– Мне кажется, Эрис хочет тебя видеть.
Джерил спросила себя, почему Эрис не послал ей сообщения сам; ее также заинтересовал оттенок удовольствия– или чего‑то другого? – в мыслях Аретенона.
Когда они приближались к пещерам, Эриса нигде не было видно, но не успели они туда подойти, как он выскочил на солнечный свет. Джерил с невольным криком отступила на пару шагов, когда ее супруг устремился к ней.
Эрис был таким же, как раньше. Обломок со лба исчез, вместо него сиял новый великолепный рог, нисколько не хуже прежнего.
В запоздалом жесте приветствия, Эрис коснулся рогом рога Аретенона. Затем помчался в сторону леса огромными ликующими прыжками – но перед этим слился мыслями с Джерил так, как это редко бывало даже в довоенные дни.
– Пусть идет, – мягко сказал Теродимус, – ему надо побыть одному. Когда он вернется, я думаю, ты найдешь его несколько… иным. – Он негромко рассмеялся. – Филени умные, верно? Возможно, Эрис теперь более высоко оценит их «игрушки».
– Я знаю, что я нетерпелив, – продолжал Теродимус, – но я стар и хочу увидеть начало перемен, пока жив. Вот почему я начинаю так много дел в надежде, что хоть некоторые окажутся успешными. Но это то дело, в которое я верю более всего.
На секунду он погрузился в свои мысли. Даже малая доля представителей расы, к которой принадлежал Теродимус, не смогла бы полностью разделить его мечты. Даже Эрис, хотя теперь он поверил в них, делал это больше сердцем, чем разумом. Может быть, Аретенон, который так отчаянно стремился нейтрализовать те силы, которые сам же и принес в этот мир, мог бы оценить реальное положение вещей. Но из всех умов он был самым непроницаемым, если сам не хотел открыться.
|
|
– Вы не хуже моего знаете, – говорил Теродимус, когда они шли вверх по течению, – что наши войны имеют только одну причину – пища. Мы и митранианцы заперты, как в ловушке, на этом континенте с его ограниченными ресурсами, для увеличения которых мы ничего не делаем. Перед нами маячит страшная картина голодной смерти, и при всем нашем хваленом интеллекте мы ничего не можем с этим поделать. Ах да, мы прорыли безумно трудоемкие ирригационные канавы нашими передними копытами, но как мало они помогают!
Филени научились выращивать зерновые, они знают, как увеличивать плодородность почвы во много раз. Я полагаю, что мы сможем делать то же самое – когда приспособим их орудия труда для собственных нужд. Это наша первая и самая важная задача, но не она занимает главное место в моем сердце. Окончательным решением нашей проблемы, Эрис, должно быть открытие новых плодородных земель, на которые может переселиться наш народ.
Он улыбнулся их изумлению.
– Нет, не думайте, что я сошел с ума. Такие земли на самом деле существуют, я в этом уверен. Однажды я стоял на берегу и наблюдал за большой стаей птиц, летевших из глубины материка куда‑то за море. Я видел, как они летели туда, летели настолько целенаправленно, что я уверен, они собирались в какие‑то другие страны. Я мысленно летел вместе с ними.
– Даже если ваша теория верна, а вероятно, так оно и есть, – сказал Эрис, – как мы ее можем использовать? – Он показал на плавно текущую реку. – Мы тонем в воде, а вы не можете изготовить такую веревку, чтобы… – Внезапно его мысли превратились в беспорядочный хаос идей.
|
|
Теродимус улыбнулся.
– Кажется, ты уже догадываешься, что я собираюсь сделать. Ну а теперь ты можешь увидеть, так это или не так.
Они вышли на ровный участок берега, на котором группа филени что‑то делала под руководством одного из помощников Теродимуса. У кромки воды лежал странный предмет, изготовленный, как понял Эрис, из множества стволов деревьев, скрепленных канатами.
Как завороженные, они следили за творящейся на берегу суетой. После нескольких сильных рывков плот тяжело лег на воду. Еще не улеглись брызги, как какой‑то юный митранианец уже запрыгнул на плот и, ликуя, принялся танцевать на бревнах. Швартовые канаты натянулись, казалось, вот‑вот и они порвутся и плот устремится вниз по реке к морю. Минутой позже к митранианцу присоединились остальные, радуясь тому, что они победили стихию. Маленькие филени, которые не могли прыгнуть так далеко, терпеливо стояли на берегу, наблюдая за тем, как радуются их учителя.
Пьянящая радость победы не обошла никого, но, наверное, лишь немногие понимали, что случившееся – поворотный пункт истории. Теродимус стоял в стороне, погруженный в мысли. Он знал, что этот примитивный плот – только начало. Его нужно было испытать на реке, затем близ берега моря. Работа должна занять годы, и он никогда не увидит первых путешественников, возвратившихся из тех сказочных земель, существование которых было пока не более чем догадкой. Но то, что начато, закончат другие.
Стая птиц поднялась над лесом и пролетела над его головой. Теродимус смотрел на птиц и завидовал их свободному полету. Сейчас он положил начало завоеванию водного пространства для своей расы, но что когда‑нибудь ей будут принадлежать небеса, лежало за гранью даже его богатого воображения.
|
|
Аретенон, Джерил и все остальные уже перебрались через реку, пока Эрис прощался с Теродимусом. На этот раз ни капля воды не коснулась их тел, плот спокойно доставил их куда надо. Новая, усовершенствованная модель плота уже строилась, ведь было совершенно очевидно, что та, что существует сейчас, не выдержит морских путешествий. Эти трудности быстро преодолеют проектировщики, даже несмотря на орудия каменного века, с которыми они имели дело.
– Тебе предстоит непростая задача, – говорил Теродимус, – ведь ты не можешь показать своему народу всего, что видел здесь сам. Ты должен радоваться, если только заронишь семя, вызовешь хоть какой‑то в них интерес – особенно среди молодежи, которая придет сюда, чтобы научиться большему. Возможно, ты встретишь сопротивление – я не исключаю и этого. Но каждый раз, когда ты будешь возвращаться сюда, у нас найдется что‑то новое, чтобы показать тебе и усилить твои аргументы.
Они коснулись друг друга рогами; затем Эрис ушел, унося с собой знания, с помощью которых предстояло изменить мир. Сперва медленно, затем, когда барьеры будут преодолены и митранианцы и аселени получат простые инструменты, которые они смогут пристегивать к своим верхним конечностям и использовать без чужой помощи, прогресс двинется быстрее. Но в настоящий момент они вынуждены были во всем полагаться на филени.
Теродимус остался доволен. Только одно разочаровало его: он надеялся, что Эрис, любимый его ученик, сможет стать и его преемником. Эрис, который сейчас возвращался к своему народу, больше не погружался в себя и не ожесточался, потому что у него была цель и надежды на будущее. Но ему не хватало острого и широкого видения мира, которое являлось совершенно необходимым. Продолжать начатое будет Аретенон. Тут уж ничего не поделаешь, так что нет нужды размышлять об этом. Теродимус был очень стар, но он знал, что не раз еще увидится с Эрисом.
Парома больше не было, и, хотя он и ожидал чего‑то подобного, Эрис остановился в изумлении у широкого пролета моста, слабо раскачивающегося на ветру. Исполнение не вполне соответствовало проекту – много математических познаний было вложено в его параболическую подвеску, – но все равно он стал первым величайшим инженерным сооружением в истории. Сконструированный из дерева и канатов, тем не менее он предвосхищал форму будущих металлических гигантов.
Эрис задержался на середине моста. Он видел дымок, поднимающийся от корабельных верфей, открытых в сторону моря, и ему показалось, что он заметил даже мачты судов, которые строились для торговых маршрутов вдоль побережья. Трудно было поверить, что, когда он впервые перебирался через эту реку, его тащили, висящего на канате.
Аретенон ждал их на другом берегу. Походка его сделалась медленной, но в глазах по‑прежнему горел незатухающий интерес ко всему. Он тепло приветствовал Эриса.
– Я рад, что ты прибыл именно сейчас. Как раз вовремя.
Эрис знал, что это могло означать только одно.
– Корабли вернулись?
– Приближаются, их заметили час назад на горизонте. Они будут здесь с минуты на минуту, и тогда, после всех этих лет, мы наконец‑то узнаем правду. Если бы только…
Его мысль ушла в сторону, но Эрис сам мог продолжить фразу. Они подошли к большой каменной пирамиде, под которой лежал Теродимус – Теродимус, чей ум стоял за всем, что они видели, и который уже никогда не узнает, сбылась его мечта или нет.
С моря шел шторм, и они поспешили по новой дороге, идущей вдоль берега реки. Время от времени мимо них проплывали маленькие суденышки, каких Эрис еще не видел. Сидящие в них аселени или митранианцы приводили суда в движение деревянными лопастями, привязанными к передним конечностям. Эрис всегда с большой радостью наблюдал за любыми новшествами, освобождавшими его народ от вековых ограничений. И все‑таки иногда представители его расы напоминали ему детей, внезапно оказавшихся в чудесном мире, полном потрясающих вещей, которые нужно сделать, неважно, окажутся ли они полезными или нет. Однако все, что помогало сделать из его расы хороших мореплавателей, было более чем полезным. В последнее десятилетие Эрис открыл, что чистого интеллекта явно недостаточно, – существовали навыки, которые нельзя было приобрести никакими умственными усилиями. Хотя его народ в основном преодолел страх воды, они все еще были не способны совершать дальние морские плавания, и поэтому первыми мореплавателями стали филени.
Джерил нервно озиралась, когда первый раскат фома ударил со стороны моря. На шее у нее по‑прежнему висело ожерелье, которое Теродимус подарил ей когда‑то давно, но теперь оно уже не было единственным украшением, которое она носила.
– Я надеюсь, кораблям ничто не угрожает, – тревожно сказала она.
– Ветер пока не сильный, а они могут выдержать гораздо более страшные штормы, чем этот, – успокоил ее Аретенон, когда они вошли в его пещеру. Эрис и Джерил с интересом огляделись, горя желанием узнать, какие новые чудеса изготовили филени за время их отсутствия; но если они и были, Аретенон прятал их до поры до времени. Он по‑прежнему, как ребенок, обожал маленькие сюрпризы и тайны.
В их встрече присутствовала какая‑то отстраненность, которая озадачила бы стороннего наблюдателя, не знавшего ее причины. Пока Эрис рассказывал о всех изменениях во внешнем мире, о новых поселениях филени и об успехах в сельском хозяйстве, Аретенон слушал его вполуха. Его мысли, как и мысли его друзей, были далеко, на 6epeiy моря. Они с волнением ожидали прибытия кораблей, которые могли принести величайшую новость из всех, которые когда‑либо получал его мир.
Когда Эрис закончил свой отчет, Аретенон поднялся и стал беспокойно кружить по пещере.
– Ты достиг многого. Мы и не надеялись на такое. По крайней мере, в течение жизни поколения не было ни одной войны, и в первый раз за всю историю продовольствия у нас больше, чем населения, – благодаря новым сельскохозяйственным технологиям.
Аретенон оглядел убранство своего помещения. Почти все, что он сейчас видел, в годы юности показалось бы ему невозможным и просто бессмысленным. Тогда не существовало даже простейших орудий труда, во всяком случае его народ их не знал. Теперь у них были дома, мосты, корабли – и это только начало.
– Я доволен, – произнес он. – Как и планировалось, мы изменили все направление нашей культуры и обошли опасность, которая нас ожидала. Те силы, сделавшие возможным Безумие, скоро будут забыты. Маленькая горстка соплеменников еще помнит о них, но мы унесем наши секреты с собой. Возможно, когда наши потомки вновь доберутся до них, они окажутся достаточно мудрыми, чтобы использовать их надлежащим образом. Но мы открыли так много новых чудес, что, наверное, пройдет тысяча поколений, прежде чем наш народ опять захочет заглянуть в свой собственный мозг и экспериментировать с силами, заключенными в нем.
Вход в пещеру осветился внезапной вспышкой молнии. Гроза приближалась, хотя была еще на расстоянии нескольких миль от них. Со свинцового неба большими сердитыми каплями стал падать дождь.
– Пока мы ждем кораблей, – неожиданно сказал Аретенон, – зайдите в соседнюю пещеру и посмотрите несколько новых вещей, появившихся со времени вашего последнего визита.
Это была странная коллекция. Бок о бок на одной и той же скамье располагались инструменты и изобретения, которые в других культурах отделяли друг от друга тысячи лет. Каменный век завершился, пришли железо и бронза, и уже были созданы первые, пока еще грубые, научные приборы для проведения экспериментов, раздвигавших границы неизведанного. Примитивная реторта говорила о зачатках химии, а рядом с ней находились первые линзы – мир стоял на пороге открытия неизвестных ранее бесконечно малых и бесконечно огромных вселенных.
Гроза разразилась над ними тогда, когда рассказ Аретенона о новых чудесных вещах подошел к концу. Время от времени он с тревогой поглядывал на вход в пещеру, словно ожидая гонца из гавани, но никто не тревожил их, кроме раскатов грома.
– Самое важное я вам уже показал, – сказал он, – но есть кое‑что, что может развлечь вас, пока мы ждем. Как я говорил, повсюду были посланы экспедиции, чтобы собрать и классифицировать горные породы, все, какие попадутся, в надежде найти полезные ископаемые. Одна из экспедиций принесла вот это.
Он погасил огонь, и в пещере стало абсолютно темно.
– Пройдет некоторое время, пока ваши глаза станут достаточно чувствительными, чтобы разглядеть, – предупредил Аретенон. – Смотрите вот в тот угол.
Эрис напряг зрение. Сперва он ничего не видел, затем, постепенно, перед ним слабо замерцал голубой свет. Он казался таким туманным и рассеянным, что на нем трудно было сконцентрировать зрение, и Эрис автоматически подался вперед.
– Я бы не советовал подходить слишком близко, – предостерег Аретенон. – Он кажется совершенно обычным минералом, но филени, который нашел и принес его сюда, получил какие‑то странные ожоги. Однако на ощупь он холодный. Когда‑нибудь мы узнаем его секрет, но я не думаю, что он очень важен.
Небо рассеклось молнией; на секунду ее отраженный свет наполнил пещеру, и по стенам заходили причудливые тени. В этот же момент один из филени появился у входа и сказал что‑то Аретеиону своим тонким пронзительным голосом. Тот издал громкий крик радости – точно так же кричали предки Аретенона на поле битвы, – затем его мысли ворвались в ум Эриса.
– Земля! Они нашли землю – целый новый континент, который ждет нас!
Эрис почувствовал, как чувства торжества и победы переполняют его.
Перед ним лежала ясная дорога в будущее – новая, славная' дорога, по которой пойдут их дети, осваивая мир и все его секреты. То, что видел Теродимус, наконец отчетливой и блестящей картиной встало перед ним.
Он потянулся мыслями к Джерил, чтобы она могла разделить его радость, и почувствовал ее рядом. Наклонившись к ней в темноте, он ощутил, что она все еще смотрит в глубь пещеры, как будто не слыхала чудесной новости, и не может оторвать глаз от загадочного свечения.
Из ночи пришел грохот запоздалого грома, рассыпавшийся по небу. Эрис почувствовал, как тело Джерил дрожит, и послал ей свои мысли, чтобы утешить ее.
– Это же просто гром, – мягко произнес он, – чего тут бояться?
– Я не знаю, – ответила Джерил. – Я боюсь – но не из‑за грома. О, Эрис, мы сделали чудесную вещь, и я бы так хотела, чтобы Теродимус был сейчас с нами и видел это. Но куда она в конце концов приведет – эта новая дорога?
Из прошлого выплыли вдруг слова, сказанные когда‑то Аретеноном. Она вспомнила их давнюю прогулку вдоль берега реки, когда он говорил о своих надеждах. Он сказал тогда: «Ничто, чему мы можем научиться у природы, не будет таить такой огромной опасности, какая таится в наших собственных умах». Слова эти, казалось, дразнили ее и отбрасывали тень на золотое грядущее, но почему – она не могла этого объяснить.
Может быть, потому, что из всех рас во Вселенной только ее народ достиг следующего перекрестка дорог, минуя предыдущий. Теперь они вновь должны пройти по дороге, которую пропустили вначале, и лицом к лицу столкнуться с угрозой, ждущей в конце пути, – угрозой, которой на этот раз им не удастся избежать.
В темноте перед ней слабое свечение распадающихся ядер прожигало скальную твердь. Едва различимое, вот так же оно будет светить и тогда, когда Джерил и Эрис давно превратятся в прах. Оно станет лишь немного слабее, когда цивилизация, которую они строят, наконец раскроет его секреты.
Стена мрака
Перевод Л. Жданова
Многочисленны и удивительны миры, плывущие подобно пузырькам пены по Реке Времени. Иные, их очень мало, движутся против или поперек течения; еще меньше таких, что находится вне его пределов и не ведают ни будущего, ни прошлого. Маленькая вселенная Шервана в их число не входила, ее своеобразие было иного рода. Она насчитывала всего лишь один мир – планету племени Шервана – и одну лишь звезду, великое солнце Трилорн, дающее планете свет и жизнь.
Шерван не знал, что такое ночь, ибо Трилорн всегда парил высоко над горизонтом, опускаясь к нему только в долгие зимние месяцы. Правда, в Стране Вечной Тени каждый год бывала пора, когда Трилорн исчезал за краем планеты и наступала тьма, в которой ничто не могло жить. Но и тогда мрак не был полным, хоть и не было звезд, чтобы его рассеять.
Один в своей маленькой вселенной, вечно обращенный одной и той же стороной к своему одинокому солнцу, мир Шервана был последней и наиболее странной причудой творца звезд.
И однако же мысли, которые наполняли голову Шервана, когда он глядел на земли своего отца, могли родиться в сознании любого из детей человеческого рода. Он ощущал и благоговение, и любопытство, и немного страха, но над всем преобладало стремление изведать огромный мир, окружающий его. Пока он был слишком юн для этого, но старинный дом стоял на самой высокой на много миль точке, и во все стороны открывался вид на край, которым ему владеть. Если повернуться лицом на север, к Трилорну, то вдали можно было разглядеть длинную гряду гор, которые уходили вправо, становясь все выше и выше, пока не терялись в далях за его спиной – там, где начиналась Страна Вечной Тени. Когда‑нибудь, став постарше, он пройдет через эти горы, через перевал, что ведет в обширные страны востока.
Слева – всего несколько миль – океан; иногда Шерван слышал даже рокот волн, катящихся на пологий песчаный берег. Никто не знал, как далеко протянулся океан. Корабли выходили в его просторы и плыли на север, но Трилорн все выше поднимался в небе, все сильней и сильней становился жар его лучей. И задолго до того, как могучее солнце достигало зенита, кораблям приходилось поворачивать вспять. Так что, если мифическая Огненная Страна и впрямь существует, никому не суждено достичь ее берегов. Правда, есть легенды, они говорят, будто некогда были быстроходные металлические суда, которые могли пересечь океан наперекор палящим лучам Трилорна и достигнуть земель на том краю света. Теперь туда можно попасть только после долгого путешествия по суше и по морю, а если пожелаешь хоть немного сократить путь, надо следовать севернее, насколько хватит отваги.
Все обитаемые земли мира Шервана лежали в узком поясе между палящим зноем и нестерпимым холодом. В каждой стране крайний север – это неприступная область, опаленная гневом Трилорна. А к югу от всех государств раскинулась огромная и мрачная Страна Вечной Тени, где Трилорн – всего лишь бледный диск над самым горизонтом, а то и вовсе нет его.
Все это Шерван узнал в годы своего детства, и в ту пору его не впекло за пределы обширной страны между горами и океаном. Издревле его предки и предшествовавшие им племена упорно трудились, стремясь сделать эти земли самыми прекрасными на свете, и они добились своего, или почти добились. Удивительные цветы украшали сады; лаская мшистые утесы, тихо журчали потоки, которые вливались в прозрачное, не ведающее приливов море. Поля шелестели колосьями на ветру, словно поколения еще не родившихся семян перешептывались между собой. На просторных лугах и под сенью деревьев, мыча и блея, лениво бродили послушные стада. А еще был большой дом с огромными залами и бесконечными коридорами, который ребенку казался исполинским. Вот в каком мире рос Шерван, какой мир он знал и любил. И то, что находилось за родными рубежами, его пока не занимало.
Но мир Шервана был подвластен времени. Урожай созревал, и хлеб засыпали в амбары; Трилорн медленно плыл по своей короткой небесной дуге; сменялись времена года, крепли тело и дух Шервана. Такой родной край уже не казался ему таким огромным, горы подступили ближе, и до океана было рукой подать от большого дома. Он начал познавать мир, в котором жил, готовясь исполнить предназначенную ему роль в судьбах этого мира.
Кое‑что ему поведал отец, Шервал, но главным наставником был Грейл, который пришел из‑за гор в дни отца его отца и воспитал уже три поколения в их роду. Мальчик привязался к Грейлу (хоть было много такого, чему он учился без всякой охоты), и годы детства текли безмятежно. Но вот настала пора Шервану отправиться через горы в соседнюю землю. Много веков назад его род пришел из великих стран востока, и с тех пор в каждом поколении старший сын совершал туда паломничество, проводя год юности среди сородичей. Это был мудрый обычай, потому что в стране за горами еще хранили память о знаниях, коими обладали древние; к тому же было легко встретить людей из других земель, изучить их обычаи.
Весной того года, когда пришел срок сыну отправляться в путь, Шервал призвал к себе трех слуг, взял несколько животных (назовем их для простоты лошадьми) и поехал вместе с Шерваном в те части родной страны, которых юноша еще не знал. Сперва они ехали на запад, потом, спустившись к морю, много дней следовали вдаль берега. Трилорн заметно приблизился к горизонту, но они продолжали путь на юг, и тени у их ног становились все длиннее и длиннее. И только когда лучи солнца, казалось, вовсе утратили свою силу, путники повернули на восток. До Страны Вечной Тени оставалось совсем немного, и было бы неразумно ехать дальше на юг, пока не наступило лето.
Шерван ехал рядом с отцом, жадно рассматривая новые ландшафты с любопытством мальчика, который впервые попал в незнакомую страну. Отец говорил ему о почве, о том, какие злаки здесь можно выращивать, а какие не привьются. Но мысли Шервана были заняты другим – он смотрел туда, где начинались пустынные земли Страны Вечной Тени, пытаясь представить себе, далеко ли она простирается и какие тайны хранит.
– Отец, – заговорил он наконец, – если ехать на юг все прямо и прямо, через Страну Вечной Тени, попадешь на противоположную сторону мира?
Отец улыбнулся.
– Люди много веков задают себе этот вопрос, – но есть две причины, из‑за которых им никогда не узнать ответа.
– Какие причины?
– Во‑первых, разумеется, мрак и холод. Даже здесь никто и ничто не может жить зимой. Но есть и более веская причина, хотя Грейл, насколько я понимаю, не говорил тебе о ней.
– Кажется, не говорил, во всяком случае, я не припомню.
Шервал помолчал. Привстав в стременах, он обвел взглядом земли, простершиеся к югу.
– Когда‑то я хорошо знал эти места, – сказал он наконец Шервану. – Поедем, я тебе кое‑что покажу.
Они свернули с тропы и несколько часов ехали спиной к солнцу. Местность постепенно повышалась, и Шерван увидел, что они поднимаются вдоль гребня вершины, которая напоминала кинжал, нацеленный в самое сердце Страны Вечной Тени. Стало слишком круто для их коней, тогда они соскочили и оставили животных на попечение слуг.
– Можно обойти кругом, – объяснил Шервал, – но лезть напрямик быстрее, чем вести коней в обход.
Вершина была хоть и крутая, но не очень высокая, и они за несколько минут поднялись на нее. Сперва Шерван не заметил ничего необычного: та же самая дикая пересеченная страна, только чем дальше от Трилорна, тем мрачнее и суровее.
Он в замешательстве повернулся к отцу, но Шервал поднял руку, указывая на юг, и пальцем отчеркнул линию горизонта.
– Это не сразу рассмотришь, – тихо произнес он. – Мой отец показал мне как раз отсюда, за много лет до того, как ты родился.
Напрягая зрение, Шервал всматривался в сумрак. Небо на юге было темное, почти черное там, где встречалось с краем земли. А впрочем, нет, не встречалось: вдоль горизонта, разделяя землю и небо, широкой дугой протянулась полоса еще более густого мрака, черная как ночь, которой Шерван не знал.
Долго и пристально глядел он на эту полосу, и, видимо, в душу Шервана вкралось предчувствие, потому что угрюмый край вдруг словно ожил, маня его. И когда он наконец оторвал взгляд от черной полосы, то – хоть и был слишком юн, чтобы истолковать загадочный зов, – знал: отныне все будет представляться ему в ином свете.
Ранней весной он простился с родными и в сопровождении слуг направился через горы в великие страны восточного мира. Здесь Шерван встретил людей одной с ним крови, и здесь он изучил историю своего народа, узнал искусства и ремесла, уходящие корнями в древность, науки, направляющие жизнь людей. В местах учения он завязывал дружбу с юношами, что прибыли из стран, лежащих еще дальше на восток; дружба была короткой, но одному из этих молодых людей суждено было сыграть неожиданно большую роль в жизни Шервана.
Отец Брейлдона был прославленный зодчий, однако сын явно готовился превзойти его. Он путешествовал из страны в страну и непрестанно учился, наблюдал, задавал вопросы. И хотя он был всего несколькими годами старше Шервана, но бесконечно больше него знал о мире, – во всяком случае, так казалось Шервану.
Беседуя, они весь мир разбирали на составные части и собирали вновь так, как хотелось им. Брейлдон мечтал о городах с широкими проспектами и величественными башнями, которые затмят все чудеса прошлого; Шерван занимала судьба людей, которым предстояло населять эти города, устройство их жизни.
Они часто говорили о Стене; Брейлдон знал о ней из преданий своего народа, но сам ее не видел. Далеко‑далеко на юге, за всеми странами – как в том убедился Шерван – тянется она подобно могучему барьеру, окаймляя Страну Вечной Тени. Летом можно было ее достигнуть, хотя и с превеликим трудом, но проникнуть за Стену невозможно, и никому не ведомо, что лежит за ней. Сама будто целый мир, сплошная, без единого уступа, стократ выше человека, она пересекает неприветливое море, омывающее берега Страны Вечной Тени. Путники, едва согреваемые последними бледными лучами Трилорна, достигали этих пустынных берегов и видели, как Стена вздымается из воды, равнодушная к волнам, омывающим ее подножье. И на других далеких берегах другие путники видели, как она шагает через океан, смыкаясь в сплошное кольцо в своем кругосветном обхвате.
– Один из братьев моего отца, – рассказывал Брейлдон, – в молодости ходил до Стены. Он побился об заклад и десять дней ехал верхом, чтобы достичь ее. Огромная, холодная, она вызвала в нем страх. Он не мог сказать, из метала она или из камня, и, когда он кричал, эха не было, звук голоса затухал, словно Стена его поглощала. У нас есть поверье, что там край света и дальше ничего нет.
– Будь это так, – возразил Шерван очень рассудительно, – океан хлынул бы через край, прежде чем построили Стену.
– А если Стену воздвиг Кайрон, когда сотворил мир?
Но Шерван стоял на своем:
– У нас верят, что Стена создана людьми, возможно мастерами Первой Династии, они ведь делали такие замечательные вещи. Если у них вправду были корабли, способные достигнуть Огненной Страны – даже летать! – они, наверное, обладали достаточной мудростью, чтобы построить Стену.
Брейлдон пожал плечами.
– Видимо, у них была на то причина, – сказал он. – Но мы все равно не узнаем ответа, так зачем ломать себе голову?
Шерван уже успел убедиться, что у обыкновенных людей он, кроме этого разумного практического совета, ничего не почерпнет; только мыслителей занимают вопросы, на которые нет ответа. Большинство людей совершенно безучастно относилось к загадке Стены, как и к загадке жизни. А философы, коих он встречал, отвечали ему каждый раз по‑своему.
Начать с Грейла, к которому он обратился, возвратившись из Страны Вечной Тени. Старик спокойно поглядел на Шервана и сказал;
– За Стеной, насколько мне известно, кроется только одно – безумие.
Был он и у Артекса, древнего старца, который едва расслышал взволнованный голос юноши. Старец долго смотрел на Шервана из‑под опушенных век, чересчур утомленных, чтобы открываться полностью, наконец ответил;
– Кайрон воздвиг Стену на третий день сотворения мира. А что за ней, мы узнаем, когда умрем, ибо туда уходят души умерших.
Однако Ирген, живший в том же городе, сказал совсем иное.
– Только память может ответить на твой вопрос, сын мой. Ибо за Стеной находится страна, где мы обитали до нашего рождения.
Кому верить? Ясно; ответ неизвестен никому из них. Даже если его когда‑то знали, это знание утрачено много веков назад.
Но хотя поиски Шервана были бесплодными, он приобрел немало знаний за год учения. И когда вновь наступила весна, он попрощался с Брейлдоном и другими друзьями, с которыми только‑только успел сблизиться, и по древней дороге направился домой, на родину. Опять совершил он трудный переход через высокий перевал в горах, где сверху угрожающе свисали глыбы льда. Дальше Шерван достиг того места, откуда извилистая дорога снова шла под уклон, спускаясь к людям. Здесь было тепло, струились шумные потоки и не перехватывало дыхание от морозного воздуха, и отсюда, с уступа, после которого дорога устремлялась вниз, в долину, открывался вид на предгорья и на равнину, вплоть до мерцающего вдали океана. И там, у края неба, взгляд Шервана различил во мраке смутную тень – его родину.