ИСТОРИЯ ЖИЗНИ АББАТА СОНЬЕРА: ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ




 

Рассказать о жизненном пути аббата представляется не столь легким делом, как это может показаться на первый взгляд. В истории, о которой пойдет речь в этой главе, в известной степени существуют два Соньера: богатый деревенский кюре — и герой невероятной эпопеи, до сих пор вызывающей споры и разногласия.

В том случае, если автор будет придерживаться первой точки зрения, читатель, взявший в руки его книгу, лишь пожмет плечами, хотя, возможно, найдутся и те, кто одобрят такой выбор. В лучшем случае в адрес исследователя будет сказано: «Этот бедолага не видит дальше своего носа!» или «Наконец-то нашелся здравомыслящий писатель, который сумел развеять миф о Соньере». Надо отметить, что столь лестный отзыв заслужили немногие авторы.

С другой стороны, взяться за историю жизни легендарной личности значит подвергать себя известной доле риска. Последствиями такого шага будут восторженное: «Эта книга придется вам по вкусу: автор сумел расшифровать указания, открывающие путь к сказочному сокровищу!» — и безоговорочное, как диагноз врача, мнение читателя: «Еще один ясновидец на нашу голову!»

По правде говоря, второй путь для писателя куда опаснее, чем первый, поскольку поклонники всего необычного не любят задерживать внимание на «всяких мелких подробностях» и легко довольствуются видимыми атрибутами «тайны, покрытой мраком». Лучшего положения дел для автора не придумаешь.

Узнать, где и когда Беранже Соньер появился на свет, не представляет особого труда. Все, что известно о годах его учебы, практически не вызывает разногласий: исследователи говорят о волевом характере молодого семинариста, о его стремлении к неповиновению… Согласие царит в рядах писателей, пока речь идет о первых этапах карьеры Соньера, о его жизни, проведенной вне стен Ренн-ле-Шато. Что же тогда становится точкой отсчета для споров и противоположных мнений?

Первое расхождение во мнениях: история о документе, обнаруженном нотариусом. 24 октября 1885 года аббат отправился на прогулку в компании приятеля из Кийана, который, согласно господину Гингаму («Золото тамплиеров»), рассказал аббату о том, что при переводе одного документа он наткнулся на сообщение о некоем сокровище. Прогулка окончилась для аббата ранением, в то время как нотариусу она стоила жизни. Связан ли этот инцидент с последующим внезапным обогащением Соньера?

Раскопки, произведенные священником в 1887 году, когда он перестраивал храм, не вызывают разногласий в рядах авторов, однако встает щекотливый вопрос: знал ли аббат, что тайник, о существовании которого ему уже было известно, находится именно здесь, в старой церкви?

Вторым поводом для горячих споров и разногласий становится вопрос о природе сокровищ. Что именно нашел Соньер в осыпающейся церкви? Конечно, известно и о документах, извлеченных из тайника, и о монетах, окрещенных «медалями из Лурда» (найденных аббатом в щебне и мусоре древней церкви!), однако до сих пор ни один исследователь не в состоянии дать безоговорочный ответ на этот вопрос. Даже наличие копий документов, найденных Соньером, еще не является веским доказательством.

Споры о природе сокровищ Соньера не прекращаются и в наши дни, лишь приумножая гипотезы по поводу столь противоречивого дела. Исходя из личных убеждений, некоторые авторы извлекают на свет все новые, зачастую не поддающиеся проверке факты из жизни Соньера. Подобные «открытия» соответствуют лишь конечным выводам этих писателей, но не истине: играя словом «тайна», они никоим образом не приближают читателя к ее разгадке.

Заявление о том, что личное убеждение автора оказывается результатом рефлексии, не вызывает сомнений. Но ведь эта рефлексия — результат воспитания, личной философии, религиозных (или нерелигиозных) предпосылок… Дело аббата Соньера являет собой прекрасно подготовленную почву для роста всевозможных субъективных мнений. Насколько легким в таком случае кажется рассмотрение этого дела со своих позиций, чего придерживаются некоторые из авторов, ставя во главу угла персональное расследование. Все многообразие высказываемых мнений в общих чертах сводится к следующим теориям:

1. Никакого клада на самом деле не было; аббат Соньер был скромным деревенским кюре, а если он и тратил много денег, то лишь потому, что получал множество «безвозмездных» даров.

2. Сокровище аббата появилось на свет благодаря махинациям с деньгами, полученными за мессы; возможно, были и другие аспекты симонии. Поскольку все же имеются некоторые свидетельства в пользу сокровищ, не стоит упускать возможность нахождения клада.

3. Сокровище, найденное Соньером, было «священным», «духовным», «сакральным». Каким именно из трех перечисленных оно было, исследователю станет понятно к концу предпринятого им поиска.

4. Аббат нашел (и выгодно продал) некие документы, содержавшие важные генеалогические сведения или религиозные догмы, утаенные Церковью. В этом случае атмосфера тайны сгущается. Так или иначе, использование этих документов обеспечило Соньеру богатую жизнь.

5. Теории, основанные на пересмотре имеющихся фактов, что дает исследователю возможность двигаться в том или ином направлении. В основном это касается «священных» сокровищ или документов, о которых мы говорили в предыдущем параграфе.

 

Отдельным пунктом стоит выделить тех, кто ищет ответы в сочинениях самого Соньера. Так, Клэр Корбю-Каптье (дочь наследницы Мари Денарно) и ее муж, Антуан Каптье, явили свету свое якобы практически неопровержимое исследование. Загвоздка лишь в одном: Мари Денарно сожгла почти все записи аббата…

Итак, обозначив проблемы, волнующие исследователей, попытаемся в них разобраться.

Франсуа Беранже Соньер родился 11 апреля 1852 года в Монтазеле: эта деревушка расположена в десяти километрах от Ренна, поэтому Ренн-ле-Шато можно увидеть, не выходя за ее пределы. Порой, когда облака оттеняют высокие горные вершины, окрестности Монта-зеля приобретают фантастический оттенок. Родной дом Соньера, расположенный у фонтана в форме дельфинов, построен в 1751 году.

Беранже был старшим в семье из семи детей. Помимо него, священником стал и его брат Альфред. Небогатые родители не раз шли на жертвы ради того, чтобы дети получили надлежащее образование. По традиции, бытовавшей в крестьянских семьях, основное внимание в этом случае уделялось старшему сыну, первенцу.

Сначала Беранже посещал школу Сен-Луи в Лиму: будучи способным ребенком, он получал награды за примерную учебу. Вслед за средним духовным училищем последовало обучение в семинарии Каркассона, после чего, в июне 1879 года, Соньер стал священником. Месяц спустя его назначили викарием в Але-ле-Бен: это был первый значительный пост для человека, который, отрекшись от земных благ, посвятил свою жизнь служению Богу. Три года спустя его ожидало новое назначение: Соньер стал кюре в деревушке Кла. Да, это было значительное повышение по службе… Кла и по сей день насчитывает восемьдесят три жителя; в позапрошлом веке их было в два раза больше. Попасть в деревеньку можно лишь в том случае, если воспользоваться неприглядной дорогой, ведущей из Акса. Извилистая, как серпантин, тропа взбирается на Атриг, возвышающийся над долинами Од и Ребенти, затем сворачивает к югу и тянется над Од на высоте 400 метров. Кла — это задворки мира: скудная и небогатая событиями жизнь здешних крестьян в основном сосредоточена на животноводстве и разведении высокогорных культур. Несмотря на живописную местность, все говорит здесь о неизбежном скором упадке. Если бы Беранже Соньеру пришлось провести в Кла десять лет жизни, остался бы он священником? Однако это риторический вопрос: через три года аббат Соньер был переведен в другое место. Церковное начальство решило доверить ему место кюре в Ренн-ле-Шато. Скажем без преувеличения, это было решение, которое по прошествии времени привело в движение фабрики по изготовлению чернил, типографии и издательства, заставив их работать на полную мощь. Решение, последствия которого вызовут столь бурный обмен идеями и мыслями!

Беранже Соньер прибыл в Ренн-ле-Шато 1 июня 1885 года. Итак, все герои на сцене, декорации расставлены, время подать сигнал к поднятию занавеса.

Занавес открывается — и первое, что мы видим, — это церковь и дом священника в Ренн-ле-Шато. Сожалеет ли аббат об уходе из Кла? Кто знает… На самом деле поводов для уныния предостаточно: храм находится в плачевном состоянии, близком к обрушению. Впрочем, обрушение старой церкви намечалось еще в 1853 году: по мнению архитектора Каля, ее снос и постройка нового здания обошлись бы деревенской казне в меньшую стоимость, нежели ее реконструкция. Не имея денег ни на снос, ни на обновление, местное правление все же решило привести храм в порядок, заняться его отделкой, однако как только в муниципальном бюджете нашлись для этого средства, по стене храма прошла новая трещина. Когда Соньер вступал в должность, он вряд ли предвидел, что любая служба в храме, проведенная в дождливый день, будет проходить под тем же дождем, что и снаружи храма. У прихожан, в отличие от священника, все же была альтернатива: зная о столь «плаксивом» нраве своей церкви, они заранее занимали сухие безопасные места… О доме священника скажем лишь, что он оказался достойным соперником церкви. В результате аббат решает поселиться у односельчанки, Александрины Марро. На оплату жилья идут деньги из личного жалованья священника, однако аббат ежемесячно получает приличную сумму в 75 франков: разделение государства и Церкви еще впереди…

Увы, выборы не за горами, и пылкий роялист превращает свою кафедру в избирательную трибуну, что будет стоить ему временного отстранения от должности и перевода в семинарию Нарбонны в качестве преподавателя. Однако некоторое время спустя епископ решает вернуть священника на прежнее место работы.

К слову заметим, что твердая роялистская позиция Соньера в момент выборов играла ему на руку: благодаря ей кюре приобрел симпатии высшего французского общества, в частности графини де Шамбор. Быть может, это как-то связано с внезапным обогащением аббата? Вне всякого сомнения, он получает от высшей знати солидную финансовую поддержку; возможно, от нее же он узнает некие тайны, связанные с династической линией.

Когда обе партии пришли к необходимому политическому компромиссу, аббат вновь вернулся к своей повседневной работе в Ренн-ле-Шато. Будучи уроженцем этих мест, он прекрасно владеет провансальским наречием. Зная, как поддержать свое положение в обществе, он предупредителен и услужлив: это разумный человек и хороший советчик, что признают даже одержавшие победу на выборах республиканцы. И кроме того… женская половина населения оценивает не только здравый ум и любезность священника: темноволосый, хорошо скроенный аббат, несмотря на грубоватые черты лица, считается красивым мужчиной. Однако владеет ли наш аббат какой-либо информацией, наметил ли он план действий?

В свое время мы обратим внимание на некоторые непроясненные обстоятельства этого дела. Однако стоит ли внести в их список смерть нотариуса из Кийана, о которой упоминает Морис Гингам в «Золоте тамплиеров»[1]? Ознакомимся с его версией этой истории.

По словам Гингама, нотариус Кийана попросил аббата, прекрасного латиниста, помочь ему в переводе документов, важных для делопроизводства: они якобы могли подтвердить его права на некоторые земли около Ренна. Нотариус, показавший аббату лишь часть документов, предполагал, что в них говорится о некоем сокровище. Разумеется, аббат поймал юриста на удочку, притворившись, что не верит ни единому его слову. Рассерженный нотариус бросил Соньеру: «Вы напрасно смеетесь! Я уверен, что знаю, где находится место, о котором идет речь. Мы отправимся туда вместе». Это произошло 24 октября 1885 года, в день внеклассных мероприятий: аббат в компании нотариуса повел детей на экскурсию в горы. Школьники, отставшие от взрослых, вскоре услышали крик: окровавленный, но живой аббат звал на помощь — было ясно, что произошло несчастье. Соньер был тяжело ранен, нотариус же скончался, не приходя в сознание.

Расследование, проведенное жандармерией в спешном порядке, установило, что причиной смерти нотариуса стал несчастный случай; вполне возможно, что позднее следователю стали известны некоторые дополнительные факты. Не желая лицемерить, мы, как и любой детектив, принимаем во внимание все гипотезы a priori. Одна из них звучит так: нотариус узнал о тайнике, к которому было сложно подступиться. Он и его напарник добрались до этого труднодосягаемого места, но не избежали опасности: как нам известно, произошел несчастный случай с разными для каждого последствиями. Эта гипотеза не отбрасывает на аббата ни тени подозрений… Однако становится «предположением номер один» в списке гипотез о сокровищах Соньера.

Когда же аббат затеял реставрацию храма? В 1883 году муниципальный совет вновь постановил, что работы по починке церкви должны быть произведены как можно скорее; однако средств на эту статью расходов не хватало. В начале 1885 года в церкви не велось никаких работ. Аббат принялся за дело лишь в середине 1885 года или же в начале 1886 года: он получил необходимые для этого деньги от графини де Шамбор, скончавшейся вскоре после этого, в 1886 году. Какова была сумма, доверенная Соньеру? Почему графиня решила спонсировать его работы?

На первый вопрос есть два ответа:

1. Это была тысяча франков, если верить официальным счетам Соньера.

2. Это была сумма, необходимая для его дальнейших работ.

Второй вопрос, касающийся частного интереса графини к делам Соньера, тоже не дает определенного ответа.

Некоторые считают, что эта благородная дама преклонного возраста охотно занималась благотворительностью, помогая бедным священникам, заботящимся о восстановлении дома Божьего. Нам нечего возразить на столь «душеспасительное» объяснение, однако напомним, каково было положение графини в высшем обществе: Мария-Тереза Габсбург-Гессенская, вдова Генриха Бурбон-ского, герцога Бордо, графа де Шамбора, который едва не взошел на французский престол. Королевская династия Габсбургов. Королевский дом Франции…

Но более важным, на наш взгляд, является другой вопрос, о котором часто забывают: почему и при каких обстоятельствах Соньер, тогда еще ничего не знавший и ничего не отыскавший, решил обратиться к столь знатной даме?

В 1887 году аббат задумал заменить старый алтарь: если верить запискам аббата, хранящимся в архиве Каптье-Корбю, алтарь был сделан из простой плиты, установленной на двух опорах-колоннах, одна из которых была резной.

Что известно о жизни Соньера в период его работ в церкви? Священник ведет скромный образ жизни: порой ему не хватает денег даже на оплату завтраков и обедов, которые готовит ему Александрина Марро. Охота на куропаток и ловля форели скрашивают его будни и позволяют держать себя в хорошей форме. Из суммы, подаренной графиней на реставрацию церкви, аббат не потратил на себя ни сантима.

Замена старого алтаря сыграла большую роль в дальнейшей судьбе священника. О том, что произошло при этом, незамедлительно рассказали каменщики Руссе и Бабу, принимавшие участие в реставрации храма. Приподняв тяжелую алтарную плиту, Соньер и подсобные рабочие обнаружили, что одна из опор алтаря наполнена сухими листьями. Внутри полой опоры хранились три деревянные трубки, запечатанные воском. В них были пергаменты.

Как только об открытии стало известно, аббат вступил в переговоры с мэром: глава деревни желал бы хранить эти документы в архиве муниципалитета, но аббат настаивал на своем: «В таком случае наши пергаменты будут собирать пыль на полках. В городе есть любители древностей, которые захотят купить их за большую цену; я позабочусь об этом». Соньер тронул чувствительную струну в душе мэра, глава муниципалитета дал свое согласие при условии, что деньги, вырученные с продажи документов, пойдут на обновление храма. Возможно, мэр потребовал, чтобы с пергаментов были сняты копии; это дело он также поручил аббату. Изучением пергаментов мы займемся в следующей главе, не упуская из виду и то, что подобное исследование ставит множество спорных вопросов, например: соответствие копий оригиналам или же вопрос по поводу того, со всех ли документов они были сделаны.

Каковы были дальнейшие действия Соньера? История, о которой сейчас пойдет речь, полна неясностей. Пытаясь восстановить предполагаемый ход событий, Жерар де Сед («Проклятое сокровище Ренн-ле-Шато», 1967) опирался в своем расследовании на vox populi, но его теорию не подкрепляет ни один убедительный документ. Правда и то, что главные действующие лица этой истории, должно быть, постарались уничтожить любые письменные свидетельства, проливавшие свет на это дело…

Итак, аббат попытался расшифровать документы, точнее, понять тайный смысл, вложенный в текст, на первый взгляд не представляющий трудности для перевода. В начале 1893 года он рассказал о своей находке епископу Каркассона монсеньору Бийару. Прелат был весьма удивлен тем, что Соньер задумал продать документ, столь сильно его заинтриговавший. Аббат признался, что это не входило в его намерения, однако он проводил ночи над текстом, пытаясь уяснить его истинный смысл, в чем, к сожалению, не преуспел. Возможно, интеллектуальный уровень епископа превосходил его семинарские познания; так или иначе, прелат ввел Соньера в довольно необычный для католика круг людей…

Монсеньор посоветовал аббату отправиться в Париж: среди его столичных знакомых были духовные лица, страстно любившие историю и знавшие толк в палеографии. Епископ Бийар снабдил Соньера деньгами (1400 франков), покрывавшими расходы путешествия. Кстати, часть этой суммы причиталась мэру: поскольку Соньер не продал документы, эти деньги были призваны уверить главу муниципалитета, что сделка все же состоялась. Ложь во имя всеобщего блага была прощена епископом заранее.

Жерар де Сед повествует о том, что в Париже Соньер направился к аббату Биелю, настоятелю церкви Сен-Сульпис. Аббат, извещенный епископом Каркассона о миссии Соньера, тщательнейшим образом изучил документ. Восемь дней священник провел в ожидании разгадки. Желая обеспечить гостю из провинции приятный досуг, аббат Биель познакомил его со своим племянником, издателем Ане, а тот в свою очередь ввел Соньера в круг своих друзей и знакомых. Надо отметить, что столичная среда, в которой очутился Соньер, сильно отличалась от того привычного кружка, в котором коротал время скромный деревенский кюре. Монах Эмиль Оффе, блестяще образованный молодой человек, свободно владел несколькими языками и увлекался Средневековьем, совершенствуя свои знания в области палеографии и криптографии. Уроженка Руэрга Эмма Кальве, одаренная восхитительным сопрано, прошла нелегкий путь от нищеты, которую она познала в детстве, до всеобщего признания. Заняв к тридцати годам видное положение среди див мирового уровня, Эмма Кальве исполняла арии Кармен в присутствии самой английской королевы и играла Маргариту в прославленных театрах Европы. В перерыве между двумя триумфальными турне, в то время когда Соньер ожидал окончания работ над переводом, Эмма Кальве решила сделать остановку в Париже. Их встреча, по мнению некоторых, повлекла за собой неожиданные последствия: между аббатом и певицей вспыхнула страстная любовь. Другое знакомство было менее волнующим, но не менее важным в жизни Сонье-ра: Клод Дебюсси, композитор, написавший музыку к «Пелеасу и Мелисанде», и, предположительно, великий магистр Приората Сиона, общества, якобы появившегося на свет одновременно с орденом тамплиеров.

В это время в Париж был ареной действий целых трех тайных политических обществ. Вопрос этот подробно освещен такими известными авторами, как Жан Робен, Жан-Мишель Тибо или знаменитое британское трио Байджент—Ли—Линкольн, что позволит нам посвятить всего лишь параграф этой неисчерпаемой теме.

Итак, в вышеозначенное время во Франции появились своего рода философские общества, деятельность которых корнями уходила в политику. Одни из таких группировок ратовали за реставрацию монархического строя, проповедуя религию, выходящую за привычные рамки: Великий Монарх, Апокалипсис. Нет почти никакого сомнения в том, что Папа Римский, находившийся в то время на Святом престоле, не предпринимал никаких попыток приструнить или уничтожить подобные группировки. Другие общества преследовали цели, не связанные с монархическими или религиозными идеями. Стоит упомянуть, что в то же время австрийский император вынашивал мечту о главенстве над европейскими государствами, которого он мог добиться при помощи религии: он был главой Священной Римской империи. Впоследствии мы увидим, что подобные общества и личности вполне могли использовать в своих личных целях те «разоблачающие» сведения, которые таились в документах, найденных Соньером. Всего лишь предположение, скажете вы? Доказательства, которые мы приведем, позволяют дать как отрицательный, так и утвердительный ответ. Однако вернемся в 1893 год. После того как аббат отчитался перед епископом, прелат отдал ему сумму, предназначенную для мэра, и Соньер возвратился в Ренн-ле-Шато. Он привез из Парижа копии двух полотен мастеров: «Пастухи Аркадии» (Пуссен) и «Искушение святого Антония» (Теньер), а также портрет папы Климента V и свой собственный фотопортрет, сделанный известным столичным фотографом. Правда, насчет фотопортрета в последние дни разгорелся спор: вполне возможно, что на нем изображен не Беранже Соньер, а его брат. Однако исследователи сходятся в том, что с этого момента Соньеру был известен секрет, ставший залогом его богатства. Можно ли быть уверенным в том, что воспоминания людей, на основе которых Жерар де Сед выстроил предполагаемую цепь парижских событий, донесли до нас самое важное, ничего при этом не прибавив и не упустив?

Вопрос о путешествии Соньера в Париж и по сей день остается нерешенным. Один из современных авторов, ссылаясь на тексты, доступные публике, сумел даже заявить следующее: «Мы не располагаем свидетельствами того, что Соньер совершал свое знаменитое путешествие; более того, мы даже не уверены в том, что кюре показывал пергаменты епископу Бийару — тому нет ни единого доказательства». Таким образом, на наше усмотрение представлены две противоположные гипотезы. Первая: никакого путешествия на самом деле не было; рассказ о нем используется теми, кто стремится придать излишнюю таинственность делу Соньера. Вторая: путешествие, во время которого аббат приобрел столь странные знакомства, все же имело место; отрицают этот факт те, кто стремится всячески принизить значимость дела Соньера.

Вернемся немного назад и посмотрим, могло ли богатство Соньера появиться в силу иных причин, не связанных с епископом Бийаром, таинственными документами или тайными обществами. Действительно, обогащение могло быть вызвано находкой сокровища, спрятанного в церкви, однако в таком случае возникает вопрос: насколько оно было велико? Рассказ звонаря Каптье, поведавшего о том происшествии своей семье, варьируется. Что стоит за этим — вымысел или сознательное искажение фактов? Приведем его слова: «Во время сноса алтаря плита была приподнята. Увидев то, что находилось под ней, аббат Соньер отослал каменщиков, сославшись на то, что пора оставить работу и пойти пообедать. Однако они успели заметить сосуд, наполненный сверкающими предметами. Один из рабочих поинтересовался у Соньера, что это могло быть; аббат ответил, что это лурдские медали». Медали из Лурда, найденные в вестготской опоре, чудо из чудес, относящееся к Деве Марии, если оно имело место! С другой стороны, если верить господину Декадейя, аббат нашел в церкви не один, а несколько тайников, в которых, однако, были припрятаны незначительные ценности, а не баснословное сокровище.

Не меньшие трудности всплывают при попытке установить хронологию событий. Жерар де Сед утверждает, что аббат нашел клад лишь после возвращения из Парижа. Тайник находился под плитой, расположенной в нижней алтарной части, под «Плитой рыцарей», к которой мы еще вернемся. В вырытой на ее месте метровой яме аббат обнаружил два скелета и котелок, наполненный сверкающими предметами.

Жизнь Беранже Соньера улучшается: отныне он снимает жилье у семьи Денарно. Такие неприметные семьи, живущие в любой французской деревушке, можно описать в нескольких словах: добропорядочность, набожность, труд. Двадцатилетняя Мари Денарно, крепкая выносливая девушка, становится служанкой священника. Отношения между аббатом и служанкой перерастают в нечто большее? В ответ на этот простой вопрос многие лишь пожмут плечами. Со своей стороны заметим, что подобные проблемы не интересуют нас ни в малейшей степени: они не дают ключа к тайне сокровищ. Отметим лишь то, что Мари Денарно будет рядом с Беранже Сонь-ером и в горести, и в богатстве, храня верность аббату до конца своих дней: она унесет его секрет за собой в могилу. Прибавим еще и то, что каждый день и почти каждую ночь Мари приходила на могилу кюре, что может показаться нам своеобразным ритуалом.

Итак, аббат нашел некие документы и золото. Это золото позволило ему на время забыть о материальных проблемах (за исключением, разумеется, проблемы, заключавшейся в перепродаже драгоценностей). Однако вопрос о том, что стало с документами, найденными Соньером, еще предстоит решить. Это станет целью нашего дальнейшего исследования.

Проходит время — и наш священник, преисполненный почтения к усопшим и к их последнему пристанищу на земле, замечен в довольно странном деле. По ночам он проникает на деревенское кладбище и приводит в порядок могилы — правда, способы наведения порядка несколько своеобразны. Речь идет о могильной плите Мари де Негри д'Абль, скончавшейся веком ранее. Мы уже говорили, что маркиза была единственной хранительницей секрета Ренна, ключ от которого она передала своему духовнику, аббату Бигу. Напомним также, что аббат Бигу составил некую эпитафию, начертав ее на гробнице маркизы. Что же сделал Соньер? Переместив плиту в другой конец кладбища, он, захватив необходимые приспособления, старательно зачистил эту надпись. Зачем священник передвинул могильный камень? Сам аббат объяснял это тем, что данная плита, как и некоторые другие, будет строительным материалом для будущего оссуария: на переполненном кладбище более не хватало места для новых захоронений. Однако подобные действия пришлись не по вкусу прихожанам — начались всевозможные толки и пересуды. В конце концов муниципальные власти потребовали от Соньера оставить мертвецов в покое. Те, кто стремился найти ключ к тайне в таинственной эпитафии, справедливо считали, что мэрия вмешалась в это дело слишком поздно. Тем не менее попытки восстановить надпись привели к положительному результату. Самое известное ее прочтение принадлежит Эжену Стублейну, давшему описание этой плиты в своем произведении «Гравированные камни Лангедока». Мы воспроизведем надпись в следующей главе, однако заметим, что в настоящее время ни один экземпляр «Гравированных камней Лангедока» невозможно достать… что вызывает некоторые сомнения в существовании самой книги или, в крайнем случае, репродукции интересующей нас могильной плиты.

С корзинами за плечами аббат и Мари Денарно бродят в окрестностях деревни, собирая красивые камни для маленького церковного сада. Соньер хочет украсить его, построив из камней миниатюрный грот. Будет ли он напоминать какую-либо из пещер в этой местности или, быть может, Лурдскую пещеру? Или место рождения Сына Божьего? Возможно ли, что это указание на некий географический объект? Все эти предположения, даже предпоследнее, имеют право на существование.

Соньер проводит много времени в поездках: довольно часто он покидает Ренн с тяжелым чемоданом в руках. Никто не знает, какова цель этих путешествий. Его письма адресованы людям, живущим в приграничных городах Испании, Италии, Швейцарии, Германии, Бельгии и Австрии. Он знаком с ювелиром из Мазаме, в Тарне, и ведет деловую переписку с парижским банком «Петижак», представитель которого то и дело появляется в Ренн-ле-Шато. Некоторые из коллег аббата получают от него дорогие подарки: золотую дароносицу, коллекцию монет. Все это позволяет предположить, что аббат поместил часть своего богатства в банке Франции, а другую часть за границей.

Однако мы вновь прервем рассказ о Соньере, чтобы высказать еще одно предположение о природе сокровищ аббата. Не стоит забывать, что внезапное обогащение иногда было связано с находкой золотых слитков. Такое случалось в этих краях: в XVIII веке на плоскогорье был найден слиток весом в 20 кг, сделанный из переплавленных арабских монет; в 1860 году неподалеку от Шар-боньер нашли слиток в 50 кг, покрытый смолой. Драгоценная находка — массивная золотая статуэтка — была обнаружена во времена Соньера в хижине у ручья Кулер.

Земля Ренна хранит множество легенд о сокровищах. Пожалуй, самая древняя из них повествует о том, как финикийцы подожгли Пиренеи ради того, чтобы превратить их в расплавленное золото, которое затем они увезли на своих кораблях. Известны истории о пещерах, в которых было припрятано золото различного происхождения. Местное предание гласит, что в 1645 году пастушок Пари вернулся домой с «полным беретом» золота. Соплеменники забросали несчастного камнями, поскольку он не захотел указать путь к пещере, где оно хранилось! Существуют свидетельства того, что этот драгоценный металл шел на отделку римских терм Ренна, а неподалеку от Ренн-ле-Бен в XVII-XVIII веках находились золотые рудники. Мы могли бы упомянуть еще множество подобных историй, однако остановимся лишь на одной из них,

Она произошла в семидесятых годах двадцатого века. Ювелир департамента Од был знаком с одним золотоискателем, каких в Ренне, надо заметить, предостаточно. Однажды искатель сокровищ сообщил ему, что нашел большое количество золота. В доказательство своей находки он принес торговцу древнее украшение: браслет Толедской школы (приблизительно XI в.) из чистого золота, вправленного в железную оковку. В этом случае лучше употребить выражение «чистое золото», а не «золото в 18 каратов», то есть на 18/24 состоящее из настоящего золота, а на 6/24 — из серебра и меди, благодаря чему слиток приобретает твердость. Однако к слову заметим, что этот драгоценный металл никогда не бывает полностью «чистым», в нем всегда есть примесь инородных молекул: так, в золоте, добываемом в Сальсинь (департамент Од), содержится мышьяк.

Наш ювелир прекрасно знал об этой особенности, а потому решил проверить металл на присутствие в нем посторонних примесей. По счастливой случайности сын ювелира работал на атомной электростанции, что позволило нашему герою получить доступ к спектрофотометру, прекрасному аппарату, способному обнаружить даже микроскопические примеси и определить их происхождение. Экспертиза показала, что золото было чистым, но в нем содержался кобальт. Эта особенность дала возможность установить, что золото было восточно-африканского происхождения, времен Соломона и царицы Савской! Вот чем оказалось «золото вестготов»…

Однако вернемся к аббату Соньеру. В 1896–1897 годах группа рабочих и инженеров вовсю трудится в церкви: они переставляют окна, разрабатывают план прохода, соединяющего ризницу и зал в глубине помещения, и пробивают стену, чтобы встроить лестницу, ведущую к новой кафедре. Пол у входа в церковь делают из черной и белой плитки, образующей шахматный узор.

Интерьер церкви преображается: появляются новые скульптуры и картины, обновлены тимпан, витражи и картины, изображающие этапы крестного пути. Вникая во все изменения не хуже дотошного подрядчика, Сонь-ер без колебаний подновляет некоторые полотна. Кропильница оказывается в руках дьявола. В апсиде храма появляются два младенца Иисуса, один в объятиях Марии, другой на руках Иосифа. На многочисленных картинах, запечатлевших крестный путь, можно распознать окрестности Ренн-ле-Шато. Одни находят в храме следы ордена розенкрейцеров, другие видят в расположении алтаря, кропильницы и кафедры намеки на принадлежность Соньера к масонской ложе. Однако мы еще не добрались до самого необычного!

Расстояние длиною в век меняет многое, в том числе и вкусы зрителей: кто-то назовет этот храм оригинальным, кто-то сочтет его безобразным, а кому-то и вовсе не захочется остаться в нем даже на короткое время. «Terribilis est locus iste», — гласит надпись, начертанная в церкви. Ужасно это место — или причудливо?

В 1897 году епископ, покровительствующий Соньеру, прибывает в Ренн-ле-Шато, чтобы освятить храм. Долго он в нем не задержится… Однако неужели прелат не знал о том, как продвигались дела его подчиненного?

Дела продвигались следующим образом: аббат скупил все земли, прилегающие к дому священника. Так, в его распоряжении оказалась верхняя часть деревни, расположенная на горном выступе. Сейчас на этом месте находится автостоянка для машин, обслуживающих каменоломню; сложенная из камня, она напоминает огромную головку швейцарского сыра; по склону спускается неровный сад. Местность для застройки была преобразована в соответствии с проектом восхитительного поместного ансамбля, который планировал построить аббат. По непригодной для этого дороге на вершину мыса, на котором расположен Ренн-ле-Шато, были доставлены 6000 кубических метров земли. Господин Бутьон, владелец поместья, утверждал, что для одной только транспортировки земли и щебня в то время требовалось восемь тысяч повозок, запряженных быками. Между тем это значительный расход, не фигурирующий ни в одном платежном списке аббата.

Над пропастью Соньер воздвиг башню Магдала. На ее верхнем, втором этаже расположена библиотека, которую священник будет пополнять дорогими изданиями духовной и светской литературы. Вилла «Вифания» построена рядом с домом священника: это самый красивый дом в деревне, настоящая усадьба богатого дворянина. По замыслу Соньера между двумя зданиями появились сад и огород, оранжерея и искусственные водоемы. Все владение обнесено высокой неприступной стеной, а от башни Магдала начинается дозорный путь, бросающий вызов как бездне, так и людям, пытающимся ее одолеть.

Что же, поговорим немного о деньгах? Сколько стоило такое поместье, для того времени и места превышавшее все нормы, особенно если учитывать то, что его строителем был обычный священник? В 1967 году Жерар де Сед оценил владения аббата в миллион франков золотом, но в последующем издании своей книги он уменьшил эту цифру. Принимая во внимание издержки, связанные с транспортировкой и погрузочно-разгрузочными работами, стоимость поместья должна была значительно превышать ту сумму, которая была заявлена аббатом в отчете своему начальству.

Владелец «Вифании» часто принимает гостей, потчуя их изысканными блюдами и винами. Попытаемся свести знакомство с завсегдатаями виллы… но, увы, мы не сможем описать всех гостей: упоминания о них затерялись во времени. Довольно ощутимая потеря для нашего расследования: таинственные, ныне неизвестные посетители виллы могли бы указать нам, в каком направлении следует двигаться, чтобы раскрыть тайну Соньера. В нашем распоряжении есть лишь несколько человек, о которых мы не замедлим рассказать. Думаем, читатель простит нам небольшой сбой в хронологии, который мы позволим себе сделать в последующем очерке.

Коллегой Соньера был аббат Анри Буде, ведавший делами паствы в деревеньке по соседству, Ренн-ле-Бен. Расстояние между деревнями (пятнадцать километров по основной дороге) можно было сократить, воспользовавшись каменистой тропой, ведущей в Лавальдье. Еще меньше оставалось пройти тому, кто решился бы срезать путь, идя напрямик, через гору. Кюре Буде слыл образованным человеком, сведущим в науках. Авторы, желавшие видеть в Соньере члена какого-либо тайного общества, часто приписывали Буде роль главы подобной организации — или ее надзирателя, внимательно относящегося к мельчайшим проступкам. Тот факт, что оба священника часто встречались, почти не вызывает сомнений. В бытность свою аббат Буде привлек к себе общественное внимание, выпустив в 1886 году книгу «Истинный кельтский язык, или кромлех Ренн-ле-Бен». Основной мыслью этого произве



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: