ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ. 7-го, в 7 часов вечера, мы отплыли из С.-Петербурга

ДНЕВНИК

1721-1725

Часть пятая

Август

7-го, в 7 часов вечера, мы отплыли из С.-Петербурга. Ее императорское величество со всею флотилиею яхт, торншхоутов и буеров стала на ночь на якоре у галерной гавани, потому что ветер утих и сделалось очень темно. Его королевское высочество приказал свои яхты и другие суда провести мимо флотилии на буксире, чтобы как можно более уйти вперед и на другой день не отстать от флотилии, которая с своими легкими судами и при небольшом ветре скоро догнала бы нас. Но так как большая яхта, которая ходит довольно глубоко, при фарватере и без того мелком по неосторожности людей села на мель, что по причине довольно темной ночи могло и еще не раз повториться, то мы наконец также бросили якорь и принуждены были ждать рассвета. На следующий день,

8-го, очень рано утром, мы опять пустились в путь и прибыли в Кронштадт в одно время с флотилиею, чего, конечно, не случилось бы, если бы нам не удалось прежде уйти немного вперед. Его королевскому высочеству, когда мы приехали в Кронштадт, был отведен один из домов, стоящих на большой площади, через которую проходит большой канал для проведения военных кораблей к докам, где они потом исправляются. [294]

9-го, поутру, герцог принимал у себя князя Меншикова и всех находившихся в Кронштадте высших морских и сухопутных офицеров. Около полудня его королевское высочество в сопровождении обер-камергера графа Бонде отправился ко двору, и ее императорское величество просила его принять там участие в обеде, к которому была приглашена и большая часть флотских и других офицеров. Всех их так угостили, что немногие только помнили, как добрались домой. Герцог наш хотя также довольно много пил, однако ж, оправившись несколько, вечером с некоторыми из своих кавалеров поехал к великому адмиралу графу Апраксину, у которого весело провел часа два. Этот почтенный старец, когда мы приехали, был очень навеселе и уж совсем раздет, но несмотря на то несказанно обрадовался неожиданной чести, оказанной ему посещением герцога: он бросился его королевскому высочеству к ногам и на коленях благодарил за милость, которой от него удостоился, потом велел на корабле ударить в барабаны и отсалютовать 33 пушечными выстрелами. Чтобы исполнить это, он приказал поднять опять флаги, которые после захода солнца были уже опущены. За столом при каждом заздравном тосте палили из пушек. Господа шведы, т. е. Дюринг, граф Дона и граф Стенбок (которые в этот день после обеда ездили с маршалом Плате и здешним артиллерийским капитаном Вильстером и осматривали все укрепления Кронштадта и Кронслота и которых его королевское высочество пригласил с собою на корабль адмирала, куда они и явились), не могли довольно надивиться прочности гаваней, хвалили все виденные ими превосходные постройки и признавались откровенно, что представляли их себе совсем иначе. Пробыв часа два на адмиральском корабле, герцог стал прощаться со старым адмиралом, который, в восторге от оказанной ему чести, не только в каюте, но и на палубе в присутствии многочисленного экипажа корабля снова бросался на колени и благодарил его королевское высочество за милостивое посещение. Корабль этот по имени “Св. Екатерина” красив, имеет, говорят, отличный ход и славится своими прекрасными и чрезвычайно удобными каютами. Вообще почти все здешние корабли (которые строят в Петербурге) отличаются многими удобствами и украшениями и держатся на воде, как английские корабли, плоско, подобно уткам. Покойный император употреблял все старания для привлечения в Россию искусных корабельных мастеров и был сам большим знатоком в деле кораблестроения. Для вящего преуспеяния своего флота он не только давал таким мастерам большие жалованья, но и положил первоклассных из них производить прямо в бригадиры. Пользуясь прекрасной погодой, его королевское высочество с своею свитою отправился с корабля великого адмирала к контр-адмиралу Сенявину, который в этот день во время пиршества, данного императрицею, должен был [295] больше всех хлопотать и терпеть от жару. Мы нашли его уже в постели, и он не успел еще проспаться от своего опьянения. Жена его едва успела встать и набросить на себя юбку, как мы уж вошли в ее каюту. Контр-адмирал хотел наскоро одеться, чтоб явиться перед его королевским высочеством в приличном виде, но герцог не допустил его до этого, и он должен был выйти и остаться в халате. Он хотя и был чрезвычайно обрадован честью, оказанною ему посещением его высочества, но очень сожалел, что уже так поздно и что он, как человек подначальный, не имеет права приказать палить из пушек и распорядиться в этом случае так, как распорядился великий адмирал. Он водил нас по всему кораблю, потому что его королевскому высочеству хотелось показать господам шведам внутреннее устройство здешних кораблей, которое они, равно как и найденную ими везде опрятность, очень хвалили. В особенности же им нравилось, что палубы на здешних кораблях высоки и что пушки на них для большего удобства во время сражений размещаются одна от другой довольно далеко.

10-го. После обеда ее величество императрица изволила отплыть в шлюпке и осматривать замок (форт) Кронслот и длинную батарею, устроенную перед купеческою гаванью. В обоих этих местах приезд государыни приветствован был пальбою из всех находящихся там пушек, а на всех военных кораблях, мимо которых проезжала ее величество, кричали виват вместо обыкновенно употребительного во флоте ура и били в барабаны. Люди на купеческих кораблях, стоявших в так называемой коммерческой гавани, также оглашали воздух своими виватами. Около вечера его королевское высочество, когда головная его боль прошла, отправился к императорскому двору, где ужинал и провел весь вечер. Вечером же в этот день шведские кавалеры уехали с маршалом Плате, Гюльденкроком и Каульбарсом в Петербург, чтобы оттуда съездить еще в Петергоф и уже потом продолжать свое путешествие в Швецию, а именно упомянутые три шведских кавалера намерены были ехать через Сюстербек и Финляндию, наши же три кавалера готовились отплыть на русском фрегате из Кронштадта прямо в Стокгольм. Хотя сначала и было решено, что г. фон Плате, Гюльденкрок и Каульбарс отправятся в Швецию в одно время с президентом тайного совета Бассевичем, однако ж после решили иначе, потому что последний покамест оставался еще здесь, а первым трем предписано было ехать вперед, чтобы находиться в Стокгольме еще до открытия Сейма и предварительно заняться там исполнением некоторых поручений.

11-го, поутру, к его королевскому высочеству приезжали все иностранные министры, которые день перед тем не могли быть у него по причине его нездоровья. В то же время были у нас и майоры гвардии, которых его высочество пригласил в полдень приехать к [296] нему обедать. После обеда ее величество императрица отправилась сухим путем к укреплениям вокруг города Кронштадта, заложенным три года тому назад по повелению покойного императора. Его королевское высочество также последовал туда и вместе с государынею осматривал все в подробности. Проезжая на обратном пути мимо бастиона, воздвигнутого гвардии Преображенским полком, ее величество вышла из своей кареты и пересела в кабриолет, в котором взъехала на самый верх бастиона, чтобы с высоты получше взглянуть на окрестные места. После того государыня, возвращаясь уже домой, заехала к князю Меншикову, который вчера был не совсем здоров, и пробыла у него около часа. Оттуда она пошла с герцогом пешком на его квартиру, находившуюся против дома князя Меншикова. У нашей герцогини ее величество нашла принцессу Елизавету, которой позволила остаться ужинать у его королевского высочества. Принцесса оставалась у нас до 2 часов ночи и по обыкновению своему была весела и в отличном расположении духа.

12-го его королевское высочество, наш герцог, рано утром отправился в замок Кронслот, а оттуда проехал к кронверкам и на длинную батарею, где все в подробности осматривал. При этом его высочество с удовольствием заметил, что с прошлого года там сделано было много важных улучшений. Поводом к таким улучшениям, состоявшим в огромных поправках кронштадтских укреплений и тамошних гаваней, главным образом послужило внезапное появление в тех местах английского флота, и теперь устроено все так, что впредь в Кронштадте нечего опасаться подобного флота. Прежде там не все было надлежащим образом приспособлено к достаточной защите; теперь же, напротив, кронштадтская гавань укреплена так, что может считаться одною из безопаснейших и лучших в Европе. Нельзя не пожалеть об одном только недостатке этой прекрасной и крепкой гавани, устроенной самою природою и стоившей громадных издержек, а именно, что она омывается слишком пресною водою, от чего корабли относительно своей прочности не выдерживают в ней и половины того времени, какое выдержали бы, если б вода была солонее. Поэтому покойный император, несмотря на все труды и расходы по возведению Кронштадта, принужден был заложить новую гавань в Рогервике, недалеко от Ревеля. Это огромное предприятие, конечно, потребует много времени и денег; но зато Россия будет иметь ту немалую выгоду, что флот ее станет выходить из Рогервика по крайней мере четырьмя неделями ранее и оставаться на море значительно долее, нежели тогда, когда бы выходил из Кронштадта и должен был туда возвращаться. В полдень его королевское высочество кушал в обществе иностранных министров, которые помещались в кронштадтском дворце князя Меншикова и были там всем довольствованы на счет ее императорского [297] величества. При них по назначению государыни состоял камер-юнкер князь Долгорукий, которым все они были чрезвычайно довольны, и угощали их роскошно и великолепно. Великий адмирал граф Апраксин пригласил на свой корабль императрицу со всем ее двором и всю знать, бывшую налицо в Кронштадте. Как скоро ее императорское величество (в шлюпке, на которой спереди, по обыкновению, развевался большой желтый государственный флаг) подъехала к флоту, на поставленных в линию военных кораблях по мере того, как государыня приближалась к каждому из них, люди, размещенные вдоль по бортам, тринадцать раз прокричали виват! и возгласы эти сопровождались боем барабанов, смешанным с звуками корабельных труб. Когда же ее величество с своею свитою взошла на корабль великого адмирала, корабль этот, равно как и все прочие военные корабли, внезапно украсился сверху донизу флагами и вымпелами. Сделано это было по данному знаку на всех в один момент. После того открылась пушечная пальба, сперва на корабле великого адмирала, потом во всем флоте, и не на каждом корабле отдельно, а на всех вдруг, как кто успевал, что производило страшный гром и выходило на воде очень эффектно. Кушанья, которыми угощал великий адмирал, были очень хорошо приготовлены, венгерского и других дорогих вин было выпито немалое количество. Второй генеральный залп всего флота последовал при провозглашении тоста за здоровье императрицы, а третий, уже ночью, при ее отъезде. С берега эту пальбу было, вероятно, особенно любопытно видеть и слышать. Князь Меншиков еще в полдень отправился вперед в Петергоф и Ораниенбаум, чтобы в качестве обер-маршала и владетеля Ораниенбаума все там приготовить и привести в надлежащий порядок к приезду государыни с ее многочисленною свитою.

13-го. В полдень вся флотилия императорских яхт, торншхоутов и буеров отплыла в Петергоф. Императрица отправилась туда на яхте “Принцесса Елисавета”, на большой мачте которой развевался государственный флаг. При отъезде флотилии в Кронслоте и со всех батарей в гаванях палили из пушек. После того адмирал буеров Потемкин отсалютовал с своего судна сперва ее императорскому величеству, а потом всей маленькой флотилии, при чем все ее трубачи, валторнисты и прочие музыканты весело оглашали воздух звуками своих инструментов. Когда государыня проезжала мимо яхт его королевского высочества, с них приветствовали ее криками ура и пушечною пальбою. То же самое повторили так называемая прусская яхта, на которой находились иностранные министры, и, наконец, большой флот. Для этой постоянной пальбы в продолжение немногих дней, проведенных ее императорским величеством в Кронштадте, было сожжено страшное количество пороха. Но порох стоит русской императрице далеко не так много, как другим [298] государям, потому что приготовление его в самой России обходится очень дешево, и эта-то дешевизна причиной, что его не жалеют ни на флоте, ни в сухопутных войсках, ни в особенности при празднествах, чтобы придать более блеска и великолепия обычным в таких случаях фейерверкам. Вот почему артиллеристы и в особенности фейерверкеры в России в короткое время достигли в своем деле до большого совершенства, а император Петр Великий, страстный любитель фейерверочного искусства, как в этом, так и во многих других отношениях успел превзойти большую часть иностранных государей. Так как адмирал буеров не разъединял флотилии и следовал за плохими гребцами, то мы добрались до Петергофа только к вечеру. Яхта императрицы при громе пушек прошла через канал в большой бассейн у подошвы дворца, под самый каскад; все же прочие суда остановились на якоре вне канала, потому что для яхт он не довольно глубок. Ее императорское величество отправилась в маленький дворец, стоящий у воды и известный под именем Монплезира, где, по примеру покойного императора, всегда имеет обыкновение останавливаться. Его королевское высочество наш герцог также последовал туда и остался у государыни ужинать, а супругу свою, которая с самого Кронштадта оставалась на нашей большой яхте, приказал просить, чтоб она отправилась в маленький дворец Марли (который некоторые называют и Монбижу), потому что они остановятся там, а не в большом дворце. Ее императорское высочество и исполнила это, но прибыв в Марли, нашла еще там людей князя Меншикова, который для их высочеств велел приготовить помещение в большом дворце, а Марли занял было для себя. Люди его однако ж должны были немедленно выбраться оттуда. Дворец этот по своему местоположению очень мил, но так как он состоит из немногих только комнат и потому для их высочеств со свитою оказался слишком тесным, то они оставили при себе только придворных дам и комнатных служителей да еще г-на Измайлова, а мы, прочие кавалеры, заняли назначенные для нас комнаты в большом дворце, где были помещены и все иностранные министры. Вероятно, последние и были причиною, почему его королевское высочество испросил себе Марли, где мог поместиться отдельно. Так как яхты наши стояли довольно далеко от большого дворца и от Марли, то прошло немало времени, пока все вещи были перенесены на квартиры. При здешних увеселительных поездках всякий обыкновенно должен брать с собою свою собственную постель, чтобы потом не терпеть в этом отношении недостатка, потому что нет почти никакой возможности для многочисленной свиты держать в загородных дворцах достаточное число постелей. Приезжающие спят поэтому всего охотнее на собственных постелях, хотя и приходится иногда расстилать их на полу. [299]

14-го. Императорский обеденный стол был в большом дворце и только для императрицы, нашего герцога, иностранных министров и некоторых генералов; впрочем к нему был приглашен также и выписанный из Пруссии знаменитый доктор Шталь, который во все время нашего увеселительного путешествия постоянно находился в обществе иностранных министров. Обед в зале состоял из трех роскошных перемен: два раза подавались горячие кушанья, а в третий взамен их поставлены были сласти, причем большие изящные крышки блюд казались особенно хороши на обширном овальном столе. Ее императорское величество одна кушала на золоте; для всех прочих гостей посуда была серебряная. После обеда императрица еще долго разговаривала с иностранными министрами, которые все были в восторге от сделанного им приема и от особенной приветливости императрицы, так что радость и удовольствие сияли в их глазах. Эта великая государыня — кроме прочих природных качеств, которыми она далеко превосходит многих других государей нашего времени, несмотря на их дорогое и тщательное воспитание, — имеет еще то высокое достоинство, что может вполне привязать к себе сердца всех, кто имеет счастье к ней приближаться. Проводив ее императорское величество из большого петергофского дворца в Монплезир, его высочество герцог возвратился опять в Марли, где нашел принцессу Елизавету, которая в этот день обедала у нашей герцогини, потому что обе они не участвовали в пиршестве, бывшем в большом дворце, а остались кушать в Марли в обществе своих дам и кавалеров. Так как вечером весь обширный петергофский сад был иллюминован и погода стояла превосходная, то императорская фамилия и все гости гуляли в нем до часу или до 2 часов ночи. Ее императорское величество не все ходила пешком, но иногда и ездила по саду в небольшой коляске, запряженной парою маленьких эзельских (oeselschen) (С острова Эзеля.) лошадей, чтобы лучше видеть иллюминацию. Большую же часть времени ее величество оставалась в одной из открытых галерей, где устроены стеклянные куранты, приводимые в движение водою. Тут же собирались и другие высочайшие особы, все иностранные министры и прочие присутствовавшие. По примеру государыни все были очень веселы и довольны, и каждый восхищался изобретением нового прекрасного способа иллюминовать сады, находя такое освещение истинно царским. И в самом деле, едва ли где удастся увидеть иллюминацию, которая бы соединяла в себе столько великолепия и изящного вкуса.

15-го все члены императорской фамилии, все иностранные министры и наши господа шведы обедали у ее величества императрицы в Монплезире. Но так как в этом дворце, который имеет только [300] один этаж, кроме довольно большой залы мало комнат и, следовательно, много места для особых столов быть не могло, то там накрыт был стол только для лиц, сидевших с государынею; мы же, прочие, обедали в большом петергофском дворце, где для наших кавалеров постоянно готовился обед и ужин на 18 человек, хотя его королевское высочество в Марли держал еще особый стол. За императорским столом сильно пили, и после обеда заметно было, что большая часть гостей хлебнула лишнего.

16-го все министры, а также князь Меншиков, шведские кавалеры и генерал-лейтенант граф Ягужинский (который в скором времени отправлялся в Польшу в качестве полномочного министра) обедали у его королевского высочества, нашего герцога. Но так как все они еще не оправились после бывшего накануне царского обеда, то их не принуждали пить. Однако ж по окончании обеда, когда их повели в погреб маленького дворца Марли, где хранился довольно большой запас превосходнейшего венгерского вина, и когда ее императорское высочество, наша герцогиня, в качестве хозяйки сама начала угощать и поднесла им по нескольку стаканов, — попойка сделалась тем сильнее, и господа министры не худо распорядились, что поспешили наконец откланяться. Они в тот же вечер отплыли в С.-Петербург на отданной в их распоряжение королевско-прусской яхте, кроме императорского министра графа Рабутина и прусского — барона Мардефельда, которые отправились туда сухим путем. Русским господам ее императорское величество уже за день перед тем позволила разъезжаться по их собственному усмотрению, почему они один за другим спешили возвратиться опять в С.-Петербург.

17-го. Ее величество императрица вызвала сюда из С.-Петербурга весь свой Совет, а именно Толстого, Остермана, Степанова и проч., которые в этот день у нее обедали. Вечером для удовольствия здешних министров, некоторых духовных особ и других вновь приехавших лиц вчерашняя прекрасная иллюминация была повторена, и ее императорское величество изволила с знатнейшими из них ездить и сама все им показывать. Они не менее иностранных министров и других лиц, видевших первую иллюминацию, любовались и восхищались великолепием, изяществом и прекрасным устройством этого освещения.

18-го, около полудня, ее величество императрица с его королевским высочеством в сопровождении господ русских министров и многих придворных кавалеров отправились сухим путем к князю Меншикову в Ораниенбаум, находящийся прямо против Кронштадта, в 9 верстах от Петергофа; большая же часть наших кавалеров осталась в Петергофе при ее императорском высочестве герцогине, потому что ни она, ни принцесса Елизавета не участвовали в этой ораниенбаумской поездке. Проезжая по дороге между Петергофом и [301] Ораниенбаумом мимо дома, принадлежащего адмиралу буеров Потемкину, мы увидели там палатку, которую последний, по здешнему обычаю, велел поставить для отдыха высоких путешественников и в которой по его распоряжению стоял стол, уставленный холодными кушаньями. Ее императорское величество по причине незначительности переезда не хотела заезжать к нему, однако ж, по природной своей снисходительности, приказала карете остановиться перед палаткою, чтобы не совсем его обидеть. Из кареты государыня не выходила, а только приняла рюмку водки (Aquavit) от г-жи Потемкиной, которая потом обошла с водкою и прочие кареты и угощала всех яблоками. Когда государыня приехала в Ораниенбаум, было уже довольно поздно, почему ее величество тотчас же села за совсем готовый стол. Князь Меншиков и его семейство не садились вместе с другими, и сами всячески прислуживали императрице и прочим гостям. После обеда, продолжавшегося до шестого часа, ее императорское величество в сопровождении герцога и всех других гостей прошла через сад к новому зданию, возведенному князем Меншиковым у канала, который он с большими издержками прорыл от моря к дороге, ведущей во дворец, и почти к самому саду. Здание это, каменное, стоит между дорогою, прилегающею к саду, и длинным каналом, который образует перед ним небольшой бассейн. Собственно из него должно было выйти не что иное, как беседка, и оно готово только вполовину. Канал же, кроме удобства, имеет для князя Меншикова еще ту немалую пользу, что в ненастную погоду — когда почты между Петербургом и Кронштадтом не могут скоро ходить ни на парусных, ни на весельных судах, и в особенности во время льдов, делающих часто большие затруднения, — небольшой переезд из Кронштадта сюда может быть совершен скоро и удобно. По каналу и его продолжению, идущему далеко в море, суда по глубоко прорытому фарватеру могут беспрепятственно проходить вплоть до вышеупомянутого нового здания. Переезд сухим путем от Ораниенбаума до Петербурга может быть окончен в короткое время, от чего и сообщение между Кронштадтом и Петербургом, особенно при устройстве станций для перемены лошадей, делается весьма нетрудным. Императрица, казалось, была совершенно довольна угощением князя Меншикова, который в заключение распорядился, чтобы на обратном пути ее величества в Петергоф по всей дороге горели на известных расстояниях небольшие огни, необходимые при темноте для удобнейшего проезда через горы и другие опасные места и для указания дороги.

19-го. Саксонский посланник Лефорт вчера опять приехал сюда из Петербурга с известными предложениями ее императорскому величеству от имени своего короля. В Монплезире государыня поручила нашему герцогу угощать князя Меншикова и других [302] съехавшихся туда императорских министров, потому что сама желала откушать в уединении. При этом угощении потом таки порядочно попили. Вечером ее императорское величество ужинала у герцога в Марли, была необыкновенно весела и оставалась там за полночь, потому что в комнате его королевского высочества пили еще под конец венгерское вино, при чем его высочество окончательно опьянел.

20-го. Его королевское высочество приказывал в саду открывать фонтан, который называется пирамидой. Он имеет столько маленьких трубок, сколько дней в году, и когда вода бьет из него, принимает совершенно вид водяной пирамиды. Подобного большого и красивого водомета нет, может быть, нигде; но он постоянно требует поправок. Так как большой петергофский дворец стоит на высоком месте, то из него очень далеко видно и днем с одной стороны можно ясно различить колокольни Петербурга, а с другой видеть и при помощи зрительной трубки хорошо рассмотреть весь Кронштадт. Вечером мы увидели пожар в Петербурге, и казалось, что горит в галерной гавани, почему здесь сильно стали опасаться за галерный флот; но на другой день курьер привез известие, что сгорел один только дом недалеко от галерной гавани.

Сентябрь

С 27-го по 30-е сентября его королевское высочество с своею свитою осматривал крепость Шлюссельбург и Ладожский канал.

27-го, поутру, мы увидели издали крепость Шлюссельбург и в полдень въехали в ее посад, расположенный по ту стороны Невы, при истоке последней из Ладожского озера и прямо против крепости. Там, отсалютовав наперед крепости 5 пушечными выстрелами, на которые она с своей стороны отвечала также несколькими выстрелами, яхта наша бросила якорь против стоящего у воды императорского дома, после чего их высочества поспешили сесть за стол в своей каюте, чтобы успеть еще вовремя осмотреть крепость. Коменданту дали знать из Петербурга о нашем приезде и вместе с тем предписали показать нам крепость, потому что туда, как в место заключения государственных преступников, без особого повеления никого не пускают. Комендант этот, полковник Буженинов, который прежде был капитаном гвардии, скоро явился представиться их высочествам и просить их со свитою удостоить его в крепости своим посещением, что ему и было обещано, и их высочества вскоре после того отправились туда с нами. В доме коменданта, куда их прежде всего провели, они оставались недолго и тотчас же приступили к осмотру крепости, которую обошли вокруг Комендант повел их сперва в церковь, которая хотя и деревянная, но содержится хорошо и еще недавно была поправлена. На ее месте во времена шведского владычества стояла церковь, позади которой находился (и до сих пор [303] уцелел) большой старый каменный свод, бывший прежде гробницею, а теперь служащий вместо ризницы (Sakristey). Из церкви мы отправились сначала осматривать внутреннее расположение крепости и пришли к большой деревянной башне, с которой видна вся окрестность. Покойный император нарочно для того и построил ее, чтобы иметь возможность разом обозревать крепость и окружающие ее места. Мы также взошли наверх взглянуть на них. Вид оттуда как на Ладожское озеро, так и во все другие стороны удивительный. С этой башни мы видели не только дом, в котором содержится Евдокия, отверженная царица и первая супруга императора Петра Великого, но и ее самое, потому что она — с намерением или случайно — вышла из своих комнат и ходила по двору, охраняемому сильною стражею. Увидев нас, она поклонилась и начала что-то громко говорить, но слов ее за отдаленностью нельзя было хорошо расслышать. Сойдя с башни, их высочества обошли всю эту окруженную водою крепость по стене, которая стала уже немного ветшать, особенно в деревянных своих частях. На семи башнях этой стены, которые очень массивны и построены все из больших кирпичей, в прежние времена, когда крепость принадлежала шведам, стояли пушки, между которыми, как говорят, были полу- и четвертные картауны; но теперь, когда не предстоит никакой опасности, потому что значительная часть Финляндии и все окрестные места в руках русских, их сняли и увезли. Зато внутри самой крепости покойный император приказал возвести много каменных казарм вместо находившихся там деревянных, разрушенных в прежние времена неприятельскими бомбами; да впрочем и снаружи все это место снабжено 5 бастионами, которые хорошо уставлены пушками. Когда мы проходили мимо казарм, где содержатся здешние арестанты, к его королевскому высочеству вышел бывший генерал-аудитор Крейц (Creutz), который находился здесь уже четыре года и почти все это время, по словам его, не ел ничего, кроме хлеба и воды. Он просил его высочество милостиво походатайствовать о назначении нового следствия по его делу и говорил, что готов лишиться головы, если будет найден виновным. Но человек этот, говорят, многих сделал несчастными и потому почти ни в ком не возбуждает к себе сострадания. После прогулки по стене вокруг крепости мы всходили еще на все пять внешних бастионов, так что их высочества два раза обошли всю крепость, что может равняться верстам двум. На каждом бастионе комендант угощал нас вином и медом, говоря, что так всегда делалось при жизни покойного императора. При провозглашении заздравных тостов на первом бастионе палили из пяти больших пушек. Гарнизон крепости состоит из одного батальона, и к нему причисляются 70 человек отставных гвардейских солдат, которые получают здесь то же жалованье, какое получали в гвардии, следовательно гораздо большее, чем [304] другие солдаты, не знают кроме того никаких работ и употребляются только для караулов. Офицеры также люди большею частью пожилые; напротив барабанщики все молодые ребята, которые здесь учатся и потом распределяются по армейским полкам. Мы видели тут одного, лет двенадцати, но для этого возраста довольно рослого, который служил уже три года и очень хорошо барабанил. В крепости, кроме многих каменных казарм, расположенных вдоль стен, находятся только четыре деревянных дома, а именно: императорский дворец, дом князя Меншикова, дом коменданта и дом, в котором содержится бывшая царица. При отъезде их высочеств в крепости последовало опять 37 пушечных выстрелов. Мы проехали потом мимо того места, где должен выйти новый канал, который будет проведен через шлюссельбургское предместье. Этот так называемый Ладожский канал, который уже и прорыт здесь, устранит таким образом совершенно надобность в плавании через Ладожское озеро. По возвращении домой мы скоро сели ужинать, и их высочества затем довольно рано легли опочивать.

28-го их высочества в 8 часов утра отправились из Шлюссельбурга и ехали сухим путем до Назии (до которой считается оттуда около двадцати верст), где мы кормили [лошадей] и куда, частью по причине плохих лошадей, частью по причине очень песчаной дороги, прибыли только к 2 часам пополудни. Для этой поездки генерал Миних прислал с канала 50 рабочих лошадей, но так как нам нужно было большее число, то мы немало хлопотали, чтобы добыть еще хоть трех, тем более что окрестные поселяне не занимаются хлебопашеством, а живут исключительно рыбною ловлею. В Назии, где мы обедали и пробыли часа два, устроена переправа через реку того же имени, протекающую посредине деревни, и у самого моста расположено небольшое укрепление, снабженное несколькими маленькими пушками. Оттуда мы поехали в Лаву, находящуюся от Назии верстах в четырнадцати, и миновали на половине дороги деревню Шелдигу, от которой начинается участок канала, состоящий под ведением полковника Витвера. На протяжении 14 верст он был уже готов и наполнен водою, которая однако ж, как говорят, не везде надлежащей глубины, потому что этот канал от Шелдиги до Лавы далеко еще не достаточно глубок. Там, где канал начинается у Шелдиги, он проходит через реку Шелдигу, и река эта с обеих сторон обложена фашинами, которые хотя и подперты сваями, но вообще утверждены непрочно, да и над водою возвышаются только на несколько футов. Так как в Лаву мы приехали поздно вечером и по причине усталости лошадей не могли отправиться дальше, то их высочества остановились там в крестьянской избе, а мы, прочие, разместились по соседним избам как кому пришлось. Между тем повара наши уехали уже 12 верст дальше, в Леднову, куда мы [305] также рассчитывали приехать вечером для первого ночлега; почему их высочествам вместо всякого ужина пришлось удовольствоваться кое-каким холодным кушаньем, которое, к счастью, мы еще захватили с собою. Деревня эта, через которую протекает река Лава, давшая и ей это название, в прежние времена обозначала в этих местах границу между Россиею и Швециею. Один живущий здесь 90-летний русский крестьянин, находившийся в Лаве еще до войны с Швециею, с восторгом рассказывал нам, как дружно и согласно они жили прежде с шведскими подданными. В те времена в этом округе жили, говорят, почти исключительно одни русские раскольники. Так как в доме, где остановились их высочества, и в других занятых нами избах было множество детей, в особенности девочек, то ее императорское высочество, наша всемилостивейшая герцогиня, которая детей очень любит, приказала почти отовсюду собрать их и не только забавлялась с ними, но и одарила всех их деньгами, так что с удовольствием провела остаток вечера в этом неприютном месте. Вообще ее высочество легко умеет мириться со всяким положением, а потому была совершенно довольна и здесь.

29-го, поутру, их высочества отправились на находившуюся недалеко от них квартиру своей гофмейстерины, где кушали со всеми нами кофе и чай. Когда вчерашние дети в еще большем числе явились и туда, чтобы посмотреть на высоких путешественников, ее высочество приказала позвать их в избу, где девочки должны были петь ей песни. В этот раз они были уже смелее и не заставили долго себя принуждать. Те из них, которых недоставало вчера, были также одарены деньгами. Как скоро все было готово к отъезду, их высочества в 8 часов утра отправились в Леднову, деревню, находящуюся, как я уже сказал, в 12 верстах от Лавы; но дурная дорога и плохие лошади были причиною, что мы приехали туда только около полудня. Тут нашли мы своих поваров, у которых все уже готово было для обеда и которые накануне тщетно поджидали нас к ужину. После обеда (во время которого заложили лошадей), когда их высочества хотели уже садиться в экипажи, приехал генерал Миних, который дня два прождал нас в Ижоре или Шоре, в 7 верстах от Ледновой. Он уверял, что в Ижоре мы нашли бы уже чересчур дурное помещение для ночлега и что в этот день, хотя и отдано им приказание держать наготове свежих лошадей, нет возможности своевременно доехать до Дубны, тем более что их высочествам угодно осмотреть его работы по проведению канала; да и лошади его, как он говорил, от ежедневных работ при канале все точно так же истощены, как те, которыми мы до сих пор кое-как пробавлялись. Вследствие всего этого их высочества, по совету генерала, решились остаться ночевать в Ледновой и ехать дальше на другой день с рассветом. Лошадей после того опять отпрягли, и отдано было [306] приказание для отъезда приготовить все к следующему утру. Генерал Миних, пробыв у нас часа два, поехал верхом назад в Ижору (место, которое некоторые называют и Шорой). На прощанье он просил их высочества выехать на другой день пораньше, что ему и было обещано. В деревне Ледновой жители — по-своему весьма зажиточные люди, хотя вовсе не занимаются земледелием, а исключительно живут рыболовством и услугами, которые оказывают кораблям и баркам, часто подвергающимся здесь крушению. Последние в прежнее время приносили им большой доход, потому что продовольственные припасы и другие необходимые предметы, привозимые из внутренних областей России, отправлялись в Петербург по опасному Ладожскому озеру на плохих судах и с неопытными людьми, которые часто простирали свою смелость до того, что пускались через все широкое озеро с здешними крестьянами на маленьких судах или ботах, называемых ими лодками (Lodkens) и могущих вместить в себе не более трех человек при самом незначительном грузе. В хорошую погоду перевозчики совершали этот переезд взад и вперед в три дня, но зато в бурю нередко поплачивались жизнью. В настоящее время такие переезды запрещены под строгим наказанием и пускаться в открытое озеро дозволяется почти исключительно только на галиотах и широких барках. Деревня Леднова принадлежит великому князю. В числе ее жителей есть один крестьянин, в доме которого мы видели весьма недурно меблированную комнату.

30-го генерал Миних поутру опять приехал к нам в Леднову, чтобы самому проводить их высочества оттуда до Дубны, и мы в сопровождении его пустились в путь около 8 часов утра.