Кто-то заорал:
– Да в строительстве коммунизма! Ети его в душу мать!
– Еще в чем?
– Что детей рожать надо! – опять заорали из зала.
– Что семью заводить.
– Мать, отца слушать.
– Что попов надо слухать, – раздался хор голосов.
– Что Бог – Аллах, а не Кришна, или Кришна, а не Аллах.
– Что на дядю батрачить надо.
– Торговать стыдно.
– Что богато жить нехорошо, – продолжали раздаваться реплики. Зал бесновался.
– Хорошо, хорошо, – стал успокаивать всех Рулон, – я вижу, что вы уже кое-что знаете. Молодцы, ребята! Как же енто все нам назвать одним словом? В общем, это все голимая мораль, – подытожил он.
– Мышиная мораль!
– Программа зомби! – раздались реплики из зала.
– Вот-вот, это нам и мешает жить. Истинное учение – не то, которое нам даст новую, какую-то особую мораль. Это – туфта! Истинное учение Секору – это то, которое покажет нам абсурдность любой морали и научит нас жить не в узде предрассудков, а жить согласно разуму, согласно пониманию, – заорал Рулон.
– Да, точно, мы не овцы, чтоб нам мораль качали!
– Мы хотим жить разумно!
– Мы хотим видеть все, как оно есть.
– Мы хотим понимать! – раздались выкрики.
– Кому же нужна вся эта мораль? Она нужна правительству, чтоб держать в узде стадо! – заорал Рулон, – Да, для стада баранов нужна мораль. Но мы с вами уже не стадо. Мы учимся быть индивидуальными! Людьми элиты! Свободными людьми! Для этого вам надо сбросить ярмо мышиной морали: коммунистической, христианской, мусульманской и прочей идеологии. Это все бред сивой кобылы! – бесился Рулон, – это упряжь для стада баранов. Кто не хочет быть свободным человеком? Кто хочет быть бараном? Попрошу выйти отсюда баранов. Стадо и кнут – мораль, проповедь попов и агитация коммуниста – это не для нас. Нам нужна свобода, которая нам даст свободу от всяких предрассудков, всяких догм от всякой пропаганды и рекламы. Нам нужны разумность и понимание!
– Да, так и есть!
– На помойку догмы!
– Да здравствует знание!
– Без ума-то плохо! – раздались выкрики из зала.
– Ни Горбачев, ни Ельцин, ни Сталин нам не помогут. Никто вам не поможет. Не ждите, если вы останетесь толпой баранов. Становитесь индивидуальностью. Освободитесь от общественных предрассудков, и вам не понадобятся ни пенсия, ни пособия по безработице. Вы сумеете всего достичь сами. Так же как и я. Другого пути нет. Вам может помочь только Истина, только Знание, только реальное видение жизни. – Ну, хорошо, – сказал Рулон, – А теперь пусть выйдет кто-то из вас и скажет, как закозлили вас общественные предрассудки.
По окончании лекции Рулона, все пребывали в высокоприподнятом эмоциональном состоянии. После того как Рулон дал знак, мы по одному стали выходить на сцену, рассказывать о том, как активно внушала нас мать.
И вот на сцену вышел мужчина средних лет, в черном костюмчике, белой рубашечке, галстук был почему-то в горошек, что выделяло его индивидуальность.
– Однажды, – начал рассказывать он, – предложил мне друг хорошую работу. Ну, думаю, смогу заработать хорошие деньги, а затрачивать особенно сил не надо. Я рассказал о своих новых планах матери, не знаю, зачем. Я так был рад новой работе. Мать же моя, сука, сразу начала отговаривать меня. Начала приводить в пример героя – отца, который срабатывался до костей на заводе. Дед мой на этом заводе же сработался, так вот и мне хотела того же пожелать, приговаривая, что это есть лишь проявление ее любви ко мне. А еще приговаривала, что я не смогу ничего добиться в жизни. Так и хотела сделать из меня мамочкиного сына, который сидит на шее до старости лет.
Все весело засмеялись, понимая, как круто обломала мать.
Действующее лицо на сцене переменилось, и внимание переключилось на девушку, на первый взгляд, она выглядела просто и особо не выделялась, но в ее словах чувствовалась какая-то зажигающая сила, глаза ее блестели ярким светом.
– Так, у меня однажды произошел конфликт с мамкой: я собиралась вечером на дискотеку, надела короткую юбку, обтягивающий топ, сделала пышную прическу, нанесла яркий макияж. Стоило ей, матери моей, случайно в коридоре увидеть меня, как тут же начался скандал, она с кем только не сравнивала меня. Больше всего она боялась того, чтобы я стала проституткой. А какая, нахуй, разница, ведь деньги, они же не пахнут.
Шумное веселье продолжалось, кто-то вышел на сцену и ярко жестикулируя руками стал беситься на мать, которая ничего в жизни хорошего не могла сделать:
– Решила я показать своей мамаше свои рисунки. Увидев это уебище, волосы встали дыбом. И она пыталась утвердить во мне то, что я являюсь самым бездарным созданием, что что бы я ни начала творить, все это будет страшным, ни на что не похожим творением. А еще говорила, что я слабая и бездарная.
Бить, мать, бить ее, – раздавались радостные выкрики. И все хотели побороть в себе те качества, которые внушила мать.
– Вот, что делает с нами невежество, в котором мы живем, которое втирали вам в мозги матери вместе со своим молоком. Но предрассудки проросли в вас уже достаточно глубоко. Они внедрились в ваше подсознание, ваши эмоции, тело. И сейчас мы проведем с вами практику, которая поможет ощутить вам всю власть над вами мышиной морали.
По знаку Гуру мы перешли в другой зал для практик. Он представлял собой спортивное помещение, в котором можно было танцевать или заниматься спортом. Однако нам предстояло делать нечто другое.
– А теперь, – объявил Рулон, – вам надлежит показать друг другу жопу!
В зале начался ропот и похихикивание.
– Во время ентой практики понаблюдайте за собой, смотрите, что же мешает, что не дает это сделать. И, хотя вы все понимаете, что енто практика, и шо усе вокруг енто делают, но голос мамы устыдает вас, внутрях появляется дискомфорт. Вот как глубоко засела в вас мышиная дурь, и одних рассуждений мало, чтоб вытравить все, нужна работа, серьезная работа над собой.
Я, признаться, сильно смутилась от мысли, что мне нужно будет сейчас показывать жопу. Я не знала, как ее показать, в трусах или нет. А вдруг кто-то увидит мои затычки – вот ужас – носились мысли в моей голове, ведь я совсем не готова сегодня показывать жопу. Как быть?
– Не спите! Осознавайте себя! – как гром среди ясного неба донесся до меня голос Рулона.
И тут я увидела себя со стороны, и ощутила в себе гигантскую силу страха, стыда, неудобства, которые не давали мне быть свободной. И, хотя я понимала, что это практика и, что меня даже одобрят за такое действие, но все же я испытывала сильный дискомфорт, который поддерживал во мне власть мышиной морали.
Тут я вспомнила, что именно этот дискомфорт мешал мне всю жизнь действовать разумно, выгодно, успешно, заставляя меня всегда действовать себе в ущерб, по заезженным мамочкиным рельсам, по грязной растоптанной мышиной колее.
«Нет! – решила я, – нужно учиться побеждать себя, переступать через ее ебанутые принципы и делать то, что я считаю правильным и нужным, вопреки всем ее тупым аксиомам».
Я представила себя в стриптиз-шоу и начала медленно поднимать свою юбку, эротично двигая телом, все больше оголяя свой зад. Я понимала, что такое действие больше соответствует моему образу себя, как смазливой самки, но пошла на этот компромисс, идя по линии наименьшего сопротивления, так как это мне было сделать легче. Другие рулониты, каждый исходя из своего образа, по-своему оголял срам. Кто-то пошло, делая вид, что срет, кто-то юморно, просовывая руки между своих ног, изображая из жопы лицо. Один панк прыгал назад, толкая всех своей голой жопой. Кто-то пердел, а один металлист сел и насрал прямо посреди зала. Шум и возня были необычайными. Наблюдая за другими, я также заметила, что каждый показывает жопу по-своему. Каждый ее показывает, исходя из представлений о себе.
Да, панк или металлист могли сесть и насрать, а мне бы это сделать из своего образа красотки было бы сложно. Тогда я не могла себя считать привлекательной, желанной и это бы доставило еще больше переживаний. А то, что я проявилась, как стриптизерша, удовлетворило критерий быть привлекательной. Увидев это, я еще раз убедилась в своей механичности и запрограммированности. Увидела ту глубокую, грязную колею, по которой я иду всю свою жизнь к могиле.
После практики мы снова перешли в лекционный зал, и очень кстати, так как в тренинговом зале уже невыносимо воняло говном, так как любителей пердеть и срать оказалось слишком много. Осуждая придурков, наваливших кучи испражнений, я не заметила, как сама наступила в чей-то жидкий понос. «Ешкин свет! – подумала я, – теперь я тоже буду пахнуть, и все это увидят».
Я начала обскребать носок туфли от навоза, шаркая им по полу, который уже весь был заляпан следами от растоптанного говна. Тут я заметила подоспевших уборщиков, набранных из учеников Гуру, которые оперативно очищали зал для следующих занятий. Подойдя к одному парню, я попросила у него тряпку, чтоб вытереть свои туфли.
– Что, в говно залезла? – балдел он, – все-таки зыкое место Рулон-холл, где еще, прикинь, так просто можно сесть и при всех нахезать? – Ха-ха-ха! – загоготал он.
Приведя себя в порядок, я пришла в лекционный зал, где уже шла мудрая проповедь.
– Сейчас вы столкнулись с тем, что знания – это не просто информация, знание – это то, из чего вы состоите, – кричал Рулон, – это ваши эмоции, ваши реакции, ваши чувства. Все они запрограммированы. И просто понять что-либо – мало, надо стать этим пониманием! А для этого старое, дурное «знание» мышиной морали должно быть разрушено, вы должны вырасти из него, но это трудно. И вот, когда человек идет тропой совершенства, в начале путь ему кажется радостным и легким, так как он воспринимает новую информацию только поверхностно. Она загружает ему мозги и ему кажется, что он растет, развивается, но он сам остается прежним. Он сам все также едет по задроченным рельсам социума со станциями: институт, семья, завод, могила. И когда человек развивается дальше, то он сталкивается с тем, что теперь нужно меняться, меняться реально, по-настоящему, и это уже не так легко и радостно, как читать книги или слухать лекции.
И вот, идя по тропе развития, человек натыкается на внутреннее препятствие, которое не дает ему идти дальше. Пути различны и препятствия тоже бывают различны. Но если ж вы хотите идти дальше, вам будет необходимо их преодолеть. У одних это может быть лень, апатия, пессимизм, синдром слабости. У других енто может быть привязанность к партнеру или его поиску, к детям, семье, насиженному месту, работе – синдром привязчивости. У третьих - это их эгоизм, желание не учиться, а ни хрена толком не умея, учить других, гордыня, трудность в следовании указаниям мастера, своеволие, упрямство, дух противоречия – синдром эго.
Именно эти три фактора и мешают ищущим идти дальше. Бывают и другие синдромы, но эти – основные, и для их преодоления одного знания о них недостаточно, нужна большая самоотверженная работа, чтобы преодолеть их. И лучший способ для этого – изменение условий жизни, перемена места, партнера, работы, окружения – является сильным толчком для начала глубоких внутренних изменений, но перемена эта должна быть благоприятна в духовном смысле, то есть уход в пещеру, монастырь, к Учителю и тому подобное, и если вы зашли в тупик, или хотите развиваться дальше, то меняйте эти условия. ГЫ-ИЧ-Ч-ОМ, – закончил Гуру свою проповедь, и мы повалили снова в уже вымытый и проветренный тренинговый зал, проводить динамическую медитацию.
В зале уже был полумрак, в котором всполохами света мигала светомузыка, ревели колонки, заводя толпу в бешеный танец. Это давало силу, энергию, это был словно толчок в жизни для развития. Проходящие практики в Рулон-холле позволяют раскрыть свою сущность. Как-то раз, идя в Рулон-холл я вспомнила свою первую встречу с Рулоном, которая оставила массу впечатлений.
Она происходила в лесу вместе с ближайшими учениками. Мы разожгли костер и грелись у огня в ожидании прихода Мудреца. Вдруг я услышала отборные маты, доносившиеся издалека, и незнакомое доселе напряжение охватило все мое существо. Я оглянулась кругом и увидела, как к нашему костру приближаются ярко накрашенные женщины с черными волосами, в каких-то нелепых, не подходящих к их шикарному макияжу, одеждах и в резиновых сапогах. Они тащили в руках ветки для костра и громко матерились, пробираясь сквозь колючие кусты.
– Это жрицы, – тихо сказал мне Олег Козлов (один из учеников Рулона), и я почувствовала, что он также напряжен, как и я, но для него, видимо, подобное явление уже было привычным. Я же чувствовала жуткий дискомфорт, от которого все внутри переворачивалось. Одна из жриц показалась мне особенно зловещей, видимо, она олицетворяла огонь, и была настоящей Кали. Звали ее Прима, и материлась она громче и яростнее всех.
– Так! Здесь будет сидеть Учитель! – заявила она, указывая на большой камень около костра. – Отойдите отсюда быстро! – жесткий и не терпящий возражений голос заставлял меня вздрагивать от страха. Находясь в шоке, я даже не заметила, как к нам приблизился человек в кепке и старой брезентовой курточке, в сопровождении ярко накрашенной женщины, возраст которой было очень трудно определить. Он уселся на камень, предназначенный для Учителя, и стал идиотничать:
– Вот он я! – лепетал он детским голосом и глупо заулыбался.
– Вот Мудрец! – вторили ему жрицы.
Я, недоумевая, смотрела на человека, которого все называли Мудрецом, и никак не могла сообразить, что же происходит. Точка сборки поехала конкретно.
«Очевидно, это и есть Рулон, – думала я, созерцая нелепую картину, но в то же время какая-то часть меня ожидала чуда, – может, сейчас все-таки появится настоящий Рулон, который будет выглядеть, как подобает Учителю. Может, все-таки этот странный человек, сидящий на камне и корчащий глупые рожи, вовсе и не Учитель, а кто-нибудь другой? Может быть, это все розыгрыш?» Но вопреки моим ожиданиям, больше никто не появился, а тот, кого называли Учителем, начал всех поучать:
– Вот к чему вас приводит самосожаление – мамкина реакция на все происходящее, что даже с костром обращаться нет навыка и умения. А ведь если мы посмотрим, понаблюдаем за своими реакциями и поступками, то увидим, что все они происходят от самосожаления. Помните, как мать говорила: «Не получается что-то, начинай реветь, психовать или, еще хуже, опусти руки и успокойся». К чему это приводит? Ведь в это время, когда мы отступаем, мы не достигаем нашей цели, а еще активнее отходим назад. Но это еще хорошо, если цель есть. А то обычно даже элементарного нет у мышей – у них нет цели. Вот тогда и наступает шизофрения. От чего? – от безысходности. Когда не знаешь, что делать: и вперед идти некуда, и назад смысла нет. Вот так мы сами и разрушаем себе жизнь. Особенно это происходит тогда, когда мы начинаем реветь крокодильими слезами. Но! Как говорится: «Москва слезам не верит», поэтому хоть утоните в своих слезах – это вам не поможет. Только дура-мать могла вас круто наебать, сказав, что поплачь и все пройдет. Ведь вы же сами часто видели, как ревела ваша мать, когда у нее что-то не получалось. Она билась в истерике, волосы вставали дыбом, глаза красные, а под ними образовывались мешки. И кому после этого такое ничтожество было нужно? Так мало того, она не только себя доводила до такого состояния, она еще и вас активно этому учила. Говорила, мол, я такая бедная, несчастная, у меня в жизни ничего не получилось, давай вместе с тобой погорюем, поплачем. Вот так активно она вас завнушивала, показывая яркий пример собой, своим поведением. Вместо того чтобы разозлиться, разбеситься и начать активно действовать с мыслями: «Не получилось, а я все равно буду добиваться! Жестко бороться, чтобы больше такого отрицательного результата не было». Вот какая должна быть истинная реакция. А вы что?! Чуть что не по-вашему, сразу опускаете руки и ничего даже не пытаетесь сделать. Далеко ли вы так уйдете? Я вот всегда жесток, чтобы ни происходило, я не поддаюсь эмоциям. Я делаю так, чтобы это помогало мне в достижении моей цели. А вы привыкли делать множество ненужных действий. Что-то не получилось в одном, перешли к другому, там не получилось – к третьему. Так и будете бегать всю жизнь, и ни к чему не придете. Где же ваша собранность, жесткость и непримиримость в достижении цели. Ваша двойственность не поможет вам ни в чем. Сегодня я стремлюсь в Америку, завтра не стремлюсь. Сегодня хочу в Америку, завтра нет. Каков же будет результат? А никакого! Потому что если цель поставлена, то надо добиваться ее, стоя на крепком фундаменте, а не перескакивать с кочки на кочку, а то можно сильно упасть с какой-нибудь из них. Вот ведь как бывает. Вот к нам тут Сингарелла приехала, – говорил он, – она приехала вместе со своей подружкой в Рулон-холл, а теперь будет обучаться в доме Силы. Вот что нужно. А что в Рулон-холле-то происходит? – спросил он, обращаясь к ученикам. Те стали что-то рассказывать о проходящих практиках, но я была ошарашена увиденным и плохо соображала, о чем речь.
Позже я узнала, что Рулон жил в доме Силы со своими ученицами-жрицами, а все остальные ученики и ученицы жили в Рулон-холле и обычно раз в неделю некоторые из них встречались с Учителем. Я была не в состоянии что-либо обдумывать или оценивать, решать плохо это или хорошо и просто наблюдала за происходящим, не в силах понять все это своими мозгами.
– Ай-ай-ай! – внезапно закричал Рулон, падая с камня назад и раскинув руки в стороны.
Тут же с поразительной скоростью жрицы подскочили со всех сторон и стали поднимать Учителя. Они заботливо усадили его на камень и поправили кепку на голове.
– Упал, – прокомментировал Рулон, продолжая все также глупо улыбаться, – а сейчас мы будем купаться. Кто первый купается?
– Я! – радостно закричала Прима и стала раздеваться.
Я посмотрела на ледяную воду, и от этого зрелища стала мерзнуть еще сильнее, но видя, как все раздеваются, тоже разделась и, едва окунувшись, сразу же выскочила на берег. Благо, Лимон приучил к закаливанию, а то бы ни за что не полезла в реку в такую погоду.
– А где водолазный костюм? – спросил Рулон, когда все слегка посиневшие вылезли на берег.
Ученик, по имени Ачарья, достал из рюкзака снаряжение для подводного плавания и, натянув на себя, погрузился под воду.
– Мы и водолазы, и скалолазы, – комментировал Рулон, взобравшись на самый верх, – а теперь Сингарелла поплывет на лодке в дом Силы и будет там ждать нашего приезда.
Я села в лодку вместе с Ачарьей, и он переправил меня на другой берег, где и находилась дача Рулона. Войдя в дом, я стала с интересом осматривать здешнюю обстановку. На первом этаже находилась кухня и большая комната, где жили жрицы. В этой комнате был полный бардак. На зеркале и в шкафах валялись кучи дорогих нарядов и украшений. В картонных коробках была свалена самая лучшая косметика.
На втором этаже находилась комната Рулона, где, напротив, был полный порядок. На маленьком шкафчике стоял магнитофон, и лежало несколько книг. Позже я узнала, что Учитель приезжал на дачу по выходным вместе со жрицами, а в будние дни жил в городе, на квартире рядом с лесом.
Зайдя в лекционный зал, я увидела, что беседа уже началась, Рулон ходил по сцене и выкрикивал истину.
– Ебсель-мобсель, ебанный дед, ваше мировоззрение – енто ваши цели, а спрашивается: от кэда оно взялось? Укто его придумал? А дело было так. Миллионы лет назад, при Царе Горохе, когда люди стали переходить от счастливого животного состояния, когда они прыгали с ветки на ветку, так сказать, к человеческому, то бишь слезли с дерева и отбросили хвост. Царь Горох, возмущенный тем, что никак не может найти на своих подданных управу, вызвал попа Анания, и сказал ему, схватив его за козлиную бороду: «Слышь, папило, еслиф ты не уделаешь так, шобы народ услушался мэна, ян тебе посошу на кол, на большой осиновый кол, разорву им твой пердак до самого горла».
Испужился поп и с испуга придумал «заповеди бога», которые он всем стал втолдычивать в звериные тыквы: мол, бойтесь попасть в ад, стремитесь в рай, а для ентого услухайтесь меня, попа, то бишь Бога Царя Батюшку, животы свои сложайте за нашу державу, за Родину, за Сталина, на дзот. Побольше плодитесь и размножайтесь, чтобы воевать кому было за Царя, побольше работайте задарма на субботниках. А деньги – грязь, так шо лучше работайте бесплатно, за пенсию. Чтите мать и отца, ибо они теперь будуть с малолетства вас завнушивать, пока я еще за вас не принялся, и тоды долговечны будуть ваши страданья на земле, – много еще всякой нравоучительной хуеты базарил поп. И в конце концов так завнушал людей, что уделал из него тупое покорное стадо баранов, которыми вы и являетесь поныне. И чтобы всем не было плохо, нужно выбросить на помойку кандалы этого хуевого мировоззрения и жить просто разумно, жить для себя, а не мучиться, почему мир не справедлив, где добро, почему все не так, как я думаю. Это основа всему секоризму – начать отдыхать.
Прямо сегодня нигде не учиться ни в каких мышиных институтах, нигде не работать на дядю. Работать над собой и все остальное, шо вы уже зынаете так, что вясялитесь и отдыхайте, помните, вы никому нячаго не должны. Ваш долг быть умными, чтоб понять, в каком же вы дерьме и понять то, что вам на самом деле нужно.
После проповеди ко мне подошла Бочка и пригласила меня и Хиппу на занятия внутреннего круга Рулон-холла. С этого момента я попала в удивительный, сказочный мир, который был образован рядом с Учителем – Рулоном. Нас вместе с группой девиц и парой чадосов провели по коридору во внутренние покои Рулон-холла.
Не успела я зайти в комнату, как тут же ебнулась, споткнувшись об палки разломанного стула. Хиппа упала на меня и мы обе оказались на полу.
– Корова, блядь, осознанней нужно быть, – услышала я яростный голос жрицы с духовным именем Бочка.
– Ну, че вылупилась? – еще злобней заорала она на Хиппу, увидев, что та все еще сидит на полу, опешив от такого энергетического наката и даже не успела сообразить, что нужно делать, то ли обижаться, то ли смеяться, а может быть, что-то еще… Опомнившись, я встала и только хотела обидеться, как увидела, что другие ученики уже покатываются над нами со смеху и тоже заржала.
– Че ржете свиньи? Быстро за уборку, скоро Учитель придет – взбесилась Бочка.
Ученички сразу же заткнулись, так как знали – лучше ничего не говорить, а просто быстро все делать, тогда будет хорошо – часто говаривал Великий Рулон. И все ученики старались придерживаться этого святого правила.
–Так, свиньи, у вас пятнадцать минут, убрать всю комнату и сделать диван, где будет сидеть Учитель, – дала последние наставления Бочка и удалилась в кухню. Резко хлопнув дверью, слышно было как она стала носиться по кухне, гремя тарелками, вилками, переставляя какую-то мебель. Посмотрев на огромную кучу хлама: несколько коробок с одеждой, сломанные стулья, стопки каких-то бумаг, матрасы, одеяла. Все это было перемешано и разбросано по всему залу.
Я стала наводить порядок в комнате жриц, рассматривая и складывая по шкафам тряпки. Вдруг раздался грохот приближающихся шагов – это Рулон возвращался с прогулки. Войдя в дом, он сразу поднялся наверх вместе с Примой, которая всегда была рядом с ним. Со жрицами приехали еще две ученицы, Гита и Венера, которых как и меня привезли для прохождения необычных практик. Они, как и я, плохо еще соображали, что здесь происходит и напряженно рассматривали обстановку комнаты. Гита и Венера сидели вместе со мной в Ашраме, а теперь вот тоже удостоились практик по просветлению, хотя вряд ли имели понятие, что же кроется за этим прекрасным и таинственным словом.
Сейчас в окружении буйной энергии жриц мы трое новеньких сереньких чувствовали себя пришибленными и дрожали от страха. А это уже практика для просветления, которая раскрывала сущностное восприятие окружающего мира, избавляя от лишних нереальных мыслей о себе, от раздутого самомнения. Ты просто зашуганный зверек, который о себе ничего не мнит и реально чувствует окружающую опасность. Так вот я не думала, но всем своим существом предвидела нападение, которое не замедлило случиться.
– Ну, что стоите?! – яростно заорала Прима, сбрасывая с себя прогулочную одежду и как попало вываливая из шкафа нарядные тряпки, которые я только что аккуратно складывала, – нехуй стоять без дела! Марш на кухню мыть посуду! Быстро! Свиньи!
Мы все втроем помчались на кухню, радуясь тому, что нам не придется находиться в одной комнате с этой дьяволицей. Следом за нами влетела жрица по имени Сара и стала объяснять, что нужно делать. Она была не так агрессивна и командовала более спокойно. Пока мы наводили порядок на кухне, жрицы переодевались и красились. Меня поражала невероятная скорость, с которой они это делали. Казалось, в доме присутствовал бешеный вихрь, из-за которого и возникал вечный беспорядок. Жрицы все время спешили и не успевали складывать как надо вещи и косметику. Когда я варила рис для Учителя, на кухню ворвалась Прима, испепеляя всех нас злобным взглядом. Она уже успела нанести макияж, украсив лоб восточными узорами и облачиться в ярко-красное одеяние. На волосы Прима нацепила павлиньи перья и черную вуаль. Я рот открыла от удивления, впервые созерцая подобное чудо.
– Ну, че ты уставилась?! – самодовольно рявкнула Прима. – Что с рисом? Уже готов? Блядь! – разбесилась она, заглянув в кастрюлю с рисом. – Да разве ж это рис?! Это же хуйня! И это ты для Учителя так готовишь!
– Я никогда раньше не готовила рис, – стала оправдываться я.
– Не готовила? Да? – бесилась Прима, активно жестикулируя руками, а замуж ты собиралась?
– Ну да, вроде.
– Да муж бы тебя убил за такой рис, поняла, свинья?
Я кивнула головой, хотя не совсем понимала, почему это муж должен был меня убить, ведь замуж я собиралась по любви и, естественно, рисовала в своей башке романтические сцены своей семейной жизни. Тогда до меня еще не доходило, что красивые отношения – это удел исключительно медового месяца. Высказывать свое мнение я, конечно, не решилась. Да и Прима, видимо, не собиралась меня выслушивать. Видя мое смиренное принятие обвинения, она смягчилась.
– Вот так, – сказала она уже более спокойно. – И нехуй тут ходить, как серые мыши. Должны ярко краситься и одеваться. Марш в комнату приводить себя в порядок.
Мы все втроем поперлись в комнату, где все так же сохранялось напряжение. Но это напряжение так давило только на нас, новеньких, а для жриц оно было вполне привычно и даже само собой разумеющееся. Позже я поняла, что это напряжение возникало из-за трений между женщинами Рулона. А как же иначе? Если даже между двумя соперницами возникают сильные конфликты, то тут таких «соперниц» было аж четверо, а вместе с нами новичками – восемь. Поэтому и обстановка предельно накалялась. Но это было полезно для самого Эгрегора, ибо напряжение, исходящее изнутри системы, отталкивает внешних врагов.
В комнате Сара и Бочка дали нам косметику и одежду, и мы стали заниматься собой. Раньше я всегда любила крутиться перед зеркалом, но в данной напряженной обстановке было уже не до этого, и поэтому красилась я без особого удовольствия.
– Должны краситься ярко и необычно, – учила Сара, которая тем временем сидела за столом и что-то писала.
Мы возились у зеркала довольно долго, соображая, что бы еще нарисовать. Наконец, когда процесс творчества был завершен, я, посмотрев на Венеру, не смогла удержаться от смеха. Передо мной стоял самый настоящий индеец, не хватало только короны из перьев и копья. Венера слегка обиделась и сказала:
– На себя посмотри!
– А ну, сюда повернитесь! – скомандовала Прима.
Мы дружно повернулись и совсем разочаровались в себе, услышав ее громкий и злобный смех.
– Ну, вы и клоуны! – воскликнула Прима.
– Ничего, научитесь всему, – успокоила нас Сара. – Мы ведь научились.
– Да, Мудрец всему научит, – подтвердила Бочка – жрица небольшого роста, полноватая, которая в отличие от остальных не обладала особой яркостью, а напротив, была даже несколько незаметной.
– Самое главное – это стремление, – добавила Прима.
Я действительно чувствовала в себе стремление стать такой же яркой, как она, но даже не предполагала, что уже через год мы с Венерой в результате борьбы станем еще лучше.
Вечером Учитель вместе с Примой и Сарой ушел на прогулку, а Бочка осталась командовать нами. Но она сама по себе была очень спокойной и не агрессивной, и потому мы все расслабились и разговорились, выполняя домашнюю работу.
– Да, – печально сказала я, делясь своими мыслями. – Наверно, нужно несколько лет, чтобы стать такой как Прима. Сколько в ней энергии!
– Ха! – усмехнулась Бочка, сидя в кресле-качалке и высчитывая астрологические аспекты, – ничего тут нет особенного. Просто Прима поняла одну вещь, вселенский закон: «Если не ты, то тебя». И тогда она стала на всех набрасываться, орать, беситься. Она просто знает, что если не будет нападать на других, то другие будут нападать на нее. А этого она жутко боится, потому что знает, что это такое.
– А что, на нее раньше нападали? – спросила я, недоумевая, как это Прима могла быть в роли жертвы.
– Конечно, – усмехнулась Бочка, – в школе она была козлом отпущения, ее постоянно забивали. Прима ведь цыганка, а цыган ведь не любят. Так вот, когда она только пришла сюда, то была страшно забитой, но Учитель ее все время поддерживал, и она быстро врубилась, как надо действовать. Теперь вот и орет целый день бессмысленно, но на одной злобе долго не продержишься.
Бочка говорила весело, словно насмехаясь над Примой, но, тем не менее, в ее голосе были отчетливо заметны нотки зависти. Все завидуют сильному, но никто не хочет в этом признаться. Но в тот момент я задумалась об одной закономерности, которой впоследствии нашла множество подтверждений. Оказывается, если человека в жизни долгое время зачморяли и подавляли, то потом он при первой же возможности с огромным удовольствием будет зачморять других, чтобы самоутвердиться на более слабых.