— Да, — он оглядел меня с головы до пят. — Почему ты не одета? Мы выезжаем через двадцать минут.
По тому, как ему было комфортно со мной, я предположила, что действительно «принята», как он это называл.
— Я немного в затруднительном положении. Складки на моем платье не разгладились.
— Нет проблем. Проверь шкаф в твоей комнате. Там должен быть портативный
отпариватель.
— Проклятье! Еще два очка, — заскрежетала я зубами, мой кулак стремительно ударил по раскрытой ладони.
— А?
— Ничего. Спасибо. Я буду готова.
Я захлопнула за ним дверь.
Отпариватель был там, где он и сказал, и работал он прекрасно. Платье выглядело так, словно оно только что из магазина, возможно, даже лучше.
— Черт бы вас побрал, Абри Абердин, и вашу заботливость, — прошептала я отпаривателю.
Когда закончила, я отключила отпариватель и вернула его на то же место в шкафу. Надела платье и обулась, и воспользовалась парфюмом с цветочным ароматом, одним из предоставленных Абри. Яблоко, персик и тубероза заполнили мое сознание. Они пахли превосходно, и мои губы изогнулись в усмешке. Я распылила еще немного за уши. Я задолжала ей еще больше, что было еще одним очком?
Я встала в полный рост перед зеркалом и была немного шокирована от своей собственной внешности. Месяцами я не тратила много времени, одеваясь, и это, стоит ли говорить, слегка сбивало с толку. Я не была уверена, нравилось ли мне то, что я видела в зеркале. Мое отражение было слишком похоже на мое старое «я» и от этого мне стало не по себе.
Я присмотрелась.
Там были различия. Моя кожа была более загорелой, мышцы еще больше накачаны, но главная перемена была в моих глазах. Прежде, когда я смотрела на себя, в них была лишь пустота. Они были не заполнены. Но сейчас, сейчас они были полны жизни, полны взаимопонимания. Внезапно я не возражала против тщательного осмотра себя. Я увидела совершенно другого человека, стоявшего передо мной. Во мне отразились любовь, надежда и терпимость.
|
|
Я вздрогнула от еще одного стука в дверь. Схватила свою миниатюрную сумочку, в последний раз проверила блеск для губ и распахнула дверь перед сногсшибательным Яном.
— Боже, Софи Прайс, — тут же сказал он мне, охватывая меня глазами от макушки до кончиков пальцев и обратно.
Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Я и понятия не имел, — произнес он, придвигаясь ближе.
Носки его обуви практически встретились с моими, и я хотела, нет, я нуждалась, чтобы он поглотил меня целиком. Он был невероятный, все в нем. Я чувствовала его дыхание на лице, пока он осматривал меня, чувствовала пряный чистый запах его мыла, могла практически пересчитать волосы у него на голове. Я нашла его глаза и ждала этого, ждала признания в любви, но этого не произошло.
Скажем так, я молча умоляла.
Я не успела расстроиться, потому что его руки мгновенно нашли мои голые плечи. Они надавили на кожу и немного оттолкнули меня от него, так что он смог впитать еще один взгляд.
— Софи Прайс, ты потрясающе красива.
— Спасибо. Также как и ты, — сказала я ему честно.
Хотя он не услышал меня.
— Я... я знал, что ты красива, знал это очень хорошо, но это так, словно я это только осознал. Сейчас что-то в тебе есть, Соф. Ты что-то излучаешь, но я и пальцем не могу притронуться к этому. Ты практически светишься. Ты потрясла меня, — сказал он, положив руку на сердце.
|
|
Я приблизилась к нему и положила свою ладонь на его.
— Спасибо, — произнесла я.
— Всегда пожалуйста, — сказал он, улыбаясь мне.
— Нет, ты не понял, я благодарю тебя не за комплимент, Ян. Я благодарю тебя за то, что ты даешь мне ту красоту, которую видишь.
— Я не могу в это поверить, Соф.
Я улыбнулась ему, мы молча стояли, наши руки одна на другой, словно мы оба пробуждались от чего-то окружающего нас.
Это было над нами. Там было что-то почти осязаемое, как луч солнца, согревающее нас через наши души. Вы могли это видеть, вы могли это ощущать, но вы никак не могли взять это в руки. Тем не менее, не значит, что этого там не было. О, оно было там и весило тысячу восхитительных фунтов.
Я позволила этому воздействию наполнить меня и позволила привязать меня к Яну.
Осознание. Я влюбилась в Яна Абердина. Так сильно, так неимоверно. И это было реально, это было возвышенно и это было мое.
Ничто не могло это у меня отнять, и для меня это было абсолютным освобождением. Я владела этой любовью. Я выбрала ее. И никому за нее не должна, потому что она не продается. Она принадлежит мне свободно и ясно. Я никогда не чувствовала себя более сильной.
Дыхание Яна стало глубже, пока он лихорадочно искал мое лицо. Скажи это. Он должен был знать. Он должен был почувствовать это, пока я... но ни одно слово не было произнесено.
Послышался негромкий стук в дверь, как только он начал открывать рот, и момент был упущен. Он пропал, и мое сердце вместе с ним. Я поняла, что у меня на лице отразилась то ли боль, то ли разочарование, потому что Ян нахмурил брови и скользнул руками к моему лицу, пытаясь это исправить.
|
|
Я больше не буду натягивать маску. Я была другим человеком. Уязвимость была для меня допустима, потому что она была настоящая.
Он покачал головой, когда раздался еще один стук.
Он откашлялся. — По-пойдем, — произнес он, все еще поглаживая мою кожу.
— Мы будем внизу у машин, — сказал Саймон, и мы услышали его удаляющиеся шаги.
Ян повернул голову от меня к двери.
— Мы можем взять мою машину, чтобы поехать отдельно.
Мне было больно, и я была не в состоянии скрывать то, что я чувствую, так что я развернулась к ванной комнате, будто мне там что-то было нужно.
— Замечательно, — из моих уст прозвучал незнакомый голос.
Я взяла сумочку, присела ненадолго на кровать, а затем направилась к двери.
— Соф, — прошептал Ян, хватая меня за руку.
Я позволила остановить меня, но отказалась смотреть ему в лицо.
— Да, дорогой? — ответила я, пытаясь казаться беспечной.
— Не надо, — попросил он.
Я посмотрела в его сторону, но все еще отказывалась повернуться.
— Что не надо? — спросила я с фальшивой улыбкой.
— Мы должны поговорить, — сказал он.
Я это проигнорировала.
— Нам, вероятно, следует идти, Ян. Я не хочу, чтобы твоя мама возненавидела меня еще больше, чем сейчас.
Я вытащила руку из его хватки, открыла дверь и двинулась по короткому коридору в гостиную и через парадную дверь. Я чувствовала присутствие Яна прямо за спиной, близко и в то же время далеко. Я одновременно хотела бежать к нему и от него. Я была в замешательстве. Я любила его. Могу поклясться, он тоже любил меня, но он просто стоял там.
Я спустилась по извилистой, выложенной галькой дорожке и направилась к машинам. Все люди, стоящие рядом с ними, были семьей Яна. Я улыбнулась им несмотря на то, как тяжело у меня было на сердце.
— Ты видение, Софи, — сказал Саймон, взяв меня за руку и целуя в щеку.
— Истинная красотка, — добавил Генрик с жизнерадостной улыбкой.
Я посмотрела на Абри в облегающем черном платье и встретилась с ней взглядом.
— Очень красиво, Абри, — искренне сказала я ей. Она коротко кивнула.
Никто, насколько я могла судить, не знал, что произошло между мной и Яном в той комнате. Никто, кроме Абри. Она внимательно изучила меня, затем Яна и снова меня. Ее глаза сощурились на нас обоих.
Генрик открыл пассажирскую дверцу серебристой «Ауди» для Абри, и она забралась внутрь, ее взгляд приклеился к нам с Яном. Саймон устроился на заднем сиденье седана, а Генрик пошел к водительской стороне. Я наблюдала за ними, пока рука Яна не опустилась мне на поясницу.
— Я здесь, — прошептал он на ухо, посылая дрожь по позвоночнику вопреки тому, что произошло.
Он подвел меня к черному мерседесу G-класса.
— Это твой? — спросила я.
— Не совсем. Это просто машина, на которой я езжу, когда живу здесь. Ее купили мои родители.
— Понятно.
Он открыл для меня дверь, и я проскользнула внутрь. Я потянулась за ремнем, но он опередил, пристегивая меня. Он неожиданно поцеловал меня в шею, сильно озадачив, и захлопнул дверь.
— Что это было? — спросила его, когда он забрался со своей стороны.
— Что именно? — спросил он.
— Ремень? Поцелуй?
— Полагаю, мне это было необходимо, хотелось быть к тебе ближе.
Он пожал плечами, как будто это что-то объясняло, и завел двигатель, забрасывая руку на мой подголовник, когда выехал на дорогу. Мы в тишине ехали следом за его родителями. Он так и не убрал руку с подголовника, и тепло от его руки удерживало постоянно порхающих бабочек.
Это горькая радость, хотя бы потому, что в то же время мое сердце было наполнено болью.
Только потому, что он не сказал, что любит тебя, не значит, что он не заботится о тебе, Софи.
Я была немного сумасшедшей. Я знала это. Просто любовь — это что-то новое для меня. Я прежде никогда никого не любила так, как любила Яна.
Позволь себе некую слабину, но двигайся дальше. Позволь себе чувствовать, но не ожидай взаимности. Позволь случиться тому, что должно произойти.
Я дала обиде у себя в груди растаять и соскользнуть к ногам.
— Я не смог это сказать, — выпалил Ян.
Моя голова дернулась в его сторону.
— Я знаю.
— Ты не понимаешь, — произнес он.
— Понимаю, — сказала я, прижимаясь щекой к его руке.
Он резко взглянул на меня, и я дала ему понять, что там не было давления. Он отвернулся назад к дороге.
— Нет, ты не понимаешь, совсем не понимаешь, — он сделал глубокий вдох. — Вся правда в том, что я очень сильно тебя люблю, не могу мыслить упорядоченно. Правда в том, что я боюсь признать это, не прикасаясь к тебе. Правда в том, что я сильно напуган.
— Почему? Разве я настолько пугающая?
Он мне улыбнулся.
— До ужаса.
— Ян.
— Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь. То, что я чувствовал к тебе эти последние пару месяцев, не казалось разумным. Я так отчаянно тебя хотел, что боялся, что это не могло быть настоящим. Ты поглотила все мои мысли, Софи, — признался он, позабыв, что я рядом. Он разговаривал с лобовым стеклом, как будто над ним проплывала дымка. — Ты сковала все мои чувства, и я не могу представить, что получу тебя в достаточном количестве. Это пугает меня. Я так глубоко погрузился, что мне не выбраться. Я принадлежу тебе, ты знаешь?
— Нет, боюсь, что ты мне не принадлежишь, Ян. Ты приукрашиваешь. Представь, что я одна из твоих студенток, и я не поняла урок. Поясни подробнее... более досконально, — я заигрывала, мое сердце колотилось в груди из-за его слов.
Он боролся с улыбкой.
— Не знаю, зачем я открыл этот шлюз, я устал, вот почему, и ты прямо сейчас выглядишь такой чертовски завораживающей, — он вздохнул. — В Масего то, как ты закатывала рукава, открывая свою прекрасную кожу с идеальными запястьями, которые соответствуют этим невероятным рукам. Я так много раз представлял эти руки на себе, — продолжил он, поражая меня и перенося дальше в его мысли. — Вот должно быть, когда я впервые начал осознавать. Возможно, это то, как твои джинсы плотно облегали бедра всякий раз, когда ты делала шаг. Все, о чем я могу думать, это о тебе, обхватывающей меня этими чертовски красивыми ногами, как они будут ощущаться под моими ладонями, как они будут обнимать меня за талию, — он легонько постучал по рулевому колесу кулаком, и я немного выпрямилась. — Они сбивают с толку. Или может это, когда твои волосы распущены и свободно ниспадают на спину. Я бы все отдал, чтобы увидеть их на твоих голых плечах, — он сглотнул, — или намотать их на мои кулаки, — признался он.
Он медленно кивнул головой назад и вперед, глаза все еще смотрят на дорогу впереди.
— Все это действительно так, — вдруг сказал он, — но главным образом я думаю, что это твое лицо.
Я молча съежилась на своем месте, благодаря Бога, что не прервала его, казалось, бессознательное состояние. Мое сердце беспорядочно стучало от этой исповеди. В горле у меня пересохло, желудок сжался и это было то, что я никогда прежде не испытывала, но знала, что оно так и должно было всегда ощущаться. Руки крепко сжаты, чтобы удержаться и не броситься на него, обхватывая его плечи руками.
— Софи Прайс, ты самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо встречал, — заявил он, затем повернулся ко мне и посмотрел с обреченностью в глазах. — Ты так, черт возьми, прекрасна, вот здесь, — сказал он, коснувшись моей груди, — и здесь, — произнес он и провел вниз тыльной стороной ладони по моему лицу, — ты роскошна и на это стоит любоваться.
Мой рот в изумлении открылся. Из-за этих слов я была в полной растерянности, все рациональные мысли испарились, так что я сделала единственное, что смогла придумать. Я перепрыгнула на другой край сиденья и потянула воротничок его рубашки к себе. В следующую секунду я почувствовала, что внедорожник съехал на обочину и остановился, затем была перетянута к Яну на колени, и он исследовал мой рот своим так, как никто и никогда этого не делал.
Его руки нашли мой затылок, а мои зарылись в его волосы.
— Соф, — прошептал он в губы.
— Да? — спросила я с улыбкой.
Неизвестно сколько мы целовались, перед тем как он попросил:
— Скажи это, — попросил он, вытягивая мое предыдущее заявление.
— Я люблю тебя, — сказала я ему.
— Еще, — попросил он, переходя на мою шею.
— Я люблю тебя, Ян.
— Еще, — попросил он, отодвигая мое лицо от своего.
Я посмотрела на него, запыхавшаяся и возбужденная. — Я люблю тебя, Ян Абердин.
Он атаковал мои губы с ни с чем не сравнимым неистовством, поглотил мой вздох и попробовал мой язык своим. Я согнула руку в локте вокруг его шеи, чтобы притянуть его поближе, яростно сливаясь своим ртом с его и путаясь, где начиналась я, а где он.
— Боже милосердный, — произнесла я, разрывая контакт, затем снова соединяя наши губы.
Внезапно зазвонил его телефон, и мы оба застонали.
— Твои родители, — проговорила я ему в рот.
— Ты знаешь, как поощрить парня или что это?
Я рассмеялась напротив его припухших губ.
— Прекрати. Это должно быть они.
— Меня не волнует, — сказал он, рукой разыскивая телефон в подстаканнике.
— Если только это не Саймон.
Мы оба повернулись посмотреть, кто это был. В самом деле Саймон.
— Алло? — ответил он, улыбаясь мне. — Да, мы заблудились. Скоро будем.
Он нажал отбой, и я откинулась в кресле.
— Продолжим позже, — сказал он, целуя меня в висок.
«Аберджин» выглядел так, словно был продолжением дома Абри Абердин. Все в нем кричало об элегантности и современности, и не было ни единого мгновения без болезненного напоминания себе о том, куда ты положил руку, как посмотрел, что произнес и даже, что почувствовал. Если бы «Аберджин» был человеком, он был бы Абри Абердин.
— Добро пожаловать в «Аберджин». Ваше имя? — нас спросила совершенно равнодушная молодая женщина. Хотя, когда она подняла взгляд, ее тон немного изменился. Она улыбнулась Яну.
— Нас ждут, — сказал ей Ян. — Абердин?
Ее глаза стали круглыми, как блюдца.
— Конечно, прошу прощения, что не узнала вас. Сюда, — произнесла она, суетливо двигаясь перед нами. — Еще раз извините. Мне очень жаль.
— Не страшно, — сказал ей Ян, пожимая плечами.
Девушка повела нас вверх по лестнице, которая вела из главного зала в мезонин. Родные Яна были единственными, кто сидел там. Полагаю, дополнительная привилегия для исполнительного мэра.
Непредвиденный сюрприз ждал нас, когда мы, наконец, встретились за столом. Вместо трех представителей семейства Абердин к ужину присоединился еще один посетитель. Молодая, привлекательная девушка с волосами цвета жженого сахара и яркими голубыми глазами. Ее глаза были широко распахнуты, и выглядела она ошарашенной. Я решила понравиться ей.
— Если я правильно догадалась, то это и есть вероятная тема Саймона, которую он хотел обсудить, — я прошептала Яну.
Он кивнул.
— Пристегнись, Софи Прайс. Полагаю, дело принимает не поддающийся прогнозированию оборот, — сказал он с более сильным акцентом, чем я до этого слышала.
Саймон и Генрик стояли, когда мы подошли к столу. Ян придержал стул для меня, и я села. Мужчины последовали его примеру. Мы все сидели тихо и неловко, ожидая, что случится что угодно. Вскоре все были на пределе и уставились на Абри.
— Ты невоспитанный, Саймон, — в конце концов произнесла Абри. — Представь твоего друга Яну и мисс Прайс.
Ну и ну. Это не очень хорошо.
Саймон громко вздохнул и на мгновение закрыл веки, затем наклонился к девушке.
— Ян, Софи, это Имоджин. Имоджин, это Ян и мисс Софи Прайс.
— Приятно познакомиться, — я улыбнулась и протянула руку.
Напряженные плечи Имоджин немного расслабились, и она взяла мою руку, пожимая ее.
— Мне также очень приятно.
Саймон протянул свою руку и сделал то же самое.
Формальности были соблюдены, мы все посмотрели на Абри, но она не подала никакого знака, что можно было говорить. Я поразилась. Я не могла поверить, что подчинялась этой возмутительной женщине и ее оскорбительным запугиваниям. Я решила игнорировать ее. Она уже испытывала ко мне неадекватное презрение, разве я могла сделать хуже?
Я повернулась в сторону Имоджин.
— Ты англичанка, — констатировала я с улыбкой. — Откуда ты родом?
— Манчестер, — сказала она, улыбаясь в ответ, ее плечи расслабились еще немного.
— Ты там была?
— Да, была, — ответила я ей. — Там очень красиво.
— Ты любезная, — засмеялась она.
— Я действительно останавливалась в Честере, — уточнила я.
— О, да, это очаровательное место.
— Согласна, — сказала я и сделала глоток воды.
Я воспользовалась возможностью, чтобы изучить стол и заметила, что практически все, включая Абри, смотрели в нашем направлении. Я слегка улыбнулась, как если бы я была не осведомлена, что она потихоньку закипала внутри, затем снова повернулась к Имоджин.
— Что привело тебя в Кейптаун? — поинтересовалась я у нее.
— Саймон, — ответила она, смеясь. — Мы вместе посещали магистратуру в Оксфорде.
— Правда? — спросила я, наклоняясь к ней ближе, ее плечи расслабились еще немного. — Как вы познакомились?
— На занятиях по статистическому анализу, — сказала она, перед этим посмотрев на Саймона.
— Годдард! — произнесли они в унисон и засмеялись.
Смех быстро прекратился, когда Абри откашлялась, перед тем как глотнуть воды.
— Интересно, — я повернулась к Яну. — Ты никогда не говорил мне, что Саймон учился в Оксфорде.
— Саймон учился в Оксфорде, Софи.
Я закатила глаза. К этому моменту находиться за столом становилось все более комфортно. Плечи Имоджин почти полностью расслабились, Ян положил свою руку на спинку моего стула. Генрик и мы четверо продолжали разговор, пока не подошел официант, чтобы принять наш заказ на напитки.
— Нам четыре бокала вашего лучшего красного вина, — заказала Абри.
— Просто принесите бутылку, — сказал Генрик.
Абри положила руку на Генрика.
— Генрик, — произнесла она, бросая взгляд в моем направлении.
Имоджин посмотрела на меня, но я только закатила глаза и покачала головой.
Она понимающе кивнула.
Генрик, прищурившись, посмотрел на жену, потом снова на официанта.
— Принесите бутылку, — сказал он, возвращая ему винную карту.
Когда официант отошел, Абри выпрямилась на стуле.
— Саймон, почему бы вам не раскрыться?
За столом все притихли.
Саймон откашлялся и под столом взял Имоджин за руку.
— Хорошо. Мам? Пап? Мы с Имоджин собираемся пожениться.
Я так и знала! Эта новость вскружила мне голову.
Хотя я едва избежала собственной казни, когда Ян остановил меня, положив руку мне на плечо, предупреждая поздравления, вертевшиеся на кончике языка.
Абри спокойно подняла салфетку с колен и положила ее поперек тарелки. Я безошибочно определила, что это плохой знак.
— И ты думал, приглашая меня сюда, что это будет идеальным местом для подобного объявления?
Саймон опустился в кресле, проводя рукой по лицу.
— Мама, это не конец света. Большинство людей радуются, когда их дети объявляют о помолвке.
Абри наклонилась над столом поближе к нему.
— Мы не большинство, — процедила она между зубами.
— Прекрасное впечатление ты показываешь нашей Софи.
Я незаметно покачала ему головой. Молчаливое «Не вмешивай меня в это!».
— Возможно, мне следует уйти, — сказала я, когда Абри леденящим кровь взглядом посмотрела сквозь меня.
Я попыталась встать, но она остановила меня одним взглядом.
— Нет, это завтра разнесется по всем газетам, если ты уйдешь еще до того, как принесут наше вино.
— Что? — переспросила я.
— Кажется у тебя неверное представление. Оглянитесь вокруг, мисс Прайс.
Рядом с обслуживающим персоналом ожидают два папарацци, также как и журналист из «Кейп Таймс» в главном зале.
— Вижу, — сказала я, стараясь не создавать ненужных проблем. Я откинулась на спинку кресла и еще раз положила на колени салфетку.
— Да, так что, даже если мне и не нравится, что вы причастны к семейному разбирательству, как сейчас, но я должна добавить, что будет принесен гораздо больший ущерб, если случится утечка информации, — она просверлила меня еще одним уничижительным взглядом. — Ты остаешься.
— Остаюсь. Я поняла, — ответила я, устраиваясь на стуле поудобнее.
Абри посмотрела на Саймона еще раз.
— Почему сейчас? — спросила она, прищурившись. — Тебе остался один семестр до выпуска. Почему сейчас? — повторила она.
— Потому что я люблю ее и не хочу ждать, — сообщил он, как непреложный факт.
Я едва сдержала свое «ах».
— Что-то тут не так, — сказала она, постукивая ногтями по ножке бокала, единственный признак того, что она не полностью контролировала свои эмоции.
Имоджин беспокойно заерзала в своем кресле, глядя вниз на колени и избегая встречаться взглядом с Абри.
Ничего себе.
Челюсть Саймона напряглась.
— Я знаю, на что ты намекаешь.
— И? — спросила Абри, рассматривая явно нервничающую Имоджин.
— Не то, чтобы это имеет что-то общее с остальным, но да, Имоджин беременна, — произнес Саймон, сбрасывая бомбу, словно заявляя, что во вторник будет дождь. — Это не единственный фактор, оказавший воздействие на мое решение.
Вот черт! И второй «ах».
К этому времени даже Генрик утратил свое постоянное выражение лица «все хорошо».
— Только не это, — сказала Абри, откидываясь на спинку стула.
Я повернулась к Яну, его лицо было бледным. Я поместила свою руку в его, напоминая о своем присутствии. Он сжал мои пальцы.
— Мама, сейчас срок всего шесть недель, — продолжил Саймон. — Мы можем пожениться быстро в неизвестном месте. Мы подумывали о каком-нибудь месте в тропиках, создавая впечатление, будто мы планировали тайную свадьбу несколько месяцев. Никто не подумает по-другому, так как Имоджин присутствует в моей жизни более двух лет. Более того, они будут ожидать этого. А через пару месяцев мы объявим о ее беременности.
— Что ж, ты все обдумал, сынок, не так ли? Все идеально и прилично, да? Но ты кое-что забыл.
— Что?
— В этом месяце перевыборы, и они безотлагательны. Никто не поверит, что мы планировали свадьбу так близко к концу моей предвыборной кампании.
— Боже, мама. Знаешь что? Ты права. Давай подождем. Да, мы подождем и объявим об этом, когда Имоджин будет представлена, и тогда действительно будет скандал.
Послушай, мы делаем это только потому, что мы не хотим ставить под угрозу твою карьеру. Если бы это зависело от нас, то мы бы подождали до выпуска и до того, как родится ребенок, затем поженились бы в Лондоне в церкви, в которую с детства ходила Имоджин.
— Ты ждешь, что я буду тебе благодарна? — шепотом прокричала Абри, глядя на Имоджин. — Боже, это снова Ян.
— Абри, — сказал Генрик. — Хватит.
— Так и есть, — начала она, но Генрик остановил ее, положив свою руку на ее. — Я сказал хватит, Абри.
Абри выглядела огорченной, и от этого у меня добавилось еще немного больше уважения к Генрику. Он не был полностью человеком, легко поддающимся влиянию, как я подумала о нем поначалу. За столом снова установилась тишина, когда официант принес наши напитки и принял заказ на основные блюда.
Еда была подана, а столом все еще не было произнесено ни одно слово. Удивительно, никто из нас не был голоден, и мы гоняли еду по тарелкам.
Я откашлялась, провоцируя возможный гнев Абри, но меня это не заботило.
— В собственности у компании моего отца есть остров, — сообщила я. — Я могу обеспечить вам конфиденциальность.
Глава 22
Лонг-стрит в Кейптауне была оживленнее, чем Французский квартал на Марди-Гра.
Улица, казалось, была усеяна людьми, отовсюду торчали головы. Кейптаун так сильно напомнил мне Америку, что стало страшно. Единственной реальной разницей были акценты, и иногда кто-то создавал атмосферу, которая была типично африканской, но в остальном, если бы я запечатлела сцену, когда я только приехала, и поместила ее рядом с фотографией Чревоугодия, Нового Орлеана, вы бы не смогли заметить разницу.
Даже архитектура Лонг-стрит напоминала Новый Орлеан. В этот момент я очень сильно заскучала по дому, поэтому придвинулась ближе к Яну, когда мы пробирались сквозь толпу. Я не знала, как можно скучать по месту, которое было похоже на ужасную жизнь, но я скучала. Меня переполняла потребность поспать в своей постели, среди пуховых подушек и простыней. Чтобы Маргарита принесла мне завтрак в постель.
Пригласить Кэти, Питера и Джиллиан на массаж, укладку волос, маникюр и макияж.
— Ты скучаешь по Мандисе? — спросил меня Ян, прерывая мои мысли.
— Что? — спросила я, чувствуя, как по моей груди разливается стыд.
— Ты выглядела немного грустной. Скучаешь?
Я подумала о ребенке в Масего и почувствовала непреодолимое желание обнять ее. Дом, комфорт быстро покинули мое сознание, и разум устремился прямиком к Мандисе.
— Я безумно скучаю по ней. Она — мое маленькое солнце.
Ян обнял меня за плечи и поцеловал в шею.
— Осталась бы в этих объятиях на всю ночь?
— Ты не мог бы оторвать меня.
— Улица может стать немного дикой. Держись крепче.
— Вообще не проблема, — подыграла я.
Ян вел меня, как телохранитель, по улице, пока мы не подошли ко входу в здание, помеченное внушительной вертикальной вывеской с надписью — «Взрыв».
— Вот куда мы с моими старыми друзьями ходили по субботним вечерам.
Для меня это было чистое, неподдельное развлечение. Я любила танцевать.
Я повернулась с улыбкой в его сторону и обхватила обеими руками его шею.
— У меня такое чувство, что сегодня вечером меня ждет много сюрпризов.
Ян запустил руки в волосы у меня на макушке и задержал их там.
— Приготовься, Прайс, потому что я собираюсь перевернуть твой мир.
Слишком поздно.
Выходит, «Взрыв» не был типичным танцевальным клубом. Он был вписан в красивый двухэтажный викторианский дом с отремонтированными интерьерами из переработанного темного дерева и кирпичными стенами, но современными бетонными полами. И бас был положительно громким, чего вы никогда не ожидали в слабо освещенной атмосфере изысканности, которую он излучал, но было заманчиво. Я обнаружила, что меня как магнитом тянет на танцпол, но Ян потащил меня к бару.
— Что ты будешь? — Спросил он.
Я просканировала бар и нашла то, что хотела. Бутылка Гленливета, односолодового, выдержанного двадцать один год. — Виски, чистый, — сказала ему, — вот эта бутылка.
— То же самое, — сказал Ян бармену. — Черт возьми, Софи, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — я понятия не имел, что ты пьешь, как пятидесятилетний мужчина.
Я громко рассмеялась.
— Тебе шестнадцать, — сказала ему, рисуя картину, — твои родители запирают шкафчик с алкоголем, на кухне постоянно работают люди, единственный доступный ликер, который ты можешь найти, спрятан в ящике стола твоего отца, и это односолодовый виски. Как ты думаешь, к чему бы у тебя развился вкус?
— К кока-коле?
Я снова рассмеялась.
— Нет, если бы тебя звали Софи Прайс.
— Понятно, — сказал он, когда бармен поставил наши напитки.
Мы оба подняли стаканы, сделали небольшой глоток, затем выпили все содержимое, хлопнув пустыми стаканами — нетрадиционный подход к тонко выдержанному виски. Мы стояли и молча ждали, кто из нас первый зайдется в кашле.
У меня начали слезиться глаза. В конце концов мне пришлось прочистить горло, пришлось, оно так сильно горело. Ян только холодно уставился на меня, казалось бы, не тронутый. Я покачала головой, глядя на него.
— Ты — жеребец, — наконец смягчилась я.
— Спасибо, — сказал он слегка хриплым от виски голосом.
Моя рука потянулась за стаканом, и я перевернула его вверх дном, вращая вогнутое дно пальцами. Он придвинулся ближе ко мне. Страх начал вырываться из динамиков, и мы стояли в тишине, разглядывая друг друга, пока не прозвучала басовая линия, тонкая и резонирующая в нашей груди.
Его рука нашла мою, останавливая стакан на середине вращения. От тепла его пальцев у меня по руке побежали мурашки.