Я нахмурилась — вопрос сбил меня с толку.
— Потому что Алан Хинкли назначил мне встречу именно там. Я тебе так и сказала.
— Но Алана Хинкли там не было. — Малик говорил мягко и неторопливо. — Вместо него там была засада, которая едва не достигла цели.
— Очевидно, кто-то воспользовался или самим Хинкли, или полученными от него сведениями, чтобы разделаться со мной.
— Нет. — Малик грациозно опустился на корточки и оперся локтями о бедра. — Мне кажется, засаду устроили не на тебя.
Я фыркнула:
— Может, ты сам меня и заманил.
Он подался вперед, и сердце у меня заколотилось от ужаса. Я хотела отпрянуть от него, но спина у меня уже прижималась к стене, и отпрянуть было некуда.
— Или это ты обманула меня, Женевьева?
— Что?! — Я изумленно уставилась на него.
Он выбросил вперед руку и схватил меня за подбородок:
— Чары, которые не дали мне войти в сквер, оглушили меня, но тебя не остановили.
Я дернула головой и вырвалась:
— Кто-то включил чары уже после того, как я прошла в калитку, и они не дали мне выйти.
— Правда?
— Сам знаешь, что да! — рявкнула я.
— Чары были настолько сильны, что я на несколько минут лишился сознания. — Глаза его сузились. — И за это время кто-то ударил меня по голове камнем из поребрика.
Это объяснило, откуда у него взялась вмятина в черепе, но не объяснило, куда он клонит.
— Тот, кто меня ударил, был из твоих сородичей, — закончил он обвиняющим тоном.
Ах вот оно что… Значит…
— И нечего так на меня глядеть! — отчеканила я. — Если ты помнишь, мне тоже крепко досталось!
— Если бы меня не обволок твой аромат, я их заметил бы. — Малик провел пальцем по моему раненому плечу. — Предполагалось, что я войду в сквер вместе с тобой? — Палец скользнул ниже по сломанной руке. — А когда они напали бы на меня, ты не стала бы вмешиваться? Или стояла бы и смотрела — и аплодировала? Вероятно, поэтому им пришлось импровизировать?
— Молодец, решил, что это я тебя подставила, только потому, что кто-то из волшебного народа подправил тебе башку! — Я фыркнула. — Хорошо, раз уж у нас тут фестиваль идиотских версий, как насчет ревенантов? Ты только что сказал, что их может создать только вампир, вот, наверное, ты сам их и сделал! Потому что лично я ни при каких обстоятельствах не стану иметь дело с вампирами!
— Но ты же имеешь дело с вампирами, правда, Женевьева?
Его пальцы обхватили мое левое запястье и вывернули руку ладонью вверх.
Боль пронеслась по руке, словно лесной пожар, и я не успела сдержаться и закричала. Малик прикоснулся пальцем к моей ладони, и боль стихла, словно задули спичку.
— Посмотри, как слушается меня твое тело. — Голос его прозвучал печально.
Еще одно прикосновение — и плечо снова опалило болью, только кричать я не могла: он мне не позволил. Я могла только глядеть на него, вытаращив глаза, а сердце так и билось о ребра.
Потом боль снова утихла, и я облегченно обмякла.
— Ты не будешь сопротивляться. — Это был приказ. — Иначе мне придется снова сделать тебе больно. Понимаешь?
— Ага, значит, ты любитель пыток, — выдавила я.
— Нет, не любитель, — сокрушенно вздохнул Малик. — Но я не щепетилен.
— А пошел ты…
— Ты ведь совсем не хочешь меня выгонять, — усмехнулся он уголком рта. — Так или иначе, нам сначала нужно кое-что прояснить, правда? — Он явно ждал ответа.
Можно подумать, у меня есть выбор… Я кивнула.
— Этой ночью у полицейского участка… — Малик погладил мне ладонь, — я сам не ожидал, что мне удастся с такой легкостью проникнуть в твой разум и повлиять на твое тело. Интересно, почему так случилось? — Он опустил глаза на мою руку. — Ты даже предложила мне свою кровь без колебаний. Это необычно, особенно для сиды.
На моей ладони проступила кровь — четыре ярких полумесяца.
Это было так же страшно, как и в первый раз.
Но еще страшнее было полное отсутствие давешнего безумия — я совсем не ощущала отчаянной тяги дать Малику все, что он захочет, и только тут поняла, что он с самого начала играл с моим разумом в кошки-мышки.
А теперь он играл с моим телом, не трогая разум.
Он взял меня за руку и поднес ее к губам, и я знала, что должно быть больно, и прямо-таки слышала, как скрипят друг о друга обломки костей. Но я не чувствовала ничего, кроме прохладного дыхания на коже и прикосновения теплого языка к ладони.
Я глядела на Малика, полностью отдавая себе отчет в том, что тело трепещет от восторга, и проклиная себя за то, что он для меня до сих пор желанен.
— Но твоя кровь уже сказала мне, кто твоя Госпожа.
Он вонзил клыки в бугорок у основания большого пальца и содрогнулся всем телом.
Острое жало глубоко вонзилось в мою плоть, и я задохнулась от удовольствия.
«Твоя кровь напомнила мне о ней, только я в это не поверил», — прозвучал у меня в голове его голос.
— Нет у меня никакой Госпожи! — прошипела я сквозь сжатые зубы.
Малик поднял голову и вздохнул одновременно грозно и печально:
— У нее недостает силы, чтобы сохранять кровные узы с такой, как ты, поэтому я и решил, будто ошибся. — В его зрачках полыхнули алые точки. — Лишь тогда я нашел и ее, и демона, который захватил ее тело и торговал ее душой.
Не сводя с меня глаз, он снова прильнул к ране на моей ладони.
«Твоя кровь напомнила мне о ней».
Между ног у меня стало жарко, и я уткнулась носом в колени, стараясь не замечать этого жара и не слышать, как Малик насыщается. Его пальцы вплелись мне в волосы, он поднял мою безвольную голову.
— А когда она вонзила клинок мне в сердце, — тут он взял меня за другую руку и прижал к звездочке под ребрами, — я все понял.
В голове у меня, словно слайды, замелькали слова и картинки давешней ночи. Малик настаивает, что я Роза, я наслаждаюсь его укусом, мне страшно, что он меня убьет, моя альтер-вамп вонзает в него нож, воспоминание о том, как Малик призывает меня, призывает мою кровь.
— Нет, — прошептала я с пересохшим ртом. — У меня нет Госпожи.
На лице Малика появилось холодное выражение.
— Создать кровные узы с тобой, соединиться с тобой — это достойная месть. — Он поцеловал меня в губы, и я ощутила медовый привкус собственной крови. — Она понимала, как я жажду тебя, — пробормотал Малик, — но допустить, чтобы она была одержима демоном… нет, этого я допустить не могу. — Его губы скользнули по моему уху. — Ты должна передать ей привет от меня. Это единственная причина, по которой я оставляю тебя в живых.
От его слов меня пробила дрожь.
Я видела собственное отражение в его обсидиановых глазах, я скользила по ним, словно по черному льду, страшась того, что таится в их глубинах.
— У меня. Нет. Никакой. Госпожи.
Он улыбнулся. И ужас у меня как рукой сняло — по всему телу словно разлилось текучее тепло. Он сел и вытянул ноги.
— Я обладаю Истинным Даром, Женевьева. — Он запрокинул голову, показав шею, и провел ногтем сверху вниз по горлу.
Из царапины выступила густая кровь цвета кларета, и сердце у меня снова заколотилось.
Красивое лицо Малика было исполнено покоя, когда он кончиком пальца надавил на рану. Кровь побежала быстрее, скопилась в яремной ямке.
— Здесь, ближе к сердцу, кровь особенно крепкая.
Он протянул руку и прочертил на моей щеке прохладную влажную линию. Наклонив голову, я уткнулась ему в ладонь, лизнула, чтобы попробовать кровь на вкус. Малик погладил мне шею, нежно прикоснувшись к пульсирующей точке на горле.
— Иди сюда. Я предлагаю тебе свою кровь по доброй воле.
Я прижала руку к его груди. Его плоть была холодна и неподвижна. Мне стало не по себе, но это быстро прошло. Я нагнулась к Малику, вдохнула аромат меди, лакрицы и сладкого рахат-лукума — его кровь — и шлейф густых темных пряностей — его собственный запах.
По всему телу у меня побежали мурашки.
Он сильнее надавил мне на затылок, притягивая к себе.
Я посмотрела на него. Глаза у него стали как черные озера, в зрачках вспыхивали крошечные огоньки. От страха у меня пересохло во рту и напрягся живот.
«Иди ко мне, и тогда я исцелю тебя», — прошептал его голос у меня в голове.
Во мне взметнулась жажда, и я приникла губами к его крови, ее пряная острота искрами рассыпалась по языку. Я прижалась ртом к царапине и принялась сосать. Дивный нектар прохладой струился в горло, и головокружительный холод покрыл инеем зазубренные края моей боли и выжег ее без следа.
— Хватит, — промурлыкал Малик, его ладони стиснули мне голову и попытались оттолкнуть меня.
Я отчаянно присосалась еще сильнее, вонзив зубы ему в кожу, ногти ему в плоть.
— Хватит, Женевьева! — приказал он. — Остановись.
Нет, не хватит. Никогда не хватит!
Эта мысль мерцающим светом разбила его власть над моим разумом, и вспыхнуло золотое Очарование. Я растворилась в Малике, забыв о том, где кончаюсь я и где начинается он, мне было нужно больше, я хотела больше, я брала больше…
Он содрогнулся подо мной, его сердце внезапно ударило мне в грудь и забилось. Я подняла голову, заливая его волшебством. Так давно я не знала этой радости — источать Очарование по своей воле, а не под властью обстоятельств. Малик перекатился и теперь смотрел на меня сверху, он держал меня за запястья, вывернув мне руки за спину, вдавив пальцы мне в кожу. В моих жилах бурлила страсть пополам с магией, алчно и жарко пульсировала между ног. Глубоко в черноте глаз Малика тлело пламя, губы раздвинулись, обнажив клыки, острые словно иглы. Я чувствовала сквозь разделявшую нас ткань, как он прижимается ко мне — налившийся, нетерпеливый.
— Я не человек и не вампир-неофит, Женевьева, твое волшебство на меня не действует.
— А я сида, Малик, и твоему волшебству меня не покорить.
Я замерла на краю пропасти, зная, что не остановлю его, — и не хочу останавливать, хотя в груди засела заноза страха. Кто будет Господином, кто рабом? Или мы обойдемся без этого?
Малик молчал и не двигался. Чего он ждет? Тут меня осенило. Он не хотел завоевывать, он не хотел покорности, он хотел, чтобы я сама предложила ему себя.
Это было удивительное, мучительное, искусительное чувство.
Сердце у меня колотилось как бешеное, я выгнула спину, подняла подбородок и подставила горло Малику. В его глазах что-то вспыхнуло, а потом он стал другим, мрачным, хищным и почему-то еще более одиноким. Меня пронзила дрожь. Его руки больно стиснули мне запястья, и он склонил голову и прижался губами к бьющейся жилке. Я напряглась, ожидая боли. И наслаждения.
И тут Малик исчез — я даже не успела заметить как.
Я лежала без сил, глядя на свисавшие с потолка янтарные кристаллы. В комнате было совершенно тихо, если не считать моего неровного дыхания.
А в голове у меня по-прежнему звучал голос, приказывающий передать привет Розе.
Судорога страха мгновенно выгнала из тела и магию, и страсть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Я проснулась от яркого дневного света, когда порыв жаркого ветра ворвался в окно и взметнул край белой простыни. Небо было голубое-голубое, ясное-ясное, и сначала я удивилась, куда же подевались тучи. Мои сны были все в тучах, в черных снежных тучах, наполненных отзвуками слов Малика. Эти тучи набились в горло и превратили меня в ледяную глыбу, которая медленно растаяла, потопив меня в море крови. Я свесила ноги с постели и села, схватившись за живот, который в очередной раз подвело от ужаса.
Подумаешь, сны. Пустяки. Просто подсознание перерабатывает вчерашние события.
Бронзовый жакет, черная юбка и даже разорванные трусики были аккуратно сложены на стуле. Увидев эту стопочку, я подняла бровь. Под стулом стояли рядышком мои туфли — чистые. Малик сложил мою одежду и почистил туфли. Что-то ответ в задачке не сходится. Я встала, открыла шкаф, чтобы все убрать, и увидела свое отражение в зеркале. На миг я застыла.
Медового оттенка кожа сияла теплым светом, глаза сверкали, словно полированный янтарь, упругая плоть сгладила все жалобно торчащие косточки. Я выглядела так великолепно, что впору витаминами торговать, — и, конечно, от ран и синяков не осталось ни следа. Если для этого нужно было всего-навсего хлебнуть вампирской крови, неудивительно, что эти кровососы хитроумно рекламируют себя как этакий новомодный эликсир жизни и красоты. Впечатление блистательного здоровья омрачала только грудь. Она стала пышнее и полнее, и в этом, разумеется, ничего плохого не было. Только вот эти гады-ревенанты основательно меня поели, и следы были еще заметны.
Я коснулась отметки от клыка над правым соском. Почему все мои раны зажили, а эта — нет? Я глянула на левую руку. Меня прошиб пот. Запястье по-прежнему опоясывали синяки, которые оставил Малик, — они уже поблекли, но отнюдь не исчезли. У меня закружилась голова, я едва не упала. Бугорок у основания большого пальца был совершенно целый и гладкий.
Живот свело спазмом, я метнулась в ванную, и меня вырвало в унитаз.
Что именно Малик приказал передать этой своей Розе? Он говорил на каком-то иностранном языке, а я знала только английский. Однако я без всякого перевода все прекрасно поняла и не хотела даже задумываться над тем, как мне это удалось.
«Передай Розе, что во имя любви к ней я оторву ей голову, вырву из груди сердце и буду жечь ее плоть, пока кости не обратятся в прах».
Я снова склонилась над унитазом, но внутри уже ничего не осталось.
Потом я бросилась в душ и открутила горячий кран до предела. Опершись ладонями о кафельную стену, я подставила спину под обжигающие струи. Не только Малик хочет меня убить. Стоило еще хорошенько подумать о вчерашней засаде. Я сомневалась, чтобы в деле участвовал Алан Хинкли — скорее всего, он был всего-навсего замороченной подсадной уткой, — тем не менее у меня накопились к нему вопросы, которые я собиралась ему непременно задать, надо только вернуть забытый в «Голубом сердце» мобильник.
Схватив полотенце, я растерлась докрасна и наскоро причесалась — на такой жаре волосы скоро высохнут сами. Посмотрела на искусанную грудь и скривилась. Струпья под душем сошли, и остались только крошечные розовые ранки.
Кто же подослал ко мне двоих ревенантов? Очевидно, какой-то вампир, но еще нужна была ведьма, чтобы составить парализующие чары и наложить их на садовую ограду. А Малик говорил, что его ударил по голове кто-то из моих соплеменников. Не слишком распространенное сочетание, — вообще-то, компанию, состоящую из моего соплеменника, ведьмы и вампира, я могла представить себе только в «Кровавом трилистнике», но с какой стати Деклан захотел бы убить меня, сиду?! Как я ни ломала голову, но не могла выдумать ни одной причины, которая хоть сколько-нибудь соответствовала сложившейся у меня картине.
Но я была готова ручаться, что некий клурикон по имени Мик сумеет дополнить мою картину недостающими деталями. Кроме того, мне надо было сообщить Деклану последние новости о смерти Мелиссы, и передать сведения через Мика было куда безопаснее, чем доставлять самолично, особенно после захода солнца.
Следующая остановка — «Кровавый трилистник».
Задумчиво рассматривая свое отражение в зеркале, я увидела, как из отметины над правым соском показалась кровь и стекла розовой водянистой капелькой. Вот зараза! Я яростно растерла грудь полотенцем, швырнула его на пол и рывком распахнула дверь в ванную.
У меня был гость.
У окна боком ко мне стоял Финн и смотрел вниз, на улицу. Над светлыми волосами торчали острые рожки, а на лице была такая свирепая мина, что было ясно — ему сейчас лучше не попадаться. Черная рубашка и черные брюки отнюдь не смягчали его облик.
Зар-раза, совсем нет времени повторить вчерашний ритуал «строгий папочка».
Я схватила полотенце и завернулась в него.
— Финн, расскажи, пожалуйста, как именно ты сюда попал.
— Джен, тебя никто не стережет. — Он обернулся, окинул меня взглядом, потом посмотрел в лицо. — А замок у тебя такой, что даже обычного человека не остановит.
— Ладно. — Сердито отмахнувшись от его объяснений, я направилась в спальню. — У меня сегодня выходной. И кое-какие планы, а дело, с которым ты пришел, наверняка не очень срочное. Выход там же, где вход. — Я оглушительно хлопнула дверью.
Натянув трусики, я полезла в шкаф, вытащила джинсы и надела их. Прах побери, еще и Финн что-то затеял! И ко мне уже второй раз вломился без спросу — я что, на вокзале Ватерлоо живу?!
— Я заходил к тебе вчера вечером, Джен, — донесся до меня из-за двери голос Финна. — Тони сказала, у тебя какие-то неприятности с гремлинами на Тауэр-бридж.
Да чтоб ее, эту Тони, с ее дурацким тотализатором! Тоже мне придумала — играть в сводню! Лучше бы своей личной жизнью занималась, а не мою устраивала! Схватив полосатую зеленую футболку, я рывком напялила ее через голову.
Голос Финна послышался снова:
— Она сказала, тебя ранили.
Ярость улеглась, я машинально потрогала скулу и вздрогнула, вспомнив, как то же самое сделал Малик в такси. У одного гремлина оказалась монтировка, а я не успела увернуться, — это, конечно, была досадная случайность, гремлин метил в кого-то из своих дружков. Синяк исчез, спасибо Малику, что вылечил меня. Отогнав эту неприятную мысль, я сдернула с вешалки кожаную жилетку и надела ее.
— Но тебя дома не было, — продолжал Финн. — Джен, я за тебя волновался, особенно после вчерашнего утра.
Финн, только не надо доброты и понимания, сейчас мне их не вынести…
Вздохнув, я наклонилась и выудила из-под кровати ботинок.
— Я писал тебе сообщения, звонил, но ты не отвечала, вот я и решил прийти и посмотреть.
Меня охватило скверное предчувствие, я даже ботинок уронила. Открыв дверь, я спросила:
— То есть как это — посмотреть?
Финн стоял у самой двери, прислонясь плечом к стене. Уголки губ опустились, словно он рассасывал во рту щепотку соли.
— У тебя компьютер был включен, я в него заглянул.
И обнаружил, что я ходила на сайт «Голубого сердца». Вот нелегкая! Я-то надеялась, что мои давешние развлечения не всплывут хотя бы пару дней, — похоже, мне не повезло.
— Я пошел искать тебя. — Мшисто-зеленые глаза помрачнели. — И знаешь, где ты была? Садилась в такси на Лестер-сквер в компании какого-то кровососа. Ну, я, дурак, и решил последить за тобой, думал, у тебя неприятности.
Когда я представила себе Финна в роли рыцаря в сияющих доспехах, который идет на подвиги, пусть и никому не нужные, в груди у меня даже немножко потеплело. Это ничего не меняло — все мои мысли о Финне вполне могли оказаться безобидными мечтами и фантазиями, особенно после вчерашнего. А сейчас мне подумалось, что и работа моя вполне может отойти в область мечтаний и фантазий.
— Сады Виктории, Джен. — Голос Финна звучал тихо и безжалостно, ярость так и бурлила под тонкой прослойкой приличий. — Я видел, как вы с вампиром о чем-то поболтали, а потом — как ты пошла туда одна. Я видел тех парней.
Я ничего не ответила. Что тут скажешь? Мне было ясно, что будет дальше, — яснее, чем Финну. К горлу снова подкатила дурнота, и я направилась к холодильнику.
— Я вбежал в сквер, дальше ничего не помню, потом оказалось, что я прилег отдохнуть в кустиках, а когда очнулся, в сквере было пусто. Но хотя кто-то сильно постарался замести следы, кровь осталась — надо было только знать, где искать.
Наверное, там, где Малик убил ревенантов. Я схватила бутылку водки, налила в стакан, унимая дрожь в руках. История близится к концу. Нужно только подождать, когда Финн договорит и выдвинет ультиматум, а потом он уйдет, и я смогу сделать все, что задумала.
— А сегодня утром я услышал кое-что интересное. Один спортсмен на утренней пробежке нашел у Хаммерсмитского причала два раздетых трупа — двое молодых мужчин, около двадцати, без голов и без сердец.
От потрясения я замерла, а потом мозг лихорадочно заработал. Вот нелегкая, как они там оказались, эти трупы? Почему, ну почему Малик их не сжег или по крайней мере не припрятал, чтобы сжечь потом? Считается, что старые вампиры мастера на такие штуки, — они же столько веков тренировались! Нахмурясь, я задумчиво постучала пальцами по стакану. Если ревенантов все-таки нашли, то не потому, что Малик где-то прокололся.
Финн продолжал тем же тихим настойчивым голосом:
— Конечно, сердца и головы забирают самые разные создания: и драконы, и горгульи, и демоны. Однако всех озадачило то обстоятельство, что у обоих трупов были оторваны также гениталии.
Я удивленно заморгала. Головы и сердца — это понятно, все-таки они были вампиры, но остальное-то зачем? Растерявшись, я посмотрела на Финна и пробормотала:
— Очень странно.
Финн оторвался от стены и двинулся ко мне:
— Ничего странного, если вспомнить, что именно такой способ мести особенно любят бин-сиды.
Тут все со щелчком встало на свои места. Кроме меня, бин-сидов в городе не было. Не веря своим ушам, я уставилась на Финна:
— Ты что, думаешь, это моих рук дело?!
— Вчера на заре я обнаружил тебя всю в крови, но целую и невредимую. — Он глядел на меня, стиснув губы от бешенства, а затем продолжил: — Затем, уже вечером, я видел, как ты билась с двумя парнями, а потом их нашли мертвыми. Многовато совпадений, Джен.
— Засунь свою версию знаешь куда?! — заорала я, потому что и сама разозлилась от страха. — Если бы я сама это сделала, то не была бы такой дурой, чтобы наоставлять повсюду улик, которые указывают точнехонько на меня!
— Я собираюсь тебя допросить, и по три раза спрашивать не стану, поэтому не увиливай, а отвечай прямо. — В твердой зелени его глаз вспыхнули и погасли изумруды. — Ты их убила?
— Нет! — рявкнула я. — Я их не убивала.
Финн глубоко вздохнул, на миг закрыл глаза, и гнев как будто бы отхлынул.
— Ну что, доволен? — Я пихнула его в грудь. — Получил свой суд присяжных в миниатюре?
Финн неловко пошатнулся и отступил на шаг:
— Прости, Джен. Должен был и сам догадаться. — Он рассеянно провел ладонью по светлым волосам и почесал левый рог. — Но надо было спросить…
— Ладно. Вот и спросил. Я их не убивала. — Я сжала кулаки. — А теперь, если ты уйдешь, я смогу наконец заняться своими делами.
Брови у Финна сдвинулись.
— Я так понимаю, это сделал кровосос? Конечно кровосос, кто же еще!
Я перевела дух, стараясь успокоиться. Мне надо было поскорее попасть в «Трилистник», а для этого нужно было выставить Финна.
Думай, Дженни, думай. Тут меня осенило — в его словах была одна неувязка.
— А недостающие части трупов — ну, головы, сердца и прочее, — их нашли?
— А что?
— Конечно, не нашли, — пробормотала я, отчасти себе самой. — Ты сказал — это были люди. Если бы головы нашли, то знали бы, что никакие это не люди.
— Не люди? — Финн удивленно уставился на меня.
— По крайней мере, умерли они не людьми.
Я посмотрела на часы: время уходило. Солнце, на мой вкус, садилось слишком быстро.
— Значит, вопрос в том, зачем твоему дружку-кровососу вешать на тебя это убийство, — заключил Финн, скрестив руки на груди.
— Понятия не имею, но если я останусь тут, то так и не узнаю, правда? — Я обошла его, разыскивая второй ботинок. — Слушай, Финн, на сегодня разговор окончен. Я же тебе сказала, у меня дела.
— Дела подождут, Джен. Мы еще не договорили.
Внутри у меня все было готово взорваться, и от досады я едва не пнула дверь спальни. Однако ограничилась тем, что свирепо поглядела через плечо:
— Нет. Договорили.
— Джен, ты все время увиливаешь и уходишь от темы или куда-нибудь бежишь, — На скуле Финна дернулся мускул. — А нам надо про все это поговорить — про вампиров, про твою волшебную татуировку, про убийства, про то, что на самом деле случилось в полицейском участке. Я не знаю, что происходит, но мы во всем разберемся. Прямо сейчас!
Да уж, к такому разговору я была готова меньше всего, прямо скажем, сердце у меня к нему не лежало, хотя я и понимала, что рано или поздно он состоится. А поскольку до темноты оставались считанные часы, я предпочла бы, чтобы он состоялся скорее поздно, чем рано. Я втянула воздух, с силой провела руками по лицу и покорно посмотрела на Финна:
— Дай мне две минуты, я хотя бы оденусь, хорошо?
— Вперед, — отозвался он и преспокойно перешел под мою хрустальную люстру с висюльками — руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч, словно он чей-нибудь охранник. — Я пока тут постою.
Я аккуратно закрыла дверь, еле удержавшись, чтобы не хлопнуть ею, и уткнулась в нее головой. Ну почему Финн вечно будит во мне зверя? И вообще настроение у меня так и летало вверх-вниз, словно на русских горках. Хочу обратно в прежнюю уютную жизнь, когда самой крупной неприятностью были упрямые пикси! А теперь вот Финн глаз с меня не спускает — думает, я вот-вот в бега ударюсь! Вообще-то, так оно и было — да, я собиралась удрать. Я натянула ботинки, сунула в карман кое-какие деньги и тихо-тихо шагнула к открытому окошку.
Задушевная беседа с Финном могла и подождать.
А визит к Мику — нет.
Я пригнулась и перебросила ногу через низкий подоконник, выходивший на плоскую крышу. Нога вляпалась во что-то… нездешнее. Затаив дыхание, я отдернула ногу и почувствовала непонятное липкое сопротивление, как будто наступила на гигантскую жвачку. Я включила магическое зрение. Эти чары и на вид были похожи на жвачку — длинные липкие нити, тянувшиеся от оконной рамы, обмотали ботинок и ползли вверх по щиколотке. Прах побери! Что он затевает, этот Финн?!
— Финн! — яростно заорала я. — А ну сюда, быстро!
Дверь распахнулась, Финн ворвался в комнату и, застыв, уставился на меня так, словно глазам своим не верил. А потом, не сдержавшись, ухмыльнулся:
— У вас неприятности, госпожа?
— Как ты догадался, Финн?! — ощерилась в ответ я. — По-моему, ты кое-что забыл. Гляди!
Я подняла руку, призвала чары…
— Джен, лучше все-таки не…
…липкие чары плюхнулись мне в ладонь, впечатались в кожу, а потом упруго отскочили обратно к окну. Я потеряла равновесие и рухнула на пол — проклятая жвачка снова сжалась и еще туже обвила мне ногу.
— …надо, — договорил Финн, морщась. — Это капкан с пружиной. Чем сильнее ты дергаешься или пытаешься разрушить чары, тем крепче они становятся. Мы, то есть я с братьями, в детстве много лет тренировались накладывать такие заклятия. — В его словах прозвучала дурацкая похвальба.
— Мне наплевать, сколько ты с ними провозился, — прошипела я. — Давай снимай! Какого лешего эти чары вообще здесь оказались?
— Я их наложил некоторое время назад. — Финн поднял руки, словно извиняясь. — Джен, не волнуйся, эту ловушку я поставил не на тебя. — Он глянул на меня с улыбкой, а потом встал на колени и вынул из кармана высохшую зеленую кожуру от каштана. — Когда я пришел в себя, то побежал посмотреть, как ты там. — Он погрузил пальцы в липкие чары и начал медленно катать колючую кожуру между ладонями. — И очутился здесь сразу после того, как ушел твой кровосос. Остаться я не мог, а бросить тебя одну не хотел — мало ли он вернется? — вот и решил поставить капкан.
Я фыркнула, глядя, как он отдирает от меня чары: липучки на моем окне — это перебор даже для рыцаря в сияющих доспехах.
— Проще было сделать обычную пугалку.
Финн скривился:
— Пугалка не задержала бы кровососа до восхода солнца.
Челюсть у меня так и упала.
— На солнце он бы изжарился заживо!
Финн посмотрел на меня и улыбнулся — вид у него был решительнее некуда.
— Само собой.
После чего подался вперед и отлепил от моего башмака последнюю клейкую нить.
Я таращилась на него, потеряв дар речи. Мне почему-то никогда и в голову не приходило, что Финн способен такое выдумать, не говоря уже о том, чтобы сделать. И я не могла представить себе, что могло его заставить взять и поставить на вампира смертельную ловушку. Это противоречило всему, что я о нем знала, или думала, что знала.
Он откинулся назад, присел на пятки и бодро заметил:
— Ну что, хочешь проверить, что у тебя за входной дверью, или все-таки поговорим как взрослые?
Я покорно провела пятерней по волосам:
— Ладно, признаю, лезть в окно — это детский сад. — Я отползла к стенке и оперлась на нее спиной. — Но мне действительно нужно кое-куда успеть, так что давай покороче, ладно?
— Начнем вот с чего. — Финн развел руками, показывая и на окно, и на меня. — Когда ты начала приглашать вампиров угоститься твоей кровью?
— Только не говори мне, что затеял все это просто из ревности.
— Ревность тут ни при чем. Я говорю о деле.
— Ясно-ясно, я должна слушаться моего нового начальника, так ведь?