Блядству бой!
Блядству бой…
– раздавалась истина из колонок.
– А кто чего-то не понимает? – вдруг спросил Гуру, после окончания песни. Все самки, глупо улыбаясь, переглянулись, делая вид, что все нормально.
– Все всё понимают? – детским лепетом переспросил Учитель.
– Эй, все всё понимают, Учитель спрашивает? – резко повторила вопрос Ирхен, пристально глядя на младших учениц, которые впервые услышали подобные песни.
– Да, да, – почти хором ответили самки. Еще никто не мог правдиво признаться в том, что мамочкина программа мешает воспринимать истину с открытым сердцем и радоваться, как это делают дети. У некоторых из самок были дети и муж, некоторым было уже за 30, таким истину воспринимать было сложнее, так как вонючий мамкин голос постоянно нашептывал, что и как должно быть, давал хуевые оценки, наподобие того, что материться плохо, танцевать подобные танцы, как тот, что станцевала Прима, это неприлично и тому подобное.
«Чем человек старше, тем тупее, – часто говорил Гуру Рулон, тем он закостенелее, не может быть гибким и непосредственным как ребенок».
Увидев, что никто не хочет признаваться в том, что мамка пиздит на ухо, Гуру придумал следующую практику:
– А сейчас, когда зазвучит следующая песня, – сказал он, – подпевайте все вместе. Из колонок доносилась следующая песня:
Давай с тобой съебемся –
Нам нечего больше ждать,
Давай с тобой съебемся –
Нам не о чем больше мечтать.
Твои глаза горят огнем,
На твоих устах проступает яд,
Я знаю мы уйдем вдвоем
И нам никогда не вернуться назад.
Музыка этой песни была значительно медленнее предыдущих. Первым запел Рулон, произнося слова песни так, как бы это сделал маленький ребенок, только что научившийся говорить, коверкая слова и особо не соблюдая мотив. Все весело засмеялись такому оригинальному исполнению. И следующими стали подпевать жрицы. Они делали это свободно и раскованно, смачно выделяя слова силы (так часто называл маты Рулон). Постепенно начали присоединяться младшие ученицы. Но как дело доходило до матов, их голоса резко стихали. Молодым самкам было легко петь песни со словами силы, но кому было около 30, пели неохотно, а одна баба, у которой уже был ребенок, вообще заткнулась, критично оценивая происходящее. Мамка в голове не давала ей покоя.
Ты станешь бесплотной тенью,
Я стану эхом в горах.
Мы стремились долго друг к другу,
Но от нас остался лишь прах.
Твои глаза горят огнем,
На твоих устах проступает яд,
Я знаю, мы уйдем вдвоем
И нам никогда не вернуться назад.
Давай с тобой съебемся –
Нам нечего больше ждать,
Давай с тобой съебемся –
Нам не о чем больше мечтать…
– пелось в песне.
Не смотря на то, что мне не было еще и двадцати и у меня не было детей, все же я еще не могла радостно подпевать. Я чувствовала, как социальные установки срабатывают во мне и когда я произносила вслух маты, то внутри ощущала жуткий дискомфорт. Ведь с самого детства мать запрещала говорить эти слова, а здесь говорят, что это делать необходимо, причем вслух. Я не решалась свободно петь эту песню, а все оглядывалась на других дур, вместо того, чтобы делать так, как говорит Просветленный Мастер. Но я столько лет слушала свою безмозглую мамашу, которая учила действовать как все, как овцы, как стадо тупых баранов. И вот эти установки не давали сейчас Хиппе искренне радоваться.
Постепенно я стала делать вид, что мне радостно и весело, пытаясь изобразить раскрепощенность, но внутри все же оставался дискомфорт.
– Да, много вам мамка хуйни навнушала, – сказал Гуру после столь поучительной практики, – теперь вы можете наблюдать, сколько установок сидит в вашей тыкве, сколько условностей. И когда вы избавитесь от этого говна, вам по-настоящему станет хорошо.
На некоторое время ученички задумались над словами Мастера. Но уже буквально через две минуты забыли о сказанном и снова погрузились в свои тупые бессмысленные фантазии и мечты, которые и являлись источником всех бед и несчастий.
– А сейчас вы услышите песню, – сказал Гуру, сделав ударение на последний слог в слове «песню», про одного всем известного ученика, который стал любимцем публики.
Все жрицы радостно засмеялись и захлопали в ладоши. Рулон вновь нажал кнопку «play» и из колонок раздался разбитной музон. Музыка была очень быстрой, потому слова можно было разобрать с трудом.
Эх, говорила мне наставница моя:
«Не смотри на девочек
И бойся как огня», –
Я не послушался ее и вот –
Выделился проклятый водород.
А-а-а, проклятый водород,
А-а-а, проклятый водород.
Целую неделю я с тобой блудил,
А потом даун наступил.
От тоски на стену я полез,
В душу мне вселился гадкий бес.
А-а-а, гадкий бес,
А-а-а, гадкий бес …
– пела Бочка.
Самки по двое выходили в круг и вытанцовывали, как кто мог. Конечно, у них еще не получалось танцевать так же активно и эмоционально, как это делали жрицы, но все равно сам процесс обучения, особенно рядом с Просветленным Мастером, всем доставлял огромную радость.
Ах, какой был я все-таки дурак,
Что с тобой совершил я акт,
А ты …меня тогда,
Лишила всякого стыда,
А-а-а, всякого стыда.
А-а-а, всякого стыда…
– пелось в песне.
Младшие ученицы старательно вслушивались в слова, пытаясь отгадать про какого же любимца публики там поется.
– Кто догадался? – спросил Рулон, когда песня закончилась.
– Давайте, давайте, активно отгадывайте, – подгоняла самок Ирхен. Те же стали оглядываться друг на друга, пожимая плечами.
– А мы его знаем? – спросила одна из самок, Наташа.
– Знаете, знаете, – успокоила Хитрощелая.
– Я тоже знаю, – выкрикнула самка, которую звали Роза, она тоже была младшей ученицей, но уже проходила духовные практики в доме Силы у Рулона, чем очень сильно гордилась и уже свысока смотрела на своих сверстниц.
– Кто знает – тот молчит, – резко заметила Бочка.
– Может, Мурат…
– Да, Мурат, наверное.
– Или Обезьяна Бога.
– А может, Олег, – послышались предположения.
– А мы продолжим пока наше веселье, – сказал Мудрец и снова включил магнитофон.
– Вы отгадывайте, отгадывайте, – наставляла Ирхен младших.
Следующей танцевать должна была Хиппа. Она жутко волновалась и стеснялась оттого, что сейчас все на нее будут смотреть. Но делать было нечего.
В своем ушуистском костюме и с намалеванной как попало мордой она выперлась в середину комнаты. Тут она услышала медленный ритм музыки, от чего почувствовала еще больший дискомфорт. Но, так как надо было танцевать, она стала размахивать руками, делая какие-то корявые движения. Но на ее счастье через некоторое время медленная музыка постепенно перешла в более активную. И Бочка радостно запела:
Заебали эти вечные проблемы,
Заебал меня и весь дебильный мир,
Пошлю на хуй всех пиздежников,
Откроюсь силе намеренья
И в нирване растворюсь.
Прощай кумир…
Услышав эти слова, настроение у нее явно стало подниматься, так как эти слова, особенно первые три строчки, как нельзя точно выражали ее чувства. Вспомнив своих придурков родителей и всю хуевую серую жизнь, в которой она жила до встречи с Учителем, вспомнив противные, тупые морды всех родственничков, при виде которых ей хотелось блевать, она словно заново эмоционально пережила тот протест, который был в ней с самого детства и стала танцевать. Но так как танцевать она не умела, то стала под эту веселую песню исполнять движения из комплексов ушу, то, что еще помнила.
Не хочу я возвращаться
В то дерьмо, простите Боги
Все грехи, прошу свободы мне.
Прощай, прощайте черви,
Не хочу быть мышью,
На хрена мне этот весь гнилой базар?
О, Великий Боже,
Ты услышь Всевышний,
Дай безупречность
И пробужденья дар…
Она схватила нож и стала изображать, будто кого-то убивает и прощается со всем говном. Слова этой песни сильно ее затронули и теперь ей хотелось плакать и смеяться одновременно, от переполняющего восторга. Ей казалось, что она самый счастливый человек на свете. Через некоторое время Хиппа убедилась, что подобное состояние можно испытывать только находясь рядом с Просветленным Мастером.
– Истина названа, – вновь произнес Рулон после окончания песни. – А кто угадал любимца публики? – вновь спросил Учитель, – никто не догадался? Тогда мы послушаем еще одну песню про него, – сказал Гуру и снова раздалась новая музыка. Но эта песня была намного медленнее, чем первая.
«Гыча, гыча-а-а-а, блядь твою мать, гыча, гыча-а-а, нахуй блядь…» – так начиналась эта песня, которая впоследствии стала хитом Рулон-холла. Услышав эти слова, ученики радостно завизжали и захлопали.
…Жил в Ашраме один пачкун:
«Я просветлеть хочу», – кричал,
А как до дела дошло,
Сразу затих, сразу затих,
Сразу затих и замолчал…
– Уау-уау, – раздались возгласы. Все просто тащились от подобных песен.
– Кто догадался? – вновь спросил Рулон, когда песня закончилась.
– Ну, кто, кто, говорите, не тормозите! – стала подгонять Ирхен.
Самки переглянулись и еле слышно стали высказывать свои предположения.
– Может, про Клету?
– А может, он сам про себя?
– А может, это про Козлова, – неуверенно проговорила я, вспомнив, что где-то краем уха слышала, как из Козлова делали мистера Леонардо. Но жрицы не дали подтвердительного ответа и все просто рассмеялись. Веселью не было предела.
И в завершении послышалась еще одна классная песня с глубоко эзотерическим смыслом:
Твоя жопа срет деньгами,
Твоя жопа срет мечтами.
Ой, бля будую, бля будую,
Ой, бля будую, бля будую.
Твоя жопа срет словами,
Твоя жопа срет вместе с нами…
И тут неожиданно для всех вышел в центр круга сам Гуру Рулон. Тут же ученики образовали один общий круг и, устремив взоры на Мудреца, не могли оторвать взгляда. Это был не просто танец, эта была целая мистерия. Такой легкости, пластики и гармонии я не видела еще никогда в жизни. Неимоверная сила и мощь исходили от этого Бога-человека. Никто не мог понять, что же на самом деле произошло, но просто все наслаждались, купаясь в океане блаженства и радости. В этот миг исчезли все границы, казалось, время остановилось, и, если бы это было возможно, чтобы это Божественное единение с Мастером длилось вечно... И больше ничего не нужно в этой жизни!!!
Каждое мгновение, проведенное в поле Великого Учителя – это есть истинное счастье, истинное блаженство и Величайшая Мудрость!
– Кто веселится? – снова задал свой вопрос Рулон, когда после танца уселся в свое кресло. И тут я поняла, что настал мой звездный час. Я выскочила на сцену прямо перед Учителем и стала танцевать стриптиз под завистливые взгляды других самок. Ревели колонки, сверкала светомузыка. Я медленно обнажалась, бросая на Рулона страстные взгляды и как бы каждым движением предлагая ему себя. Он смотрел на меня с непосредственностью ребенка и хлопал в ладоши в такт музыке. Жрицы, самки и все остальное дурачье, присутствующее в зале также стали хлопать в такт музыке, подражая Гуру. Я разделась и уже в одном нижнем белье каталась по полу, переходя от одной сальной позы к другой, облизываясь и сося свой палец как член и лаская себя руками. В конце композиции я, сев на колени, сделала земной поклон Учителю и удалилась, чтоб одеться. Рулон радостно захлопал в ладоши, крича на весь зал:
– Вот, что нужно!
Остальные тоже стали бурно выражать свой восторг. Пока я одевалась, на сцену уже вылетела Венера и, тоже подражая мне, начала эротический танец. Когда я уже снова зашла в зал, то стриптиз танцевал какой-то придурок. Кажется, его звали Антон. Он обмотал себя простынями, и, радостно визжа, скидывал их с себя одну за другой. Затем он стал уморно кататься по полу, трясь обо все своей писькой. Он терся о пол, о ножки стульев. Потом он схватил стоявший по близости стакан и стал ебать его. Под конец он лег на спину и стал тянуться ртом к своей письке, стараясь начать ее себе сосать. Ржач стоял страшный. Всеобщему веселью не было предела. После Антона выступило еще несколько человек, и на этом встреча была окончена.
Рулон встал, согнувшись как старик и оперевшись на руки Ирхен и Примы, кряхтя поковылял к выходу. Мы провожали его, хлопая в ладоши, крича и топоча ногами.
Как только он вышел, тут же на сцену выскочила Бочка:
– А ну, свиньи, че расслабились? Давайте, все убирайте!
Мы схватили чашки, тарелки с недоеденными кусками тортов и фруктами и потаранили все это на кухню.
– Быстрей, быстрей! – подгоняли нас Бочка и Хитрощелая.
Мне было трудно все делать быстро, ведь дома я всегда все делала кое-как, со скоростью черепахи, приученная своей мамочкой быть полным говном. Но теперь меня учили быть жесткой и собранной, чтоб я хоть чего-то могла достичь в своей жизни. Мать мне подложила большую свинью, делая все за меня, растя меня тупой, безрукой размазней, которую будет пиздить любой бомж за медлительность и неповоротливость.
– Свиньи, вы до сих пор еще здесь! – закричала, вбегая на кухню, Прима. – Быстро собирайтесь и по домам! А вам, Сингарелла и Венера, Гуру разрешил остаться! – крикнула она нам.
Мы радостно завизжали и запрыгали. Да, вот, наконец, сбылось мое намерение, и я теперь буду находиться рядом с Великим человеком, смогу стать лучше и совершенней, чтоб не прожить свою жизнь так же бездарно, как мать и миллиарды других мышей.
– Так! Быстро все убирайте! – кричала Прима. – Сейчас у вас будет тантра с Рулоном! Поняли?
– О! Тантра с Рулоном! – обрадовалась я. – Вот это счастье! О таком я даже и не мечтала.
– Вы хоть знаете, что такое тантра? – бесилась она.
Мы недоуменно пожали плечами. Прима стала нам рассказывать, как и что нужно будет делать.
– Всосали? – спросила она в конце.
– Да-а, – промямлили мы.
– Дура-мать вас ничему не научила. Ничего, теперь научитесь. Ваша мать втирала вам только сладкие мечты о семейном счастье и даже не научила вас предохраняться. Она вырастила вас полными уебищами. Но неизвестно, пойдете вы на тантру или нет. Давайте-ка, докажите, что вы достойны этого. Забивайте мать, которая вам внушала всякую дурь о принцах. Посмотрим, можете ли вы это делать.
– А как это делать? – спросила Венера.
– А вот так!
И Прима стала со злобой бить кулаками в воздух:
– Ух, мать-сука, говно! Вырастила меня слюнявой дурой, мечтательным говном! Сука! Спасибо тебе, сволочь!
Мы стали наперебой кричать как можно злее, стуча кулаками в воздух.
– Говно! Сволочь! Старая пакостница! Вырастила меня белоручкой, ничему не научила! Скотина! Пичкала своими сказочками, твою мать! Кому все это нужно?! Лучше бы сказала правду! Врала, врала, дурой растила, завнушенной овцой! Блядь, сука, свинья! Получай!
Так мы еще делали минут 10. После этого Прима сказала:
– Ну, все! Хватит! С пивком потянет. А теперь посмотрим: кто из вас пойдет первой. Соревнуйтесь – кто злее?!
– Я!
– Нет, я!
– Я! – кричали мы, злясь друг на друга.
– Я лучше! – кричала я.
– Нет, я злее! – бесилась Венера.
Так мы бесились еще минуты три.
– Венера злее, – сказала Прима.
– Ес! – радостно закричала Венера.
Я злобно поглядела на соперницу, бесясь, что она оказалась лучше. Я была несколько удручена, что Венера лучше, и зачморилась.
– Что раскисла? – забесилась Прима. – Злись на себя, это мамочка научила тебя плакать и жалеть себя, быть глупой и слабой. Учись проигрывать с честью, злись на себя.
Я стала рычать и мамочкина гадость отступила, сразу стало легче. Практики ярости очень помогали, гнев был сильной эмоцией, дающей большую энергию и если уметь его вызывать по своей воле, сразу становишься ярче и сильнее, перестаешь быть таким размазанным чмом, какое из тебя делала мать. Злоба на мамашу помогала разорвать санс-контакт с этим вампиром, перестать индульгировать в роли дочки, ищущей «добрую мамочку» в людях. Ярость делала жесткой и самостоятельной, способной многого достичь в жизни, избавляла от комплексов неполноценности, привитых тупой мамкой, уподобляющей себе своих чад. За все нормальное в жизни нужно бороться. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Без борьбы нам может достаться только грязная бомжатина и всякие отбросы.
Вместе с Венерой и еще несколькими самками мы заломились в шикарную ванную комнату, все стены и потолок которой были зеркальными. Мы начали мыться и умащивать себя ароматическими маслами, чтобы наши тела благоухали. Натерев себя маслом от пяток до ушей, я стала расчесывать волосы и приводить себя в порядок для тантры с Рулоном. Тут в ванную залетела Прима.
– Венера, к Учителю, – крикнула она. Венера пулей понеслась к нему, а я, завистливо посмотрев ей вслед, стала вертеться перед зеркалами, рассматривая свою фигуру, слегка пританцовывая под звучавшую в ванной музыку. Через некоторое время в ванную зашла счастливая и гордая Венера. И свысока посмотрев на самок, сказала:
– Иди, твоя очередь, Сингарелла.
Я радостно побежала к Рулону. Подойдя к массивной дубовой двери, за которой находилась его зала, я с некоторым страхом и благоговением открыла ее и зашла внутрь. В большой просторной зале, завешанной дорогими коврами, царил полумрак, горели свечи, играла приятная музыка, курились благовония, в большом кресле посреди залы сидел Учитель. Он был в возвышенном и отрешенном состоянии, его обнаженное тело излучало величие. Зная, что нужно делать, я подошла к нему и опустилась перед ним на колени. Сев на тигровую шкуру у его ног, я нежно коснулась их и стала страстно целовать божественные ноги Мудреца, медленно приближаясь к его лингаму. Вот я коснулась его языком, и стала облизывать его ствол, область лобка, мошонку, ноги. Затем взяла его в рот и начала нежно посасывать, лаская ноги Мудреца руками. Его член стал набухать, и у меня во рту он рос и подымался. «О, какой большой?! – подумала я, – даже не вмещается полностью в рот». У других пачкунов и бомжей я видела только маленькие пипетки, величиной с палец. А тут!!! Пососав лингам, я стала вновь облизывать его ствол, промежность, ноги и мошонку, а затем снова взяла его в рот, медленно и нежно вводя его все глубже и слегка посасывая его при этом. Член уже отвердел, и его упругая плоть доставала до самого горла. Тут Учитель дал знак, легко коснувшись меня рукой, и я, еще раз поцеловав головку его лингама, повернувшись, встала на колени, широко разведя ноги, и оперлась руками о пол в позу раком. Он встал сзади, немного поласкал мои бедра и, раздвинув вход в мою иони, медленно ввел в нее свой могучий член до самой матки. Я сладостно застонала и изогнулась всем телом. Затем он стал делать сильные и плавные движения, лаская при этом мою грудь, ноги и бедра, от чего я испытывала нестерпимое наслаждение. Я застонала, и моя иони стала сокращаться в муках оргазма. Вынув свой член, Гуру дал мне знак к следующей позиции. Я легла на спину, и развела согнутые ноги, он лег на меня, лаская ртом мою грудь, и ввел свой божественный лингам в меня еще раз. Он крепко обнимал и целовал меня в шею, лицо и губы, делая плавные и сильные движения, которые сводили меня с ума. Я тащилась от его ласковых прикосновений, мне было приятно чувствовать его сильное мужское тело, его горячая энергия переполняла мое существо, и я осознала, что о таком мужчине я всегда мечтала и ждала его всю жизнь. Я забалдела от счастья, и еще раз испытала оргазм. Я чувствовала, как в меня входит что-то великое, сильное и Божественное. Некая сила, которая полностью преображает меня в новое совершенное существо. Я чувствовала переполняющую меня энергию блаженства. Я была счастлива, безмерно счастлива, и слезы восторга лились из моих глаз. Это было нечто неописуемое и прекрасное. Бесконечный поток радости и наслаждения. На мгновение я отключилась и перенеслась в какой-то Божественный мир, где все сияло и переливалось радужными цветами. Со всех сторон раздавались звуки Божественных симфоний и парили ангелы. Выйдя из этого состояния, я снова ощутила рядом с собой Мудреца и крепко обняла его, как великую драгоценность, боясь, что этот прекрасный сон может растаять и я снова окажусь в пустоте и серости бессмысленной жизни.
Учитель дал знак к следующему действию. Он лег на спину, я села между его ногами и стала поклоняться его лингаму, взяв его в рот и нежно лаская и посасывая его, вводя его глубоко к себе в глотку. Мудрец положил свою стопу между моими ногами, и я стала тереться о нее своим клитором и половыми губами, испытывая нестерпимое наслаждение. Я облизывала мошонку и ноги Учителя, а затем стала проводить энергию по серединному меридиану. Я облизывала тело Учителя от пупка до члена, затем внешнюю сторону лингама до головки, сосала головку и переходила к облизыванию нижней и внутренней части члена. Затем яички, потом под ними точку Хуэй-инь, точку запуска энергии, затем ниже до ануса, вылизывая его языком, и вводя в него его кончик. А затем делала то же самое в обратном направлении. Пока я это делала, я терлась промежностью о ногу Мудреца, и испытала еще несколько обалденных оргазмов, я чувствовала интенсивное движение энергии в своем теле и стала ощущать свою тонкую оболочку, тонкое тело, которое со всех сторон окружало мое физическое.
В конце ритуала Учитель дал знак и я на прощание, поцеловав его ногу, с благоговением удалилась, переполненная удивительными ощущениями.
Я, не видя ничего вокруг, вошла в ванну и совершила омовение, медленно приходя в себя после этой сказочной встречи. Сохраняя удивительное переживание, я легла спать, не понимая, то ли я во сне, то ли это чудо происходит со мной на самом деле. До самого момента засыпания я чувствовала чудесную силу Учителя, которая была во мне, в моем сердце и в моей матке.
Больше всего на свете поразило меня, что я так долго занималась сексом с Учителем и он не кончил, как это делали все мои бомжи, с которыми я зналась раньше. Все, что было с ними, было похоже на свинство, и уж не о какой духовной работе никогда не было речи.
Утро началось с новой практики. Прима залетела к нам в комнату, где мы спали по-йоговски на полу и стянула с нас одеяло.
– Быстро вставайте, свиньи! – заорала она. Мы очумело встали, не зная, что делать.
– Быстрей, быстрей все убирайте и на разминку!
Убрав постель и быстро омывшись, мы приступили к разминке. Раньше я занималась только на уроках физкультуры и поэтому была слабой и болезненной. Поэтому многие упражнения у меня получались плохо. У жриц Рулона они выходили очень хорошо.
– Делай лучше, сильнее! Злись! – раздавались подбадривающие рыки в мой адрес.
Я изо всех сил, как могла, старалась делать все, что было нужно. Дура-мать меня все жалела, растила соплей, все говорила: «Посиди, полежи, поспи, пожри, не напрягайся, тебе же рожать», – и этим она мне сослужила медвежью услугу, сделав из меня чмо и полное ничтожество, которое может только деградировать в жизни из-за слабых и глупых мамкиных внушений. Меня в жизни ждали одни беды, разочарования и невезения, слезы и сопли из-за каждой хуйни. Но сейчас я становилась сильней и злей, борясь с мамкиной ересью. После разминки мы пошли на кухню готовить еду для Учителя и жриц.
– А, свиньи, быстрей, – встретила нас на кухне Прима, – проходите, суки, и быстро за работу.
Вот тут у меня диалог и отключился в первый же миг. Прима была самой яркой женщиной у Рулона. Вся раскрашена дорогой косметикой, обвешана кучей украшений, в обалденном парчовом наряде, она одним своим видом вызывала восхищение и ужас, а от одного крика какой-нибудь не подготовленный чадос мог бы обосраться. Мы сразу бросились все делать, думать было некогда, да и просто страшно. На кухне стояла немытая посуда, которую я стала мыть и вычищать. Как только в кухню входила Прима я слегка вскакивала от напряжения.
– А, ну, сволочи, быстро готовить нам еду, – орала она.
Я и Венера начали быстро жарить ей рис и все остальное. Я видела, что Венера была также перепугана, как и я.
– Быстрее, свиньи! – не успокаивалась Прима, – ну что за тормоза, не могут даже еду нормально приготовить! Как же вы собирались в семейке жить, – она тарабанила кулаком по стене, бесясь на нас. – Мать-сука не научила вас ничему, даже еду готовить, а уже замуж собрались, говна!
– Ах, вы, ублюдки! Нахуя хлеб так толсто порезали! Я вам что, слон, что ли, сволочи поганые. А почему еще не нарядились, уже скоро Учитель с прогулки придет?
Наскоро мы стали наряжаться в какие-то платки и краситься. Сволочь-мать никогда этому не учила, как нужно краситься, ярко, но не смешно. Поглядывая на Приму, я пыталась сотворить что-то подобное, и что-то у меня получалось. По крайней мере, мне казалось, что получается неплохо. Я посмотрела на Венеру и чуть не засмеялась. Накрасившись, она была похожа на индейца с полосатой рожей, но решила не расстраивать ее своей оценкой. Тут Прима посмотрела на меня и поскольку она была без комплексов и предрассудков, то не стала скрывать своего мнения:
– Слушай, Сингарелла, да ты просто клоун! – воскликнула она и захохотала.
Я еще раз посмотрела в зеркало, и мне стало хреново, почему я ничего в жизни не умею, даже самого элементарного. Дура-мать сделала из меня нежизнеспособную идиотку. Но я знала, что Рулон меня всему научит. И он научил не только краситься и одеваться, но и многому другому.
Внезапно Сара, караулившая у окна, когда придет Учитель закричала:
– Все сюда, Учитель идет!
– А ну, суки, разойдитесь, – скомандовала Прима и оттолкнув меня в сторону, побежала к двери.
Дверь отворилась, и вошел Рулон. Он был одет в легкую коричневую ветровку и черные штаны. На лице его светилась сияющая улыбка.
– Вот я, – произнес он, слегка покачивая головой. Его движения были мягкими и неторопливыми, в отличие от яростных и быстрых движений самок, облепивших его и стягивающих одежду. Прима и Сара снимали с ног Рулона сапоги, что было достаточно сложно, ибо он ходил по лужам и промочил ноги.
– Теперь вы видите, – говорил Рулон, – что без злости даже сапоги не стянешь. Так что, давайте, злитесь.
Извергая маты и рыча самки стянули с ног Учителя обувь и голый Рулон направился вверх по лестнице к своему мраморному бассейну.
– Да, – повторял он, – теперь вы знаете, что без усилия невозможно даже снять сапоги, невозможно даже посрать.
Вслед за ним наверх поднималась Ирхен, которая ни на миг не покидала Учителя. Она всегда ходила с ним на прогулку и была рядом. Изумленно я созерцала все происходящее.
– Ну че, блядь, встала? – взбесилась Прима. – Быстро давай одежду чисть и вешай сушить. Я стала очищать одежду от грязи и развешивать у большого камина. На помощь подоспели Венера и Хиппа и в страхе стали очищать носки от нависших на них колючек.
– Страх – отец сознания, – назидательно произнесла Прима, стоя у огромного зеркала и навешивая на себя тяжелое металлическое украшение.
Учитель гулял в любую погоду, даже в дождь, часа по четыре по лесу. Там он медитировал и сливался с Божественным. Но нам без злобы и искоренения мамкиного это было недоступно. Все, что нас могло ждать – это семейная могила, где наступает конец любому духовному развитию. И если не искоренить в себе всю сентиментальность, всю ересь, поиск счастьица и бомжа, то никогда не добьешься ничего, а будешь тупо срабатываться на работе, терпеть выходки мужа и мучиться с ребенком до гробовой доски. Пошло это все в жопу! Западло такое счастье!
Прошло некоторое время, и мы с Венерой уже хорошо освоились в доме Рулона. Ирхен и Прима уехали во Францию учить народы земли. Там они, как и в других странах, создавали условия для открытия Рулон-холла и приезда туда Учителя. Мы с Венерой подтянулись, стали жестче и агрессивней и заняли их место. Теперь уже не они, а мы заботились об Учителе. И выясняли, кто будет достоен того, чтобы быть ближе с Мастером и кто получит от него больше силы и мудрости, так как и сила и знание, так же как горе и несчастье – материальны. И только кто-то один может получить их в полной мере. Остальные же будут довольствоваться меньшим. Это только кажется, что все могут быть одинаково мудрыми, одинаково сильными и счастливыми. На деле же только один получает все. За ним идет горстка людей, получающих уже меньше знания и благодати. Затем следующий, уже больший круг, у которых знаний еще меньше и т. д. То же обстоит и с горем, страданием и несчастьем. Козлом отпущения в коллективе бывает тоже только один.
Мы с Венерой толпились у двери нашего любимого Учителя Рулона. Именно толпились, ибо мы вдвоем, бесясь и злясь друг на друга, образовывали достаточно плотное поле энергии. Правило было давно известно. Рулон в это время выходил из своей комнаты на кухню и, выходя, обнимал одну более активную ученицу. А кто будет этой более активной, мы с ней выясняли вдвоем, пытаясь подавить друг друга и тем самым усиливая свое состояние. В последнее время Венера была активнее меня. Она все время с ним пыталась заигрывать, кокетничать. Меня же больше интересовали песни. Я мечтала стать как Мадонна. Как-то раз Рулон сказал, что Мадонна многого добилась в жизни. И с тех пор я подумала, что стану такой же великой, как она. Мне было интересно рядом с Рулоном именно за счет той творческой силы, которую он излучал. Я почувствовала, как он приближается к двери, у которой мы стояли, стало жутко обидно, что Венера сейчас стоит впереди меня и опять одерживает победу. Но в тот момент, как дверь стала открываться, дикая злоба появилась во мне, мысли вылетели из головы, и не задумываясь я схватила соперницу и отшвырнула в сторону. Она упала на пол, и я увидела перед собой Рулона, который сделал вид, словно удивился и опешил.