3 мая Борис окончательно решил выступить в поход. Это. военное предприятие должно было стать (как и оборона Москвы 1591 г.) прелюдией славы правителя и обеспечить успех коронационных торжеств. По словам К. Буссова, Борис говорил: «..воля господня такова, чтоб государем на Руси был я. Но… я прошу нескольких недель отсрочки, и чтобы к июню вся земля собралась под Серпуховым для похода против крымских татар. Если я увижу, что вся земля повинуется, то это будет свидетельством того, что все сословия истинно желают моего избрания». Короноваться Мономаховым венцом Борис соглашался только после победы над крымским ханом («и ничто милосердный бог надо мною смилуется, а желанное свое получу, и яз тогды венчаюся царьским венцом»)[741].
Поход, предпринятый Годуновым, поражал современников размахом и многолюдством. И это понятно. Борис должен был действовать наверняка — поражение равнозначно было для него гибели. Современники считали, что в походе участвовало 500-тысячное войско, а Буссов называет даже цифру 800 тыс. Полк Бориса насчитывал 30 тыс. человек. Наиболее правдоподобна цифра 40 тыс. человек, стоявших на берегу Оки. По словам Массы, «войско было настолько велико, что поистине нельзя было и представить», ибо «со всех сторон стекалось такое войско, какого еще никогда не было у московского князя». Буссов писал, что «к июню вся земля была призвана под Серпухов, чтобы идти против татар, а также чтоб избрать правителя царем»[742].
7 мая 1598 г. царь выехал из Москвы. Двигался он не спеша и только 11 мая прибыл в Серпухов. Поскольку о действиях крымских войск известий не поступало, 14 мая Годунов отправил своих воевод вверх и вниз по Оке «осмотрити, нет ли на ней городов» (крымских гуляй-городов). После того как Борис 18 мая «смотрил засечных чертежей», в разведку к Перемышльской, Лихвинской, Тульской и другим засекам посланы были воеводы. 21 мая в Рязань выехал М. Сабуров «смотрети новые Волжские засеки». 25 мая Борис отдал распоряжение составить новый «разряд» серпуховского войска. Одновременно разбит был целый город из походных шатров, а по берегу Оки установлена была мощная артиллерия. В поле устраивались смотры войскам[743].
Сведения же о крымцах все отсутствовали. Только 29 мая Борис сообщил патриарху первую весть о них. Он получил грамоту от Л. Лодыженского с дороги («от первых улусов»), в которой говорилось, что Казы-Гирей с ногаями находится «в великом собранье… а сказывают, что царю итти на Можары (Венгрию. — А. З.) или на твое государевы украйны, а посяместа на Можары не пошел, стоит в Крыму… а только Днепра не перелезет, и цари верить нелзя». Борис просил патриарха молить о христолюбивом воинстве, чтобы ему была дарована победа. В ответном послании Иов 2 июня писал, что он эту просьбу исполнил[744].
Вскоре Лодыженский прислал из Крыма известие, что Казы-Гирей предполагал выступить в поход на Русь тогда, когда узнал о кончине Федора. Он «хотел итти со всем» своими ратми прямо к Москве, а перед собою хотел послать на наши украйны, на Рязанские места войною Арасланаева улуса Дивеева и иных перебрав резвых людей 20 000». Однако, узнав от плененных крымцами «станичников», что Борис «со всеми своими ратми» пришел на берег «с великим собранием», хан отложил поход и направил к Годунову посланника кн. Алея, «а сам хочет ее всеми людьми итти на Волохи». Борис снова просил патриарха молиться о даровании победы русскому воинству[745].
Прошло некоторое время, и елецкий воевода сообщил Борису в отписке от 18 июня, что из Крыма возвращается Л. Лодыженский с посланником хана Алеем-мурзой. 27 июня Лодыженский прибыл в Серпухов и доложил Борису: Казы-Гирей «во всем в твоей государеве воле, куда ты пошлешь, и он со всею Ордою готов итти против твоего государева недруга». Крымский посланник и его свита прибыли в расположение русских войск 28 июня и остановились в двух верстах от государева стана. На следующий день крымских представителей принял Годунов. Масса пишет, что в тот год крымцы «и не думали выступать из своей земли», а Борис достоверно знал, что крымский посол «приедет его поздравить, привезет подарки и заключит мир на несколько лет»[746]. Думаю, что И. Масса передает бытовавший в то время слух, но вряд ли он соответствовал действительности. Записи разрядных книг говорят, что у Бориса была информация о возможном походе Казы-Гирея на Русь.
Итак, поход крымского хана на Русь не состоялся — крымцы пошли войной на Венгрию. Борису снова пришлось выступить в роли миротворца, а не победителя «бусурман». Но свою военную демонстрацию он все же решил использовать для воздействия на посольство, а через него на сам Крым. Вслед за беспорядочной стрельбой из пушек послу и его свите были показаны все вооруженные силы, а в конце концов заключено мирное соглашение. После отпуска крымских представителей и Л. Лодыженского в Крым Борис, «выйдя в поле, дал согласие быть царем». 30 июня Борис вышел из Серпухова, распустив рать. Тогда же он сообщил патриарху Иову о прибытии к нему крымских послов, о их приеме и о том, что Казы-Гирей «хочет с нами быть в дружбе и в любви»[747].
2 июля Бориса торжественно встречали в Москве. Годунов сразу же направился в Новодевичий монастырь к сестре. Поход в Серпухов Иов изобразил в своем послании Годунову как новое избавление страны «от нахожения врагов»[748]. Теперь для Бориса важно было добиться персональной верности не только представителей знати, но и всего народа. Снова повсеместно проводится присяга на его имя (это было во время «жатвеныя», т. е. поздним летом — ранней осенью)[749]. В июле изготовлялись экземпляры утвержденной грамоты, которую от имени «всей земли» подписывали представители чинов.
Подлинник утвержденной грамоты до нас не дошел. Сохранилось шесть позднейших списков, образующих две редакции. Первую представляют: 1. Список И. А. Навроцкого (далее — Н). Рукопись не дошла, но есть два ее издания[750]. 2. Список Малиновского (далее — М) первой четверти XIX в. Представляет собой копию со списка Навроцкого[751]. Вторая редакция известна в четырех списках: 1. Строгановский (далее — С) первой четверти XVII в. сольвычегодского происхождения[752]. 2. Соловецкий (далее — Сол) в сборнике с текстами патриаршего происхождения начала XVII в[753]. 3. Плещеевский (далее — П) второй трети XVII в. Сохранился в тексте разрядной книги. Конец текста отсутствует[754]. 4. Толстовский (далее — Т) конца XVI — начала XVII в. (до 1612 г.). Сохранился в первой части сборника официального происхождения. Конец списка отсутствует[755].
Утвержденная грамота составлялась в двух официальных экземплярах: в государевой казне хранился экземпляр для царя («большая» грамота с золотыми и серебряными печатями); в ризнице патриарха — другой («меншая» грамота с восковыми, красными и черными печатями). Из того факта, что список С идентичен списку Сол (первый восходит к государевой казне, а второй — к патриаршей), Р. Г. Скрынников делает вывод, что оба официальных экземпляра были тождественны[756].
Сложнее вопрос о первой и второй редакциях утвержденной грамоты. С. П. Мордовина обосновала тезис о первичности редакции, представленной списком Н. В ней (датированной июлем) меньше славословий по адресу Бориса, она ближе к тексту соборного определения патриарха Иова (весна 1598 г.). В списке Н говорится, что еще надлежит составить экземпляр грамоты для патриарха, а в остальных списках о втором, патриаршем экземпляре говорится как о составленном. В перечне духовных лиц в списке Н в четырех случаях отмечаются старые настоятели, а в одном — новый (по сравнению со списком С)[757]. По А. П. Павлову, основной текст грамоты списка Н «отразил процесс составления и подписания утвержденной грамоты с 30 апреля по 7 мая 1598 г.», а вторая ее часть — следующий этап, закончившийся в июле. Второй вариант грамоты (список С и сходные) состоит также из двух частей: первая — историческое введение — была закончена к 1 августа 1598 г., а вторая — перечень участников и подписи — к январю — февралю 1599 г.[758]
Грамота должна была обосновать в развернутой форме права Бориса на трон, т. е. преследовала идеологическую цель, и вместе с тем обеспечить собственноручными подписями всего цвета феодальной знати ее верность новому царю, т. е. имела отчетливо выраженную практическую цель. Если выполнение первой задачи было делом сравнительно несложным, то осуществление второй потребовало больших усилий: нужно было добиться рукоприкладств людей, разбросанных по разным городам страны. При этом руководствовались не тем, присутствовало ли то или иное лицо на избирательном соборе, а прежде всего его представительностью, родовым и служилым положением на иерархической лестнице чинов. Изготовлено было несколько экземпляров грамоты. Возможно, составлены были примерные списки лиц, которые должны были подписывать грамоту, и начался сбор подписей, растянувшийся на долгий срок[759]. Могли подписываться несколько экземпляров, причем иногда разными лицами. Отсюда и разница в подписях.
Утвержденная грамота начинается с исторической справки о князьях Руси со времени Рюрика и кончая Федором Ивановичем. Затем излагается история избрания на царство Бориса и перечисляются его заслуги как правителя при Федоре: победил крымского хана и короля свейского; установил мир и дружбу с султаном, шахом и королями из других стран; устроил «все великие государьства Росийскаго царствия тихи и немятежны»; кроме того, Годуновым «и воинственной чин в призрении и во многой милости и в строении учинен, а все православное християнство в покое и в тишине»; наконец, «и бедныя вдовы и сироты в милостивом в покровении и в крепком заступлении, и всем повинным пощада, и неоскудныя реки милосердия изливались, и вся Руская земля во облегчении учинена»[760]. Изложение доведено до 9 марта, когда было принято решение о составлении утвержденной грамоты.
В. О. Ключевский считает, что первые заседания Земского собора 1598 г. состоялись в феврале — марте; затем они были прерваны и возобновились после окончания серпуховского похода. Плодом их деятельности и была утвержденная грамота 1 августа[761]. Изучая перечень участников собора, С. П. Мордовина убедительно показала, что он составлен был не ранее середины июля 1598 г.[762]Члены же собора подписывали грамоту и позднее. Все это так, но представляется, что никаких заседаний собора ни в июле, ни вообще после 17 февраля не было:[763]. дело шло об изготовлении утвержденной грамоты, и только. Борис решил связать правящие верхи круговой порукой крестного целования, присягой на верность ему как царю[764]. По Р. Г. Скрынникову, утвержденную грамоту в первом варианте начали составлять в марте и кончили вскоре после 1 апреля (когда Борис «сел» на царство). Отрицая возможность созыва Земского собора в июле — августе 1598 г., он выдвигает предположение, что Земский собор — так сказать, «нового созыва» — состоялся в конце 1598 — начале 1599 г. и якобы рассмотрел (заслушал) и санкционировал утвержденную грамоту[765]. Этот вывод основывается на том, что подписи под текстом грамот поставлены были скорее всего в конце 1598 г. (по наблюдениям С. П. Мордовиной). Но подписи могли ставиться под грамотой не единовременно,[766]. во всяком случае для этой процедуры созывать собор не следовало бы[767]. Перечень участников Земского собора 1598 г., помещенный в утвержденной грамоте, и подписи в конце списков хотя и не дают адекватного состава лиц, принимавших участие в соборном заседании 17 февраля, но тем не менее показывают примерный состав лиц, которые, по мнению устроителей собора, должны были санкционировать избрание Бориса на царство.
По наблюдениям С. П. Мордовиной, рисуется следующая картина. В списках утвержденной грамоты упомянуто 160 духовных лиц (патриарх, члены Освященного собора и др.), т. е. значительно больше (и абсолютно, и в процентном отношении), чем присутствовало на соборе 1566 г. Очевидно, это объясняется и ролью, которую играл в избирательной кампании патриарх Иов, и исключительным характером собора, избиравшего царя впервые в русской истории.
По замыслу устроителей собора на нем должны были присутствовать все члены Боярской думы, московские дворяне, приказные дьяки, стольники, стряпчие и бараши (придворный чин). Отсутствие упоминаний о некоторый из них в перечне участников собора объясняется прежде всего тем, что они несли службу в других городах. Частично этот пробел восполнен был тем, что они позднее подписали грамоту. По перечню, они составляли 248 человек, т. е. преобладали в массе служилых людей, которые должны были участвовать в соборном заседании (337 человек).
Городовое дворянство, служившее по «выбору», представлено 45 лицами, т. е. только 5 % всего «выбора», известного в то время. Это были дворяне, служившие в 1599 г. в Москве. В целом служилые люди составляли, по перечню, 73,9 % всех предполагавшихся участников заседаний собора. А. П. Павлов считает, что реальный состав собора был шире, чем он представлен в утвержденной грамоте[768].
Представителей третьего сословия на соборе должно было быть меньше (7–8% состава), чем на соборе 1566 г. (20 %): 21 гость (очевидно, все гости поголовно), старосты гостиной и суконной сотен, 13 сотских московских черных сотен и полусотен[769].
Сравнение списков Н и С утвержденной грамоты, проделанное С. П. Мордовиной, Р. Г. Скрынниковым и А. П. Павловым, обнаружило, что экземпляр Н был первоначальным вариантом грамоты. 17 февраля по нему патриарх Иов выдвинул кандидатуру Бориса от имени духовных лиц на заседании Освященного собора, бояр и «христолюбивого воинства». По экземпляру С Иов действовал от имени всех чинов «вселенского» собора, где присутствовали также гости и «православные крестьяне» всех городов Российского государства. Таким образом, заседание 17 февраля, участники которого приняли решение просить Бориса дать согласие на коронацию, было не заседанием Земского собора в строгом смысле слова, как в 1566 г., а совещанием соборного типа членов Освященного собора, Боярской думы, деятелей приказной администрации — «царского синклита», цвета московского дворянства и городового «выбора», служившего в то время в Москве.
Реальный состав участников совещания и его ход точно изложены в первом варианте утвержденной грамоты (протографе списка Н). Определенных данных о присутствии представителей торгово-ремесленных кругов нет, хотя это и не исключено. Во всяком случае никаких выборов на собор 17 февраля 1598 г. не было. Вряд ли стоит говорить о «призыве делегатов» «не только по должностному, но и по территориальному принципу»[770]. К августу 1598 г. первый вариант грамоты подписали высшие чины государства (члены Освященного собора, Боярской думы и видные приказные дельцы), а также те представители московского дворянства и «выбора», которые могли заседать 17 февраля (хотя и не все из них заседали реально). Вторичное подписание утвержденной грамоты А. П. Павлов объясняет «не безукоризненным» «с формальной точки зрения» составлением первого варианта. Но дело было сложнее. Борису Годунову для укрепления положения было недостаточно простого изложения событий 17 февраля. Во втором варианте грамоты (список С и сходные), изготовленном к 1 августа, громогласно объявлялось, что царь избран «вселенским собором», в котором якобы — это подчеркивалось специально — участвовало не только столичное дворянство, но и служилые люди «всех городов» и даже представители торгово-ремесленного люда. Именно этот вариант Борис подписал и скрепил своей печатью, после чего грамота была положена в царскую казну (архив).
Пересоставление грамоты вызвало и ее переподписку, затянувшуюся до января — февраля 1599 г.,[771]. а подписывали ее не столько реальные участники заседания 17 февраля, сколько те лица, которые по своему положению могли присутствовать на избрании Бориса. Реальных участников заседания могло быть и больше и меньше тех, чьи подписи стоят в списке С и сходных. После того как был составлен окончательный текст утвержденной грамоты (список С и сходные), 1 сентября к Годунову в Новодевичий монастырь отправилась очередная депутация во главе с патриархом, которой Борис дал согласие на коронацию.
Венчание на царство состоялось в Успенском соборе 3 сентября 1598 г. В Москве и по городам устраивались по этому случаю пышные торжества. Пиры в Грановитой и других палатах, а также на площади в Кремле не прекращались с 3 по 10 сентября. На них присутствовало «многое множество московского народу». «Были выставлены для народа большие чаны, полные сладким медом и пивом, и каждый мог пить сколько хотел». Выдано было тройное жалованье боярам, дворянам и дьякам. Пленным ливонцам даровали свободу, выдали денежную ссуду на торговые дела и разрешение на постройку церкви. Торжественно была объявлена амнистия и отмена смертной казни на пять лет[772].
Новые думные чины получили представители феодальной знати. Очевидно, после смерти Федора назначений в думу до той поры не было[773]. В день коронации Годунова боярство было «сказано» кн. М. П. Катыреву-Ростовскому и Александру Никитичу Романову-Юрьеву. Окольничими стали Михаил Никитич Романов-Юрьев и Б. Я. Бельский. Эти назначения были как бы реверансом Бориса в сторону его противников. 4 сентября чин конюшего получил боярин Д. И. Годунов; боярами стали кн. А. В. Трубецкой, кн. В. К. Черкасский; окольничими — кн. В. Д. Хилков и М. М. Салтыков Кривой. 5 сентября боярином стал кн. Ф. А. Ноготков-Оболенский, а число окольничих пополнили Н. В. Годунов, С. Н. Годунов и Ф. А. Бутурлин. Наконец, 6 сентября «сказано» было окольничество С. С. Годунову, М. М. Годунову, а чин кравчего получил И. И. Годунов[774]. Годуновым достались шесть думных и дворцовых чинов. Картина тем самым прояснилась.
Коронация Бориса означала его полную победу в ходе избирательной кампании 1598 г. Подготовлена она была его предшествующей деятельностью в качестве правителя при царе Федоре. Именно тогда ему удалось обеспечить поддержку своей политической линии со стороны дворянства, т. е. основной массы феодального сословия. Утверждение патриархии помогло ему добиться прочного союза с верхушкой церковной иерархии. Городское и посадское строительство с сочувствием воспринималось торгово-ремесленным людом. Создание нормально действующего государственного аппарата дало Годунову возможность подавить недовольство отдельных групп феодальной аристократии. Наконец, широко использовавшиеся Борисом приемы социальной демагогии на время оказали действие и на широкие круги народа вообще.
Избирательную кампанию Борис вел осторожно, но неуклонно, следуя выработанным ранее методам правления. Успех ее в значительной мере обеспечен был хорошо организованной поддержкой со стороны широких кругов московского населения, которую Борис использовал для давления на феодальную знать.
Но пройдет всего несколько лет, и созданный искусственно образ «доброго царя Бориса» потускнеет, и народные массы поймут, что они стали жертвой бессовестного обмана в сложной политической игре, которую вел Борис Годунов в 1598 г. Чем сладостнее были тогдашние сны, тем страшнее стало пробуждение. Тень царевича Дмитрия, промелькнувшая в народной молве 1598 г. как мираж, созданный Борисом, вскоре обрела плоть и кровь и стала знаменем Крестьянской войны, которая покончила с режимом этого царя.
Заключение
Социально-политическая история России 1573–1598 гг. отчетливо делится на два периода: первый — 70-е — начало 80-х годов — характеризуется дальнейшим углублением экономического и политического кризиса, порожденного предшествующим десятилетием, и прежде всего годами опричнины; второй — примерно с 1584 до 1598 г. — отмечен попытками преодолеть кризис путем проведения реформ в экономике и изменения курса внешней политики. На смену все возрастающему запустению центра страны пришла частичная стабилизация и оживление хозяйственной деятельности в городах, селах и деревнях. Бесперспективные войны сменились стремлением сохранить добрососедские отношения со странами Запада и Ближнего Востока.
Правительство Бориса Годунова как во внутренней, так и во внешней политике развивало те тенденции, которые подспудно наметились в последние годы жизни Грозного. Поиски мирных решений в 1584–1598 гг. превратились в целеустремленную политику дружественных отношений с соседними странами. Россия не вела изнурительных войн. Зимние походы под Нарву (1590 г.) и Выборг (1592 г.) не потребовали тотальной мобилизации ресурсов, а набег на Москву Казы-Гирея (1591 г.) был кратковременным.
Дипломатические отношения со странами Западной Европы приобрели устойчивость. Заключение с Великим княжеством Литовским двенадцатилетнего перемирия (1591 г.) на время положило предел долголетней напряженности в русско-литовских отношениях. Тявзинский мирный договор 1595 г. со Швецией вернул России исторический центр Карельской земли — г. Корелу и явился несомненным успехом русской дипломатии. Частый обмен миссиями между Империей, Папской Курией и Россией свидетельствовал о нормальных дипломатических отношениях между ними и общности ряда внешнеполитических интересов. Не давая втянуть себя в антиосманскую авантюру, правительство Годунова приветствовало налаживание торговых и дипломатических отношений с Империей. Отказавшись от односторонней политики максимального благоприятствования торговле английской Московской компании в России, правительство Бориса старалось поддерживать регулярные торговые и дипломатические контакты с Англией. И не его вина, что сложное внутри- и внешнеполитическое положение Елизаветинской Британии, а также беззастенчиво-стяжательская деятельность английского купечества в России не позволили в то время развивать далее дружеские отношения между странами. В 80-90-е годы зарождались также торговые отношения с Нидерландами и Францией. Затянувшиеся споры относительно «лопских погостов» на севере России несколько охладили имевшие давнюю традицию русско-датские отношения.
Основных же внешнеполитических успехов правительство Бориса Годунова достигло на юге и юго-востоке страны. На русско-крымской границе в основном (если не считать эпизода 1591 г.) установилось относительное спокойствие. Участие Крыма в кровопролитных войнах Турции с Ираном, а также с Империей, Молдавией и Речью Посполитой не позволяло ему вести наступательные действия и против России. С Турцией у Русского государства сложились в 80-90-е годы прочные дипломатические отношения. Верным союзником России выступала Кабарда, которой правительство Годунова оказывало посильную помощь посылкой вооруженных гарнизонов в новоотстроенные городки-остроги на Тереке и Сунже. Это вызывало раздражение в Крыму и Османской империи, заинтересованных в Северном Кавказе как удобном пути для вторжения в Иран. Но политика России в этом вопросе была непреклонной.
Регулярный обмен дипломатическими миссиями с Ираном (с конца 80-х годов) поддерживался не только тем, что шах искал надежных союзников в борьбе с Портой, но и потребностью в постоянных торговых отношениях между странами. Историческое значение имело принятие Россией под свое покровительство кахетинского царя Александра II (1587 г.) и установление связей с казахскими и узбекскими ханами. Закладывались предпосылки тех дружеских отношений между странами, которые впоследствии приведут к включению Грузии и Средней Азии в состав России. Наконец, создание в России патриархии (1589 г.) свидетельствовало о росте внешнеполитического авторитета государства и церкви.
Хотя подчас в ходе сложных дипломатических переговоров не всегда удавалось согласовать внешнеполитические позиции правительства России и правительств других стран, но установление постоянных контактов между державами имело большое значение. Оно способствовало сближению стран, установлению доверия между правительствами и развитию нормальных торговых и культурных отношений. Эти переговоры создавали основу для дальнейшего расширения связей России со странами Запада и Ближнего Востока.
Поворот политики России после неудачи Ливонской войны с запада на восток имел тесную связь с внутриполитическими мероприятиями и далеко идущие последствия. Следствиями этого поворота были градостроительная деятельность на юге и юго-востоке страны и продвижение в Сибирь. Справившись с волнениями в Казанской земле, правительство Годунова предприняло строительство городов в Среднем и Нижнем Поволжье. Основание Самары и Уфы, Царицына, Саратова и Цивильска имело целью не только создание опорных пунктов военно-административного назначения, но и развитие в этих районах торгово-промышленной деятельности, а также налаживание торговых связей с восточными странами. Заселение городов Среднего и Нижнего Поволжья выходцами из центральных районов страны способствовало установлению контактов русских переселенцев с чувашами, татарами, башкирами, ногайцами, обмену между ними хозяйственным опытом и культурными традициями. В то время как основные районы России переживали состояние хозяйственного кризиса, Поволжье находилось на пути экономического подъема.
Поток крестьян, холопов и ремесленников, спасавшихся от голода, гнета и вымирания, хлынул не только в Поволжье, но и на юг и в Сибирь. На южных окраинах страны построены были выдвинувшиеся в степь Воронеж, Ливны, Елец, Кромы, Курск, Белгород и Оскол. Эти города-крепости не только преграждали путь вторжению крымских войск в глубь страны, но и содействовали хозяйственному освоению необжитых земель. После разгрома Кондинского и Пелымского княжеств, подготовленного первыми успехами русских в Сибири (в 1585/86 г. возникла Тюмень, а в 1587 г. — Тобольск), началось планомерное продвижение в сибирские просторы и закрепление новой территории путем испытанной политики возведения городов-крепостей. Строительство Нарыма, Березова, Пелыма, Сургута, Тары, Обдорска и, наконец, Верхотурья — наиболее примечательные страницы истории освоения Сибири этого периода.
Одновременно с созданием новых городов велось большое строительство в старых. Сооружены были каменные крепости в Астрахани, Казани, Смоленске, Белый и Земляной город в Москве. Приказ Каменных дел (на основе предшествующего опыта градостроения) и штат «записных каменщиков» обеспечивали это невиданное в истории России строительство. Политика покровительства посадскому населению и вывод закладчиков из белых слобод получили в дальнейшем развитие и были закреплены в Соборном уложении 1649 г.
Правительство Годунова, поддерживая требования торгово-ремесленного люда, в первую очередь заботилось об удовлетворении насущных нужд дворянства. Этой цели служило и уложение об отмене тарханов 1584 г., и закон об обелении господской запашки феодалов начала 90-х годов. Ставился решительный предел росту землевладения духовных корпораций. Намечалось оздоровление хозяйства военно-служилых землевладельцев. Целая серия мероприятий должна была покончить с обезлюдием центра страны. В первую очередь это перепись земель, система заповедных лет и указ 1597 г. о пятилетнем сроке сыска беглых крестьян. Законодательство о холопах имело целью закрепить за служилыми людьми наличный контингент их челяди. Политика правительства к 90-м годам дала несомненно позитивные результаты — появились первые признаки экономического подъема страны.
Вся эта большая программа внешне- и внутриполитических мероприятий могла быть осуществлена только при наличии слаженного, хорошо действующего государственного аппарата. Борису Годунову удалось привлечь к правительственной деятельности многих выдающихся администраторов. Среди них были дьяки Андрей и Василий Щелкаловы, Дружина Петелин, Елизарий Вылузгин и др. Достигнута была стабилизация личного состава приказов и Дворца и устранено дублирование деятельности государственных учреждений путем ликвидации дворцовых приказов. Хотя сила аристократических традиций не позволила Борису полностью овладеть цитаделью феодальной знати — Боярской думой, но при формировании ее личного состава родовой принцип постепенно уступал место семейно-корпоративному. Это проявилось в том, что Дума становилась органом власти нескольких семей (Годуновых, Шуйских, Романовых и их родичей). Близость к правителю только начинала играть решающую роль при назначении в Думу, поэтому именно Дума была очагом противостояния Борису.
Успеху правительственных начинаний в большой мере способствовало то, что управление страной находилось в руках дальновидного и волевого государственного деятеля. Лицемерный и жестокий, когда это вызывалось государственной необходимостью, Годунов мог быть также обаятельным и щедрым. Не спеша, но неуклонно шел Борис к полной концентрации власти в своих руках, завершившейся его восшествием на трон. Он отлично разбирался в тех задачах, которые встали перед страной после того, как Иван Грозный оставил ее в состоянии почти полного разорения. Не торопясь с преобразованиями и во многом продолжая традиции конца предшествующего царствования (создававшиеся при его участии), Годунов основное внимание уделял поискам путей оздоровления экономики и укрепления внешнеполитических позиций страны. Многого в этом направлении ему удалось достичь еще до того, как он стал государем «всея Руси».
Достижения политики Годунова были непрочными, ибо основывались на перенапряжении народных сил. Только ценой усиления крепостнического гнета стало возможным некоторое улучшение экономической жизни страны, и в первую очередь положения дворянства. О непрочности достигнутого свидетельствовало резкое обострение классовой борьбы, которым отмечено время правления Бориса. Восстания в Москве в 1584 и 1586 гг., в Сольвычегодске в 1589 г., события в Угличе (1591 г.) сочетались с ростом недовольства в деревне. 80-90-е годы XVI в. изобилуют фактами выступлений крестьян против феодального гнета, принимавших форму побегов, «разбоев», убийств отдельных феодалов. Все более широкие слои крестьянства охватывала борьба за землю. Интересный материал об этом собран В. И. Корецким, и повторно приводить его нет надобности[775].
Одно из наиболее значительных волнений произошло в вотчине Иосифо-Волоколамского монастыря[776]. Стремясь преодолеть последствия хозяйственного разорения, монастырь в 1589–1591 гг. осуществлял перевод крестьян с денежного оброка на барщину и ввел систему принудительного кредитования крестьян на развитие ими скотоводства («на животинный приплод»). Эти мероприятия позволили монастырю значительно увеличить монастырскую запашку и доходность хозяйства. Инициатором реформ был соборный старец монастыря Мисаил — бывший думный дворянин М. А. Безнин.