твердой земле, на штапеле, и прикрепляется к ним множеством балок и подпорок. Такая машина управляется двумя рулями и медленно буксируется посредством галер. За нею следовали 4 небольших судна, или галиота, на которых везли для нового корабля корму, мачты, необходимые снасти, канаты, паруса и все прочие принадлежности. Мы возвратились домой не прежде часа пополудни, однако ж поспели еще к обеду, который в этот день был поздно и к которому его высочество пригласил поручика шведской гвардии фон Рохена. После обеда к герцогу приезжал молодой граф Головкин, прибывший сюда недавно из Берлина. Его высочество еще там познакомился с ним. По-видимому, он очень умный и образованный человек.

12-го, поутру, молитва началась до 11 часов, потому что мы к обеду ждали гостей. Около часа пополудни приехал г. фон Штамке с генералом Ягужинским и тайным советником Остерманом, которым он собственно не делал приглашения, а дал только понять, что если привезет его высочеству гостей, они будут ему очень приятны. Ко двору явились также обедать господа Мардефельд и Цедеркрейц. Все это общество не расходилось до 8 часов и весело пило. Когда наконец все гости разъехались, его высочество отправился на барке с Плате, Брюммером, Тихом и со мною кататься по воде, и мы несколько раз имели счастье кланяться императорским принцессам, которые стояли в галерее сада в то время, как наша барка проходила там мимо.

13-го, утром, я получил из Москвы письмо от доктора Бидлоо, который сообщал в нем свое мнение о головных болях его высочества. После обеда герцог, узнав, что императорские принцессы проехали мимо нас, ждал дома до тех пор, пока они опять не возвратились назад и не доставили ему случая раскланяться с ними. Вскоре после проезда принцесс к его высочеству явились Измайлов, обер-прокурор Бибиков и граф Дуглас, которые все трое были пьяны, но получили у нас еще по нескольку стаканов венгерского, потому что иначе не было возможности скоро отделаться от них. Граф Дуглас, однако ж, дорого поплатился за свое опьянение: он после упал и сильно повредил себе лицо. В городе в этот день случилось большое несчастье, а именно служивший у императрицы [85] паж Древник, брат императорского денщика Древника, часу в седьмом вечера утонул вместе с вдовою одного гобоиста, который в последний поход в Астрахани погиб точно таким же образом; но человек пажа, сидевший с ними в лодке, которая потонула, был спасен. Несчастье это, как рассказывают, приключилось следующим образом: упомянутая вдова хотела переправиться через маленький канал, идущий позади императорского летнего дворца, и собиралась сесть в обыкновенную находящуюся там перевозочную лодку; в это самое время паж, бывший немного навеселе, на очень маленьком ботике, принадлежавшем его брату, подъехал туда и начал упрашивать ее сесть к нему, чтоб переехать на другую сторону. Она наконец дала убедить себя, и он распустил имевшиеся у него небольшие паруса; но вместо того чтоб прямо причалить к противоположному берегу, направил путь к реке. Женщина эта и слуга, оба трезвые, тотчас увидели, какая опасность им грозила от сильного ветра, и потому всячески старались отклонить пажа от безумного его намерения. В ответ на их просьбы он схватил багор, ударил им слугу несколько раз по голове и продолжал свой путь; но не успели они выйти из канала, как Древник, сидевший у кормы, не мог уже при сильном ветре управлять парусами. Ботик опрокинулся, исчез в волнах и не показывался более на поверхности воды, равно как и оба утонувших. Думают, что они так запутались в снастях, что прицепились ими ко дну вместе с ботиком, между тем как слуга, стоявший отдельно у фока, тотчас опять вынырнул и достиг вплавь до берега, от которого они удалились не более как шагов на тридцать. Паж только незадолго перед тем вышел из своей комнаты, даже не одетый, в халате, полотняном исподнем платье и нитяных чулках. Принцессы в этот день выезжали со двора, и ему следовало сопровождать их, но не имев на то охоты, он отдал свое платье одному из товарищей, которого костюм был у портного, и просил его съездить вместо себя. Все как нарочно должно было способствовать этому несчастью.

14-го. Около вечера император возвратился из Петергофа в открытом экипаже в шесть лошадей, а через полтора часа после того прибыла сюда благополучно и императрица. Часов в семь вечера его высочество пошел гулять с Плате, Тихом и со мною, и мы встретили камеррата Негелейна, которому кто-то сообщил за верное, что какой-то танцмейстер по фамилии Шульц, вчера только приехавший сюда из Стокгольма, публично рассказывает всюду, будто слышал там из уст самого подполковника Сикье, что именно он застрелил в Норвегии покойного короля шведского. Слух об этом уже давно ходил в Швеции, но требует еще подтверждения. Оба вчера утонувшие только нынче были вытащены из воды якорями. Говорят, их нашли обнявшимися Женщина еще не очень изменилась, но Древника уже [86] нельзя было узнать. Трупы их, как полагают, будут вскрыты в присутствии императора, чтоб посмотреть, нет ли в желудке воды. Здешние доктора говорят, что этого быть не может, потому что человек в воде тотчас задыхается.

15-го. Перед молитвою приехали тайный советник Унгер и шведский полковник Розе, которые вместе с капитаном Дальвигом и обедали с нашими кавалерами, остававшимися дома. Сегодня г. Бестужев прибыл сюда водою из Копенгагена, совершив этот путь в 7 дней. Он пребывает там в качестве российского резидента и вызван в Петербург только на короткое время.

16-го, в воскресенье, его высочество весь день не выходил из своей комнаты, потому что с 4 часов утра до самого вечера страдал обыкновенною своею головною болью. Так как после обеда назначено было катанье на барках, то Плате, Измайлов и Брюммер поехали также на барке его королевского высочества. Прогулка эта, впрочем, продолжалась не очень долго, потому что в ней не участвовали ни император, ни императрица, а только принцессы, которые несколько раз пристально смотрели на барку его королевского высочества в надежде увидеть его там. После хотя все барки и остановились у дома князя Меншикова, однако ж императорские принцессы проехали мимо. Император, несмотря на то что был в этот день немножко нездоров, вечером кушал с императрицею и принцессами в саду ее величества. Перед катаньем Гессен-Гомбургские принцы хотели посетить его высочество, но он не мог их принять по причине своей головной боли.

17-го. После обеда я ездил верхом к герцогине Мекленбургской, у которой уж очень давно не был. Там я имел счастье целовать руки вдовствующей царице, принцессе Прасковий и самой герцогине и вместе с тем передать им поклон от его королевского высочества. Принцесса Прасковия, не совсем здоровая, лежала в постели, но герцогиня были здорова и, по обыкновению своему, очень весела. Я пробыл у нее с лишком два часа совершенно один и должен был занимать ее. Она жаловалась, что герцог, ее супруг, не хочет решиться сюда приехать, и говорила, будто здесь носятся слухи, что римский император намерен поручить управление страны (Мекленбургии) брату его, герцогу Христиану-Людвигу, если владетельный герцог скоро не изъявит покорности. Вдовствующая царица также с сожалением говорила, что зять ее ни за что не соглашается приехать в Россию, хотя ему очень хорошо известно, как отлично обращаются здесь с его королевским высочеством, нашим герцогом, и хотя его величество император уже несколько раз приглашал его к себе.

18-го, в 10 часов утра, началась молитва, а около 11 его высочество с Плате, Брюммером, Негелейном, Тихом и со мною поехал [87] сухим путем в Кунсткамеру, где еще вчера приказал Негелейну предуведомить о своем приезде. Мы застали дома не только г. Шумахера, который заведывает ею, с женою и сестрою, но и тестя его, старого Фельтена. Побыв у них несколько времени и выпив, по здешнему обычаю, по рюмке водки, мы отправились наверх, в Кунсткамеру, где все осмотрели только бегло, и я не нашел там почти ничего такого, чего бы не видал прежде, кроме разве маленькой девочки лет трех или четырех, которая умерла и бальзамирована лет 30 или 40 тому назад, но до сих пор еще так бела, как будто лежит и спит. Ребенка этого показывают обыкновенно только в присутствии императора или с его позволения. Шумахер показал нам, между прочим, в библиотеке одну книгу, заключающую в себе множество раскрашенных цветов, которая выдается за оригинал работы знаменитой Мериан, слывущей с давнего времени за известнейшую художницу по живописи цветов. Там же находится в двух фолиантах и полная Библия на немецком языке, списанная собственноручно герцогом Курляндским. Наконец мы видели еще совершенно пеструю тетерку, подаренную недавно императору полковником Унгером, имя которого по этому случаю внесено надлежащим образом в каталог Кунсткамеры для воспоминания. Прекрасный мюнц-кабинет, собранный Шумахером во время последнего его путешествия, нам на сей раз не удалось видеть. Осмотрев все наскоро, мы пошли опять к г. Шумахеру, где обедали и много пили, потому что во время самого обеда приехал еще Штамке, который в угодность хозяину подавал нам весьма хороший пример.

19-го у его королевского высочества обедали генерал-лейтенант Вангерсгейм, Бибиков, Принценштиерн и капитан Измайлов. Я в этот день узнал, что в Адмиралтействе в прошедший понедельник императрица должна была вбить большой гвоздь (более чем в палец длиной) в новый корабль, который император недавно там начал строить. После того все ее дамы обязаны были делать то же самое.

20-го. Флаги, служащие сигналом для катанья на барках, были выкинуты совершенно неожиданно, почему мы около 6 часов отправились к обыкновенному сборному месту, т. е. к “Четырем Фрегатам”, и в 7 часов, по прибытии императрицы, отплыли оттуда, несмотря на отсутствие императора. Вся флотилия сначала проехалась по реке, а потом через канал у императорского летнего дворца (где мы мимоездом имели честь видеть у окна старшую императорскую принцессу) отправилась к великому адмиралу Апраксину, у которого все наше общество собралось в саду. При прибытии нашем раздались его литавры, трубы и валторны, которые не умолкали во все время, пока мы там были. Его королевское высочество, встретив здесь императора, подошел к нему и был очень [88] милостиво принят; потом приблизился к императрице и прошелся с нею несколько раз по саду, должен был также во время этой прогулки раза два садиться между ее величеством и герцогинею Мекленбургской. Когда император, бывший в отличном расположении духа, пришел как-то туда, где сидела императрица, и увидел, что позади ее величества стояла княгиня-кесарша Ромодановская, он тотчас закричал: штраф! штраф! После чего как государыня, так и герцогиня Мекленбургская должны были выпить по рюмке крепчайшего венгерского вина за то, что сами сидели, а княгиню-кесаршу заставили стоять. Императрица при этом случае донесла и на его королевское высочество, нашего герцога, что он тоже сидел с ними, почему и он был наказан точно таким же образом. После того государь опять удалился к своему обществу. Около 10 часов ее величество императрица получила наконец позволение уехать домой, и его королевское высочество проводил ее до барки; он простился также с герцогинею и стоял на берегу канала до тех пор, пока она не уехала, а потом возвратился в сад, посидел несколько времени с императором и наконец, походив немного по аллеям сада, незаметно скрылся и уехал домой. Хотя принцы Гессен-Гомбургские почти все время пребывания нашего в саду стояли позади стола, за которым сидел император с здешними вельможами и с хозяином, однако ж никто не просил их садиться. Вообще с обоими этими княжескими детьми обращаются здесь довольно небрежно. Я в этот вечер долго беседовал с кавалерами императрицы, и камер-юнкер Шепелев сказал мне между прочим, что товарищ его, камер-юнкер Балк, женится на одной знатной, богатой и хорошенькой девушке и что он отказался от сделки с прежнею своею невестою, но за то должен будет теперь носить фамилию жены, потому что род ее вымер. В этот день майор Эдер уехал отсюда в Голштинию, где, вероятно, и останется.

21-го. Император приехал к его королевскому высочеству с приятным известием, полученным из Швеции, что Сословия шведского королевства торжественно признали и утвердили за нашим государем титул королевского высочества. Его величество император, чрезвычайно довольный этим, пробыл у герцога около двух часов и обедал с ним, потому что приехал в то самое время, как его высочество хотел садиться за стол наверху, в комнате графа Бонде. Его высочество, предуведомленный о прибытии государя, встретил его на крыльце и хотел было провести в свои покои, но он сказал, что хочет идти туда, откуда пришел герцог, и там, передав его королевскому высочеству письма из Швеции, тотчас же сел за стол, а затем немедленно провозгласил тост за доброе известие, который потом возобновлялся многими другими. Так как с его величеством приехал и курьер, привезший это известие, то [89] он сначала вместе с Василием Петровичем был всячески угощаем господами Плате и Брюммером, а потом получил еще от его королевского высочества в подарок золотую табакерку с 50 червонцами. Это был тот самый курьер, которого недавно посылали в Стокгольм по делам нашего герцога. Вечером Василий Петрович за стаканом вина несколько раз спрашивал обо мне и все просил, чтоб послали за мною; но ему отвечали, что я болен и страдаю сильною зубной болью; тогда он тотчас же пошел к императору, чтоб сказать, что я страдаю зубами, и просил его величество постараться вылечить меня. Государь очень охотно согласился на это и сказал, что с удовольствием готов вырвать испорченные зубы, причем в то же время упомянул, что ему таким образом удалось счастливо вылечить уже многих. Гоф-юнкер Тих рассказывал мне еще, что г. Мардефельд, который также был у нас во время получения известий из Швеции, тотчас же от имени своего короля поздравил нашего герцога с приобретением титула королевского высочества.

22-го. В этот день богослужение началось уже в половине десятого, и придворный проповедник во время его совершил также благодарственную молитву по случаю полученного вчера известия. Около полудня у нас собралось много посторонних, которые приехали с поздравлениями, как-то: граф Вахтмейстер, полковник Розе, недавно прибывший из Дании г. Бестужев, генерал Ягужинский, тайный советник Остерман, мосье Ла-Коста и другие; но из них никто не остался к обеду, потому что почти все были приглашены к шведскому посланнику, барону Цедеркрейцу. В час пополудни приехали ко двору с обоими своими кавалерами и Гессен-Гомбургские принцы, которые приняли в свою свиту молодого Вильстера, искавшего недавно у нас места пажа. Во время обеда я и старший камер-паж Геклау должны были прислуживать старшему принцу, а Тих и Петерсен младшему, между тем как его королевскому высочеству прислуживали Цеге и новый камер-лакей. За столом пили довольно сильно, потому что тосты начались 16 кубками, но оба принца имели право пить воду и наливать столько вина, сколько им хотелось.

23-го. Проповедь началась в 11 часов утра, и ее приехали слушать генерал-майор Лешер, камеррат Фик, секретарь Шульц и Тундерфельд, из которых первые трое по окончании богослужения поздравили его королевское высочество и опять уехали. Так как в этот день назначен был спуск фрегата, то мы думали, что это будет рано, а именно часа в два или в три; между тем обыкновенный сигнальный выстрел, возвещающий о времени сбора, последовал не прежде 5 часов. Тогда мы немедленно отправились в Адмиралтейство и на корабль, который был уже совсем готов к спуску. По [90] приезде и императора фрегат, устроенный для 36 пушек, в половине шестого обычным порядком освятили и наименовали “Крейсером” — имя, которого сначала почти никто из русских не понял. После этой церемонии приступили к окончательным работам, и корабль еще до 6 часов благополучно сошел на воду. Но тут легко могло случиться большое несчастье, если б император вовремя не начал с сильною бранью кричать, чтоб народ на реке посторонился: в ту самую минуту, как корабль сходил со штапеля, какие-то дураки на очень маленьком ботике стали прямо перед ним и потом не знали что делать, чтоб отойти прочь. Корабль на сей раз был спущен с кормою, чего обыкновенно здесь не делают. Вероятно, это новый способ, придуманный кораблестроителем. Когда корабль отошел на известное расстояние от берега и брошен был якорь, от которого он повернулся в другую сторону, все наперерыв спешили поздравить на нем его величество с благополучным спуском. С гвардейским адъютантом, состоящим при принцах Гессен-Гомбургских, случилось при этом то же самое, что было недавно и со мною, — его так поранили багром в ногу, что он тотчас же принужден был отправиться домой. Вскоре после прибытия нашего на корабль приехали также ее величество императрица, герцогиня Мекленбургская, княгиня Меншикова и прочие дамы. Императорских принцесс, равно как и принцессы Прасковий, которая чувствовала себя нездоровою, не было; но вдовствующая царица, несмотря на всю свою немощь, все-таки подъезжала с маленькою принцессою Мекленбургскою к кораблю на своей барке, из которой, впрочем, сама не выходила, а высадила только герцогиню Мекленбургскую и потом уехала опять домой. По переезде всего общества на корабль и принесении поздравлений императору гости отправились к столу, и его величество сел на самом нижнем конце вместе с корабельными мастерами; его же королевское высочество поместился между г. Остерманом и старшим принцем Гессен-Гомбургским, потому что всякий садился как пришлось. Возле г. Остермана, с правой стороны, сидел приехавший недавно из Пруссии граф Головкин, а возле принца, с левой стороны, меньшой его брат. Из иностранных министров на корабле не было никого, кроме г. Цедеркрейца и голландского резидента, мин-гера де Вильде. Хотя за обедом пили не сильно и вообще никакого принуждения не было, однако ж каждый из гостей все-таки распил по доброму стакану, чтоб развеселить его величество императора (который был что-то не совсем в хорошем расположении духа), тем более что капитан Лопухин, назначенный командиром нового фрегата, убедительно просил об этом и всех усердно приглашал пить. В 11 часов, когда императрица наконец получила позволение удалиться с дамами, случилось несчастье. После отъезда [91] ее величества хотела сесть на свою барку герцогиня Мекленбургская; но тут ее люди и люди княгини Меншиковой заспорили, кому прежде подъехать; в это самое время огромные полозья, на которых стоял корабль, вдруг отделились от него и до такой степени попортили барку княгини, что она пошла ко дну, а люди с трудом могли спастись. Когда все дамы уехали, было распито еще несколько кубков, но затем его величество император также оставил корабль, позволив и всем прочим отправиться по домам. Его королевское высочество как на корабле, так и на барке казался немного навеселе, но он только притворялся, потому что все время пил свое собственное вино, состоявшее большею частью из воды. С самого начала он выпросил себе у императора большой стакан венгерского, но вместе с тем и позволение придерживаться после своего особенного вина, уверяя его величество, что всякий раз бывает болен от венгерского вина, если много выпьет его. Такая предосторожность была вовсе не лишнею, потому что на кораблях обыкновенно не подают никакого другого вина, кроме венгерского или крепкого эрмитажного и шампанского. Французский посланник Кампредон (который был болен и лежал в постели) присылал в этот день поздравить его королевское высочество с приятным известием, полученным из Швеции. Герцог после того тотчас же отправил к нему секретаря Швингера благодарить и осведомиться о его здоровье.

24-го, в Иванов день, проповедь началась довольно поздно, и на нее собрались следующие посторонние лица: генерал-лейтенант Вангерсгейм, генерал-майор Цюлих (который только дня за два приехал сюда, а из Швеции отправился за три недели), граф Дуглас, полковник Розе, граф Вахтмейстер и капитан Гекель. Все они остались у его королевского высочества и обедать. В то время как мы сидели еще за столом, ко двору явился молодой князь Мещерский (приехавший из Швеции с недавним благоприятным известием) и также сел вместе с другими. Барон Цедеркрейц приехал после обеда, чтоб от себя лично поздравить его королевское высочество с полученною на днях приятною новостью. Герцогиня Мекленбургская вызвала меня к себе преимущественно за тем, чтоб сказать мне, что император решился вчера послать генерала Бонна в Данциг к ее супругу, владетельному герцогу Карлу-Леопольду, которого тот должен убедить приехать в Ригу, потому что хорошо ему знаком и прежде был очень любим им. Герцогиня, мало знакомая с этим генералом, хотела узнать от меня, что он за человек. Между тем она очень опасалась, что супруг ее все-таки не даст убедить себя, хотя это и единственный способ выпутаться из беды, в которой он теперь находится. В числе прочего ее высочество сообщила мне также, что вчера император советовал ей во [92] избежание слишком большой полноты меньше спать и меньше есть и что поэтому она не смыкала еще глаз и со вчерашнего дня ничего не ела; потом приказала подать при мне приготовленные для нее кушанья, которые я из любопытства должен был пробовать, потому что все они были постные. Но кто расположен полнеть, тот мало найдет средств воспрепятствовать этому; почему я и думаю, что герцогиня скоро оставит пост и бдение, которых, впрочем, и не могла бы долго выдержать, не имея вовсе охоты ни к тому, ни к другому. Так как у принцессы Прасковий на обеих руках все еще были опухшие пальцы и ей следовало очень остерегаться простуды, то она и не выходила из своей комнаты. Мы по этой причине сидели то у нее, то в других комнатах, и я должен был оставаться там с лишком три часа, потому что герцогиня, покончив с своими жалобами, сделалась вдруг необыкновенно весела. Она даже уговорила сестру свою подарить мне новый шелковый китайский носовой платок. Принцесса имела два таких платка, а сама герцогиня только один, и так как те не были еще обрублены, то она дала мне пока свой собственный с приказанием, чтоб я на другой день, когда увижу, что она вынет платок, тотчас же вытащил из кармана и свой и тем доказал, что ношу его и уважаю. Герцогиня при этом начинала со мной множество других шуток и охотно удержала бы меня у себя долее, если б это только было можно и я не спешил домой. В этот день некоторые из придворных служителей его королевского высочества были в Екатерингофе с женщинами и с музыкою (потому что между ними были двое, которые играли на валторнах). Император, находившийся также там, пришел к ним и спросил чего-нибудь пить из того, что у них есть и что они сами пьют. Они подали сначала его величеству стакан вина, а потом, когда он немного спустя потребовал еще стакан пива, ему подали и пива. Послушав несколько времени игру на валторнах (валторнист Руммель, когда подошел император, взял у одного из лакеев инструмент и сам начал играть), государь сказал им, чтоб они веселились и гуляли сколько им угодно. После того мой бывший слуга Мартини, который, как и другие, был уже немного навеселе, подошел к нему, когда он хотел уйти, и поцеловал ему руку, что его величеством было принято вовсе не немилостиво.