— Где сида, Дарий?! — В волосах Рио поблескивали жемчужинки розового пота. — Почему ты ее упустил?
Дарий стоял, покорно свесив руки:
— Простите, Госпожа…
Она схватила его за горло и приподняла — ноги у него болтались в нескольких дюймах над полом.
— Я дала тебе задание! — прорычала она. — Тебе всего-навсего надо было следить за ней и докладывать мне, что она делает и с кем разговаривает! — Она встряхнула его.
Я даже удивилась, что он не затрещал, как погремушка.
— Ты же знал, что я с ней еще не закончила! — заорала Рио.
Дарий, вытаращив глаза, покорно позволял себя душить.
Альби отряхнул форму, украдкой почесался и спокойно произнес:
— Отпусти его, Рио. Успеешь наиграться.
Рио одним стремительным движением уронила Дария и влепила ему такой хук левой, что бедняга взлетел в воздух. Он ударился лицом о стеллаж, отчего тот загремел о стену, и сполз на пол — из-под волос сочилась кровь, а в металлической стенке осталась вмятина величиной с голову.
Ой! Как же ему больно…
— Сдалась тебе эта сида! — Альби проинспектировал свой маникюр. — Ушла, наверное.
— У главного выхода сказали, что нет! — Рио пинком опрокинула пластиковый стул.
— С этими феями столько хлопот, — ехидно заметил Альби. — Может, растворилась в воздухе.
Рио ощерилась, показав клыки:
— Я же тебе объясняю, она не умеет! Магией от нее так и разит, только она вообще не в курсе, как ею управлять!
Грубовато, но факт. Однако слово «разит» меня все равно покоробило.
— И ты полагаешь, будто приз достанется именно тебе? — Альби недоверчиво хмыкнул. — От тебя-то пахнет такой слабостью, что я вообще не понимаю, как тебе удалось добиться независимости.
— Придержи язык! — Рио двинулась на него — она была выше дюймов на шесть. — Когда я в последний раз показала тебе, кто тут главный, ты еле ноги унес!
Альби хитро ухмыльнулся:
— Если Он почувствует, что ты настолько истощена, я ничем не смогу помочь. Не забывай, я не из верных слуг. Меня интересует только доза крови, и если я не получу ее от тебя, то найду кого-нибудь другого.
— Ты всегда был сопливым паразитом! — рявкнула она.
— Я предпочитаю называть это осторожным прагматизмом. — Альби взялся за дверную ручку.
«Приготовься, Женевьева, — раздался у меня в голове голос Малика. — Смотреть финал я не собираюсь».
И не только он. Мне тоже почему-то казалось, что концовка мне не понравится.
— На твоем месте, — Альби ткнул в Рио пальцем, — я перестал бы трещать про сиду и занялся бы своими проблемами.
Рио рванулась к нему. Но он уже ушел.
Рио захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и свирепо поглядела на Дария. Тот по-прежнему лежал, скорчившись, на полу и смотрел на нее округлившимися глазами.
«Мы опоздали. Придется дождаться, когда она отвлечется».
Рио зашипела тихо и протяжно и рухнула на колени.
— Иди сюда, жалкая тварь! — приказала она.
Дарий медленно сел и провел рукавом рубашки по лицу, утирая кровь.
Рио страдальчески сморщилась:
— Да чтоб тебя, скорее!
Он дернулся в нашу сторону, словно она его потянула, подполз поближе и сел рядом с ней; зрачки у него расширились так, что глаза из карих стали черными.
Рио погладила его по щеке:
— Поцелуй меня.
В голосе ее уже не было прежней резкости, в нем появилась нежность — чистой воды месма.
Дарий взял ее голову в ладони и приник к ее губам.
Вид у Рио был такой, словно она его сейчас сожрет.
«Ну вот, она отвлеклась, — захотелось мне закричать. — Пошли отсюда!»
Рио отпрянула, хватая воздух, грудь у нее вздымалась, щеки порозовели. Она облизнула клыки и засмеялась, и довольный смешок раскатился по комнате. Дарий рухнул на пол, из уголка рта побежала толстая струйка крови.
— Еще, — промурлыкала Рио и снова прижалась к нему губами.
Руки нащупали его рубашку, рывком расстегнули ее. Вампирша впилась длинными голубыми ногтями ему в живот, провела сверху вниз, оставляя длинные кровавые борозды. Ладонями она описывала широкие круги, размазывая кровь по истерзанной коже, словно варенье.
Я хотела закрыть глаза, но не могла.
Хватит! Гадость какая!
Рио отняла губы, Дарий пошатнулся, зажмурившись. Рио выстрелила языком и слизнула потек крови с его щеки. Дарий застонал отнюдь не от наслаждения. Рио посмотрела вниз, глаза у нее вспыхнули от жажды, она наклонила голову. Дарий остановил ее — ладони прижались к ее вискам, словно присоски. Его сотрясала дрожь.
— Пожалуйста… — измученно прошептал он.
Рио улыбнулась, отсвет лампы под потолком сверкнул на клыках.
— Я же знаю, мой милый испуганный зверек, ты умеешь просить и получше!
Она уперлась ладонью в его намокшую скользкую грудь и повалила его навзничь.
Дарий неуклюже улегся, подогнув ноги и зажав в кулаках голубые кудрявые пряди, вырванные из ее шевелюры.
Холод, сковавший меня, подернулся рябью.
«Спокойно».
Голос Малика льдом обжег шею.
Рябь немедленно улеглась.
Рио вытерла окровавленную руку об ожог на груди, затем вытащила из заднего кармана плоский мобильник. Отодвинув крышечку, она нажала кнопку и прижала его к уху.
— Это я, — сказала она в мобильник. — У нас неприятности. Ничего не получится.
Она щелкнула Дария по лбу и ухмыльнулась, когда он скривился.
— Да, — продолжала Рио. — Была и ушла.
Она впилась пальцами в тугую кожу у Дария на животе и выжала еще алой крови.
Дарий дернулся и вскрикнул, но Рио взглядом заставила его замолчать.
— Да, я так и поступила, — сказала она умоляющим тоном. — Но все пошло не так, как ожидалось. Однако мы могли бы предположить, что ничего не выйдет, еще после той стычки в полицейском участке.
Рука Малика у меня на талии напряглась. Я давно держала ушки на макушке. Жалко, что нельзя не смотреть, а только слушать…
Продолжая беседовать по мобильнику, Рио обмакнула палец в кровь и принялась разрисовывать дрожащее тело Дария полосками.
— Интересно.
Любуясь своим творением, она склонила голову набок.
Безумный взгляд Дария заставлял пересмотреть свои представления о кроликах и автомобильных фарах.
— Вы правда думаете, что это все меняет? — Рио выслушала ответ, облизывая пальцы, а затем в восторге взвизгнула: — О, это будет упоительно!
Я спиной почувствовала, как у Малика напряглась совсем другая часть тела.
Зар-раза! Еще одного кровососа проняло, и он завелся. Мирная атмосфера в нашем защитном коконе накалилась.
— Значит, от нее по-прежнему будет польза. — Рио улыбнулась Дарию, того затрясло еще пуще. — Да, попозже. Мне нужно доделать кое-какие дела.
«Готовься, Женевьева».
Рио улыбнулась и сказала:
— И я. — Она защелкнула телефон и швырнула его на стол. — А теперь, зверюшка, кричи как хочешь.
Она склонилась, словно в молитве, вонзила ногти Дарию в грудь и присосалась. В тихой комнате раздавалось громкое мучительное чавканье.
По лицу Дария скользнула слеза и утонула в темно-коричневом ковре.
Комната исчезла.
Я стояла в круглом каменном зале из моих воспоминаний, освещенном тусклыми свечами. В зале висела густая вонь ужаса и похоти, ноги у меня были холодные и мокрые — я обмочилась.
Бело-голубые локоны Салли свалялись, потемнели от ее крови. Голубая кожа была бледной и безжизненной. Глаза с мольбой смотрели на меня.
А я смотрела, как мой принц…
Комната снова возникла — Дарий закричал, и от этого крика лед, сковавший меня, пошел трещинами. Ярость каталась во мне огненным шаром. Сердце стукнуло. Все нервы до последнего стиснул страшный спазм.
«Не сопротивляйся мне, иначе будет очень больно», — прозвучал у меня в голове встревоженный голос Малика.
По всему телу разлился поток раскаленной лавы, руки, ноги, пальцы лопались от жара. Веки спеклись и сплавились. Потом начался зуд, невыносимый, пыточный, мне хотелось соскрести с себя всю кожу, но руки по-прежнему сковывал лед.
— Женевьева, ты меня слышишь?
Меня на миг обволокла благословенная прохлада. Я попыталась удержать ее, но ничего не вышло — все тело кололи булавки.
— Женевьева, послушай, это скоро пройдет, просто восстанавливается кровообращение. Больше ничего.
В глубине души осталось место для хохота. Больше ничего? Кого он пытается обмануть, этот голос?
— Вот выпей, станет легче.
Губы смочила какая-то жидкость. Я открыла рот — пусть сама стекает в горло.
— Хватит, иначе тебе станет плохо.
Зуд вернулся, по всему телу ползали букашки, вонзая в меня крошечные острые коготки.
— Эй, парень, что это с ней? — Другой голос, густой, грубый, от него становилось только хуже, не то что от того, прохладного. — Передоз у нее, что ли, или ломка? — спросил грубый голос.
— Подержите ее за руки, — попросил прохладный голос. — Чтобы она не покалечилась.
— Всегда пожалуйста. — Мое запястья обхватили толстые мясистые пальцы. — Может, еще водой ее обольешь?
Сильные руки держали мне голову.
— Женевьева, слушай мой голос.
Голос обволакивал меня. Я словно опускалась в спокойное темное озеро.
— Открой глаза.
Букашки куснули меня напоследок несколько раз и унялись.
И я уставилась прямо в алое сияние глаз Малика:
— Что ты со мной сделал, чтоб тебе пусто было!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В глубине зрачков Малика зажглись огоньки и сразу потухли, выражение лица стало непроницаемым.
— Отлично, — сказал он. — Ты пришла в себя.
— Отлично? — Я своим ушам не верила. — А кто виноват, что я оказалась по горло в дерьме? — Я попыталась поднять руки, но ничего не вышло.
Невиданно жирный толстяк с обрюзгшим морщинистым лицом вцепился мне в запястья, словно под дулом пистолета.
Я наградила его свирепым взглядом:
— А ну отпусти, придурок!
Морщины на его лице перестроились и сложились в кривую усмешку.
— Всегда пожалуйста. — Он разжал пальцы. — Моя Рокки, как обольешь ее водой, всегда бесилась. — Улыбка исчезла. — Померла, уже три года тому.
Малик коротко кивнул:
— Благодарю за помощь. Можете нас оставить.
Толстяк повернулся и переваливаясь заковылял прочь.
Я подавила порыв влепить Малику оплеуху и вместо этого огляделась. Глубоко вздохнула — и пожалела об этом. В нос мне ударила вонь аммиака и хлорки с хвойной отдушкой, от которой сразу запершило в горле. Даже если бы я не увидела писсуаров из нержавейки, к счастью незанятых, все равно сразу поняла бы, что мы в общественном туалете. Я брезгливо скривилась. Вечерок становился все веселее и веселее. Малик проследил за моим взглядом.
— В дамской комнате мы слишком бросались бы в глаза, — пояснил он.
— А в мужском сортире — нет? — фыркнула я.
Малик грациозно повел плечами. Великолепно!
И тут я вспомнила пустой кабинет и Дария. Меня замутило.
— Послушай, дружок, когда в следующий раз захочешь мне что-нибудь показать, пришли лучше ссылочку по электронной почте! — Я отпихнула его. — Не трудись, я сама дойду! — Я зашагала к выходу. — Если бы я хотела посмотреть вампирскую порнуху, то нашла бы что-нибудь получше этой дряни!
Малик нагнал меня:
— Ты куда, Женевьева?
— Не твое дело! — бросила я через плечо.
— У нас впереди большая работа. — Малик схватил меня за руку и развернул лицом к себе. — Мы же с тобой договорились!
И он улыбнулся. И я сразу вспомнила, что он мужчина, что он красив, и сердце у меня затрепыхалось, внутри стало жарко, и волшебство едва не прорвалось наружу. Одна улыбка — и я готова броситься ему на шею. Вот зараза! Да у меня пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы перечислить причины, по которым мне, мягко говоря, не стоит с ним связываться. И я даже не могла списать свои чувства на месму. Он ею не пользовался.
Я стряхнула его руку:
— Нет. Это ты так решил. А мне даже не дал ничего сказать. — Я посмотрела на часы. — Так вот, я даже не скажу, что рада была тебя повидать, и мы совершенно точно провели не прекрасный вечер. Конечно-конечно, не звони мне в любое время, я разрешаю.
Он улыбнулся уголком рта:
— Ты так и не дала мне свой телефон, так что последнее условие я выполню.
Я показала ему неприличный жест и зашагала к выходу, гордо стуча шпильками по кафельному полу.
— Женевьева! — окликнул он меня, сдерживая смех. — Ты не хочешь привести наряд в порядок, прежде чем идти дальше?
Я посмотрела вниз. Разодранный топ свисал с талии, будто неряшливый передник, а жакет распахнулся, выставляя мои роскошества напоказ всем заинтересованным лицам. Скрипнув зубами, я застегнула жакет доверху — декольте все равно оставалось вопиющее, зато меня хотя бы не упекут в каталажку за непристойное обнажение в общественных местах. Отстегнув остатки топа, я сунула его в ближайшую урну, наградив злобным взглядом парочку подростков, которые осмелились покоситься в мою сторону. Просочившись сквозь толпу на Лестер-сквер, я встала в очередь за такси.
Распахнув дверцу такси, я сказала:
— Хангерфордский мост со стороны набережной Виктории, пожалуйста. — И плюхнулась на заднее сиденье.
Таксист улыбнулся:
— Мигом, цыпочка.
Замок защелкнулся, в полумраке красными глазками зажглись лампочки.
Я поежилась и полезла в сумку за мобильником — проверить, не звонили ли мне. Мобильника не было. Вот нелегкая! Я раздраженно прикусила губу. Выпал, наверное, скорее всего, когда я кувыркалась по полу с Рио. Я вздохнула, запрокинула голову на спинку сиденья и стала разглядывать потолок такси. Нет уж, я за ним не вернусь, это точно. Что же задумала Рио? Тайны мадридского двора — но какое они имеют отношение к смерти Мелиссы? Я нутром чуяла, что это как-то связано, но страница была вся в кровавых пятнах, так что слов я разобрать не могла.
Тут я поняла, что такси до сих пор стоит.
Я постучала в стекло за водительским сиденьем:
— Эй, я, вообще-то, спешу!
Таксист обернулся:
— Мы же ждем твоего приятеля, цыпочка!
— Какого…
Проклятые вампиры! Я снова откинулась на сиденье, и спустя несколько секунд Малик открыл дверь такси и одарил меня очередной сокрушительной улыбкой:
— Женевьева…
Он устроился на сиденье, вытянул длинные ноги. Даже глиняному троллю было бы ясно, что он имеет в виду. Выйти я смогу, только если он меня выпустит.
Такси тронулось, урчание мотора заглушило мой раздраженный вздох. Мне ни капельки не хотелось притащить с собой такой «хвост» на встречу с Аланом Хинкли, особенно после его сообщения о том, что он нашел какую-то нервную феечку, которая согласна делиться сведениями только со мной. Поэтому мне нужно было поскорее отделаться от этого красавчика-кровососа, а как, я не знала, — разве что еще разок зарезать.
Я хмуро поглядела на него. Что-то изменилось, он перестал быть таким уж аристократом и выглядел погрубее, и тут я поняла, что он переоделся, сменив шикарный костюм на относительно простые шмотки уличного гота. В костюме от Армани он выглядел узкокостным, едва ли не хрупким, но нынешние черные джинсы на клепаном ремне и черная футболка обтягивали крепкие мускулы. Не знаю, кем он был, пока не принял Дар, но уж точно на диване перед теликом не залеживался. На большом пальце блестел платиновый перстень с черным камнем в пару к сережке. Я посмотрела, но никаких чар при Малике не обнаружила. В голову закралась шальная мысль: а какой он, интересно, без одежды? Я внутренне фыркнула: воображать можно все, что угодно, но ничего такого не будет. Даже мечтать о том, чтобы строить глазки вампирам, пусть и клыкастым душечкам-красавчикам вроде Малика, смертельно опасно — что уж говорить обо всем прочем.
Поэтому я сочла за благо пересмотреть все крупицы сведений, которые я раскопала в «Голубом сердце», и понять, где там жемчужины, а где наоборот. Но в темноте и тишине такси я могла думать только о том, как катилась слеза по лицу Дария. Я скрестила руки на груди, обхватила себя за локти и слепо таращилась в окно, пока мы медленно, дюйм за дюймом пробирались по забитым улицам Лондона.
Словно угадав мои мысли, Малик негромко заметил:
— Если ты беспокоишься за того человека, имей в виду, что он познакомился со специфическими застольными манерами Рио прежде, чем решил примкнуть к ее свите.
Я фыркнула. Неужели Дарию нравится, когда его насилуют? На первый взгляд не похоже, но откуда мне знать, в самом деле…
— Если он захочет, то всегда сможет подать прошение о смене Господина, — продолжил Малик все так же негромко.
Глядя на машины, ехавшие по встречной полосе, я криво усмехнулась:
— Можно подумать, Рио ему разрешит.
— У нее никто не станет спрашивать. Решение принимает Совет. — Голос его стал тверже. — По сравнению с людьми мы составляем ничтожное меньшинство. И если мы по-прежнему властны решать подобные вопросы, то лишь потому, что способны поддерживать традиции и соблюдать обычаи.
— Митинговать будешь перед теми, кому охота слушать. — Я резко развернулась к нему. — Завелась-то не только Рио.
Малик уставился на меня холодными черными глазами:
— Я вампир. Там была кровь. Чего ты ожидала?
Я ответила ему таким же холодным взглядом:
— Ничего-ничего, что ты, что ты.
Он протянул руку и провел пальцем у меня под левым глазом:
— Насилие тебе не в новинку. — И нажал на синяк на скуле.
Было хоть и не сильно, но больно; я напряглась, чтобы не дернуться.
— И боль, — прошептал Малик.
Внутри у меня все съежилось. Я ударила его по руке.
— А меня презираешь за то, к чему сама стремишься.
— Это была моя работа, я ради клиента старалась, а не играла в ваши садистские игрища! — Я показала на синяк.
— Кровь, секс, насилие. — Изящные пальцы откинули черную прядь. — Ты видишь их, так сказать, с человеческой точки зрения, а для твоей расы это необычно. Ты скорее похожа на вампиршу-неофитку, у которой приступ угрызений совести. Им страшно и омерзительно питаться своими прежними спутниками и друзьями, но вскоре они обнаруживают, что обладают практически абсолютной властью над людьми, поистине божественной свободой даровать жизнь и смерть. — Он посмотрел на меня. — Они понимают, что вольны делать что пожелают, и жертва их не остановит. Они в силах даже выбирать, что жертва почувствует — страх, боль, отчаяние, теплоту, восторг, страсть. — Все эти слова он произнес одинаково ровно. — Все это приходится понять каждому новообращенному вампиру. Увлекательно, ты не находишь?
Я прищурилась:
— Что-то ты разговорился, не к добру.
— Это правда. — Он повернул перстень на большом пальце. — Мне уже давно не приходилось говорить то, что я думаю, произносить слова, не взвешивая, не оценивая каждое из них, не рассуждая, какое впечатление они произведут и не смогут ли окружающие воспользоваться ими к своей выгоде. Это… — он коротко глянул на меня из-под ресниц, — это приятно.
— Похоже, тебе одиноко живется, — заметила я бесстрастно.
Малик опустил глаза и молча разглядывал свои ботинки.
Я поерзала на сиденье, посмотрела в окно. Как же, как же, стану я жалеть этого кровососа. Прямо перед нами виднелась огромная розетка гигантского колеса обозрения, нависшего над Темзой, — ярко сияли лампочки на фоне ночного неба. Мы уже почти приехали. Учитывая субботние вечерние пробки, остаток пути быстрее было бы пройти пешком, но мне было нельзя.
— Ты права, Женевьева. — Голос Малика снова коснулся меня прохладным шелком. — Я одинок. — Изящные пальцы обвили мне запястье. — И был одинок гораздо раньше, чем задумался об этом, и не могу отмахнуться от этого чувства, хотя оно меня и раздражает.
Свет уличного фонаря высветил его лицо, затем снова погрузил во тьму. На поверхность вынырнула мысль о том, что говорила о нем с Мелиссой та коктейльщица.
— Ты именно поэтому подбивал клинья к Мелиссе? Потому что тебе было одиноко?
Малик словно бы не слышал вопроса:
— В отличие от тебя, — он развернул меня к себе и завладел моим вторым запястьем, — я не люблю лгать, даже самому себе.
У меня мурашки по спине побежали от страха. Что бы я ни болтала, мне его и вправду стало жалко! Я едва не позабыла, кто он такой и чего от меня хочет!
Я попыталась вырваться, и хватка стала сильнее.
— А может, потому, что Мелисса была полукровка? — бросила я ему в лицо. — А значит, труднее и тем интереснее ее помучить и можно не сдерживаться? Наверное, тогда боль показалась бы тебе более настоящей, да?
В глубине его зрачков засверкали яркие искорки гнева.
Пульс у меня под его пальцами так и громыхал.
— Она что-то видела, так? — заорала я, перекрывая рев крови в жилах. — Когда была с тобой! — Кожу у меня обдало жаром, жаждой, страстью. Я задохнулась и стиснула кулаки, пытаясь подавить это ощущение.
Треклятые вампирские штучки!
— Ты и сейчас себе лжешь. — Малик развернул мои руки ладонями вверх. — Твердишь себе, будто не желаешь принять то, что я могу тебе дать, но тело тебя выдает.
Пальцы у меня обмякли и разжались, чего я совершенно не хотела.
— Видишь, Женевьева, что бывает, когда отрицаешь истину. Сама себя лишаешь сил. А иначе разве смог бы я с такой легкостью обойти твою защиту, подчинить твое тело своим прихотям, если бы не обратил против тебя твои же желания? — Он рванул меня к себе, яростно сверкнув глазами. — Примерно как ты поступила с Рио!
Я заморгала. Отчего он так разозлился? Тут я поняла, что именно он сказал, и теперь уж моя собственная ярость заставила меня приникнуть к нему.
— Ты подглядывал, да-да, — сказала я утвердительно. — Там, в театре. Но ты ведь всегда так делаешь, правда? — Я скривилась. — Шпионишь за всеми подряд.
— Дразнить Рио было неблагоразумно.
— Да что ты говоришь! Ты считаешь, не стоило дергать ее за ошейник? Ты все слышал, она честолюбивая, у нее на меня какие-то виды, и я готова спорить, что с моим благополучием они не сочетаются! И если у нее изменились планы, в этом отношении все осталось по-прежнему!
Его руки сдавили мне запястья, и я уже решила, что вот-вот захрустят кости. Я сжала зубы, чтобы не заскулить. Затем мерцание в его глазах заискрилось и погасло.
— Да, все осталось по-прежнему.
Малик медленно разжал руки и прижался губами к трепещущей жилке на моем левом запястье, и душа у меня ушла в пятки.
Он выпустил меня, я забилась в свой угол сиденья, твердо решив не замечать в себе бури противоречивых эмоций… И тут ответ у задачки сошелся.
Я коротко, глумливо хохотнула:
— Ты все знал. Да? Ты так ловко все разнюхиваешь, так замечательно подслушиваешь и подсматриваешь, вот почему ты заранее знал, что задумала Рио, и тут пришла я и испортила тебе все удовольствие. Потому-то ты так злишься.
Он рассмеялся, и сердце у меня затрепыхалось — не от страха, а от тепла.
— Ход твоих мыслей, Женевьева, для меня едва ли не интереснее твоих прелестей.
Ага, сейчас, как будто кому-нибудь когда-нибудь удавалось меня отвлечь такими дешевыми приемами. Я делано улыбнулась:
— Ах-ах, благодарю за комплимент.
Он поднял бровь:
— Я и не заметил, что сделал тебе комплимент.
Как же, как же.
— Спорим, ты знаешь, что они затеяли, и, наверное, даже знаешь, кто убил Мелиссу и почему!
— Если мне столько известно, зачем я пригласил тебя помочь мне?
Ха! Проще простого.
— Там замешаны какие-то чары, — ответила я, — они вам всем нужны, и вы все считаете, будто я могу их найти.
Малик снова рассмеялся, и от его низкого грудного смеха у меня кровь разом забурлила от страсти.
Я схватилась за ручку двери, свирепо глядя на него:
— Сам знаешь, не получится! Как бы ты меня ни заводил, я ничего не забуду!
Словно в замедленной съемке, он взял мою руку, поднес к губам и жарко подышал на кончики пальцев, не сводя с меня глаз.
— Зачем же мне заставлять тебя что-то забыть, Женевьева? Я хочу, чтобы ты все помнила.
Осознав его слова, я нахмурилась:
— Что я должна помнить?
— Ну как же, все, что я тебе сказал. — Он поцеловал мне пальцы, а я ощутила поцелуй на губах. — Мне хочется, чтобы этот маленький эпизод завершился к моему полному удовольствию. Для успеха моего предприятия мне никакие чары не нужны, а значит, не нужна и твоя помощь в том, чтобы найти их.
Я облизнула губы, и на языке растаял вкус рахат-лукума. Проклятая месма! Почему это ему чары не нужны, если всем нужны? И зачем он прислал мне приглашение, если дело не в чарах?
Такси затормозило и остановилось.
— Девятнадцать двадцать, братишка.
Малик достал полтинник и протянул водителю:
— Прошу вас, подождите нас здесь.
— Ни за что, — отрезала я. — Ты со мной не идешь.
— Женевьева, мы же договорились…
— Иди домой, Малик, — ответила я его же словами и выскочила из такси.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Я помчалась по тротуару, плечи свело от напряжения. Зар-раза! Что теперь? С Темзы налетел порыв теплого ветра, швырнул мне волосы в лицо, я отбросила их назад. Я вздохнула поглубже и тут же пожалела об этом: набрала полную грудь выхлопных газов с легкой примесью запаха речной воды.
Скривившись, я по очереди покрутила ступнями, разминая щиколотки. Ноги были не в восторге от перспективы снова топать на шпильках. Я огляделась в поисках какой-нибудь подсказки, как бы мне отделаться от красавчика-вампира. Дальше по набережной Виктории, залитой светом фонарей, виднелся обелиск в честь военно-воздушных сил, с золотым орлом на верхушке. Над противоположным берегом повисли яркие кабинки колеса обозрения. Наверное, уже настала полночь, но это был Лондон, и кругом толпился народ — на Хангерфордском мосту сновали прохожие, на палубе «Испаньолы» курили гуляки, под железнодорожным мостом миловалась парочка, выгуливал солидного пекинеса пожилой дяденька в шортах.
Однако вдохновиться было нечем. Я смирилась с неизбежным и обернулась. Малик стоял, расставив ноги и заложив большие пальцы за ремень, и вокруг него темным ореолом витала непокорность. Хотя не всем бросалось в глаза, что он вампир, его все равно огибали по большой дуге, а дяденька с пекинесом и вовсе повернул обратно, лишь бы не проходить мимо.
Малик не собирался сдаваться так просто, но, может быть, он поймет, если сказать ему все как есть?
— Послушай, — я подошла к нему, — я не хочу, чтобы ты за мной таскался, ясно? Алан Хинкли мой клиент, и если я приведу тебя, это будет выглядеть не очень-то профессионально.
Малик поднял подбородок и принюхался:
— Почему мы не в полицейском участке?
— Старый Скотленд-Ярд прямо за углом. Алан Хинкли хотел сначала встретиться со мной здесь, наедине. — Я посмотрела на часы. — Он придет сюда с минуты на минуту, а может быть, уже ждет.
— На углу оживленных улиц не разговаривают наедине.
— Мы встречаемся в сквере. — Я махнула рукой в сторону калитки.
За калиткой к противоположному выходу, футах в восьмидесяти, тянулась гравийная дорожка. Еще в сквере, обнесенном черной железной оградой, были газоны, несколько массивных деревьев и три статуи, обращенные к реке. В домах, выходивших в него, горели почти все окна, так что видимость уединения создавали разве что кусты вдоль ограды. Сквер был залит светом, и сразу становилось ясно, что в нем никого нет.
Между бровями у Малика залегла складка.
— Почему он пригласил тебя сюда? — спросил он, покосившись в сторону входа в подземку. — Почему вам было не встретиться прямо в участке или в кафе?