Мы просто составляем картинку




 

Стоя под фонарями на мокрой мостовой возле здания Министерства иностранных дел, Томас медлил, раздумывая, каким же маршрутом отправиться домой, как вдруг услышал за спиной:

— Блистательная речь, мистер Фолей.

— Истинно так. Просто супер.

Томас обернулся. Он никак не думал, что кто-то будет ждать его под дождем. Две фигуры в одинаковых длинных бежевых плащах и одинаковых фетровых шляпах отделились от темноты и вышли на свет. Томас даже не удивился, узнав в незнакомцах тех самых таинственных господ, промолчавших все заседание.

— Премерзкая погодка, а? — завязал разговор первый.

— Жуть, — согласился Томас.

— Вы не возражаете, если мы с вами прогуляемся? — спросил второй.

— Нет, конечно. Вам в какую сторону?

— Ну, это вам решать.

— Нам-то без разницы.

— Понятно, — сказал Томас, на самом деле все меньше понимая, что происходит. — Только я еще не решил, в какую сторону идти.

— А знаете что… — первый взмахнул рукой, и, словно ниоткуда, возле тротуара возник черный «Остин Кембридж». — Давайте-ка мы вас подкинем до дома.

— Чрезвычайно любезно с вашей стороны, — сказал Томас. — Но стоит ли беспокоиться?

— Еще как стоит, приятель.

— Нам это только в радость.

Втроем они с трудом втиснулись на заднее сиденье. Томас оказался посередине, зажатый с двух сторон. Было так тесно, что он даже не мог пошевелить руками.

— Куда едем на этот раз, господа? — поинтересовался водитель.

— В сторону Тутинга, пожалуйста, — сказал первый, словно в Тутинге жил не Томас, а он сам. Поймав изумленный взгляд Томаса, первый извинительно произнес:

— Ну, ладно. Если не хотите домой, говорите, куда вас везти.

— Нет, нет, домой, — спохватился Томас.

— А, то-то же… плохо ведь, когда женушка беспокоится?

— Небось на плите все кипит и булькает. Вкуснятина.

— Вот оно — счастье.

— Сигаретку, мистер Фолей?

Все трое закурили. Потом луннолицый сказал:

— Ну, давайте, что ли, знакомиться. Меня зовут Уэйн.

— Как кинозвезду, — уточнил второй. — Прям смешно, правда? Он и ковбойская шляпа.

— А это — мистер Редфорд, — представил второго мистер Уэйн.

— В тесноте да не в обиде.

Мистер Редфорд с трудом протиснул руку для горячего рукопожатия:

— Рады с вами познакомиться.

— Так вы оба — члены Брюссельского комитета? — поинтересовался Томас.

Двое из ларца хмыкнули.

— О, конечно, нет.

— Упаси боже.

— Даже близко не так, приятель. Но очень, так сказать, интересуемся. На почтительном расстоянии.

— И уже тихо поприсутствовали на нескольких заседаниях.

— Некоторых даже знаем, как родных.

— Этот мистер Гарднер — тот еще субчик, как думаете?

— Чистый лис в курятнике.

— Хотя и надежный человек.

— Абсолютно. Соль земли.

— Твердый, как скала. В глубине души, то есть.

Потом оба господина замолчали. Мистер Редфорд опустил было стекло, чтобы стряхивать пепел с сигареты на улицу, но дождь и ветер ударили в лицо, и он быстро отказался от своей идеи. Пробок на дороге уже не было, и машина быстро продвигалась по маршруту — уже через несколько минут они оказались на Клэпхэм Хай-стрит. Когда «Кембридж» остановился на красный свет, мистер Уэйн посмотрел в окно и сказал:

— Мистер Редфорд, а, мистер Редфорд: уж не та ли это кофейня, в которую мы забегали пару дней назад?

— Похоже на то, — ответствовал мистер Редфорд, вглядываясь в пелену дождя.

— А знаешь что — так захотелось выпить чашечку кофе.

— Аналогично.

— Что скажете, Фолей?

— Не хотите опрокинуть с нами по чашечке кофе?

— Но я… Мне бы хотелось успеть домой к…

— Вот и договорились. Водитель! Остановите вот здесь, пожалуйста.

— Подождите нас за углом, если не затруднит.

— Мы мигом.

Все трое пассажиров вылезли из машины и поспешили по мокрому, мерцающему тротуару в сторону вывески «Кофейня Марио».

Заведение было маленькое, всего на несколько столиков. И ни одного посетителя. Скучающая официантка стояла за барной стойкой и, чтобы хоть как-то убить время, делала себе зеленый маникюр.

— Мне, пожалуйста, кофе, — вежливо, но строго сказал мистер Уэйн. — Со сливками. И два сахара.

— Мне тоже и так же, — подключился мистер Редфорд. — Фолей, что будете заказывать?

— Я вообще-то не большой любитель кофе, — проговорил Томас.

— Три кофе со сливками. И трижды два сахара, — заключил мистер Уэйн.

— И организуйте, чтобы со взбитой пенкой, плиз, — сказал Редфорд. — Ну, как у итальянцев.

— Мы хоть и живем на островах, но такая же Европа, я считаю, — заметил мистер Уэйн, присаживаясь за столик.

— Действительно, — согласился мистер Редфорд, стряхивая с плаща дождевые капли. — Все европейские нации нынче снова собираются вместе.

— Римский договор и все такое.

— И, если уж на то пошло, Брюссельская выставка — все о том же.

— Точно. Вот так и делается история.

— Прямо чувствуем сопричастность.

— Что скажете, Фолей?

— В каком смысле?

— Ну, что вы думаете про всю эту брюссельскую байду? ЭКСПО-58 и все такое? Вы осознаете этот огромный исторический шанс, когда все страны мира соберутся вместе, впервые после войны? Чтобы возродить дух мирного сотрудничества и все такое?

— А может, на самом деле — это просто такая грязная торговля? Идеализм отдыхает, силы капитализма правят бал?

Все эти вопросы посыпались на Томаса, хотя он толком даже не успел устроиться за столом. Даже после такой короткой пробежки он насквозь промок, чувствуя, как от одежды идет пар.

— Но я… Прежде чем выбрать одно из двух, следует хорошенько поразмыслить.

— Отличный ответ, — одобрительно крякнул мистер Уэйн.

— Устами дипломата…

Подошла официантка и поставила на стол сахарницу.

— Кофе будет через минуту. Кофемашина барахлит, никак не можем раскочегарить.

Возвращаясь к барной стойке, она опустила пару монет в музыкальный автомат, и через несколько секунд воздух в кофейне взорвался громкой ритмичной музыкой. Солировали ударники, которым подыгрывала гитара парой-тройкой блатных аккордов. Мужской хрипатый голос полупел-полуорал что-то про поезд, несущийся через расстояния со скоростью ветра, бум-бум-бум. Мистер Уэйн заткнул уши:

— О, боже.

— Чистая какофония!

— Что это?

— По-моему, это рок-н-ролл, — сказал мистер Редфорд.

— А по-моему, это стиль скифл,[7] — предположил Томас.

— Ну-ну, — удивился мистер Уэйн. — Кто бы мог подумать, что вы разбираетесь в музыкальных течениях.

— Я? Нет, что вы. Просто моя жена часто слушает подобные композиции. Я предпочитаю классику.

— Ну, конечно же! Классика. Что может сравниться с классикой! Я полагаю, вы любите Чайковского?

— Еще бы. Кто не любит Чайковского?

— А если пройтись по современным именам? Например, Стравинский?

— О, да. Он прекрасен.

— Шостакович?

— Шостаковича я мало слышал.

— Прокофьев?

Томас одобрительно кивнул, сам не зная зачем. Он вообще не понимал, с какой стати он им сдался со своими предпочтениями в классической музыке.

Официантка принесла кофе. Все трое положили сахар, размешали, сделали по маленькому глотку.

— С другой стороны, — продолжил мистер Редфорд, — большинство предпочитают музыке чтение книг.

— О да, прилечь на диван да с хорошей книгой, — согласился мистер Уэйн.

— Вы много читаете?

— Можно сказать и так. Но хотелось бы посвящать книгам еще больше времени.

— Достоевского знаете? Многие просто помешаны на Достоевском.

— А как вам Толстой?

— Боюсь, что в литературе я — абсолютный провинциал. Люблю Диккенса, Вудхауса — я на нем отдыхаю душой. Простите, но к чему весь этот разговор? Вы все время расспрашиваете меня то про русских композиторов, то про русских писателей…

— Мы просто составляем картинку.

— Хотим знать о ваших предпочтениях и не-предпочтениях.

— Собственно, мне пора домой. Меня жена ждет.

— Конечно, старина. Мы понимаем.

— Полагаю, в ближайшие месяцы вы постараетесь почаще навещать ее?

Томас нахмурился:

— Почему вы спрашиваете?

— Вы ведь отправляетесь в Брюссель один, не так ли?

— Ну, да.

— Шесть месяцев — это большой срок. Вдали от домашнего уюта.

— И всех остальных прелестей семейной жизни.

— Если только, конечно, вам нравится быть семейным человеком.

— Потому что, знаете ли, такая жизнь не для всех. Вот некоторые женятся, но им этого не надо.

— Потому что их интересы лежат за пределами семьи.

— Простите, но, по-моему, это грязная тема.

— Еще какая грязная.

— Вот, например, был у меня один знакомый. Он был женат уже лет как десять. Трое детей. А домой почти не приходил. Предпочитал ошиваться в мужском общественном туалете на углу Гайд-парка.

— Какая гадостная жизнь у этого вашего приятеля.

— Еще бы не гадостная. Так вы в курсе?

— В курсе чего? — не понял Томас.

— Что есть такой туалет.

Томас покачал головой:

— Да нет.

— И правильно. Держитесь подальше от этого места.

— Обходите за сто километров.

— Слушайте, вы на что намекаете? Вы думаете, что я гомосексуалист? — Томас залился пунцовой краской негодования.

Мистер Уэйн расхохотался, как будто ему рассказали хороший анекдот:

— Дружище, с чего вы взяли?!

— Что за странное предположение!

— Нам бы и в голову такое не пришло.

— Ничего даже близкого на эту тему.

— Какой же из вас гомосексуалист? Еще скажите, что вы — коммунист.

— Ну, хорошо, — сказал Томас, немного поостыв. — Просто это из ряда непозволительных шуток.

— Не могу не согласиться с вами, старина.

— Кстати, — вставил мистер Редфорд, — вы точно не коммунист?

— Нет, конечно. Я вообще не понимаю, что вам от меня нужно.

Мистер Уэйн сделал еще один маленький глоток, а потом вытащил карманные часы и щелкнул крышкой, взглянув на время.

— Ой-ей, Фолей, что-то мы с вами совсем заболтались. А вы не беспокойтесь. И вы, и я, и мистер Редфорд — мы играем в одной команде.

— С одной битой на всех.

— Просто вся эта брюссельская байда… В принципе, идея хорошая, но небезопасная.

— В каком смысле?

— Ну, посудите сами. Столько стран соберется в одной точке, да еще на целых полгода. Теоретически идея гениальная, но не стоит забывать о сопутствующих рисках.

— О каких еще рисках?

— Вы же сами сказали сегодня на совещании.

— Что я такого сказал?

— Ну, что мы живем в современном мире. И что наука способна творить чудеса.

— Только не забывайте, что наука — это улица с двусторонним движением.

— Обоюдоострый меч.

— Именно. Мы все должны быть начеку. За все должна быть заплачена своя цена.

С этими словами мистер Уэйн встал и протянул Томасу руку:

— Ну, до свидания, Фолей. Или уж скорее — au revoir.

Томас и мистер Редфорд тоже поднялись со своих мест. Все трое обменялись неуклюжими рукопожатиями.

— Тут, кажется, ходит автобус до вашего дома? — произнес мистер Редфорд. — А то в Тутинг нам не совсем чтобы по дороге.

— Да, я понимаю, — пробормотал Томас, окончательно сбитый с толку.

— Не будем вас больше задерживать. Идите домой. Вас ждет ужин.

— Вас ждет семья.

— За кофе не беспокойтесь. Все за наш счет.

— Сегодня мы угощаем.

— Скромная лепта за удовольствие побеседовать.

Томас невнятно поблагодарил своих «угостителей» и направился к выходу.

Дождь за окном лил еще сильнее. Томас поднял воротник пальто и поежился. Он уже открыл дверь, он уже почувствовал порывы ветра, и капли забарабанили ему в лицо, как вдруг его окликнул мистер Редфорд:

— Кстати, Фолей.

Томас обернулся:

— Да?

— На всякий случай. Этого разговора никогда не было.

 

«Велком Теруг»

 

Войдя поздним утром четверга в скромный зал прибытий аэропорта Мельсбрек, Томас поискал глазами человека, который мог бы оказаться работником Британского совета Дэйвидом Картером — имелась предварительная договоренность, что именно он встретит Томаса. Но никаких господ представительной внешности в зале не наблюдалось. Зато от небольшой толпы встречающих отделилась симпатичная девушка в униформе.

— Вы мистер Фолей? — сказала она, протягивая руку. — Меня зовут Аннеке, и я отвезу вас в британский павильон. Пойдемте со мной.

Не дожидаясь ответа, она сразу направилась к ближнему выходу. Немного замявшись, Томас последовал за ней.

— А я думал, что меня заберет мистер Картер. Но вместо него — такой приятный сюрприз.

Аннеке одарила его теплохладной улыбкой — все строго по протоколу:

— Мистер Картер занят. Но он ждет вас на месте.

Униформа на Аннеке была лишена малейшего намека на сексапильность. Туфли на высоких каблуках, но высоких в меру, синяя юбка ниже колен, элегантного покроя темно-бордовый пиджак, из-под которого выглядывала белая рубашка с аккуратным воротничком, и галстук. Комплект завершала умеренно кокетливая шляпа-таблетка. Униформа была безупречной, но Томас был несколько разочарован. С этой милой девушкой было бы гораздо проще общаться, если б на ней была обычная одежда.

— Так вот они какие, знаменитые хостес ЭКСПО-58.

— Неужели знаменитые? Даже в Англии? Обязательно поделюсь этой новостью со своими коллегами. Они будут польщены.

Томас представил себе группу таких юных хостес, двадцати с небольшим лет от роду: вот они сидят стайкой в каком-нибудь брюссельском кафе во время обеденного перерыва и хихикают, обсуждая вновь прибывшую английскую псевдознаменитость. На их фоне Томас чувствовал себя просто древним ископаемым.

Они вышли на улицу, сощурившись на солнышке, уже по-весеннему теплом. Аннеке остановилась в замешательстве, поглядывая по сторонам:

— Наша машина где-то здесь. Пойду, поищу.

Оставшись один, Томас попытался проникнуться торжественностью момента: наконец-то он в Бельгии, на земле предков. Целую неделю он представлял себе, как это случится. Но вдруг ему стало смешно. И что такого? Ну прилетел, ну в Бельгию. Наивно думать, что в нем сразу забурлит фламандская кровь. Все произошло с точностью до наоборот: именно здесь и сейчас Томас почувствовал себя британцем до мозга гостей.

Подъехала машина, «Ситроен» бледно-зеленого цвета: на дверце со стороны водителя красовался логотип ЭКСПО-58 в виде своеобразной звезды. Аннеке вышла из машины и открыла для Томаса заднюю дверь. Через минуту они уже мчались в сторону плато Хейсель.

— Это недалеко, двадцать минут езды отсюда, — пообещала Аннеке.

— Прекрасно. А мы не будем, случаем, проезжать Левен?

— Левен? — удивленно переспросила Аннеке. — Это недалеко отсюда, но в другую сторону. А вы хотели бы туда заехать?

— Ну, тогда не сегодня. В другой раз. Моя мать родом оттуда. Дедушка держал там большое хозяйство.

— О, так ваша мать — бельгийка! Вы говорите на языке?

— Совсем немного.

— Ну что ж, тогда, как говорится, Welkom terug,[8]мистер Фолей.

Dankuwel, dat is vriendelijk [9], — осторожно подбирая слова, ответил Томас.

Аннеке весело рассмеялась:

Goed zo! [10]Ну ладно, не буду вас больше мучить.

Эта краткая беседа растопила лед между ними, и теперь они легко болтали о том, о сем. Аннеке рассказала, что родилась в Лондерзееле, небольшом городке северо-восточнее Брюсселя и до сих пор живет там вместе с родителями. Ей повезло — она оказалась в числе других двухсот восьмидесяти девушек, прошедших конкурс на должность хостес. Среди обязательных условий было владение французским, датским, немецким и английским языками. Все хостес сейчас курсируют по разным точкам — кто в порт, кто на вокзал или в аэропорт. Все встречают зарубежных гостей (а их будут тысячи) и препровождают их до выставки. Хостес на ЭКСПО-58 — это как послы мира, поэтому они должны соблюдать строгий протокол поведения: никакого жевания жвачки, и не дай бог присесть где-нибудь с вязанием в уголке, даже если выпадет свободная минутка. Запрещено курить, принимать алкоголь, читать постороннюю литературу, не относящуюся к тематике выставки.

— Более того, — прибавила Аннеке, — на территории выставки мне запрещено появляться в компании мужчины, если на то нет письменного распоряжения начальства. К счастью, наше теперешнее общение просто входит в мои обязанности.

Аннеке снова улыбнулась, на этот раз — совершенно искренне, и Томас поймал себя на мысли, что она очень хорошенькая.

Вдруг Аннеке тронула его за плечо и воскликнула, указывая куда-то вперед:

— Смотрите? Вон туда. Видите?

Чуть вдали густо стояли ряды деревьев, а над ними возвышалось какое-то сооружение. Томасу удалось разглядеть лишь фрагмент огромного серебристого шара. Когда машина подъехала ближе к плато, немного сменив угол движения, появились еще три шара — они были соединены друг с другом металлическими трубами, которые сверкали и переливались на солнце. Вся конструкция еще не появилась во всей своей красе, но Томас уже был охвачен чувством встречи с огромным, великим и эпическим, словно чья-то всесильная рука перенесла нечто, что возможно увидеть только в фантастическом кино, — прямо сюда, на плато Хейсель.

— Это и есть Атомиум, — с гордостью произнесла Аннеке. — Когда мы въедем в парк, сможем получше его разглядеть.

Она потянулась вперед к водителю и заговорила на французском.

— Я попросила сразу подвезти нас к британскому павильону. Думаю, вам не терпится взглянуть на него.

Скоро машина остановилась у широких ворот, возле которых по кругу было установлено несколько десятков флагштоков — правда, ни один из флагов еще не был натянут. Рядом стоял не до конца оформленный щит, на котором, впрочем, уже можно было прочитать: «Porte des Nations» — Ворота наций. Улыбчивый охранник, явно знакомый с водителем, бодрым жестом махнул, чтобы тот проезжал. И вот уже «Ситроен» медленно, со скоростью десять километров в час, двигался по трехполосной дороге, называемой Avenue des Nations — проспект Наций.

Быстрее ехать было невозможно, потому что дорогу запрудила техника, снующая туда-сюда. На территории стоял грохот и лязг стройки: повсюду грузовики, краны, здания, еще одетые в леса, груды кирпича, бетонных блоков. Неподалеку, перетаскивая какие-то деревянные балки, ползали, как муравьи, рабочие в смешных шапочках из носовых платков с завязанными узелком краями. Никогда прежде Томас не видел такой бурной деятельности, сосредоточенной внутри небольшого пространства. Отовсюду, на самых мыслимых и немыслимых языках, раздавались подбадривающие крики, начальственные команды, это было настоящее вавилонское столпотворение. Только немного придя в себя от дикого гвалта, Томас стал понемногу выделять отдельные детали. Особенно его внимание привлекло здание слева — воистину впечатляющая диорама из стали, стекла и бетона диаметром больше ста метров. К зданию вела широкая дорога, по обе стороны окаймленная флагштоками. По размаху данное сооружение можно было сравнить разве что с Колоссом Родосским, но в современном исполнении.

— Это и есть американский павильон, — пояснила Аннеке. — А вот там, совсем неподалеку, советский. Что весьма импонирует нашему бельгийскому чувству юмора.

И действительно — советский павильон резко контрастировал с американским. В нем был все тот же размах, но простота и героическое изящество его архитектурного замысла как бы подчеркивали вульгарность и чванство американской постройки. Павильон представлял собой огромный куб из стали и стекла, который тянулся ввысь, к самому небу. Томас выглянул из окна, задрав голову вверх и изумляясь. Стены павильона были выполнены из гофрированного стекла, создавая, несмотря на огромность сооружения, впечатление легкости и воздушности. Очевидно, замысел был таков: опровергнуть представление западного мира о Советах как о закрытой стране.

Потом они свернули налево, на небольшую аллею, и миновали еще один павильон. И хотя он был не столь впечатляющ по размерам, Томас нашел, что он гораздо красивее двух предыдущих: не такой гнетущий, с более плавными линиями, выполненный в более ясных и простых архитектурных традициях. Похоже, Аннеке думала так же:

— Пока что — это самый мой любимый павильон, — сказала она. — Это Чехословакия. Не терпится туда попасть, когда все будет готово.

Они опять свернули налево, вырулив на Avenue de l’Atomium — проспект Атомиум. Наконец Томас увидел Атомиум во всей его сияющей, космической красоте. Чем ближе они подъезжали, тем выше и громадней тот становился, словно вырастал из земли прямо у них на глазах, достигая необъятных размеров. У Томаса захватило дух: только теперь он понял, в каком событии ему предстоит участвовать. Еще в воскресенье он торчал в Тутинге, разливал шерри по бокалам своих дам, Сильвии и матери, чтобы приступить к скучному семейному обеду. Уже тогда он начал отстраняться, мысленно готовясь к отъезду из этого сонного местечка, которое уже проспало не одно великое мировое событие. И вот теперь, каких-то четыре дня спустя, он, Томас, волею чудесных обстоятельств оказался в самом эпицентре таких событий! Ведь именно здесь соберется большое количество стран, со всеми их сложными взаимоотношениями, которые, то притягиваясь друг к другу, то отталкиваясь, формировали общую историю человечества. И в центре всего этого — огромная игрушка Атомиум, с его хитросплетением сфер — огромных, неподвластных тлену. И каждая из этих сфер была повестью о крошечном и таинственном атоме, который Человек только совсем недавно научился расщеплять, обрадовавшись такому открытию и одновременно устрашась его возможных последствий. Томас смотрел на Атомиум, и сердце его бешено колотилось.

Водитель решил сделать полный круг по аллее вокруг Атомиума, чтобы сидящие в машине могли поближе рассмотреть его.

— Ну как? Вам нравится, мистер Фолей? — спросила Аннеке.

— Я потрясен, — сказал Томас, высунувшись из окна. — Я просто влюбился!

Томас произнес эти слова и сам удивился. Что это с ним? Откуда это радостное возбуждение? Может, все дело вовсе не в Атомиуме, а… в Аннеке?

Томас поспешил как можно скорее отогнать от себя подобные мысли.

Они миновали павильоны Франции, Бразилии, Финляндии и Югославии, выполненные в модернистском стиле. Следом за ними расположился павильон Италии — итальянцы, похоже, решили плюнуть на модные тенденции, отстроив нечто в духе горной деревушки. Потом они проехали скандинавский павильон, турецкий и, наконец, израильский. Они пересекли уже целиком Южную Африку и даже Ближний Восток. У Томаса начало все путаться в голове, и он почувствовал себя «обпутешествовавшимся».

— А это что? — спросил вдруг он, когда они проезжали мимо очередного здания в стиле модерн: полукруглой формы павильон, сложенный из блестящих металлических блоков, войти в который можно было, ступив на бегущий наверх и упрятанный в стеклянный туннель эскалатор.

— Это одна из важных составляющих нашей экспозиции, посвященная Бельгийскому Конго и Руанда-Урунди. С другой стороны здания — фрагмент тропического леса с деревушкой. Все как в реальной жизни — с маленькими хижинами, с крышами, крытыми соломой. Устроители даже собираются привезти сюда аборигенов, чтобы они там жили. Ух, мне так интересно на них посмотреть! Я в жизни не видела чернокожих людей, только на фотографиях. Мне кажется, это будет очень забавно.

Томас ничего не ответил, но его резанули эти слова. На улицах Лондона нынче появилось много африканцев, и некоторых из его знакомых это бесило (вспомнить хотя бы недавний жаркий спор с Трейсперселем). Но Томас был свободен от расовых предрассудков, чем и гордился. И если Аннеке ничего не перепутала, тогда ее начальство совершает огромную ошибку.

Может, Томас и высказался бы на этот счет, но машина завернула за угол, и он увидел то, что невозможно было не узнать — павильон Джеймса Гарднера. В реальной жизни он оказался еще более причудливым, чем на фотографиях. Составленный из треугольных секций, с направленными вверх острыми углами, павильон гляделся очень динамично и даже по-модернистски. Но, в то же время, в нем было некоторое сходство с собором, с чередой устремленных в небо церковных шпилей. Машина остановилась у входа. Томас глядел в окно, и на душе у него теплело. Он словно вернулся домой.

Аннеке вышла из машины и открыла перед Томасом дверь. Но вместо того, чтобы повести его к главному входу, возле которого кипела работа (рабочие, взобравшись на высокие стремянки, вставляли оконные пролеты), они нырнули за угол и прошли через небольшую березовую посадку. В этом закутке он увидел искусственное озеро, окруженное рядом небольших построек. А чуть в стороне — нелепый, как и вся остальная разномастная вселенная в миниатюре, через которую Томас умудрился проехать за какие-то полчаса, — виднелся дощатый дом с вывеской по верху фасада: «БРИТАНИЯ».

— Мистер Фолей?

Из «Британии» вышел и спешно спустился по лестнице молодой человек в белом льняном костюме. Его акцент не оставлял сомнения в том, что это — англичанин.

Незнакомец подошел и поприветствовал Томаса крепким рукопожатием:

— Я — Картер. Ради бога, простите, что не смог встретить вас в аэропорту.

— Даже не беспокойтесь. За мной очень хорошо присмотрели.

Польщенно улыбнувшись, Аннеке поздоровалась с мистером Картером, которого она тоже видела в первый раз, а потом обратилась к Томасу:

— Что ж, мне пора. Машина из Британского Совета приедет за вами в четыре и отвезет в аэропорт. Вас обязательно будет сопровождать хостес.

— Надеюсь, это будете вы? — порывисто спросил Томас.

Аннеке слегка отвернулась, пряча смущенную улыбку, а потом ответила:

— Я постараюсь.

Томас и мистер Картер зачарованно смотрели вслед уходящей девушке, пока та не исчезла за деревьями.

— Какова! — присвистнул мистер Картер. — Если мне не изменяет моя наблюдательность, вы произвели на нее неизгладимое впечатление.

— Разве? — удивился Томас. — Я даже и не собирался.

— Конечно, вы не собирались. Но это коварное место, ох и коварное! Разве вы не почувствовали? Если не держать себя в узде, можно здорово вляпаться.

Томас хотел было поинтересоваться, что изволит иметь в виду мистер Картер, но тот расхохотался и хлопнул его по спине:

— Пойдемте уже — проверите на себе, чем будет потчевать «Британия» своих гостей. Судя по вашему виду, вам просто необходимо пропустить рюмочку-другую.

 

На обогрев души

 

В пабе никого не было, и, может, оттого «Британия» казалась не такой уж тесной, какой представлялась снаружи. Также, к своему вящему удовлетворению, Томас отметил про себя, что все отделочные работы были почти закончены. Правда, некоторые стены еще оставались голыми. За барной стойкой трое рабочих возились, монтируя электрику, ну а в остальном «Британия» была практически готова к приему гостей. За последние несколько месяцев Томасу довелось пересмотреть множество чертежей, набросков и фотоотчетов о работе, и вот, наконец, он видел все это воочию. Да, сегодня и впрямь день хороших новостей.

Потому что «Британия» ему понравилась. Много света, высокие потолки. В зале на первом этаже три стены обиты понизу сосновой вагонкой, остальная часть — отделана белой штукатуркой. Четвертая стена просто состояла из кирпичной кладки. Пол — в черно-зеленую клетку. По одну сторону зала тянулась длинная барная стойка из дерева светлых и темных пород, увенчанная красной столешницей. Возле стойки примостились стулья на длинных ножках. Вдоль противоположной стены располагались староанглийские деревянные скамьи со стеклянными столами, и к каждому в дополнение были придвинуты стулья в черно-желтой гамме. На некоторых стенах уже висели морские пейзажи, также имелись стеклянные витрины с макетами кораблей, а с потолка, словно замерев в полете, свисала большая модель одноименного самолета «Британия».

Мистер Картер довольно хмыкнул:

— Ну как, нравится? Ох, и трудно же будет вам отогнать меня от этого места! Немножко Англии среди этой брюссельской скукотищи не помешает.

Потом он провел Томаса на второй этаж. Здесь располагались комнаты для частных приемов и небольшой бар для работников павильона. Пол в комнатах был устлан коврами в черно-рыжих тонах, эргономичные стулья, черные кожаные кресла…

Но самое интересное оказалось на третьем этаже, выполненном в стиле выступающей палубы, обитой деревом, с поручнями, как на корабле, со спасательными кругами и углубленной в тень верандой. Отсюда открывался прекрасный вид на парк и уличное кафе. Очень скоро все это пространство заполнится посетителями, которые будут дефилировать от павильона Гарднера к павильону «Бритиш Индастриз» и обратно. Кто-то решит отдохнуть на улице, расположившись за столиками, под яркими круглыми тентами. Чуть дальше за деревьями мерцало искусственное озеро, на краю которого возвышалась металлическая мачта, гордо устремленная в небо — правда, не своей, а чужой державы.

Мистер Картер облокотился о поручни, засмотревшись на воду. Томас деловито походил вокруг, пощупал пилястры, а затем присоединился к Картеру.

— Вот развернулись, а? — откомментировал Картер, кивнув в сторону Avenue des Trembles — Осиновой аллеи, по которой сновали грузовики и множество строительной техники. — Ничего подобного в жизни не видел. Хотите сигаретку?

— Не откажусь.

Они закурили от одной спички.

— А некоторые все равно недовольны, — заметил Томас.

— Ой, и не говорите! Им бы только языком потрепать. Так что…

Картер душевно затянулся и кинул взгляд на Томаса — он явно начал ему симпатизировать.

— Так, значит, ЦУИ прислало вас присматривать за нами?

— Что-то в этом роде. Хотя, по правде говоря, не вижу особого смысла. Пустая трата времени и денег — к тому же, боюсь, немалых.

— А вот это вы зря. Вы ведь еще не познакомились с хозяином заведения?

— Вы о мистере Росситере? Нет пока. Надеюсь, сегодня и познакомимся.

— Непременно. Он внизу, в винном погребе. Вот сейчас мы к нему и отправимся.

— Вы уже составили о нем какое-то мнение?

— Не хочется сразу наговаривать — увидите сами. Нет, но вы мне скажите, удовлетворите уж мое любопытство: почему они выбрали именно вас? Целых шесть месяцев проторчать в Бельгии, это же не шутка. Как там у вас принято — тянули жребий, и вам досталась самая короткая соломинка?

— Разве у меня нет повода радоваться?

Картер призадумался.

— Ну, скажу я вам — могло быть и хуже. Я вот лично работаю в Британском Совете уже десять лет, и куда меня только не кидали! Амман. Берген. Много куда… Но что до бельгийцев, самое ужасное в них — это их эксцентричность.

— Вы это серьезно?

— Эх, старина, скажу вам прямо: сюрреализм тут — норма из норм. Они просто все такие! А что до этого мероприятия, которое затянется на целых полгода, — приготовьтесь к полной шизе.

— Ну да, Аннеке тоже говорила что-то подобное. Поселить рядом американцев и русских — это такой бельгийский юмор…

— Да уж, — хмыкнул Картер, гася сигарету о поручень. — Главные сюрпризы еще впереди. Но точно вам говорю — эти два павильона, американский и советский, будут напичканы шпионами под самую завязку. Но пойдемте — я познакомлю вас с нашим чумовым хозяином.

«Что ж, весьма интригующая характеристика», — подумал Томас и последовал вслед за мистером Картером. Они спустились на первый этаж, где в одной из ниш за стойкой бара находился подвальный люк. Сейчас он был открыт: крутые деревянные ступени вели в просторное, ярко освещенное помещение, уставленное ровными рядами металлических лафетов. И сразу же Картер с Томасом стали свидетелями оживленной перебранки. Высокий чернявый француз во фланелевой рубашке, уже изрядно вспотевший от спора, что-то эмоционально доказывал крепкому, как пенек, коротышке. Тот стоял спиной к вошедшим, руки в бока, с красной от гнева шеей, затянутой в тугой воротник белой рубашки.

Томас достаточно разбирался в пивном деле, чтобы понять, из-за чего сыр-бор. Как он понял, чернявый француз был представителем компании, поставляющей лафеты. А коротышка сетовал на то, что механизм наклона никуда не годится, что он двигается рывками, отчего пивная масса в бочках будет взбалтываться. Томас знал, что в таком случае, во время подачи пива из краников бочки, напиток окажется мутным. Коротышка говорил: почему нельзя обойтись обыкновенными деревянными поддонами, а пиво подавать наверх через шланги? Но чернявый отвечал, что это — прошлый век. Коротышка не очень-то понимал, что ему втолковывают. В конце концов, терпение чернявого лопнуло, и он пошел прочь вверх по ступенькам, отпуская гневные комментарии и сопровождая их эмоциональной жестикуляцией.

Только тут хозяин «Британии» заметил гостей.

— Ох, добрый день, господа, — устало произнес он. — Эээ… bonsoir, mes amis. Comment… Чем могу быть вам полезен?

— Я Картер, — с вежливой улыбкой произнес Картер и протянул руку, чтобы поздороваться. — Я из Британского Совета. Мы с вами вчера встречались мимоходом.

— Ах, да, конечно, помню-помню, — ответствовал Росситер, хотя по его лицу было видно, что в этой кутерьме он много о чем подзабывает.

— А это мистер Фолей, — сказал Картер. — Я вам вчера говорил о нем. Его также направили сюда по работе.

— А, прекрасно, прекрасно, — Росситер пожал руку Томасу. — Росситер, Теренс Росситер. Ага! — Росситер вдруг подхватил двумя пальцами кончик Томасова галстука, пытаясь рассмотреть его. — Знакомо, знакомо. Колледж Редли? Или Мальборо? Но это точно галстук учебного заведения, иначе мне придется признаться в том, что я полный болван.

— Вы совершенно правы, сэр. Это галстук школы Лезерхед.

— О, я все-таки промахнулся. Все-таки школа, а не колледж. И впрямь — что делать, например, выпускнику Редли, в пивном бизнесе? Но пойдемте наверх, господа, посмотрим, чем я смогу вас угостить по части утоления жажды.

Они устроились за стеклянным столиком на первом этаже. Мистер Росситер принес три однопинтовые бутылки светлого пива, рассыпаясь в извинениях за нехватку марок, действительно утоляющих жажду. Компания «Уитбред» создала новый бренд — специально для ЭКСПО. Крепкое, темное, горькое пиво под названием, естественно, «Британия». Но бочки еще не подвезли.

— Весь основной товар доставят за неделю до открытия, — пояснил Росситер. — Но я не знаю, как мы будем поднимать бочки в зал. Если честно, я ни черта не понял, что мне втолковывал этот лягушатник. Представляете, как усложняется ведение дел, когда имеешь дело с иностранцами!

— Этот бельгиец пытался донести до вас, — осмелился сказать Томас, — что деревянные поддоны — это прошлый век.

— Прошлый век? Да в моей «Голове Герцога» в Абингдоне — а я держал этот паб после войны без малого одиннадцать лет — я всегда пользовался деревянными поддонами, и посетители только спасибо говорили, какое хорошее было пиво!

Росситер сделал большой глоток из кружки, и на кончиках его рыжеватых усов повисла пена. Томас не мог не отметить про себя, что это были выдающиеся усы: они торчали строго горизонтально, и их не мешало бы укоротить. Удивительное дело — кончики усов не опускались даже под тяжестью пены и жили своей собственной жизнью, отдельной от лица Росситера, тоже весьма примечательного — усеянного багровыми точками лопнувших сосудов. Нос, впрочем, был не менее багров. В связи с чем напрашивалось умозаключение, что Росситер, всегда имея под рукой алкоголь, тесно сроднился со своей профессией.

— Если честно, — продолжил мистер Росситер, — эти бельгийцы ни черта не разбираются ни в пиве, ни во всем остальном. Точно вам говорю! Во время войны я чуть не потерял ногу, дело было в Эль-Аламейне,[11]так я два года провалялся в тонбриджском[12]госпитале. И вот что я вам скажу: там были два раненых бельгийца — оба куку. Абсолютно чокнутый народ!

— Но в том и состоит цель данной выставки, — вмешался мистер Картер, — чтобы представители самых разных наций, пообщавшись потесней, научились понимать друг друга.

— Чушь собачья, — отрезал Росситер. — Вы уж простите, я человек прямой, как вы уже могли заметить. И эти ваши идеи хороши только на бумажке. В реальной жизни ничего не выйдет. Через полгода мы все разъедемся по домам, так ни черта и не поняв друг о друге. Просто начальники, которые в<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: