22 апреля 1958 года.
Дорогая Сильвия!
Ты уж прости, что только сейчас собрался тебе написать. Как мы с тобой уже поняли, телефонная связь между Лондоном и Брюсселем не очень хорошая, к тому же разговоры обходятся недешево. Я был так рад услышать твой родной голос, но боюсь, что нам придется ограничиться письмами.
Между тем порадуйся за меня: я уже вошел в курс дел, и сильные мира сего явно нуждаются в моих услугах. Что до жилищных условий — они почти что спартанские. Нас поселили в «Мотеле ЭКСПО», и это весьма унылое место — голое поле, застроенное домиками из шлакобетона. К тому же это не менее чем в двух милях от самого плато Хейсель, где мы работаем. Порядки в мотеле почти что казарменные — ровно в полночь выключают свет и опускают шлагбаум. Мы тут с Тони Б. уже в шутку строим планы побега, прямо как из плена.
Тони Б. — это Тони Баттресс, мой сосед по комнате, — помнишь, я тебе рассказывал по телефону? Просто преклоняюсь перед этим человеком — очень достойный господин. Тони работает в нашем павильоне в должности научного эксперта, он очень образован, чего только не знает! Но больше всего, как я понимаю, разбирается в ядерной физике. Мы так подружились, что свободное время стараемся проводить вместе. Вчера, например, посетили парк аттракционов — катались на электромобилях, на чертовом колесе, а также посетили пивной зал в баварском стиле со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Было весело, но сегодня я просто труп. Голова раскалывается. Неужели старею?
Если честно, мои функции в «Британии» — весьма неопределенные. С одной стороны, я не обязан ежедневно контролировать работу в пабе, но его хозяин, мистер Росситер, вынуждает меня находиться там денно и нощно. Утром Росситер еще более или менее, но ближе к полудню он начинает потихоньку хмелеть. Хотя, если честно, «хмелеть» — это очень мягко сказано. Где-то к пяти-шести часам он уже пьян в стельку. К счастью, официантка у нас — очень разумная и старательная. И зовут ее Шерли Нотт. (Кстати, догадайся, как можно смешно обыграть ее имя).
Между тем выставка в самом разгаре, и сюда приезжают всевозможные делегации, как они только не называются — язык сломаешь. На этой неделе здесь проходил Международный конгресс офтальмологов, и вчера некоторые из участников обедали у нас в «Британии». Так вот: один офтальмолог был столь близорук, что впечатался головой в модель аэроплана, и его увезли с сотрясением мозга.
Жду от тебя весточки.
Твой Томас.
2 мая 1958 года.
Дорогой Томас, наконец-то я получила от тебя письмо! А то я уж испугалась, что ты по рассеянности забыл свой собственный адрес или что у вас в Бельгии забастовали почтовые работники. Но теперь-то я понимаю, что просто ты очень занят. Могу себе представить, какая у вас была запарка перед самим открытием выставки.
Очень рада, что ты уже с кем-то подружился. Уж кому-кому, а мне хорошо известна твоя страсть к ядерной энергетике, так что теперь ты всласть наговоришься с мистером Баттрессом. А я — какой из меня собеседник? Теперь я начинаю понимать, что в Тутинге ты просто умирал от скуки, поэтому Брюссель для тебя — настоящее спасение. Хотя было бы неплохо, если б уехали туда втроем.
В своем письме ты забыл спросить о нашей дочери. Ну да ничего. Я думаю, ты будешь рад узнать радостную новость — она уже ползает! Если ты помнишь (хотя вряд ли), когда ты уезжал, она уже хорошо держала спинку. И тут в субботу я посадила ее рядом на пол и стала заваривать чай для мистера Спаркса. Я вышла в сад только на минутку, чтобы отнести чай, и вдруг — представляешь? — оборачиваюсь и вижу нашу малышку Джил! Она выползла из кухни и добралась до меня! Вот какой у нас уникальный ребенок!
Ты, наверное, захочешь спросить, а что же делал у нас в саду мистер Спаркс. Знаешь, он мне очень помогает — ведь я мыкаюсь тут одна. В четверг я смотрела церемонию открытия, а потом пришел мистер Спаркс, потому что у него забарахлил телевизор. И мы вместе искали тебя в толпе людей. Ты ведь наверняка был на открытии. А потом мистер Спаркс попросил разрешения осмотреть наш сад и в результате сказал, что там есть недоделки. Ты ведь и впрямь кое-что не довел до конца, дорогой. Например, недовыкопал пруд для золотых рыбок. И мистер Спаркс очень деликатно спросил, не будет ли тебе обидно, если он мне немножко поможет. Я не могла спросить твоего совета, но была уверена, что ты не станешь возражать. Поэтому в субботу мистер Спаркс пришел с лопатой и очень быстро выкопал глубоченный пруд. Надо же — такой худой человек и такой сильный! В воскресенье он заполнил пруд водой и обещал, что в следующие выходные мы съездим в истшинский[35]аквариум и купим рыбок, водяных лилий и всяких водорослей. Думаю, ты будешь рад увидеть всю эту красоту, когда вернешься.
Ну вот, наша малышка проснулась и плачет, зовет свою мамочку. Жду твоего скорейшего ответа, милый. За меня не волнуйся. У меня все хорошо, и скучать мне некогда.
Твоя любящая жена Сильвия.
19 мая 1958 года.
Дорогая Сильвия,
был рад получить от тебя весточку. Что ж, теперь, по крайней мере, я за тебя спокоен. Нам ужасно повезло, что у нас такой хороший сосед. Надеюсь, дорогая, ты не злоупотребляешь добротой мистера Спаркса и что он не появляется у нас каждый божий день. Было бы неправильно отрывать его от забот о собственной болезной сестре. С другой стороны, тебе виднее.
Прости, что не сразу тебе ответил. В последние две недели у меня было очень много работы. Думаю, ты догадываешься, что я постоянно нахожусь в «Британии», куда, кстати, приходят толпы наших соотечественников. А в последние дни мы просто не знаем передышки. Сначала в Британский павильон наведалась делегация из Бристольской торговой палаты. Потом, через несколько дней, в Церемониальном зале играл лондонской симфонический оркестр. Ну и, конечно же, после концерта все музыканты завалились к нам в «Британию», чтобы опрокинуть по кружечке пива. Мы носились, высунув языки, чтобы напоить и накормить каждого — начиная от контрабасистов и заканчивая тарелочниками. Поскольку мистер Росситер в это время мирно дремал в погребе, вся нагрузка легла на остальных. «Свистать всех наверх» к нему не относилось, потому что его было не добудиться. Так что даже Аннеке к нам подключилась.
Да, кстати, кажется, я тебе еще не писал про Аннеке. Аннеке — мой настоящий ангел-хранитель. Она работает хостес, и именно она встречала меня в аэропорту еще во время первой поездки сюда. И теперь мы часто пересекаемся во время работы. В тот день, когда мы обслуживали музыкантов, Аннеке пришла в паб со своей подругой Кларой. Они хотели отдохнуть и перекусить, но вместо этого помогали нам.
Но я тебе еще не все рассказал. Дело в том, что Клара до смерти влюблена в Тони Б., поэтому все свободное время она проводит в британском павильоне, чтобы только увидеть его, а Тони, в свою очередь, от нее прячется. Мне жаль бедную Клару. И из-за Тони, и из-за того, что она работает в магазинчике «Преданье старины глубокой» при своего рода музее под открытом небом «Веселая Бельгия». Клара изображает там пекаря — так что работа у нее не столь престижная, как у Аннеке.
Но что-то я рассплетничался. И совсем забыл рассказать тебе о своем новом друге — мистере Черском. Он редактор из Москвы. Ты удивишься, но он считает меня большим профессионалом в области журналистики. Впрочем, это долгая история, и я расскажу тебе об этом господине в следующем письме.
Надеюсь, ты почерпнула из написанного хотя бы примерное представление, насколько здесь все интересно, несмотря на большую загруженность. Да, я нахожусь под огромным впечатлением от выставки, только очень скучаю по тебе, милая.
Кстати, вчера мы обслуживали еще один банкет — делегатов всемирного конгресса по предотвращению производственных травм. С прискорбием сообщаю, что один из господ оступился и упал с лестницы по дороге в мужской туалет, и его увезли в больницу с переломом ноги.
Береги себя, мой ангел.
Твой любящий муж Томас.
26 мая 1958 года.
Дорогой Томас!
Рада была получить от тебя очередное письмо. И сколько интересных новостей! Вот это да — ты обслуживал лондонский симфонический оркестр! Я, кстати, читала в газетах про девушек-хостес и видела их фото — они все такие симпатичные. Скажи, Аннеке хорошо говорит по-английски или, наоборот, ты подтягиваешь свой бельгийский? Представляю, какая у тебя в голове мешанина, когда все вокруг говорят на разных языках. Как мило, что Аннеке поддерживает тебя. Я так понимаю, что все-таки у вас сложился хороший дружеский коллектив — ты, Аннеке, Тони Б. и эта Клара. Я рада, что ты, по крайней мере, не скучаешь в одиночестве.
Что до меня, я лишена столь бурного общения с людьми. В прошлые выходные я выезжала в город, правда, по грустному поводу. Я как-то поделилась с мистером Спарксом, что меня мучает совесть — ведь я до сих пор не навестила Беатрикс. Как ты знаешь, она лежит в Королевском госпитале в Хэмпстеде. Доехать туда на общественном транспорте не составляет никакого труда, но если ехать с нашей малышкой, мне пришлось бы забираться с коляской сначала в автобус, а потом мучиться в метро. А коляска такая тяжелая — как настоящее передвижное средство. И тут на помощь мне приходит Норман. Я прямо не перестаю удивляться его доброте! Мы прикинули, что если ехать по северной ветке, то я управлюсь менее чем за три часа. И в воскресенье Норман безо всяких проволочек вызвался присмотреть за Джил. Согласись, это очень мило с его стороны. Да и вообще в течение последних двух месяцев он проводит много времени возле нашего ребенка. Например, в прошлый вторник он задержался у нас на несколько часов и поправил в гостиной покосившуюся полку — ту самую, что так тебя раздражала, но у тебя все не доходили руки. Знаешь, Джил так покойно с ним… Просто маленьким детям необходимо мужское присутствие, даже если это не родной отец. И когда я поехала к Беатрикс, то подумала, что если плотно покормить Джил, то она долго проспит, и Норману будет меньше хлопот. Так оно и произошло.
Скажу тебе, поездка оказалась не из приятных. Бедняжка Беатрикс неважно себя чувствует. Шея ее закована в корсет, и она не может даже повернуть головы. Я все-таки надеялась, что она обрадуется мне — я привезла ей большую ветку винограда и модные журналы. Но ты же знаешь, какая она взбалмошная, и теперешнее ее состояние вогнало ее в самое мрачное расположение духа. Я выдержала всего полчаса, а потом ушла. Зато дома все было хорошо, и плохое настроение как рукой сняло. Джил только проснулась и играла на коленях у Нормана. Потом мы попили чаю и немного поболтали.
Ой, прости, мне нужно идти — столько дел по дому. Ты уж, пожалуйста, пиши почаще.
Твоя любящая жена Сильвия.
7 июня 1958 года.
Дорогая Сильвия!
Спасибо тебе за письмо, хотя я очень расстроился из-за Беатрикс. Если ты все-таки соберешься к ней еще раз, передавай от меня привет. Что ж, Спаркс поступил благородно, взяв на себя хлопоты о ребенке, чтобы ты спокойно могла проведать свою кузину. Если честно, я и предположить не мог, что из него выйдет такая хорошая нянька. Но, по зрелому размышлению, ничего удивительного, потому что в Нормане есть что-то бабье.
А у нас тут такие новости… Вернее, целых две. Во-первых, пару дней назад нас посетила одна ВИП-персона. Ясное дело, на саму выставку ежедневно приходит очень много знаменитостей — например, неделю назад проводили что-то вроде Каннского фестиваля брюссельского разлива, и был большой наплыв кинозвезд. Можно было увидеть Ива Монтана и Джину Лоллобриджиду на расстоянии вытянутой руки. Жаль только, что никто из них не заглянул в нашу «Британию». Зато нас осчастливил своим визитом не кто иной, как… Дерик Хескот Эймори! Да-да, наш Канцлер казначейства — собственной персоной! Второе лицо в правительстве Ее Величества! Ах, как бы я хотел живописать тебе, что человек этот был само обаяние, рядом с которым так приятно находиться, потому что демократичность — неотъемлемая черта любого английского аристократа. Но увы, канцлер скорее походил на выброшенную на берег амфибию, причем кусачую. Я уж не знаю, чему там их учат на просторах Итона, но он с жадностью подналег на порцию рыбы, а потом хлестал пиво, заедая его чипсами. И все это — в дешевом, ненастоящем английском пабе. Как будто сто лет человека не кормили. Тони сказал, что, возможно, так он демонстрировал свою злость по поводу отсутствия в меню красной икры или зажаренного лебедя (или что там еще они едят в своих оксфордах).
Впрочем, с господином Икс Эй более плотно общался Тони, а не я, потому что в его обязанности входило продемонстрировать канцлеру научные экспонаты в нашем павильоне. У Тони, как и у меня, тоже сложилось неблагоприятное впечатление об этом человеке. Кстати, я ведь тебе еще не рассказывал: мой дорогой сосед немного радикал, хоть и добрый малый. Например, он поддерживает кампанию за ядерное разоружение, заводится с пол-оборота, если речь заходит о Суэцком канале, да и вообще не является поклонником Кабинета Макмиллана. И когда Хескот Эймори со своей свитой удалились прочь, Тони дал волю эмоциям — выложил все, что о них думает. Аннеке, присутствующая при этом разговоре, была просто в шоке. Она всегда считала британцев натурами флегматичными, а тут — такая буря эмоций! Но, разумеется, Тони достаточно воспитан, чтобы не говорить нечто подобное в лицо канцлеру. Ведь наша задача — представить Британию в самом лучшем свете, так что скандалы нам ни к чему.
Ну, а теперь вторая новость. В ней тоже участвует Тони. Он несколько недель пытался отвязаться от бедной Клары, и, наконец, все дело разрешилось тем, что он стал ухаживать за Эмили, девушкой из американского штата Висконсин. Никто и не помнит, когда она появилась у нас в «Британии», но все помнят, с каким шиком. По словам самой Эмили, она — актриса, с ролями на Бродвее у нее не очень, поэтому она приехала в Брюссель, чтобы изображать молодую домохозяйку на одной из инсталляций американского образа жизни. Суть ее работы состоит в том, чтобы поразить гостей — особенно из стран советского блока — обилием бытовой техники, которая облегчает жизнь каждой домохозяйки в их Свободной стране. Эмили специализируется на пылесосах «Хувер», то есть весь рабочий день со счастливой улыбкой на лице она пылесосит пол в «американской гостиной», а пыль все не кончается, потому что ее все добавляют и добавляют с интервалом в несколько минут. Так вот: в один прекрасный день она заявилась в «Британию» и сразу же завоевала сердце Тони, и теперь он ходит и облизывается, как довольный котище, который дорвался до миски со сметаной. Должен заметить, что Эмили юна и очень хороша собой, и, хотя она живет в каком-то маленьком городишке Куринопометовске или что-то вроде этого, штат Висконсин, Эмили ужасно современна, умеет поддерживать беседу и отличается независимым духом. Нужно отдать должное этим янкам — они напрочь лишены комплексов.
А между тем выставка у нас в самом разгаре. Скоро в Брюссель приезжает Большой театр. Вчера к нам в «Британию» наведалась большая делегация Пятого Европейского конгресса по вопросам предотвращения разрушения зубной эмали путем фторирования. К несчастью, один из гостей сломал себе зуб о корочку нашего фирменного пирога со свининой — и тогда на помощь ему пришли его коллеги-дантисты, немедленно выдрав этот злосчастный зуб.
С любовью, твой Томас.
P.S. Да, кстати — я обещал тебе рассказать про этого загадочного русского по фамилии Черский. Давай уж у следующем письме, хорошо?
28 июня, 1958 года.
Дорогой Томас!
Спасибо тебе за письмо. Ты даже не представляешь, какая это радость для меня — читать твои краткие, но такие захватывающие жизнеописания, столь контрастирующие с моим скучным, полным бытовых забот времяпрепровождением. Твои рассказы — как послания из совершенно другого мира, полного впечатлений, не то что у меня. Мне даже нечего рассказать тебе, любой эпизод из моей жизни — это такая скука по сравнению с тем же визитом в твою «Британию» самого Канцлера казначейства.
Ты каждый день сталкиваешься с великими, знаменитыми людьми, да и сам Брюссель, как я понимаю, располагает к завязыванию множества романтических знакомств. Верно, этот твой Тони очень хорош собой, если все женщины слетаются на него как пчелы на мед. Я даже представляю вашу компанию — ты, Тони и Аннеке с Эмили — как вы ходите вечером прогуляться, любуясь красочным освещением аллей.
Но здесь, в Тутинге — не праздник, а будни. Каждый день — ребенок, пеленки, кормежки да укропная вода. Единственная радость, что на этой неделе мне удалось попасть в кино, да и то благодаря опять все тому же Норману. Я как-то упомянула, что мечтаю посмотреть картину «Пейтон Плейс» (помнишь, как я просила тебя перед отъездом, но ты настоял на другом фильме). Я даже не надеялась, но позавчера, когда я готовила ужин, вдруг на пороге появляется Норман с какой-то незнакомой девушкой. Это оказалась секретарша с его работы, зовут ее Сьюзан. И эта Сьюзан любезно согласилась посидеть с ребенком, потому что Норман приглашает меня в кино! Представляешь мое удивление? Я, конечно, запротестовала, но Норман сказал, что за ребенка можно не беспокоиться и что я заслужила отдых и все такое. Ну, и я побежала наверх, чтобы подкраситься и надеть свое лучшее платье. Потом мы с Норманом доехали на метро до станции Oxford Circus и успели купить билеты на первый вечерний сеанс в «Принце Эдварде». Фильм шел очень долго и закончился в девять часов. Но все равно Норман настоял, чтобы мы сходили куда-нибудь поужинать. Попали мы в ресторанчик «У Джимми», что на Фрит-стрит. Расположен он в полуподвальчике, и там было довольно темно. Меню изобиловало блюдами греческой кухни, такими как мусака,[36]например. Норман сказал, что не надо бояться экспериментировать, но я не рискнула и заказала вместо мусаки телячьи отбивные с картофельным пюре. И было, кстати, довольно вкусно. Потом мы на двоих выпили полбутылки красного вина, представляешь? И когда мы уходили, я так захмелела, что вообще забыла, какое мы смотрели кино и о чем разговаривали за столом. Но про натоптыши точно шла речь. Конечно, ты бы не назвал Нормана блестящим собеседником, и вряд ли он смог бы пообсуждать с тобой и твоими друзьями вопросы ядерного разоружения и атомной энергии… Но зато у него доброе сердце, и он такой предусмотрительный. Для меня это важно.
Прости — письмо получилось не очень длинным. Но ты же видишь, что ничего интересного у меня не происходит. Ну вот, мне пора кормить ребенка, так что на этом заканчиваю.
Твоя Сильвия.
2 июля 1958 года.
Дорогая Сильвия. Я так давно не получал от тебя писем. Надеюсь, дома все в порядке? На днях пытался тебе прозвониться, но связь опять никакая — сплошной треск в трубке. Даже интересно.
Так что за неимением новостей от тебя, расскажу немного, как и обещал, про мистера Черского.
Андрей (мы с ним уже на «ты») — джентльмен из Москвы, и у него многолетний опыт работы в журналах с литературным и художественным уклоном. И вдруг его отправляют сюда в Брюссель, чтобы выпускать еженедельник под названием «Спутник». Я очень сочувствую Андрею, так как он оказался в довольно затруднительном положении: начальство ждет от него обыкновенный набор пропагандистских текстов, что, учитывая профессионализм Андрея, очень занижает планку. Поэтому ему приходится балансировать на грани.
Мне очень приятно, что он обратился ко мне за помощью. Я не думаю, что он слышал обо мне, как об авторе — скорее, ему просто сказали, что из ЦУИ прислали своего человека. Андрей пришел к нам в «Британию» в самый первый день, когда мы открылись. С тех пор мы несколько раз разговаривали — прямо у нас в «Британии». Сначала меня удивляло, почему Андрей выбрал именно «Британию», ведь это не ресторан, но Андрей, как оказалось, большой англофил. Он вдоль и поперек знает всего Шерлока Холмса, держит в голове всю карту нашего метрополитена и, представляешь, стал большим поклонником наших чипсов Salt’n’Shake — благо мистер Росситер следит за регулярностью поставок. Андрей уже собрал целую коллекцию пакетов — будет раздаривать их своим племянникам в Москве. Кстати, это один из плюсов выставки — вдруг узнаешь о себе и о своей культуре какие-то милые сердцу мелочи, на которые сам никогда не обратил бы внимания. В знак благодарности Андрей пригласил нас в театр Де Ля Монне,[37]на балет Большого, после которого состоялся банкет. Какой великодушный жест с его стороны! — ведь я оказал ему совсем небольшую услугу, посоветовав «затушевать» пропагандистский стиль в его журнале, чтобы «уши не торчали», а вместо этого добавить немного юмора. На мой взгляд, в его ситуации — это правильная тактика.
Правда, у меня с Андреем есть некоторое разногласие. Он решил почему-то, что читателям «Спутника» будет интересно поподробней узнать про наш аппарат ZETA. В прошлый раз он пытался выудить из Тони хоть какую-то информацию. По моему скромному мнению, Тони настолько наивен в вопросах политики, что не видит в этом ничего предосудительного, хотя я пытался отговорить его. К тому же я стал замечать, что Тони, Эмили и Андрей очень сдружились. Я тебе не говорил, что наш московский друг очень хорош собой? Иногда я замечаю, что Эмили поглядывает и на него тоже, так что мне уже трудно понять, кто ей нравится больше — Андрей или Тони.
Ну, да хватит об этом. На прошлой неделе тут устраивали очередное крупное мероприятие — Второй ежегодный съезд урологического общества. И в пятницу к нам наведались некоторые его депутаты, чтобы продегустировать наше пиво. К счастью, ничего казусного на этот раз не произошло.
Засим обнимаю, твой Томас.
P.S.
Даже вскрыл конверт, чтобы сказать: пришло от тебя письмо! Как вижу, мистер Спаркс продолжает оказывать тебе знаки внимания. И в кино сходили, а потом в ресторан… А если бы тебе достался ревнивый муж?..