ДНЕВНИК
1721-1725
Часть вторая
Год
Январь
1-го, в 7 часов утра, при дворе было богослужение, перед которым у его высочества имел аудиенцию шведский генерал-майор Крейц. После того все мы, принадлежащие ко двору, и некоторые посторонние, как-то: камеррат Фик, молодой гамбургский купец Прен, несколько пленных шведов и другие, имели счастье целовать его высочеству руку и приносить ему поздравление с новым годом. В продолжение целого утра надобно было слушать здешних музыкантов: литаврщиков, трубачей, валторнистов, императорских певчих, барабанщиков, флейтщиков — одним словом, всех, кто только занимается здесь музыкой, что его высочеству стоило немало Денег, потому что все они были щедро одарены. Я еще прежде, чем отправился ко двору, имел честь (мало, впрочем, для меня лестную) [278] получить у себя дома серенаду от немецких гобоистов гвардии (кроме которых при обоих гвардейских полках есть еще 6 партий русских гобоистов, по одной на каждый батальон). Его превосходительство тайный советник Бассевич и посланник Штамке, после его высочества, больше всех наших кавалеров подверглись этим вовсе излишним поздравлениям, которые, вероятно, и им обошлись недешево. Около 11 часов приехал камергер Нарышкин и доложил его высочеству, что пора ехать ко двору для поздравления их величеств императора и императрицы с новым годом; почему герцог тотчас собрался и отправился в следующем порядке в старый дворец, называемый Кремлем. Прежде всего должен был ехать впереди майор Эдер (в этот день дежурный); но так как он не знал дороги, то поехал граф Бонде в санях камергера Нарышкина, парой, с двумя, по здешнему обычаю, передовыми. За ним следовал курьер (назначенный императором для сопровождения его высочества из С.-Петербурга в Москву и для заготовления здесь всего нужного в доме), в особых санях, имея позади себя двух драгун верхом, которые всегда ездят с его высочеством и заботятся о просторе: иначе почти не бывает возможности проехать по причине множества саней, не так-то легко сворачивающих перед кем-нибудь с дороги. Вид этих драгун производит отличное действие, и мы без малейшей остановки быстро подвигались вперед; они ловко наделяли ударами извозчиков, которые, подобно фиакрам в Париже, обыкновенно больше всех делают беспорядка. За драгунами ехал фурьер его высочества на красивой лошади, купленной герцогом в Петербурге (против его воли) у молодого Татищева за 100 червонцев; потом ехали верхом же четыре лакея, по два в ряд, на четырех клеперах, приведенных мною из С.-Петербурга, и уже за ними следовали сани его высочества, заложенные парой каретных лошадей тайного советника Бассевича. Его высочество имел подле себя, с левой стороны, камергера Нарышкина, который его сопровождал, а подле на запятках пажа и гвардейского гренадера (как ездят только его величество император и князь Меншиков). Потом ехали сани тайного советника Бассевича и наконец еще четверо или пятеро саней с остальными нашими кавалерами. На дороге, когда мы хотели переправиться через Москву-реку (Вероятно, Яузу, потому что непонятно, каким образом они могли переправиться через Москву-реку, проезжая из Немецкой Слободы в Кремль.), под одним из лакеев, перед самыми лошадьми его высочества, подломился лед, так что с трудом успели удержать сани герцога и избавиться от беды. Мы отправились после того другой дорогой и приехали в старый дворец, где назначено было празднование нового года, еще до их величеств императора и императрицы. Место, называемое Кремлем, очень обширно; оно наполнено многими церквами с прекрасными [279] вызолоченными главами и разными другими старинными зданиями и окружено крепкою стеною, потому что было резиденцией прежних царей. Вверху, на первой площадке дворцового крыльца, стоял в строю караул из старинных стрельцов (Alle Spiessbuеrger, как называет их Берхгольц. Это могли быть стрельцы Сухаревского полка, который один уцелел при уничтожении Петром Великим стрелецкого войска.), которые отдали его высочеству честь. Когда я спросил, почему там нет караула от гвардии, мне отвечали, что его величество император живет в Преображенской Слободе, в весьма небольшом и простом деревянном доме, а в кремлевском дворце бывает только по случаю каких-нибудь празднеств, подобных сегодняшнему. Покамест его высочество разговаривал несколько времени с князем Меншиковым и другими вельможами, пришло известие, что русская обедня кончилась, почему герцог и прочие господа поспешили навстречу его величеству императору, чтобы принять его у входа и поздравить. По прибытии государя герцог встретил его и поцеловал ему руку, а он взял его высочество за голову и нежно расцеловал; после чего они вошли вместе в комнату, где назначено было обедать. Когда его величество немного осмотрелся там и поговорил с иностранными и здешними министрами, все сели за стол. Комната эта была четырехугольная, и император сел в средине, за одним из столов, где поместились подле него, с правой стороны, его высочество и князь Меншиков, а с левой — граф Кинский и князь Валашский. Возле князя Меншикова, с правой стороны, сидел тайный советник Бассевич, а за ним следовали прочие иностранные и здешние министры, без различия, как кому пришлось. За особым столом направо сидели архиепископы Новгородский и Псковский с прочим духовенством, занимавшим его весь. Оба стола налево были заняты офицерами гвардии и всеми теми, которым недостало места за столом императора. Кроме того, в смежных комнатах было поставлено еще несколько столов, которые также не оставались незанятыми и за которыми пили гораздо более, нежели за прежде названными, особенно там, где сидели генерал Ягужинский и Татищев. В середине большой залы стоял буфет; но ему на этот раз было мало дела, потому что пили вообще немного. За обедом император говорил то с его высочеством, то с Меншиковым, то с Кинским, то с прочими вельможами. Казалось, он был в довольно хорошем расположении духа. Между прочим его величество сказал герцогу, что в окнах комнаты все мариинские (слюдяные) стекла, присовокупив, что и во всех других окнах обширного дворца такие же, что по причине их величины и большого количества действительно замечательно. Сначала на государе был кафтан на собольем меху, но когда ему стало в нем жарко, он приказал подать себе другой, встал [280] и тут же при всех надел его, при чем я заметил, что рукава и спинка снятого им кафтана были не на собольем, а на простом меху. Башмаки на его величестве были из оленьей шкуры, шерстью вверх как на самой ноге, так и на подошвах. У фаворита государева, Василия, были точно такие же сапоги. Говорят, такая обувь очень тепла; но вид ее как-то странен. Около 3 часов император молча встал из-за стола (когда он встает, никто не смеет делать того же), побыл несколько времени у императрицы и, по всегдашнему почти обыкновению своему, не сказав никому ни слова, уехал потихоньку домой. Князь Меншиков при нем и после вставал несколько раз, ходил к архиепископу, садился к нему и разговаривал с ним. Говорят, этот архиерей имеет большой вес у императора и у вельмож и считается ученым человеком (Слова эти, по всей вероятности, относятся к знаменитому Феофану Прокоповичу.). На шее у него был род ордена на голубой ленте с изображением на одной стороне распятого Господа нашего Иисуса Христа и двух разбойников, а на другой портрета императора. На многих других знатных духовных лицах были также ордена или кресты, частью на золотых цепях, частью на лентах (Берхгольц разумеет здесь панагии, носимые архиереями.). Когда император уехал, князю Меншикову показывали огромный золотой перстень с гербом, как говорили, весьма древний. За столом в этот раз недоставало многих старых русских господ, как, например, графа Головкина; но зато было несколько других, которых я прежде еще не видал, — между прочим генерал Трубецкой, бывший в плену в Швеции и имеющий прекрасных дочерей (княгиня Валашская одна из них). Трубецкой этот (Князь Иван Юрьевич, взятый в плен в сражении при Нарве и возвратившийся в Россию уже по заключении Нейштатского мира.) чрезвычайно приятный и красивый мужчина и с виду вовсе не похож еще на деда, каким он уже есть по дочери своей, княгине Валашской. Около 4 часов его высочество и князь Меншиков встали и пошли к ее величеству императрице; но прочие гости большей частью остались еще на своих местах и, по обыкновению, курили табак. Войдя в комнату, где кушали императрица и принцессы и где столы были уже вынесены, его высочество тотчас приблизился к государыне, которая, равно как принцессы и все прочие дамы, была одета великолепно, поцеловал ей руку и поздравил ее с новым годом, за что ее величество благодарила в самых милостивых выражениях. После того его высочество подошел к старшей императорской принцессе и также поцеловал ей руку, а затем к младшей. Хотя дочь вдовствующей царицы стояла возле императрицы, выше обеих других принцесс, однако ж герцог обошел ее и прежде поцеловал руку им, а потом уже ей, для чего они все три, по [281] обыкновению своему, сняли правые перчатки. Когда его высочество кончил целованье, все прочие, иностранные и здешние министры, равно и наши придворные кавалеры, кто только успел пробраться в тесноте, последовали его примеру. Один граф Кинский, поцеловав руку императрице, принцессам только мимоходом отдал поклон (реверанс). Они думали, что он сделает как и другие, и старшая уже протянула было ему руку, потому что он прошел близко от нее. Это, казалось, ее немного смутило. Дело в том, что граф придает принцессам титул не высочества, а только светлости, какой имеют и эрцгерцогини; поэтому, я думаю, он и не решается целовать им руки в подобных торжественных случаях. После того как его высочество поговорил несколько времени с императрицею и с принцессами (с которыми на сей раз был очень разговорчив и развязен), князь Меншиков откланялся и подал знак всем присутствовавшим следовать за ним. Его высочество также вышел вместе с другими и спросил у князя: оканчивается ли этим празднество? и отчего так рано? Тот отвечал, что так приказал его величество император во избежание какого-либо несчастья, легко могущего произойти в темноте от разбойников (Что в то время это действительно могло случиться, видно из всех тогдашних постановлений относительно воров и разбойников, и между прочим из инструкции, данной 9 июля 1722 года московскому обер-полицеймейстеру Грекову. См.: Полн. Собр. Зак., т. IV, № 4047.) или от множества саней на улицах, если придется поздно ехать домой. Герцогу и многим другим, конечно, было бы гораздо приятнее не разъезжаться подолее и потанцевать. Но в то время как его высочество с князем воротился опять в залу, где б о льшая часть гостей еще сидела за столом, императрица и принцессы уже уехали. Страшного труда стоило нам потом пробраться между множеством саней, наполнявших Кремль. Мы поехали домой совершенно другой, гораздо кратчайшей дорогой, через самый город Москву, где поутру не было почти никакой возможности проехать по причине множества экипажей, стоявших около церквей. По приезде домой его высочество приказал пожелать дежурным кавалерам покойной ночи, а сам пошел вниз к графу Бонде, у которого нашел полковника Лорха, камеррата Негелейна и капитана Шульца, и пробыл там весь вечер. Я отправился прямо к себе домой и застал у моей хозяйки целое общество дам, с которыми очень приятно провел время до 11 часов. Когда я пришел, они пили чай. После чаю подавали более десяти родов варений и других лакомств, которые занимали нас с час; потом мы часа два с лишком просидели за картами, играя в I'entree, и наконец ужинали. Признаюсь откровенно, в этот вечер я веселился гораздо более, нежели на каком-либо из здешних придворных празднеств, где едва-едва удается поговорить с дамой. Русские дамы, мало знающие [282] немецкий язык, не отвечают ничего, кроме “не знаю”, а к тем, которые очень хорошо говорят по-немецки, нет доступа за вельможами и императорскими камер-юнкерами. Здесь же я был единственным петухом в клетке (der einzige Hahn im Korbe) и провел весь вечер с восемью или девятью дамами как нельзя лучше. Нельзя не удивляться, как хорошо живут между собою здешние купцы: они ни одного вечера не остаются одни и постоянно собираются друг у друга, но большею частью мужчины отдельно от дам. Мужчины курят табак и сидят за добрым стаканом вина, а дамы веселятся как выше сказано, — и я всегда предпочту их общество мужскому. Когда, после чаю, явились на стол сласти, я дивился житью-бытью этих людей, тем более что они вовсе меня не ожидали и следовательно не делали ничего для них необыкновенного. В этот раз я опять заметил, что здесь по вечерам, сколько бы ни подавали горячих кушаний, стол никогда не накрывают скатертью, а раздают только салфетки, что мне вовсе не нравится.
|
|
|
|
|
|
2 января было объявлено, что маскарад (Назначенный по случаю заключения мира с Швецией как продолжение празднеств, начавшихся в Петербурге еще в сентябре 1721 года.) начнется 28-го числа этого месяца, для чего каждая партия (Bande) должна иметь род саней, сделанных в виде корабля. Его высочество тотчас выбрал для себя модель из числа образцов, привезенных камергером Нарышкиным. Такие сани будут делаться на 20 человек.
3-го я в первый раз дежурил здесь, в Москве, и сошелся опять с моим прежним товарищем по дежурству, графом Бонде. У его высочества обедали саксонский министр камергер Лефорт, камергер Нарышкин и полковник Бойе (пленный швед, с сыном которого я служил прежде в Швеции пажом). До обеда, когда речь зашла о маскараде, тайный советник Бассевич, собиравшийся ехать на обед к Кинскому, сказал камергеру Нарышкину, что его высочество намерен купить еще пару гнедых каретных лошадей, чтобы во время маскарада запрягать в большие сани своих собственных лошадей. Камергер старался отклонить от этого его высочество и говорил, что их непременно испортят, если запрягут в большие и тяжелые сани, на которых мы должны будем ездить по всему городу; что это было бы крайне жаль, потому что та пара, на которой он недавно ехал в санях с его высочеством, выезжена превосходно и что наконец все, даже сам император, будут иметь ямских лошадей Его высочество отвечал, что как бы то ни было, а он хочет ехать на своих лошадях, что клячи эти для того и существуют, и камергеру надобно знать, что он, герцог, всегда особенно мучит тех своих лошадей и министров, которых наиболее любит, о чем Бассевич знает лучше всех; что если лошади испортятся, можно будет купить других. “Да, — возразил Нарышкин, — где мы их здесь [283] достанем? Тогда придется поневоле прибегать к чужим клячам”, чему его высочество и все общество от души смеялись. Камергер в этот день был в отличном расположении духа, за столом несколько раз приглашал его высочество пить и сам начал с большого бокала. После обеда его высочество один с графом Бонде (он, по обыкновению, с семью передовыми) поехал к камергеру Нарышкину, чтобы ему и молодой его жене (с старым лицом) отдать визит. Но так как последней не было дома и она находилась в соседстве, у княгини Валашской, то его высочество с камергером и с графом Бонде отправился туда. Там он увидел также и сестру княгини, княжну Трубецкую, которую знал еще в Швеции во время плена ее отца, и провел с ними вечер так приятно, что воротился домой не прежде 10 часов; остался бы, может быть, и долее, если б князь Валашский, ездивший с императором, не приехал домой навеселе и не расстроил их общества. Когда его высочество уехал, я пошел с майором Эдером на квартиру последнего. Хозяин его, немецкий ювелир, делает, говорят, для императора до 40 знаков нового ордена, который его величество скоро хочет учредить и назвать орденом св. Александра (Петр Великий намерен был учредить этот орден вскоре после Прутского похода (1711) и потом перед персидской кампанией (1722); но окончательно установлен он уже при Екатерине I, 11 мая 1725 г. См.: Полн. Собр. Зак., т. XXV, № 17908.). В отношении к андреевскому он, как я слышал, будет то же, что в Дании орден Данеброга в отношении к ордену Слона. В то время как я был у Эдера, император подъехал с большою свитою и вошел, прямо насупротив, к одному аптекарю, по фамилии Грегори, имевшему когда-то красавицу сестру, которая умерла нареченною невестою князя Меншикова еще прежде, чем он женился на теперешней княгине. На мой вопрос, зачем император приехал к этому человеку, мне отвечали, что он всегда в это время, т. е. с Рождества до Крещения, ездит по разным домам и иногда в один день побывает в четырех или пяти и более, кушает там и пьет, что у русских называется славить. У простонародья обычай этот существует исстари, но в высшем кругу он введен только нынешним императором, который еще усилил его учреждением коллегии кардиналов. Князь-папа делается на это время одним из первых лиц; он является со всеми своими кардиналами, в полном костюме, и получает, как меня уверяли, подарки от всех, к кому приезжает, потому что, получив приказание от императора, всегда накануне через одного из кардиналов дает знать, у кого его величество будет славить. Государь присоединяется тогда к обществу князя-папы и носит, подобно прочим кардиналам, небольшой воротник, который в этот день, как мне рассказывали за верное, приказал занять у здешнего голландского пастора. Иногда он [284] является и в полном кардинальском костюме, в длинной мантии, и общество увеличивается всеми императорскими певчими, с которыми он почти везде сам поет славу новому году. Я на сей раз не видал императора, но мне говорили, что он приехал в точно таких же санях, как я видел у других приехавших с ним, т. е. довольно плохих и только немного побольше обыкновенных. С обеих сторон в них устроены были скамьи, так что сидеть, как в линейках, могли многие. В каждые сани было запряжено от 6 до 8 и менее дрянных извозчичьих лошадей. Почти все извозчики были так же навеселе, как и господа, потому что побывали уже в нескольких местах. Обедало все общество у князя Меншикова. Такое славление бывает не только у вельмож, но и у иностранных купцов. Один шведский офицер рассказывал герцогу, что встретил вчера на улице сани, запряженные шестью медведями, которых, вероятно, готовят к предстоящему маскараду.
4-го его королевское высочество до обеда был с визитом у князя Меншикова и, узнав, что у него будут обедать шведские генералы и другие знатные офицеры, тотчас по возвращении домой послал за тайным советником Бассевичем, с которым говорил несколько времени наедине. Тайный советник после того приказал заложить пару лошадей и поехал обедать к князю, откуда воротился порядочно навеселе. Приглашал ли его князь через его высочество или был он туда послан, уж я не знаю. При дворе поутру обедали у нас некоторые шведские пленные, а вечер его высочество пробыл у графа Бонде.
5-го его высочество утром не выходил из своей комнаты, потому что отправлял письма с нынешней почтой, а я, покончив с своими письмами, провел время у моей хозяйки и ее сестры, с которыми пил чай и ел разные сласти. Они выучили меня одной русской игре в карты, называемой игрою в короли. Мы говорили при том не иначе, как по-русски, и обе усердно поправляли мои ошибки. По-моему, это легчайшее и приятнейшее средство выучиться какому-нибудь языку. Для упомянутой игры нужно семь карт, и она состоит главным образом в том, что тот, кто в первый, второй или третий раз возьмет прежде других семь взяток, делается королем. Достоинство это, кроме чести, во-первых, приносит известный доход и, во-вторых, запрещает королю снимать. Если ему подложат снять, он должен сухо отвечать: хлопцы есть; если же напротив, по рассеянности, как-нибудь снимет, то лишается своего высокого сана и обязан возвратить другим все, что прежде получил. Далее, все семь карт кладутся перед королем открытыми (разумеется, когда он был осторожен и не снял), и если по вскрытии козырей окажется, что у него нет ни одного, он во второй раз делается королем и по-прежнему получает известную плату; если же у него [285] есть козыри, то он требует еще контрибуции, т. е. надобно давать ему все, что имеешь свыше двух козырей; например, если у меня три козыря, я даю одного, если четыре — двух, и т. д., а он, взамен их, дает самые худшие карты, какие только имеет. Всякий, у кого на руках шесть козырей (младшие карты, до шестерок, в этой игре отбираются), может не только взять на обмен вскрытого козыря, но и имеет еще право смотреть две верхние карты в колоде и, если первая или вторая козырь же, взять не только ее, но и следующих за нею козырей, когда они окажутся лежащими сряду, без других промежуточных карт. Король всегда первый обязан ходить во все семь ходов, возьмет ли он взятки или нет, и если ему посчастливится набрать три взятки, он снова делается королем, опять получает плату и берет лучшие карты. Но это случается не часто, потому что подданные, чтобы свергнуть его с престола, открыто переговариваются между собою, кому что бросать, и кроме того имеют право употреблять только козырей. Если король не возьмет ни одной взятки, то с большим позором лишается своего сана и должен отдать другим столько же денег, сколько получил прежде, когда сделался королем; если же возьмет две взятки, то платит за свое удаление только половину, говоря: подводы есть, т. е. имею двух лошадей, чтобы доехать домой. После того он, не снимая, должен взять и, в знак уважения, положить перед каждым из играющих первые три карты. Затем игра начинается снова для избрания нового короля. Так как король, марьяж и шахматы (в оба последние русские играют бесподобно) принадлежат к тем играм, которые здесь в большом ходу, в особенности у женщин, то я нарочно сделал здесь маленькое описание, чтобы впоследствии, против воли, не забыть как-нибудь этой несравненной и умной игры.