ПАРАДОКС ОБ АКТЁРЕ.
(отрывки)
I
Природа — вот кто дает личные качества, лицо, голос, силу суждения, тонкость. Изучение великих образцов, знание человеческого сердца, уменье обращаться в свете, упорная работа, опыт, привычка к сцене совершенствуют дары природы. Природный актер часто отвратителен, иногда превосходен. Как может природа без искусства создать великого актера, когда ничто на сцене не повторяет природы, а все драматические произведения написаны согласно известной системе правил?
Актеры, играющие нутром неровны. Не ждите от них никакой цельности; игра их то сильна, то слаба, то горяча, то холодна, то плоска, то возвышенна. Завтра они провалят место, в котором блистали сегодня, зато они блеснут там, где провалились накануне.
Назвать чувствительностью способность передавать все характеры, даже характеры свирепые, значило бы злоупотреблять словами. Если следовать единственному смыслу, принятому по сей день для этого слова, то чувствительность, как мне кажется, есть свойство, сопутствующее слабости всех органов, связанное с подвижностью диафрагмы, живостью воображения, тонкостью нервов, которое делает человека склонным трепетать, сочувствовать, восхищаться, бояться, волноваться, рыдать, лишаться чувств, спешить на помощь, бежать, кричать, терять разум, преувеличивать, презирать, пренебрегать, не иметь точных представлений об истине, добре, красоте, быть несправедливым и безрассудным. Бурные потрясения не для этих слабых душ. Остерегайтесь преподносить им слишком сильные образы.
_________________________________________________________________
Меж тем актер, который играет, руководствуясь рассудком, изучением человеческой природы, неустанным подражанием идеальному образу, воображением, памятью, — будет одинаков на всех представлениях, всегда равно совершенен: все было измерено, рассчитано, изучено, упорядочено в его голове; нет в его декламации ни однообразия, ни диссонансов. Пылкость имеет свои нарастания, взлеты, снижения, начало, середину и высшую точку. Те же интонация, те же позы, те же движения; если что-нибудь меняется от представления к представлению, то обычно в пользу последнего. Такой актер не переменчив: это зеркало, всегда отражающее предметы, и отражающее с равной точностью, силой и правдивостью. Я хочу, чтобы актер был очень рассудочным; он должен быть холодным, спокойным наблюдателем. Следовательно, я требую от него проницательности, искусства всему подражать или способности передавать любые роли и характеры, но никак не чувствительности.
Никакой чувствительности! Если б актер был чувствителен, скажите, по совести, смог бы он два раза кряду играть одну и ту же роль с равным жаром и равным успехом? Слишком горячий на первом представлении, на третьем — он выдохнется и будет холоден как мрамор. Не то внимательный подражатель; после первого появления на сцене под именем какого-либо персонажа, он строго копирует самого себя или изученный им образ, неустанно следит за нашим восприятием; его игра не только не ослабеет, а укрепится новыми собранными им мыслями; он либо станет еще пламеннее, либо умерит пыл, и вы будете все больше и больше им довольны. Если он будет самим собой во время игры, то как же он перестанет быть самим собой?
Весь талант актера-подражателя состоит не в том, чтобы чувствовать, а в умении так тщательно передать внешние признаки чувства, чтобы вы обманулись. Вопли скорби запечатлены в его слухе, жесты отчаяния он знает наизусть, они разучены перед зеркалом. Он точно знает момент, когда нужно вытащить платок и разразиться слезами; ждите их на определённом слове, на определённом слоге, ни раньше, ни позже. Эта дрожь в голосе, отрывистые фразы, глухие или протяжные стоны, трепещущие руки, подкашивающиеся колени, беспамятство и исступление — чистое подражание, заранее разученный урок, патетическая гримаса, высочайшее кривляние, которое актер помнит долго после того, как затвердил его, и в котором отдает себе отчет во время исполнения; но, к счастью для автора, зрителя и самого актера, оно не лишает его свободы духа и требует лишь, как и другие упражнения, затраты физических сил.
_________________________________________________________________
Как только роль сыграна, актер испытывает величайшую усталость, голос его слабеет, он должен переменить белье или прилечь; но ни следа от волнения, скорби, грусти, изнеможения души. Все эти впечатления уносите с собой вы. Будь по-другому, звание актера было бы несчастнейшим из званий, но он не герой, — он лишь играет его, и играет так хорошо, что кажется вам самим героем: иллюзия существует лишь для вас, он-то отлично знает, что остается самим собой. Итак, я стою на своем и говорю: «Крайняя чувствительность порождает посредственных актеров; посредственная чувствительность порождает толпы скверных актеров; полное отсутствие чувствительности создает величайших актеров».
Великий актер наблюдает явления, чувствительный человек служит образцом для актера; последний обдумывает этот образец и, поразмыслив, находит, что нужно прибавить, что отбросить для большего эффекта. Словом, действие всегда следует за рассуждением. Великий актер это ни фортепиано, ни арфа, ни клавесин, ни скрипка, ни виолончель; у него нет собственного тембра, но он принимает тембр и тон, нужный для его партии, и умеет применяться ко всем партиям. Великий актер — чудесный паяц, которого автор дергает за веревочку и в каждой строке указывает ему истинную форму, какую тот должен принять. Самим собой человек бывает от природы, другим его делает подражание; сердце, которое себе придумываешь, не то сердце, которое имеешь в действительности. В чём же состоит истинный талант? Величайший актёр — тот, кто лучше изучил и в совершенстве передал внешние признаки высоко задуманного идеального образа.
_________________________________________________________________
Быть чувствительным это одно, а чувствовать — другое. Первое принадлежит душе, второе — рассудку. Можно чувствовать сильно, и не уметь передать это. Можно передать хорошо, когда бываешь один, в обществе, у камина, читаешь или играешь для нескольких слушателей, и не создать ничего значительного на сцене. Можно на сцене, с помощью так называемой чувствительности, души, теплоты, передать хорошо одну-две тирады и провалить остальное; но охватить всю ширь большой роли, показать себя равным в местах спокойных и бурных, быть разнообразным в деталях, гармоничным и единым в целом, выработать строгую систему декламации, способную сгладить даже срывы поэта, — возможно лишь при холодном разуме, глубоком суждении, тонком вкусе, упорной работе, долгом опыте и необычайно острой памяти. Тот, кто выходит из кулис, не зная заранее своей игры и не разметив роли, останется на всю жизнь дебютантом; если же актер этот смел, самонадеян, талантлив и рассчитывает на свою сообразительность и профессиональный навык, — он обманет вас своим жаром и опьянением, и вы будете рукоплескать его игре, как ценитель живописи улыбается при виде смелого наброска, где все намечено и ничего не разрешено. Такого рода чудеса можно увидеть в балагане на ярмарке.
II