Спустя несколько секунд мужчины скрылись за поворотом, и в зале снова воцарилась тишина. Из-за колонн медленно появились другие слуги, также, как и мы, спрятавшиеся при появлении короля.
— Он такой, как ты себе представляла? — спросила Петра.
— Даже красивее, — выдохнула я и тут же отвернулась, смутившись собственной горячности.
Петра засмеялась.
— Ах, ты не видела его несколько лет назад. Он уже немного постарел.
— А королева? — спросила я. — Она тоже красивая?
Петра пожала плечами.
— Большинство считает, что да, хотя она совершенно на него не похожа. Ты сама сможешь об этом судить, когда она вернется ко двору. А теперь пошли заниматься платьем. Скоро в Нижнем Зале накроют столы к ужину. Вряд ли тебе захочется пропустить это событие. Слуг в замке не кормят помоями. Мы столуемся не хуже короля.
Я до сих пор помню, что чувствовала в ту первую ночь в замке, лежа под свежевыстиранными простынями, ощупывая ногами непривычное пространство кровати, в которой не было никого, кроме меня. Несмотря на приглушенные звуки, издаваемые другими горничными, я ощущала полное одиночество. Я порвала с прошлым и еще совершенно ничего не знала об этом новом мире. И я так отчаянно хотела стать своей в этом волшебном месте, где женщины соперничали друг с другом своей ученостью, а шаги мужчин сопровождались бряцанием мечей. Я вспоминала, как горделиво шел по залу король Ранолф. Если королева была хотя бы наполовину так же хороша, это очень красивая пара. Мне казалось, я их недостойна. И если я им не понравлюсь и меня прогонят, как переживет такой удар мое уже и без того разбитое сердце?
Леди многих скорбей
С женщиной, которой предстояло преобразить мою жизнь, я познакомилась только на второй неделе моего пребывания в замке. Эта встреча до сих пор стоит у меня перед глазами, потому что тогда мне впервые приоткрылся мрак, таившийся под напускным великолепием двора. И это был мой первый крошечный шажок к утрате невинности.
Все предыдущие дни я только и делала, что волочилась за Петрой, учась убирать комнаты фрейлин королевы. Их было что-то около дюжины, и все они были дальними родственницами королевы и дочерьми благородных семейств, живущих в замке под защитой короля. Обычно они исполняли роль компаньонок королевы, но в ее отсутствие предавались флирту и сплетням. Мало-помалу я начинала выполнять задания самостоятельно. Я вставала до рассвета, чтобы вымести из каминов пепел и разжечь их заново, вылить содержимое ночных горшков и наполнить тазы для умывания свежей водой. Я спускалась в кухню за подносами с завтраком и доставляла их в комнаты к моменту пробуждения каждой леди. В отсутствие королевы и ее ближайших спутниц работы было меньше, но я все равно каждый вечер валилась с ног от изнеможения, измученная не только самой работой, но не в меньшей степени и отчаянным стремлением соответствовать своей новой роли. Лежа в темноте, я тосковала по маме. Мне так был нужен ее совет, и осознание того, что она уже никогда не приласкает меня и не утешит, заставляло меня содрогаться от рыданий. Я утыкалась лицом в подушку, чтобы не побеспокоить Петру и других спящих горничных.
Несмотря на душевное смятение, мне удавалось довольно неплохо справляться со своими обязанностями, и миссис Тьюкс согласилась перевести Петру в Большой Зал, где ей предстояло прислуживать за столом. Петра едва сдерживала свое ликование, радуясь тому, что ей больше не придется выносить ночные горшки.
— Я тебя от них еще не освободила, — упрекнула ее миссис Тьюкс. — Я рассчитываю, что ты еще какое-то время будешь помогать Элизе выполнять ее работу.
Но королева со своей свитой прибыла на день раньше, чем ее ожидали, застав нас врасплох.
— Прискакал один из сопровождающих королевы! — закричал кто-то из лакеев, вбегая в Нижний Зал, где я заканчивала обед. — Через несколько минут ее экипаж будет у ворот!
Я взлетела по лестнице в королевские покои, чтобы помочь готовить их к приезду хозяйки. Две другие горничные подметали пол и натирали стулья. Впечатляющих размеров помещение выглядело очень женственно. Гобелены на стенах изображали девушек, собирающих розы, а высокие деревянные спинки стульев были украшены изящной резьбой. В одном углу стояла арфа, а в другом — столик, на котором лежала аккуратная стопка тканей и цветные нитки. Сквозь открытую дверь в конце комнаты я увидела кровать королевы под высоким роскошным пологом из фиолетового бархата.
Миссис Тьюкс возникла у меня за спиной и одобрительно кивнула.
— Хорошо, хорошо, — пробормотала она. — А теперь бегом на кухню. После путешествия королева может захотеть принять ванну, И нам понадобится много горячей воды.
Вслед за другими девушками я шагнула к двери, но миссис Тьюкс положила ладонь мне на плечо.
— Элиза, разожги камин, — приказала она. — Здесь слишком прохладно.
Годы, проведенные у очага в нашей хижине, научили меня извлекать пламя из хвороста и трута, и мое искусство уже вызвало зависть и восхищение других служанок. Только накануне миссис Тьюкс распорядилась, чтобы я разжигала камины в комнатах всех придворных дам, включая покои королевы, когда она вернется в замок. К своему ужасу, я обнаружила, что поленья, сложенные в корзину возле камина королевы, немного отсырели и огонь занялся чуть позже обычного. Мне удалось раздуть лишь жалкий язычок пламени, когда из коридора донеслись высокие женские голоса. Вскочив на ноги, я прижалась спиной к стене, и в ту же секунду в комнату вошла группа дам. Я опустила голову вниз, но приподняла глаза достаточно для того, чтобы увидеть широкие развевающиеся юбки. Дамы прошли мимо, обдав меня ароматом цветочных духов.
— Миледи, этот камин только что разожгли, — сказал кто-то, останавливаясь возле меня. — Может, нам стоит перейти в комнату потеплее?
— Меня устраивает и эта, — устало прозвучало в ответ.
Я подняла глаза в сторону этого голоса, но передо мной стояла немолодая женщина, сверля меня возмущенным взглядом и недовольно поджав губы в одну тонкую линию. Мне показалось, что, если я окажусь недостаточно проворна, она проткнет меня своим острым носом.
— Продолжай, быстрее! — отрывисто приказала она, махнув рукой в сторону камина.
— Мадам, я не могу ускорить огонь, — попыталась объяснить я, но, видимо, мой ответ сочли дерзостью, потому что женщина ударила меня по уху тыльной стороной кисти.
— Нечего умничать, — ощерилась она, — занимайся своими обязанностями.
Я опустилась на колени и положила в камин еще одно полено, повернувшись к даме спиной, чтобы она не увидела слез, навернувшихся на мои глаза. Я ответила ей, не подумав, уничтожив свой единственный шанс произвести хорошее впечатление на королеву. Неужели за несколько необдуманных слов меня выгонят из замка?
— Оставь девушку в покое, Селена, — произнес все тот же негромкий голос.
Я догадалась, что женщина передо мной — это леди Селена Уинтермейл. От Петры я знала, что она первая фрейлина королевы и ее ближайшая компаньонка. Я не сомневалась в ее способности поддерживать порядок в этих покоях. Проведя всего несколько минут в ее обществе, я уже ее боялась. Я пошевелила кочергой разгорающееся пламя и повернулась так, чтобы искоса окинуть взглядом комнату у себя за спиной. Леди Уинтермейл ходила взад-вперед, отдавая какие-то распоряжения молодому человеку в фиолетово-зеленой тунике пажа. Он беспрерывно кивал головой, но, взглянув на его лицо, я поняла, что он не в состоянии все это запомнить.
— Принеси голубей моей госпожи из башни и налей им в мисочки воды. В золотые, а не в серебряные.
— Да, мэм, — кивнул паж.
— Потом передай кухарке, что желудок моей госпожи разладился из-за многодневного путешествия. Пусть приготовит ей на обед простой бульон...
Я перевела взгляд с леди Уинтермейл на полукруг стульев, выстроившихся перед камином. В центре стоял стул, размерами значительно отличавшийся от остальных, с подушкой из золотого бархата на сиденье. Четыре дамы в мерцающих платьях оживленно болтали вокруг этого стула, на котором полускрытая их фигурами сидела женщина в простом черном платье. С первого взгляда ее можно было принять за монахиню. Только драгоценные камни, вплетенные в ее волосы, выдавали в ней особу королевской крови.
Так вот она, значит, какая, королева Ленор, — подумала я. Посреди оживленной комнаты она сидела очень тихо и отстраненно. Даже черные волосы и смуглая кожа выделяли ее на фоне светловолосых фрейлин. У нее была осанка аристократки, и я не могла и представить себе, чтобы эти изящные руки стирали белье или месили тесто. И все же взгляд темных глаз этой элегантной женщины показался мне таким же отсутствующим, как хорошо знакомый мне взгляд измученной крестьянки. Я не ожидала увидеть такую грусть в человеке, который казался мне баловнем судьбы.
Я взглянула в сторону леди Уинтермейл, ожидая сигнала о том, что огонь в камине ее устраивает. Перехватив мой взгляд, она раздраженно скривилась.
— Ты свободна, — бросила она. — Завтра ты должна разжечь камин еще до рассвета. Моя госпожа встает с восходом солнца.
— Да, мэм.
Я стремительно присела в реверансе и поспешно покинула комнату, радуясь тому, что мое место все же осталось за мной.
Позже в тот же вечер я рассказала Петре, как меня удивило: уныние королевы.
— Она всегда такая? — поинтересовалась я.
— Замолчите!
Это проснулась Сисси, служанка, которая спала с другой стороны от Петры. У нее был очень чуткий сон, и она часто жаловалась на то, что в комнате горничных по ночам слишком шумно.
— Сама замолчи! — прошипела Петра.
Больше всего на свете Петра обожала дворцовые сплетни, и жалоб Сисси было явно недостаточно, чтобы ее утихомирить. Снова обернувшись ко мне, она прошептала:
— Видела бы ты ее, когда она только вышла замуж. С тех пор она очень изменилась.
— Ты здесь была?
— Я была еще маленькой, но здесь прислуживала моя старшая сестра, — ответила Петра. — С ее слов я поняла, что в замке на протяжении многих лет было очень скучно. Старый король, отец Ранолфа, после смерти жены совсем ушел в себя, а король Ранолф и его брат, принц Боуэн, редко бывали дома. Они предпочитали искать развлечений за стенами замка. Вне всяких сомнений, во время своих путешествий король одерживал победу за победой, но наступило время, когда он был обязан исполнить свой долг и жениться. Рассказывают, что король предоставил сыну список подходящих молодых женщин своего королевства. Ему оставалось только ткнуть пальцем в имя, и девушка досталась бы ему. Но Ранолф сообщил отцу, что уже отдал сердце юной принцессе из такой далекой страны, что отец даже не смог разыскать ее на карте. Едва Ранолф ее увидел, он больше ни о ком и слышать не хотел. Можешь себе представить?
Любовь с первого взгляда. Я улыбнулась, услышав, что такое явление еще существует.
— Никто из наследников трона никогда не женился на чужеземке. Говорят, что семья королевы тоже не сразу решилась отпустить свое дитя в такую даль. Но она была младшей дочерью и привыкла к тому, что все ее прихоти немедленно исполняются. В конце концов ее отец сдался.
— Ты видела их бракосочетание?
— Накануне свадьбы принцесса Ленор спала в монастыре Святой Анны, — продолжала Петра. — Утром она в сопровождении свиты проехала через долину, и люди приветствовали ее и бросали в карету цветы. Я вместе с родителями стояла у самой дороги. Еще никогда в жизни я не слышала такого шума. Принцесса по традиции скрывала лицо, но протянула руку в окно и помахала нам. От волнения я чуть не упала в обморок.
Когда ее экипаж подъехал к главным воротам замка, сам старый король вышел ей навстречу, чтобы поприветствовать и проводить в замок будущую королеву. Свадебная церемония состоялась в часовне, и на ней присутствовали только самые высокородные семейства. Но после этого, перед началом свадебного пира, король Ранолф взял новобрачную за руку и повел наверх, в Золотую Палату. Одна из служанок рассказывала мне, что они хохотали, как дети. Ранолф распахнул двери галереи, выходившей на двор замка и город, а потом вывел на балкон Ленор.
— «Я хочу представить вам вашу будущую королеву!» — объявил он. Моя сестра в это время была во дворе. Она накрывала столы к пиру слуг. Она говорит, что никогда в жизни не видела более красивой пары. До нас доходили слухи об этой иностранке, которая непременно должна была принести на нашу землю свои нечестивые традиции, но с этого момента весь королевский двор был очарован ее прелестью. Как и ее супруг. Судя по тому, что я слышала, их брачная ночь продолжалась едва ли не до обеда следующего дня.
— Что? — ошеломленно переспросила я. — Неужели слуги смеют болтать о таких деликатных подробностях?
Петра рассмеялась.
— Не только слуги! — заявила она. — Обе семьи ожидали подтверждения консумации брака. Новость о том, что король Ранолф едва сумел оторваться от объятий своей невесты, расценили как хороший знак.
Несколько мгновений Петра молчала, и мне показалось, она уснула. Но она зевнула, поправила подушку и продолжала:
— Старый король умер вскоре после свадьбы, и как только период траура окончился, замок начал веселиться. Каждую неделю здесь проводились турниры, балы и просто верховые прогулки. Все вокруг считали короля и королеву самой счастливой парой из когда- либо живших на земле. Когда несколько лет назад я появилась в замке, то однажды столкнулась с ними в ее покоях. Они, как юные влюбленные, держались за руки. За обедом она скармливала ему кусочки со своей тарелки или вытирала следы еды с его рта. Но все это осталось в далеком прошлом. Ничего подобного я не замечала с тех пор, как выяснилось, что она бесплодна.
— О нет, — прошептала я.
— Восемь лет король тщетно ожидал наследника, — вздохнула Петра. — Сейчас королева гораздо чаще консультируется с лекарями, чем читает стихи. Но теперь, когда король ложится с ней всего раз в месяц, у нее еще меньше шансов зачать ребенка.
— Раз в месяц? Откуда ты знаешь?
— Прачка, которая меняет простыни, докладывает леди Уинтермейл каждый раз, когда король вступает в отношения с женой. Думаю, не стоит удивляться тому, что все это толкнуло королеву на крайние меры.
— Что ты имеешь в виду?
— Ее паломничество, — пренебрежительно протянула Петра.
— Я думала, что она укрепляла здоровье на горячих источниках, — прошептала я.
— Этот слух специально пустили по замку. Но от служанки леди Уинтермейл я узнала, что королева с фрейлинами ездила к какой-то святыне в горах. Королева, наверное, уже почти окончательно утратила надежду, если ожидает вмешательства от святой, в которую верит только всякая деревенщина. Особенно если это означает необходимость провести целую неделю в обществе мадам Миллисент.
На последнем слове ее голос буквально источал презрение.
Неужели дрожь предчувствия не пробежала по моему телу, когда я впервые услышала это роковое имя? Если бы я могла претендовать на то, что некие силы пытались меня от чего-то предостеречь, моя история выглядела бы гораздо более захватывающей. Но если честно, меня охватило вовсе не беспокойство, а самое обычное любопытство.
— Кто это? — спросила я.
— А, я забыла, что ты ее еще не видела. Леди Миллисент — тетка короля, старая дева.
Многие старые девы жили за счет короля, пользуясь его щедростью. По большей части это были ворчливые старухи, которые жаловались то на слабый огонь в камине, то на слишком горячую пишу, вместо того чтобы благодарить Господа за крышу над головой. Но посуровевшее лицо Петры подсказало мне, что с этой женщиной приходится считаться больше, чем со всеми остальными.
— Это она убедила королеву в том, что неделя молитв в ледяной часовне исцелит ее лоно, — продолжала Петра. — Король был против поездки. Он говорил, что Господь точно так же услышит ее молитвы, если она будет произносить их в королевской часовне. Но эта старая ведьма Миллисент настояла на своем.
Я не верила своим ушам, поскольку не сомневалась в том, что слуги не имеют права так пренебрежительно отзываться о членах королевской семьи.
— Прости, я не должна была этого говорить, — добавила Петра, заметив мой шок. — Я не имею в виду, что она бормочет заклинания, стоя над черным чайником, хотя некоторые считают, что она вполне способна на подобный вздор. Я всего лишь хочу сказать, что ее лучше избегать. Она легко обижается, и тем, кто переходит ей дорогу, приходится дорого за это платить. Говорят, что она довела безумия собственную сестру.
— Как это произошло? — спросила я.
Петра покачала головой, отмахиваясь от моего вопроса и дальнейшей беседы о Миллисент.
— Я уже сказала больше, чем следует.
Она отвернулась от меня и легла. Ее волосы мерцающей паутиной рассыпались по подушке. Вокруг в своих кроватях ворочались другие девушки. Их тяжелое дыхание напомнило мне о том, что мы одни и что я должна тщательно взвешивать каждое свое слово.
— Петра? — прошептала я.
— Хм-м-м?
— Возможно, для королевы еще не все потеряно. Я буду за нее молиться.
Я не ожидала ответа, но через несколько секунд тишину снова Нарушил шепот Петры.
— Мой отец говорит, что это семейное проклятие. Снова и снова судьба королевства зависит от жизни единственного мальчика. Отец короля был единственным оставшимся в живых сыном своих родителей, так же, как и его отец до него. Король и принц Бауэн и первыми за много поколений братьями, которым удалось дошить до взрослого возраста. Все думали, что благодаря им нас ждет Новая эра процветания. Но оба до сих пор бездетны.
Я выросла в большой семье и привыкла к крику, болтовне и детскому плачу. Возможно, именно из-за отсутствия этих звуков огромные и молчаливые коридоры замка казались мне такими зловещими?
— Если у короля так и не родятся дети, наследником престола Станет принц Бауэн? — спросила я.
— Наверное, да.
— Бедная королева Ленор. Теперь я понимаю, почему она так грустна.
Чего я тогда не знала, так это того, что страдания королевы были гораздо более мучительными, чем можно было предположить. В своем юном возрасте я не понимала, как сияющая красавица невеста из рассказа Петры превратилась в ту замкнутую женщину, которую я видела перед камином. И я даже не догадывалась, на что способно толкнуть отчаявшуюся женщину страстное желание родить ребенка.
* * *
На следующее утро я осторожно вошла в покои королевы, как только первые лучи солнца осветили ее окна. Сама королева виднелась всего лишь как небольшое возвышение посреди кровати, почти полностью скрытое расшитым покрывалом. Я на цыпочках обошла ее личную служанку, Ислу, похрапывающую на соломенном тюфяке, на полу, и начала выметать из камина вчерашний пепел. Стараясь не шуметь, я положила в камин свежие поленья и развела огонь. Когда пламя разгорелось, я вышла в коридор и вернулась с ведром воды, чтобы наполнить элегантный фарфоровый таз, стоявший на длинном столе у окна. Пока вода лилась в таз, мой взгляд упал на клочок пергамента на столе. Я лениво читала и перечитывала слова, написанные аккуратным и изящным почерком.
Где расцветала любовь,
Она должна увянуть,
Оставив лишь воспоминания
Об аромате...
— Девушка.
Я, вздрогнув, обернулась в страхе перед наказанием за праздность. Королева Ленор сидела в постели и в упор смотрела на меня. Ее темные глаза покраснели, а щеки были мокрыми от слез.
— Подай мне платок, — приказала она.
Из-за акцента ее слова прозвучали неожиданно мелодично.
Взяв свернутый четырехугольник ткани из стопки возле таза, я протянула его ей. Она провела тканью по глазам и под носом, прежде чем вернуть ее мне. Когда она протянула руку, рукав ее сорочки распахнулся, обнажив багровый рубец на внутренней стороне предплечья, рану, которая начала затягиваться совсем недавно. Как могла женщина, живущая в роскоши и неге, получить такое ужасное ранение?
Я должна была молча взять платок из рук королевы и столь же безмолвно исчезнуть. Но ее измученное лицо заставило меня замешкаться и попытаться отвлечь ее от ее горя.
— Мадам, стихотворение, — произнесла я, оглядываясь на пергамент на столе. — Это вы написали?
Ее глаза широко раскрылись от изумления, но она кивнула.
— Оно очень красивое, — произнесла я.
— Ты умеешь читать? — В ее голосе не было ни следа насмешки. — Как тебя зовут?
— Элиза.
— Можешь идти, Элиза.
Я присела в реверансе и направилась к двери, запоздало испугавшись собственной дерзости. Я серьезно рисковала, но, к счастью, разговор сложился в мою пользу. Несмотря на злобные взгляды леди Уинтермейл, мое положение могло оказаться далеко не шатким. И последующие недели это доказали. Каждое утро я разжигала камин, королева просыпалась, и я подавала ей платок, которым она вытирала лицо, как будто не было ничего необычного в том, чтобы встречать каждый день слезами. День за днем мы следовали этому заведенному порядку. Королева произносила всего несколько слов, И я проводила в ее обществе лишь несколько минут, но моя привязанность к ней росла и набирала силу. Она излучала такое тепло, что я всем сердцем сопереживала ее беде, несмотря на огромную разницу в нашем возрасте и общественном положении. Подобно мне, она была здесь белой вороной, лишенной поддержки родных и близких, что сделало ее предметом безжалостных сплетен двора, при котором у нее не было ни единого искреннего союзника. Все же, как и моя мать, она держалась мужественно и с достоинством. Стоило ли удивляться тому, что меня так к ней влекло?
Как и предсказывала Петра, мое назначение в покои королевских фрейлин вызвало бурю жалоб, обрушенных на миссис Тьюкс моими завистницами, которые в иных обстоятельствах могли бы стать моими подругами. Антипатия других служанок была тем сильнее, что я понятия не имела о негласной иерархии, царившей в Нижнем Зале и представлявшей собой гораздо более запутанную систему, чем иерархия придворная. Однажды вечером, явившись к ужину и обнаружив скамью, на которой сидела Петра, полностью занятой, я села на свободное место за соседним столом. Сидевшие там женщины, совершенно очевидно, такие же служанки, как и я, поскольку все мы были облачены в одинаковые шерстяные платья серого цвета, молча покосились на меня, а затем переглянулись.
Я представилась, но ответом мне была гробовая тишина. В растерянности и смущении я опустила голову, уставившись в свою миску, и постаралась поесть как можно быстрее. Когда я уже выбегала из зала с раскрасневшимися от унижения щеками, меня окликнула Петра.
— Не обращай на них внимания, — беспечно заявила она, глядя, как я фартуком вытираю мокрое от слез лицо. — Все ошибаются.
— Почему они не пожелали со мной разговаривать?
— Это были швеи, — пояснила она. Увидев, что мое недоумение только усилилось, она вздохнула и принялась растолковывать: — Они считают себя лучше нас, потому что им никогда не приходилось выливать мочу из горшка. Воображают себя утонченными леди.
Я криво улыбнулась, и Петра продолжала, обрадованная моей реакцией.
— Они ведут себя так, как будто никто, кроме них, не способен даже вдеть нитку в иголку. Как будто я хотела бы целый день сидеть в швейной мастерской, согнувшись над панталонами леди Уинтермейл. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Вот посмотришь, все они станут горбуньями.
Я действительно хихикнула, и Петра потянула меня за собой, убеждая вернуться в зал. Она принялась вполголоса объяснять мне, кто, где и почему сидит. Пажи сидели рядом с камердинерами, но ни в коем случае не с лакеями. Лакеи изредка садились рядом с плотниками и другими рабочими, но если бы к ним рискнул присоединиться кто-то из конюшен, его бы встретили презрением. Исключение составлял главный конюх, чье общество для всех было честью. В качестве горничной я должна была сидеть с самыми юными и неопытными служанками. В крайнем случае мне позволялось присоединиться к старшим горничным, но если бы я стала злоупотреблять этой возможностью, меня сочли бы нахальной и самонадеянной особой. Личные служанки фрейлин сидели за отдельным столом и беседовали исключительно друг с другом, демонстративно игнорируя всех остальных.
К счастью, Петра отнеслась к моему появлению с любопытством, а не с раздражением. Похоже, половина прислуги замка состояла с ней в той или иной степени родства, и ей нравилось общаться с кем-то, чья жизнь представляла для нее какую-то новизну и загадку. Когда она расспрашивала меня о ферме, на ее лице появлялось мечтательное выражение, как будто она сожалела о том, что ей никогда не приходилось доить коров на рассвете. Я рассказала ей о маме и братьях, постаравшись сделать это максимально сжато, потому что эта рана еще кровоточила, и она оплакала их вместе со мной. Обнаружив, что я умею читать и писать, она попросила меня мочь и ей освоить грамоту. Наверное, такими и бывают сестры, — думала я, когда мы сидели рядом, склонившись над клочками пергамента, которые нам удалось выпросить у миссис Тьюкс. Без Петры моя жизнь была бы поистине жалкой, и всему, чего я добилась в замке, я в какой-то степени обязана широте ее души.
В те краткие мгновения, когда я заканчивала свою работу, а Петры готовой в любую секунду за меня вступиться, рядом не было, Околачивалась возле покоев королевы в надежде получить пусть ничтожное поручение, которое позволило бы мне ее увидеть, именно там я и столкнулась с женщиной, заинтриговавшей меня, к только ее имя сорвалось с губ Петры.
Я поклялась рассказывать свою историю, не привнося в нее позднейших впечатлений и излагая события так и в том порядке, в котором и происходили. Поэтому, хотя мне и сложно отделить ранние воспоминания о Миллисент от моего знания о том, кем она однажды для меня станет, я, не кривя душой, могу утверждать, что меня потрясла наша первая встреча. Так же, как и остальных пожилых придворных дам, я изредка видела издалека тетку короля. Хотя возраст посеребрил ее волосы и сделал дряблой кожу, он не изменил самых удивительных черт ее внешности, и она до сих пор обладала тонким прямым носом, большими серо-зелеными глазами, полными губами и широки выпуклым лбом. Она на старомодный манер зачесывала волосы и ни один локон не смягчал линии ее скул, что привлекало еще больше внимания к ее царственному липу. Она ходила уверенными шагами, звук которых подчеркивался стуком трости. Я подозревала, она пользуется ею не из необходимости, но чтобы предупреждать обитателей замка о своем приближении, предостерегая их.
Она впилась в мои глаза таким пронзительным взглядом, что игвоздила меня к месту, и я застыла, будучи не в состоянии даже присесть в реверансе, как того требовал этикет.
— Тебе что, заняться нечем? — резко поинтересовалась она. У нее был звучный хрипловатый голос, в котором отчетливо слыались властность и привычка к безоговорочному повиновению.
— Мне позволили помогать фрейлинам королевы, — не задумываясь, солгала я.
— Хм-м. — Пока я пыталась понять, осталась ли она довольна моим ответом, или этот звук выражает сомнение, она продолжала: — В таком случае помогай. Я оставила на кровати пелерину. Принеси ее мне.
— Да, мадам, — ответила я, кротко склонив голову. — Прошу прощения, но где находится ваша комната?
Миллисент резко выдохнула, раздосадованная моим невежеством.
— В Северной башне. Первая дверь на верхней площадке мраморной лестницы. Иди же.
Я не поняла ничего из того, что она произнесла, но не рискнула задавать дополнительные вопросы, опасаясь навлечь на себя ее гнев. Миллисент зашагала к покоям королевы, а я поспешила к центральной лестнице для слуг. В то время я не знала ничего о грустной истории Северной башни и не могла даже представить себе, какую ужасную роль ей суждено сыграть в моей жизни. И все же меня охватило тягостное предчувствие, когда я вошла в узкий коридор, на который указал мне один из лакеев. Во всех коридорах для слуг кипела жизнь, и только этот выглядел пустым и заброшенным.
Я списала свое беспокойство на страх разочаровать Миллисент, и этот страх только усилился, когда коридор закончился и я оказалась в большом зале. Меня тут же охватило ощущение света и простора. От остальных помещений замка Северная башня отличалась большими окнами и побеленными стенами и ничуть не походила на крепость. В нишах стояли статуи рыцарей в различных героических позах, перемежаясь с гобеленами, изображающими сцены дикой природы. Все окружающее излучало изящество и пропорциональность, которых недоставало даже покоям Ленор. Почему же здесь не живет никто, кроме Миллисент? — спрашивала я себя.
Миллисент. Я знала, что рискую навлечь на себя ее ярость, но мне не удавалось найти мраморную лестницу, о которой она говорила. Я пошла в одну сторону, затем в другую, пока окончательно не заблудилась. Мои шаги отражались от каменных стен эхом, доносившимся с самых неожиданных сторон, и мне казалось, что меня преследует враг, который оказывался то на шаг впереди, то на шаг позади. Приказав себе сохранять спокойствие, я попыталась сориентироваться при помощи окон, чтобы определить, где Северная башня соединяется с центральной частью крепости. Еще несколько поворотов, и я набрела на предмет своих поисков: лестницу, облицованную розовым мрамором. Наверху я увидела две двери. Обе были закрыты. Я поднималась по лестнице, пытаясь определить в которой из комнат живет Миллисент, но ощутимой разницы между этими дверями не было. Тут я услышала едва различимый дрожащий звук, доносящийся из-за двери справа. Я подошла поближе и поняла, что это поет женщина. Ее голос то взлетал вверх, опускался вниз, рассказывая о трагической потере. Слов я разить не могла, но в нотах слышалась грустная красота.