ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ. 1-го и 2-го не случилось ничего особенного.




ДНЕВНИК

1721-1725

Часть вторая

Год

Август

1-го и 2-го не случилось ничего особенного.

3-го, после обеда, голландский резидент был в Леоновой, куда и мы приходили из Свирлово. Он приезжал только проститься, потому что отправлялся на короткое время в Петербург.

4-го его королевское высочество был не совсем здоров и потому весь день не выходил из своей комнаты.

5-го его высочество опять совершенно оправился. [443]

6-го, вечером, его высочество ездил с нами часа два верхом, а граф Бонде уезжал по своим делам в город.

7-го. Его королевское высочество провел ночь в моей комнате, и я не мог хорошенько уснуть, потому что ему, при сильной жаре, больше хотелось говорить, чем спать. Мне такая милость была вовсе не по нутру.

8-го, рано утром, весь наш отряд, состоявший из трех рот, должен был собраться у меня в Свирлове с топорами, лопатами и розданными каждой палатками, чтобы в тот же день устроить наш лагерь между Свирловом и Леоновой, на очень веселом и приятном месте. Этот маленький лагерь вышел чрезвычайно хорош, потому что у нас было много больших красивых турецких и других прекрасно сделанных палаток, взятых на время большею частью у князя Меншикова.

9-го. Тайному советнику Бассевичу было что-то нужно в городе, и он отправился туда еще до обеда. Вскоре от него явился посланный с известием, что господа генералы Ягужинский и Чернышев завтра непременно приедут в лагерь к его высочеству и что хотя он, тайный советник, делал все возможное, чтоб отклонить их от этого под предлогом, что герцог еще не совсем там устроился, однако ж напрасно. Такая новость была неприятна его высочеству, и он очень бы желал, чтоб этот визит случился несколько дней позднее, но нечего было делать; между тем его высочество имеет много причин щадить Ягужинского, который в большой милости у императора и притом самолюбивый, капризный человек.

10-го, очень рано утром, по пробитии зори, все три наши роты выступили на ученье перед фронтом лагеря, а когда, около полудня, приехали к нам генералы Ягужинский и Чернышев, мы стояли со всею нашею маленькою армиею в строю перед лагерем, отдали им честь и ударили в барабаны. По убедительной просьбе гостей, мы показали и наши экзерциции, которые заслужили полную их похвалу. Они немало удивлялись, что его королевское высочество успел в столь короткое время довести людей до такого совершенства. По окончании всего этого был обед, за которым довольно сильно пили. Уже к концу его вовсе неожиданно явился к нам шведский полковник Бойе, который своими жалобами несколько нарушил веселое настроение нашей компании. Дело в том, что долги не позволяют ему отправиться в Швецию. Ягужинский однако ж обещал ему всевозможную помощь, а от его высочества он снова получил в подарок значительную сумму на уплату этих долгов

С 11-го по 13-е число не случилось ничего особенного.

14-го. Его высочество, узнав, что у тайного советника Бассевича обедает сегодня большое общество слободских дам, около полудня отправился к нему, взяв с собою только меня. После [444] обеда приехал в Леонову и камеррат Фик с своим зятем, секретарем Шульцем. Так как дамам хотелось видеть наш лагерь, то его высочество позволил им прийти туда после обеда.

15-го, около полудня, приехали к нам в лагерь оба Лефорта, Мардефельд и Кампредон. Они у нас не только остались обедать, но и пробыли почти до 8 часов вечера.

16-го, в полдень, к его высочеству приехали генерал Аллар и барон Бер, которые обедали у него и пробыли до вечера.

17-го у нас не было никого из посторонних.

18-го явился к нам в лагерь полковник Плате, который накануне вечером приехал в Москву из Берлина. По причине дурных дорог он 20 дней ехал только от Петербурга до Москвы, а всего пробыл в пути 6 недель. Мы были давно знакомы и в приятельских отношениях еще в Швеции. Он очень приятный и красивый человек, и я чрезвычайно рад, что мы теперь будем постоянно иметь его при нашем дворе. Герцог весьма дорожит им. Это тот самый Плате, который (будучи тогда капитаном гвардии) учил в Швеции его высочество военным экзерцициям, хорошо ему знакомым. После отъезда оттуда он был несколько лет министром (голштинским) при прусском дворе, где теперь, как полагают, его заменит Штенфлихт. Так как он оставался у нас в лагере, то ему отвели палатку тайного советника Бассевича.

19-го были обыкновенные церковный парад и проповедь. После обеда приезжал к нам тайный советник Геспен.

20-го, поутру, на ученье полковник Плате был произведен в майоры полка и капитан-поручики лейб-роты.

21-го его высочество сильно страдал своею обыкновенною головною болью и потому весь день не выходил из палатки.

22-го его высочество опять совсем оправился.

23-го, утром, герцог поехал с Негелейном и с графом Бонде в город и обедал у тайного советника Бассевича, а после обеда крестил у камеррата Фика. Восприемниками вместе с ним были князь и княгиня Меншиковы, генеральша Брюс, Ягужинский и г-жа Лефорт. В Москве в этот день в реформатской церкви читали распоряжение, вследствие которого все прихожане этой церкви в следующую пятницу будут давать присягу по случаю манифеста о престолонаследовании по смерти его величества императора. Такую присягу лютеране и католики дали уже прежде; но реформаты, как голландские подданные, не хотели присягать без некоторых оговорок, которые им теперь и было дозволено сделать.

24-го и 25-го не случилось ничего особенного.

26-го, утром, после обыкновенного церковного парада, его высочество отправился в город на празднование у князя Меншикова тезоименитства младшей императорской принцессы, Наталии. [445]

27-гобыл день нашего выступления из лагеря.

28-го его высочество после обеда отправился верхом с Бонде, Негелейном и со мною в сад купца Коха, находящийся недалеко от Слободы, чтоб осмотреть его и распределить комнаты, потому что на другой день хотел оставить Свирлово и переселиться на несколько недель туда. Перед тем мы осматривали растущие в имении княгини Черкасской (близ Свирлова) кедровые деревья, которые, говорят, единственные здесь, в России или по крайней мере около Москвы. Они необыкновенно велики и высоки. По возвращении в Свирлово мы еще раз обедали. Его высочество остался весьма доволен домом в саду Коха, хотя в это время года в нем жить очень неприятно и холодно.

29-го его королевское высочество тотчас после обеда, при громе всей нашей артиллерии, со всеми нами выехал верхом из Свирлова и отправился в Слободу, где сперва посетил тайного советника Геспена, а потом заехал к моей хозяйке. От нее, уже около вечера, мы поехали в сад Коха и заняли там свою новую квартиру. Перед нашим выездом из Свирлова туда приезжал один русский полковник приглашать герцога на завтра к князю-кесарю Ромодановскому на обед и на соколиную охоту. Его высочество обещал ему непременно быть.

30-го, в 7 часов утра, его королевское высочество с тайным советником Бассевичем и некоторыми из нас поехал верхом к охотничьему дому князя Ромодановского, где еще до обеда началась соколиная охота за утками, которая была чрезвычайно забавна. У князя множество прекрасных и редких соколов, и он немало тратится на них. Уток там было очень много, а потому добыча наша вышла довольно значительная. Мы отправились потом в самый охотничий дом, где обедали и ужасно пили. Наш почтенный г. Плате подвергся здесь в первый раз полному опьянению, хотя и очень крепок; но хозяин, Ягужинский, и другие русские господа хотели его испытать и потому сильно принуждали пить. После обеда принялись за обыкновенную охоту, но несмотря на то что у князя Ромодановского там более ста тридцати гончих и борзых собак, она шла как-то неудачно и не могла выдержать никакого сравнения с немецкою охотою, или бывшею до обеда соколиною; впрочем, и продолжалась недолго, тем более что как прислуга, так и сами знатные господа охотники были порядочно навеселе. С полковником Плате чуть-чуть не случилось большой беды: он упал с лошади и с трудом высвободился из стремян, потому что седло, некрепко пристегнутое, съехало вместе с ним. К счастью, он ничего не повредил себе. По окончании и этой охоты было распито еще несколько бокалов, и затем все разъехались по домам. Как его высочество, так и большая часть гостей велели приехать туда своим экипажам; [446] предосторожность, оказавшаяся весьма нелишнею, потому что иначе некоторые, будучи под сильным влиянием винных паров, не совсем бы благополучно добрались до дому. В этот же день праздновалась и годовщина заключенного с Швециею мира, но одною только пушечною пальбою. Праздник этот совсем было забыли, и никто, кроме генерал-майора Лефорта, не вспомнил об нем.

31-го тот же самый подполковник, который третьего дня приезжал приглашать его королевское высочество, привез ему от имени князя-кесаря несколько диких уток, убитых вчера в нашем присутствии соколами. Перед обедом мы с поручиком Бассевичем, как яхт-юнкеры, должны были приглашать обер-егермейстера Альфельда к завтрашнему дню на праздник эгидия. Мне поручено было пригласить еще генерал-майора Штенфлихта и обоих полковников, Плате и Бонде, а Бассевичу — всех прочих наших кавалеров. Между тем делались все приготовления к предстоявшему празднеству. В этот день приезжал к нам также купец Мейер и привез довольно много винограда, созревшего в его саду, что пришлось как нельзя более кстати по случаю завтрашнего пира.

Сентябрь

1-го праздник эгидия был следующим образом справлен в нашем саду: в 10 часов утра его королевское высочество со свитою из 14 кавалеров, верхом, отправился за обер-егермейстером Альфельдом. Тайный советник Бассевич опять, как в прошлом году в Петербурге, обращался к нему с приличною речью, а от его высочества он получил при этом случае в подарок прекрасный кортик. Побыв у него несколько времени и напившись чаю и кофе, мы в таком порядке отправились верхом из Слободы в сад Коха: впереди ехали валторнисты, которые постоянно играли и были, как и вся прочая свита, в зеленых костюмах; за ними следовали Бассевич и я, как яхт-юнкеры, с своими охотничьими ремнями, а за нами обер-егермейстер в полном охотничьем наряде; потом — оба генерал-адъютанта, Плате и Бонде, за ними его высочество и наконец за его высочеством все прочие, по два в ряд. По прибытии в сад наш обер-егермейстер был встречен там крестьянскою музыкою, и Руммель, одетый шутом и имея подле себя моего слугу Мартини в костюме монахини, говорил речь, а потом, во время обеда, роздал всем гостям стихи, которые предварительно прочел и которые выдавались за его произведение, собственно же были сочинены Петерсеном. При несении кушаний впереди шла крестьянская музыка (та самая, которую мы имели во время маскарада) вместе с четырьмя валторнистами под предводительством того же Руммеля. Когда стол, над которым возвышались четыре довольно большие арки, обвитые зеленью, был готов, герцог отправился к нему со [447] всеми присутствовавшими, за исключением Бассевича и меня, потому что мы, в качестве яхт-юнкеров, должны были стоять за обер-егермейстером, прислуживать ему и при тостах разносить всем бокалы. За обедом его королевское высочество объявил меня своим камер-юнкером, милостиво взяв бокал и провозгласив тост за здоровье нового камер-юнкера Берхгольца. Когда я принес мою всеподданнейшую благодарность его высочеству, обошел вокруг с бокалом и принял от всех поздравления, точно таким же образом были пожалованы — поручик Бассевич в капитаны, а мой старый товарищ из Швеции, паж Тих, на мое место, в гоф-юнкеры. Вскоре после того все встали из-за стола, но стоя продолжали еще весело пить. Вечером объявлены были также некоторые другие повышения, а именно: обоих полковников, Плате и Бонде, сделали бригадирами, секретаря тайного советника Геспена, Швинга, секретарем посольства, молодого Петерсена пажом, обоих камер-лакеев, Миддельбурга и Даува, камердинерами и лакея Классена камер-лакеем. Вследствие всего этого так весело и много пили, что немногие помнили, как добрались до дому. Между тем, так как Плате был гораздо старший полковник, чем Бонде, назначенный старшим бригадиром, то он долго не соглашался быть младшим, когда, по секрету, узнал о том от тайного советника Бассевича, всячески старавшегося уговорить его. Его высочество имел на то свои причины, желая сделать приятное семейству графа Бонде в Швеции. Плате, впрочем, и дал убедить себя; но на другой день полковник Лорх жаловался тайному советнику на оба эти производства и хотел просить отставки, потому что был старший полковник. Г. Бассевич убеждал его не делать этого и представлял ему, что он может вообразить себе, каково было Плате, которому предпочли графа Бонде, поступившего на службу герцога майором, когда тот уже состоял в ней подполковником; что относительно Бонде его высочество руководствуется важными причинами, имея в виду Швецию; но в то же время присовокупил, что если полковник все-таки будет требовать отставки, то может уверить его, что непременно получит ее (и наверно получил бы, потому что очень упал в мнении его высочества). Наконец он, хотя и с большим трудом, покорился своей участи. Так как Тих, которым его высочество немало дорожит, должен был остаться у нас в саду, то его поместили с Негелейном и со мною.

2-го в саду Коха была проповедь. После обеда я ездил верхом к князю Меншикову, Ягужинскому, Шафирову, Остерману и князю-кесарю, чтоб пригласить их на послезавтра в сад на обед к его высочеству; но из них одни, по нездоровью, не могли сказать мне ничего верного, а других вовсе не было в городе или дома, так что я ни от кого не добился положительного ответа, будут они или нет. [448]

3-го, утром, я опять должен был ехать к Ягужинскому и к Ромодановскому, чтоб узнать, будут ли они на обеде, потому что вчера у первого был припадок лихорадки, а последний лежал в постели от подагры. Кроме того, мне поручено было отыскать князя Меншикова, которого я наконец и нашел в Военной коллегии. Он обещал приехать; но те оба обещать наверное не могли и, вероятно, не будут. В 4 часа после обеда его королевское высочество отправился к тайному советнику Бассевичу на репетицию столовой музыки, готовившейся к следующему дню.

4-го, около полудня, к его высочеству из приглашенных гостей приехали только князь Меншиков, Остерман и посланник Мардефельд; так что стол был занят далеко не весь. За обедом сильно пили, потому что гостям самим хотелось того, и это продолжалось до вечера. Как во время стола, так и после играла прекрасная музыка, и наш Гюбнер с товарищами напрягал все силы, чтоб отличиться.

5-го его королевское высочество со всеми своими кавалерами ездил в Измайлово, чтобы сделать визиты герцогине Мекленбургской (Екатерине Иоанновне, старшей дочери царя Иоанна Алексеевича, которая в 1716 году вступила в супружество с герцогом Мекленбургским Карлом-Леопольдом и в 1722-м приезжала на время в Москву.) и вдовствующей царице. Мы отправились туда в четырех каретах, каждая в шесть лошадей. На больших белых лошадях, составляющих парадный цуг его высочества, была в первый раз прекрасная новая сбруя, купленная нами у графа Кинского. Когда мы приехали в Измайлово, нас встречали (как и потом опять провожали) кавалеры герцогини и царицы. Вообще герцог был принят как нельзя лучше, и визитом его обе они были очень обрадованы. Пробыв там с час и выпив несколько стаканов венгерского вина, его высочество поехал сперва в свой дом в Слободе, а потом отправился с нами, живущими в саду Коха, к моей хозяйке, г-же Клерк. У нее мы остались до 8 часов вечера и наконец возвратились в сад, где еще ужинали. В этот день в Москву приехал из Германии надворный советник Стеффенс, который состоит в нашей службе и которого я знал еще в Стокгольме.

6-го приехал сюда из Петербурга шведский посланник барон Цедеркрейц, который пробыл в дороге четыре недели и от Стокгольма до Петербурга ехал водою. Он привез с собою свою супругу, урожденную графиню Поссе, родственницу покойной жены бригадира Плате. Его королевское высочество хорошо знаком с нею и прежде немало был влюблен в ее сестру. Сегодня мы, вновь произведенные, были допущены его высочеством к исправлению своих должностей.

7-го его королевское высочество ездил с Бонде и Плате к тайному советнику Бассевичу, где говорил с Стеффенсом; потом был [449] у камердинера Даува и наконец у девицы Свед, у которой оставался часа два, а от нее воротился опять домой.

8-го у его высочества обедал датский посланник Вестфален. Во время стола была опять музыка. Когда посланник уехал, к нам пришли наш хозяин, купец Кох, и его жена, которые, как большие любители, слушали со вниманием нашу музыку и остались у нас почти до вечера. С некоторого времени начало уже морозить; но сегодня вдруг пошел снег. Поэтому если мы еще долго здесь останемся, нам не мало придется терпеть от холода в наших воздушных комнатах. В полдень, когда мы сидели еще за столом, к нам приезжал проститься генерал-майор Штенфлихт, который на другой день собирался отправиться через Польшу в Берлин, где он будет министром вместо Плате.

9-го к проповеди собрались у нас купец Кох с женою и двумя сестрами и некоторые из наших кавалеров. После обеда генерал-майор Штенфлихт отправился в путь. Сегодня шел опять снег и был такой мороз, что надобно, по-видимому, скоро ожидать совершенной зимы.

10-го. Меня после обеда посылали к Ягужинскому, который в этот день в первый раз был опять в Сенате. Его высочество кушал в своей комнате и до вечера никуда не выходил.

11-го, утром, у герцога был тайный советник Бассевич. Обедал у нас Альфельд, с которым его высочество после обеда поехал в Слободу и навестил сперва мою хозяйку, а потом тайного советника Бассевича, откуда только в 11 часов вечера воротился в сад.

12-го тайный советник Бассевич угощал обедом датского и прочих иностранных министров, кроме шведского, который только третьего дня объявил о своем приезде всем здешним и иностранным министрам, но не уведомил о нем никого из наших придворных, ни даже и г. Штамке, пребывающего здесь все-таки официально в качестве министра. После обеда его высочество поехал к тайному советнику Бассевичу и слушал у него музыку, потому что по просьбе генерала Ягужинского, большого любителя и знатока музыки, назначил среду днем для концертов, которые положено постоянно давать в доме тайного советника. Туда явился также и подполковник Сикье, который после выдержанной им болезни походил еще на полумертвого и принужден был постоянно сидеть, не будучи в состоянии ни ходить, ни стоять.

13-го тайный советник Бассевич отправился с Альфельдом в деревню Тамсена (в 25 верстах отсюда) — место, говорят, очень приятное. Сурланд, Шульц, Прен и Фрей уже в прошедший понедельник уехали туда и все еще не возвращались. После обеда его высочество с некоторыми из нас был с визитом у генерала Ягужинского, где мы, против воли герцога, должны были выпить по [450] нескольку бокалов венгерского, потому что генерал большой охотник попить, хотя и не совсем хорошо выносит действие вина. От него мы узнали, что их величества император и императрица со всею армиею находятся уже в Персии, на твердой земле, и прошли город под названием Аграхан. Его высочество спросил, нет ли надежды, что государь воротится сюда зимою; на что он отвечал, что этот вопрос разрешится с будущею почтою, потому что до сих пор неизвестно, будет ли дело покончено там к концу октября (когда, по причине морских бурь, нужно возвращаться опять в Астрахань), и если нет, то, вероятно, их величества еще не так скоро приедут. От генерала Ягужинского герцог поехал к датскому посланнику, которого однако ж не застал дома, и потому отправился в свой дом в Слободе, а оттуда немного спустя поехал парой к тайному советнику Геспену; но не застав и его дома, пошел к его хозяйке, у которой пробыл несколько часов, и наконец возвратился в сад.

14-го у нас обедал капитан Бассевич. Вечером его высочество играл с Плате и со мною в ломбер, что редко случается, потому что он вовсе не охотник до карт.

15-го не случилось ничего замечательного.

16-го у проповеди был у нас камеррат Фик с своим зятем, секретарем Шульцем. После обеда герцог ездил с визитом к посланнику Вестфалену, куда потом приехал и тайный советник Геспен. От него его высочество отправился с Бонде и со мною к мамзель Свед, у которой просидел часа два. В этот день, вечером, тайный советник Бассевич возвратился из деревни, а мы с графом Бонде были приглашены на завтра на танцевальный вечер к доктору Бидлоо.

17-го у нас обедал полковник Бойе, который приходил проститься, потому что наконец собрался ехать. После обеда мы с графом Бонде отправились сперва к моей хозяйке, от которой только что перед нами уехал шведский министр, а потом к доктору Бидлоо, где застали уже за танцами всех слободских красавиц. Он праздновал день именин старшей своей падчерицы, девицы Конау. Вскоре после нас пришел туда подполковник Сикье (который живет по соседству и лечится у доктора Бидлоо), в халате и колпаке, и походил в этом костюме совершенно на маску. Он сидя смотрел на танцы. Немного спустя совершенно неожиданно явился к нам и его королевское высочество, что немало обрадовало как хозяина, так и все общество. Около 11 часов сели ужинать, а потом начали опять танцевать, и его высочество отличился особенным усердием. Теперь он стал большой охотник до танцев, между тем как в юности вовсе не любил их. Мы весело протанцевали таким образом до 5 часов утра; но когда его высочество собрался уже прощаться, вдруг все общество поражено было известием, что в ближайшем соседстве пожар. Дамы в особенности страшно перепугались и все [451] тотчас же поспешили разойтись по домам. Так как я обещал г-же Клерк по окончании бала проводить домой мою маленькую хорошенькую хозяйскую дочку (которая в этот день в первый раз была на вечере, потому что они живут очень уединенно), то мне немало было заботы провести ее невредимо сквозь густую толпу народа, при сильном пламени и страшной жаре. Но исполнив это, я опять отправился на пожар, где его королевское высочество с одной, а тайный советник Бассевич с другой стороны гасили огонь гораздо успешнее, чем все пожарные иконы, которые, по здешнему обычаю, были принесены туда и расставлены со всех сторон. Это род небольших знамен с изображениями некоторых святых, которые, по мнению русских, могут останавливать действие огня. Сгорело только несколько маленьких деревянных домов, и в том числе дом, где жил полковник Бойе; но вещи его все были спасены. Напротив, один голштинский хирург, состоящий при здешнем гошпитале, по фамилии Гармс, много потерял. Около 6 часов, когда пожар был прекращен, герцог пошел к моей хозяйке, напился там с нами чаю и потом уехал домой. На этом пожаре один шведский офицер по фамилии Гекель (который приехал сюда с посланником Цедеркрейцем и которого герцог знал еще в Швеции), в первый раз, мимоходом, представился его высочеству.

18-го не случилось ничего особенного.

19-го, поутру, князь Меншиков присылал к герцогу своего генерал-адъютанта с просьбою приехать после обеда к нему в дом, находящийся в городе, чтобы посмотреть, как будет проходить мимо кавалерийский полк. Его высочество, откушав, отправился туда с нами, но перед тем завернул на короткое время к тайному советнику Бассевичу. Приехав в новый, но вполовину еще не отделанный деревянный дом князя, мы нашли там как его самого, так и княгиню с их сыном и дочерьми. В ожидании приближения полка его высочество с князем и с нами сел, по здешнему обычаю, за стол, уставленный сластями и холодным кушаньем, и выпил при этом случае несколько стаканов превосходного токайского вина; но княгиня, ее сестра и дети не садились за стол и оставались у окна. Когда полк показался, мы подошли к окнам. Он называется Киевским и состоит из 10 эскадронов, из которых в каждом около 58 человек. Люди в нем статные и красивые, но лошади посредственные. Четыре эскадрона имели белых лошадей. Как офицеры, так и рядовые были одеты совершенно по-шведски, в синие кафтаны с белыми отворотами, и сидели на коне довольно хорошо. Лошади вообще у здешней конницы малы и некрасивы, а потому не годятся для парада; но зато они чрезвычайно хороши для больших переходов и почти неутомимы. Впереди полка ехали литаврщик, два валторниста и труппа гобоистов, которых, говорят, имеют здесь все [452] драгунские полки. Они играли попеременно с полковыми трубачами. Драгуны держали сабли наголо, а офицеры отдавали честь своими саблями и штандартами как его королевскому высочеству, так и князю. Когда весь полк прошел, к нам явился его полковник, русский и человек очень живой и красивый. Герцог, князь и все мы пили за его здоровье и за процветание всего полка, после чего его высочество откланялся и уехал. Так как он приезжал туда на своих парадных лошадях (Leibgespann), на которых была прекрасная новая сбруя, и кареты наши оставались перед окнами, то все и каждый, но больше всего дамы, немало восхищались этим экипажем и в особенности хвалили богатую упряжь. От князя его высочество поехал опять к тайному советнику Бассевичу и там, в обществе иностранных министров и многих слободских дам, присутствовал на концерте, по окончании которого, уже около вечера, возвратился в сад.

20-го, после обеда, его высочество отправился в Слободу и заехал потом к г-же Розен, где много шутил с мамзель Аммон, девушкой чрезвычайно веселой. В этот день она казалась влюбленною в Тиха, которого однако ж терпеть не могла, пока он был пажом. Проведя здесь несколько часов, его высочество возвратился в сад.

21-го, поутру, еще до рассвета, надворный советник Стеффенс был взят в постели и уведен несколькими драгунами, присланными Сенатом отчасти по настоянию нашего герцога. Этот беспокойный и пронырливый человек, вероятно, во всю жизнь не получит опять свободы, потому что вдался во многие опасные интриги. После обеда его высочество ездил к тайному советнику Бассевичу, где пробыл до позднего вечера с бригадиром Плате, который только один и был с ним.

22-го тайный советник Бассевич вместе с Геспеном, Штамке и посланником Мардефельдом обедал у князя Меншикова, а мы после обеда были с его высочеством несколько времени у моей хозяйки и потом пошли к посланнику Штамке, у которого ужинали с обоими нашими тайными советниками. В прошедшую ночь, в 3 часа, взлетела на воздух пороховая мельница Мейера, находившаяся недалеко от Слободы, при чем погибло восемь или девять человек и пропало до 400 пудов пороха. При ней есть еще магазин, в котором хранится 1000 пудов пороху; но он был спасен одним смельчаком с опасностью для жизни. В этот день я получил письмо от подполковника Сальдерна, в котором он уведомлял меня, что на другой день отправляется в Голштинию.

23-го полковник Бремс (только за несколько дней приехавший из Лифляндии), камеррат Фик и купец Кенигсфельд были у нас у проповеди и остались с нами обедать. Последнего граф Бонде очень хорошо знал в Вологде во время своего плена. После обеда его [453] высочество опять ездил к князю Меншикову смотреть, как проходили там еще два других драгунских полка, именно Владимирский и С.-Петербургский. В первом из них служит полковник Салтыков, человек чрезвычайно любезный и имеющий красавицу жену. Когда оба полка (которые точно такого же состава и свойства, как вышеупомянутый Киевский полк) прошли мимо дома князя, его высочество побыл там еще несколько времени и потом отправился к купцу Фрею. Между офицерами этих полков я нашел одного старого знакомого мне капитана по фамилии Фербер, который в 1712 году приехал в Россию из Саксонии с отцом моим и со мною. В этот день тайный советник Бассевич в первый раз обедал у Мардефельда с шведским посланником и его супругою; получено также было известие, что император прибыл в Аграхан, где двое из тамошних князей пали к его ногам, и что город Тарки, в котором было до 5 000 человек гарнизона, взят приступом шеститысячным отрядом казаков. Вся армия, находящаяся с его величеством в Персии, состоит из 27 000 регулярного войска и 60 000 казаков и татар; следовательно, всего из 87000 человек.

24-го, после обеда, его королевское высочество ездил один с графом Бонде к г. фон Альфельду.

25-го, утром, граф Бонде в первый раз был с визитом у посланника Цедеркрейца, который оставил его у себя обедать. После обеда герцог ездил с Плате на короткое время в свой дом в Слободе и потом поехал к моей хозяйке, у которой провел вечер, а Негелейн, Тих и я отправились к пастору Фрейгольцу, узнав, что вечером наши люди будут давать у него маленький концерт. Там, слушая музыку, мы очень приятно провели время в обществе г-жи пасторши, женщины весьма милой и веселой.

26-го у нас обедал тайный советник Геспен, а после обеда герцог отправился с нами к тайному советнику Бассевичу на концерт. Скоро собрались там и многие из слободских дам, как-то: г-жи Кох, Фрей, Депир, Аммон с дочерью, девицы Саульсен, Гизен и моя маленькая хозяйка с одною из своих кузин. Его королевское высочество вчера вечером сам пригласил на этот концерт мою хозяйскую дочку, к которой, к немалому огорчению моему, очень расположен, так что я боюсь, что она со временем возгордится и уж чересчур предпочтет господина слуге. По окончании музыки, продолжавшейся от 5 до 9 часов, его высочество возвратился в сад. Во время музыкального собрания приехал доктор Бидлоо и привез шесть полных концертов одного знаменитого голландского композитора, которые велел очень красиво переплести и подарил нашей капелле. Она тотчас же, и с большим одобрением, начала разыгрывать их. Его королевское высочество приобрел множество нот от графа Кинского, Ягужинского и других любителей музыки, [454] также немало накупил их; а потому наш оркестр снабжен теперь многими прекрасными пьесами, к которым ежедневно прибавляются еще новые. При этом случае доктор Бидлоо выпросил на завтра у тайного советника Бассевича некоторых из наших музыкантов, потому что ждал к себе в гости кое-кого из русского духовенства и других знакомых. Он человек очень образованный и приятный, и его высочество обещал прислать к нему требуемых музыкантов. Но оба валторниста, которым сделаны были новые зеленые костюмы, обложенные серебром, получили приказание ехать на другой день с тайным советником Бассевичем, который отправлялся в деревню молодого барона Строганова, находящуюся близ города.

27-го, поутру, тайный советник Бассевич поехал с бригадиром Плате на мельницу Строганова, но к вечеру уже возвратился домой. Вечером его высочество ездил сперва в свой дом в Слободе, а оттуда, с графом Бонде и со мною, к мамзель Свед и сестре ее, мадам Латур, где мы очень весело провели время в разговорах, сидя за чаем.

28-го. В то время, как мы были еще за столом, к нам приехал молодой барон Шафиров объявить его высочеству от имени Сената и генерал-прокурора Ягужинского о прибытии курьера, присланного его величеством императором с радостным известием, что первая пограничная крепость Персии, Дербент, добровольно покорилась государю, выслав ему навстречу золотой ключ и признав его своим главою и покровителем; также, что к его величеству являлись депутаты от жителей Баку, которые без принуждения отдались под его защиту. Услышав такую приятную новость, его высочество просил барона сесть и разделить с нами обед. Он хотя и обедал уже дома, однако ж аппетит был у него еще хороший. Вообще все здешние всегда готовы есть, как бы часто ни приходилось садиться за стол. Герцог спросил его, не по случаю ли этих радостных событий была пальба, которая слышалась сегодня утром? Но он отвечал, что нет, что известие о них получено только во время пальбы, бывшей в воспоминание сражения с Левенгауптом, которое происходило в этот день. Барон рассказывал между прочим, что жара в Персии так сильна, что сама императрица принуждена была коротко остричь себе волосы и носить одну из тамошних больших и толстых шапок; что там заболело и умерло около 300 человек солдат, которым приходилось иногда стоять на солнце с открытыми головами, и что по этому случаю император, под смертною казнью, запретил людям в те часы, когда солнце очень сильно жжет, именно с 11 утра до 4 или 5 после обеда, обнажать голову перед кем бы то ни было. Так как его высочество немало был обрадован вышеупомянутыми приятными известиями, то молодой Шафиров должен был с величайшею поспешностью выпить с нами семь [455] больших бокалов. Но он, с своей стороны, просил позволения к провозглашенным уже тостам прибавить еще новый - за счастье для нас скоро видеть его высочество королем на принадлежащем ему по праву шведском престоле. Вскоре после обеда герцог переехал из сада. Замечательно, что его высочество выезжал из Слободы и опять въезжал в нее, будучи оба раза порядочно навеселе. Побыв дома с полчаса, он отправился к г. фон Альфельду.

29-го. В этот день, по случаю праздника св. Михаила, утром была при дворе проповедь; но его высочество обедал с нами один, без посторонних, а вечером ходил с графом Бонде к моей хозяйке, где остался до 10 часов.

30-го, в 10 часов утра, была проповедь. Г. Измайлов приехал еще до нее, чтобы пригласить его высочество пожаловать в полдень в Сенат, где в этот день назначено было празднество по случаю полученного накануне радостного известия. Обязанный, по обыкновению, проводить туда герцога, он остался у нас во время проповеди и слушал наше богослужение, потому что понимает и хорошо говорит по-немецки. Около 11 часов, когда весь Сенат находился в церкви и пели “Тебе, Бога, хвалим” за счастливые успехи оружия императора в Персии, началась пальба из всех имевшихся в городе пушек. Все лавки должны были целый день оставаться запертыми, как в большие праздники. В 12 часов его высочество поехал в здание Сената, что в Кремле, со свитою своих кавалеров, четвернею, с двумя кавалерами верхом, с пажами и лакеями, которые, по обыкновению, ехали впереди и позади его кареты. Поезд этот был блестящий и немало бросался в глаза встречавшимся нам русским, которые не привыкли видеть ни подобных поездов, ни подобных красивых лошадей и сбруй. Когда мы проехали в Сенат, там собрались уже все здешние вельможи и иностранные министры. Один только князь Меншиков был в деревне и не присутствовал на этом празднестве. Герцог, расцеловавшись и раскланявшись со всеми по порядку, сел за стол там, где обыкновенно садится император, т. е. против великого канцлера, и все русские с генерал-прокурором Ягужинским поместились с одной, а его высочество с иностранными министрами с другой стороны. Возле его высочества, с правой стороны, сидел датский посланник Вестфален (который при всех случаях бывает к нему особенно предупредителен), а с левой — прусский министр, тайный советник Мардефельд. Подле г. Вестфалена с правой стороны находился посланник Кампредон, а за ним следовали тайный советник Бассевич и шведский посланник Цедеркрейц, с которым его высочество в этот день в первый раз сошелся в обществе, хотя в Швеции и очень хорошо был знаком с ним. Сначала они встретились как совершенно незнакомые и до обеда не сказали друг с другом ни слова; но когда [456] встали из-за стола, г. Цедеркрейц подошел к его высочеству, поцеловал ему руку и несколько времени говорил с ним по-шведски. За обедом пили довольно сильно и бокалы усердно ходили по рукам. Тотчас после того, как сели за стол, генерал Ягужинский подал его высочеству печатную реляцию о счастливой вести из Персии, на русском языке, потому что немецкий перевод с нее не был еще готов. Празднество это продолжалось до 6 часов вечера, когда герцог отправился опять домой. Все шло на нем очень беспорядочно, и холодные кушанья и жаркие, по старому русскому обычаю, подавались на стол прежде супов, чего мне никогда еще не случалось видеть. По возвращении домой его высочество захотел немного рассеяться и поехал с бригадиром Плате, с Тихом и со мною к купчихе Розен, где мы ужинали.

Октябрь

1-го. До молитвы к его высочеству пришел один отставной шведский подполковник, по фамилии Мейерзее, который только недавно воротился в Швецию из здешнего тяжелого плена и уж получил там отставку в награду за свою усердную службу и за столь терпеливо выдержанный 13-летний плен. Он много раз мог бы освободиться от него, если б только захотел вступить в здешнюю службу, которую ему предлагали на весьма выгодных условиях; но всегда отказывался от этого из любви к своему королю. Прежде он бы



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-11-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: