В данной главе используется статистическая теория информации или так называемый шенноновский подход к информации. Мы полагаем, что он представляет собой единственную научно обоснованную теорию информации, базирующуюся на математическом аппарате. В настоящее время в криминалистике этот подход не применяется. Прежде чем излагать статистическую теорию информации, важно проанализировать иные точки зрения на информацию, нашедшие в криминалистике применение.
В криминалистике вне рамок шенноновского подхода делаются попытки разработки теории информации. Подобные работы характеризуются тем, что в них авторы стремятся построить новую теорию вместо того, чтобы применить в качестве средства решения криминалистических задач апробированный практикой подход Шеннона.
Эти направления научных исследований в сущности являются попыткой разработки альтернативной теории информации. Как показала история развития теории информации, за период второй половины ХХ в. ни одна из попыток создания альтернативной шенноновскому подходу теории информации не имела успеха.
Можно обоснованно утверждать, что с точки зрения математического аппарата К. Шеннон нашел единственное решение существующей научной задачи. Исходя из того, что за 50 лет интенсивных научных поисков не создано ни одной теории, которая могла реально представлять собой альтернативу шенноновскому подходу, следует признать бесперспективность дальнейших подобных попыток. Тем не менее в криминалистике публикуются работы, которые посвящены вопросам теории информации, но при этом не основаны на предложенной Шенноном статистической теории информации. К числу таких работ, посвященных теоретическим вопросам информационного подхода, относятся работы М. К. Каминского, Н. И. Вытовтовой, Н. В. Матушкиной, А. М. Каминского[37] и других авторов. Рассмотрим основные положения разрабатываемой авторами теории.
Профессор М. К. Каминский дает следующее определение информации: «Информация – преобразование любой природы физически различимых состояний любого объекта. Если исходное состояние объекта обозначить х1, конечное – х2, то преобразование х1 →х2 будем называть информацией и обозначать Iх1х2. Например, живой человек → труп; исходное содержание документа → измененное содержание документа; количество краски, отпущенной со склада → емкость возвращенной тары и т.д. и т.п. »[38].
Ранее уже было указано, что приведенное определение информации М. К. Каминского ошибочно. Дело в том, что никаких иных понятий, кроме материи и движения, не требуется для описания перехода живого человека в мертвое тело или перехода объекта из одного состояния в другое. Методологическая ошибка автора в том, что он пытается раскрыть одно предельно общее философское понятие через два других: информацию через материю и движение. Поясним нашу позицию по этому вопросу.
Термин информация подразумевает, что существует ее материальный носитель, то есть какой-то материальный предмет, при этом нам не важны собственные свойства этого предмета, а интересует то, как в нем отразился исследуемый нами объект. В определении М. К. Каминского никакого иного объекта нет.
В противоположность этому М. К Каминский, как показывает данное им определение, под термином «информация» понимает изменение состояния самого объекта познания. Изменение состояния материального объекта автор обозначает посредством символов х1 и х2, тем самым подтверждается наш тезис о том, что объект полностью описывается категориями «материя» и «движение». В результате автор остается на научной позиции, которая не требует философской категории «информация». В этом и заключается методологическая ошибка предлагаемого М. К. Каминским подхода, после которой лишается смысла все, что излагает автор в дальнейшем по поводу информации и ее передачи.
Типичность этой ошибки отметил в свое время У. Р. Эшби, который указал, что «всякая попытка трактовать информацию как вещь, которая может содержаться в другой вещи, обычно ведет к трудным проблемам, которые никогда не должны были бы возникать»[39]. В середине ХХ в. У. Р. Эшби рассматривал следующие переходы какого-либо объекта из одного состояния в другое: «холодная почва → теплая почва», «незасвеченная фотопластинка → засвеченная фотопластинка», «бледная кожа → темная кожа». Указанное множество переходов он назвал преобразованием [40].
Однако введенные У. Р. Эшби понятия перехода и преобразования не были отождествлены им с понятием информации. М. К. Каминский использует исходные понятия, введенные У. Р. Эшби, однако считает единичный переход преобразованием, а затем необоснованно называет переход и преобразование объекта термином «информация». Вводится новый термин без нового объекта, который он должен обозначать.
Проследим логику развития мысли у У. Р. Эшби, который от понятий перехода и преобразования приходит к категории информации. Для осуществления последовательного изложения и развития своих представлений У. Р. Эшби начинает от указания на два и более (например, числом N) состояний объекта, а затем осуществляет от них переход к категории «информация» посредством введения нового понятия «разнообразие» (его синоним – «неопределенность»).
С нашей точки зрения, указанные синонимы имеют различную смысловую нагрузку. «Разнообразие» отражает гносеологический аспект вопроса, а «неопределенность» – онтологический.
Именно понятие неопределенности («разнообразие») в современной науке является фундаментальным для любой интерпретации категории «информация». У. Р. Эшби под неопределенностью понимает некоторое множество возможных состояний объекта, в которых объект познания может находиться, но в каком именно состоянии он находится в данный момент не известно субъекту познания. Установление конкретного единичного состояния объекта и является с точки зрения У. Р. Эшби целью познавательного процесса. При решении задачи соединяются онтологический и гносеологический аспекты познания.
Мысль М. К. Каминского также начинается с состояний объекта и переходов объекта из одного состояния в другое. Однако далее этого положения автор не идет, и понятия «неопределенность» или «разнообразие» им не используются. Он рассматривает в первом примере наступление смерти, описываемое переходом «живой человек – труп» и обозначаемое x1 → x2, а во втором – переход «исходное содержание документа – измененное содержание документа»[41]. И в том, и в другом случае объект на конкретный момент времени занимает одно единственное состояние – либо х1, либо х2, но не оба сразу. Никакого разнообразия в состояниях объекта не возникает. В отсутствии разнообразия состояний нет неопределенности и у субъекта познания, поэтому не возникает и необходимости в термине «информация».
Третий пример М. К. Каминского, используемый им для иллюстрации собственного определения информации (количество краски, отпущенной со склада → емкость возвращенной тары)[42], также остается на уровне начальных понятий логики изложения У. Р. Эшби, без использования категории «разнообразие».
Одной из существенных ошибок теории М. К. Каминского является использование понятия «код» и «кодовое преобразование». При определении кода (кодового преобразования) автор пишет: «код (кодовое преобразование) … например, действие электрического тока на проводник в месте короткого замыкания – разрушенная кристаллическая решетка металла …»[43].
В словаре Ожегова читаем: «Код. Система условных обозначений или сигналов. Телеграфный код»[44]. Таким образом, код – это система условных обозначений, то есть, во-первых, результат деятельности человека, который обозначает что-то посредством некоторой системы условных знаков, во-вторых, это система связанных между собой условных знаков, искусственно созданных человеком. Ни о каком действии человека в приведенном примере М. К. Каминского нет и речи. Это естественно протекающий природный процесс. Поэтому называть его кодом – значит подменять содержание понятий.
Толковый словарь по вычислительным системам дает три значения термина code: 1) код; 2) программа; 3) язык программирования. Уже из перечисленного ряда очевидно, что речь идет о созданных человеком системах знаков. Рассмотрим первое значение. Код – это «правило преобразования сообщения из одной символической формы представления (исходного алфавита) в другую (объектный алфавит), обычно без каких-либо потерь информации. Процесс преобразования исходного алфавита в объектный называется кодированием»[45].
Обратим внимание на то, что именно преобразуется в приведенном определении. Объектом преобразования является сообщение. Следовательно, прежде чем использовать понятие код и кодирование, требуется указать, что такое сообщение и каким именно образом оно представлено.
В теории информации сообщение рассматривается в связи с сигналом. К. Штейнбух дает следующие определения понятий «сигнал» и «сообщение»: «Сигналы – это физические факты, могущие служить для передачи или накопления сообщений, например токи, напряжения, световые волны, звуки, намагниченность, токи нервного возбуждения и т.п. В литературе вместо термина “сигнал” иногда употребляют выражение “носитель знака”»[46].
При этом следует подчеркнуть, что сообщение не является материальной (вещественной) или энергетической категорией. Сущность сообщения состоит в том, что благодаря ему получатель побуждается к выбору определенного поведения. К. Штейнбух излагает основы теории информации и рассматривает передачу сообщений между отправителем и получателем. Автор дает следующее операциональное определение сообщения. Сообщение является тем, что может отправляться, передаваться и получаться.
При этом автором вводится понятие о репертуаре возможных сообщений отправителя и получателя. Этот репертуар количественно выражается некоторым числом сообщений N. Если взять конкретное число сообщений, например восемь (N=8), то каждое из сообщений можно обозначить буквами латинского алфавита: A, B, C, D, E, F, G, H. Таким образом, изложенное позволяет под сообщением понимать возникновение знания получателя о наступлении одного из событий A, B, C, D, E, F, G, H. В целом схема передачи сообщений согласно К. Штейнбуху представляет собой следующую конструкцию (рис. 3).
 |
Рис. 3. Схема передачи сообщений:
A, B, C, D – запас (репертуар) понятий отправителя и получателя
Для криминалистики приведенная схема крайне важна, поскольку однозначно связывает сообщение с передачей информации, каналом связи, кодированием и материальным носителем информации. Схема подчеркивает основную идею теории информации, заключающуюся в том, что как при создании, так и при приеме сообщений производится выбор[47].
Если выбор производится неоднократно, то возникает дерево принятия решений. Именно такое дерево и составляет основу АПП.
Если рассматривать с этих позиций ситуацию, максимально приближенную к примеру, который приводит М. К. Каминский, то следует соотнести запас (репертуар) понятий отправителя A, B, C, D с числом состояний объекта, в которых он может находиться (число доступных объекту состояний). Пусть состояний всего два: А – человек жив; В – человек мертв. Отсюда возникает следующая формулировка задачи: требуется определить, в каком состоянии (А или В) находится объект исследования. Однако конечное состояние объекта (x2) нам известно: человек мертв. В связи с этим теряется смысл введенного М. К. Каминским определения информации (Ix1x2). В центре внимания статистической теории информации оказывается гносеологический аспект отражения.
Чтобы решить гносеологическую задачу, невозможно исключить закономерности отражения в неживой природе. Это и обусловило использование У. Р. Эшби двух понятий: разнообразие и неопределенность. В связи с чем Р. С. Белкин справедливо построил криминалистическую теорию отражения на базе онтологического аспекта – отражения в неживой природе.
Экспертные исследования по определению давности наступления смерти также базируются на онтологическом аспекте, под которым в данном случае понимаются процессы, протекающие в природе, независящие от субъекта познания, то есть эксперта.
Мы подчеркиваем, что выделение онтологического и гносеологического аспектов криминалистической теории отражения не совпадает с тем критерием, который положил в основание собственных исследований Р. С. Белкин при создании криминалистической теории отражения. В то же время обнаруженные им закономерности сохраняют свое научное значение и при исследовании объектов неживой природы, в частности при судебно-медицинской экспертизе трупа.
Разумеется, в этом случае невозможно применить такие базовые понятия криминалистической теории отражения, как, например, следообразующий и следовоспринимающий объекты. Однако сохраняют свое значение более общие категории, а именно отображаемый и отображающий объекты.
Рассмотрим с этих позиций экспертизу трупа при решении задачи установления давности наступления смерти. Онтологический аспект проблемы заключается в том, чтобы раскрыть те объективные закономерности, возникающие при переходе человеческого организма от жизни к смерти, которые позволяют решить гносеологическую задачу – определить время наступления смерти.
Гносеологическая задача решается экспертом на основании установления признаков – ранних и поздних трупных явлений. Последние могут быть измерены, например, измеряется температура тела. Температура тела в данном случае является отображающим признаком и соответствует следовоспринимающему объекту в криминалистической теории отражения. То, как взаимосвязана температура с временем наступления смерти, то есть признак (отображение) с устанавливаемым событием (отображаемым), представляет собой онтологический аспект отражения. Понятно, что гносеологическая задача не может быть решена без предварительного решения онтологической задачи.
Теперь требуется определить, что собой представляет отображаемое явление (заметим, что отображаемое – теперь уже не материальный объект). В данном конкретном случае речь идет о том, что же представляет собой факт наступления смерти.
Как показали проведенные нами исследования (1990-1995), понятие «наступление смерти» оказалось крайне недостаточно разработанным в судебной медицине. Организм человека представляет собой многоуровневую систему, в которой выделяют уровень целостного организма, уровень системный (например, система обеспечения температурного гомеостаза, сердечно-сосудистая система, нервная система), органный уровень, тканевый, клеточный и субклеточный. Указанные шесть уровней позволяют понять необходимость уточнения понятия наступления смерти. Так называемые процессы переживания тканей, по которым устанавливается давность смерти, (например, трупное окоченение), являются проявлением жизнеспособности тканей в измененных условиях (прежде всего кислородного голодания).
Очевидно, что понятие «смерть человека» относится к целостному организму, а не к его отдельным органам и системам. Нами было предложено под наступлением смерти понимать дезинтеграцию организма на необъединенные в единое целое части[48]. Соответственно жизнь человека является свойством, которое не присуще частям человеческого организма. В то же время целостность организма поддерживается за счет работы гомеостатических механизмов, которые обеспечивают постоянство внутренней среды.
Процитированное определение смерти приводит к необходимости рассмотрения тех систем в организме, которые обеспечивают его интеграцию. Из интегрирующих систем организма наиболее филогенетически древней является система циркуляции различных жидкостей, которая у человека обеспечивается работой сердечно-сосудистой системы. Следовательно, остановка сердца влечет дезинтеграцию организма и соответствует моменту наступления смерти[49]. Отсюда вытекает положение о неодновременности (гетерохронии) нарушения различных гомеостатических систем организма. В связи с этим время срыва температурного гомеостаза в общем случае не совпадает с моментом остановки сердца. Поэтому измерение температуры трупа позволяет рассчитать время срыва температурного гомеостаза, но не время наступления смерти. Для решения экспертной задачи требуется исследовать временное и причинно-следственное соотношение между нарушением терморегуляции и остановкой сердца.
Прижизненная кровопотеря в период умирания приводит к прижизненному снижению температуры всех органов и тканей (поскольку тепло в организме переносится кровью), но особенно резко этот процесс проявляется в тех частях тела, кровообращение в которых нарушено в результате травмы. Поэтому измерение температуры в зонах трупа без учета механизма умирания и локализации телесных повреждений приводит к многочасовым ошибкам определения давности наступления смерти[50].
Изложенное показывает, что криминалистическая теория отражения требует своего дальнейшего развития при исследовании закономерностей отражения в живой природе.
В одном и том же объекте исследования происходит процесс отражения: одно событие (остановка сердца) отображается в виде наступления другого события – посмертного охлаждения. Таким образом, особенностью отражения в живой природе является процесс самоотражения, протекающий в рамках одного физического тела. Ауторефферентность живых тел представляет собой наиболее существенную особенность отражения в живой природе. Изложенное позволяет вернуться к теории М. К. Каминского и рассмотреть с учетом приведенных данных следующий пример того же автора. Он пишет: «В момент времени t2>t1 бьющееся сердце человека (х1) преобразуется кодом К1х1y1 в остановившееся сердце (Y1) и на поверхности кожи начинают проступать трупные пятна (Y2) … Сопоставляя размер, форму, цвет и прочие признаки трупных пятен с табличными данными, можно приблизительно судить о времени наступления смерти …»[51].
Как видим из цитаты, М. К. Каминский рассматривает экспертную задачу установления давности смерти. Исходя из выражения «бьющееся сердце человека (х1) преобразуется кодом К1х1y1 в остановившееся сердце (Y1)» становится очевидно, что теперь под кодом понимается какая-то неведомая сила, которая способна остановить бьющееся сердце человека. С нашей точки зрения, это высказывание является совершенной мистикой. Ни о какой причине смерти, которая закреплена в классификации видов смерти, в данном случае речи не идет. Автор, надо полагать, не знает, что судебной медициной все виды насильственной смерти давно исследованы и что они могут явиться результатом воздействия следующих внешних факторов: механического, физического, химического, биологического и социального.
Может быть, в технической литературе имеются иные определения термина «код», которые могут лечь в основу рассматриваемой теории? Возьмем книгу Р. Л. Райнеса и О. А. Горяинова «Телеуправление», в которой кодированию сообщений посвящена третья глава. Авторы пишут: «Кодирование является основным понятием во всех случаях, где информация любой природы служит предметом технического применения или научного исследования. Кодирование представляет собой процесс преобразования сообщения (или информации) одной формы в другую с целью разрешения определенных задач … Получивший широкое распространение термин «код» происходит от латинского слова codex (кодекс), означающий дерево»[52].
Как видим, использование термина код, во-первых, корректно лишь при названии технических процессов человеческой деятельности, во-вторых, оно является синонимом «дерева решений».
Во многом трудности понимания М. К. Каминским категории «информация» определены тем, что методологической основой его научного исследования является такой материализм, ошибочность которого была показана К. Марксом на примере материализма Фейербаха.
С точки зрения фейербаховского материализма, который абсолютизировал онтологический аспект проблемы, явления и объекты материального мира существуют объективно и вне зависимости от восприятия или невосприятия их наблюдателем. Маркс показал, что диалектический материализм должен рассматривать материальные объекты как чувственную человеческую деятельность, то есть учитывать процесс познания и не разрывать онтологический и гносеологический аспекты.
Приняв в качестве исходной точки своего анализа некоторые начальные понятия, введенные У. Р. Эшби, М. К. Каминский не идет той же дорогой, которую предлагает указанный автор, а сворачивает на другой путь. Он использует положения, разработанные в известной монографии Р. С. Белкина и А. И. Винберга «Криминалистика и доказывание», где приводится следующий рисунок (рис. 4).
Рис. 4. Структурное выражение механизма отражения
в неживой природе
На рис. 4 символом А обозначен отражаемый объект, В – отражающий объект, (а) – внутренние изменения, следы воздействия отражаемого объекта, С, Д – иные объекты[53].
Раскрывая связь структурно выраженного процесса отражения с процессом передачи информации, авторы приведенной схемы пишут: «Содержание изменений и их связь с отражаемым и есть, как нам представляется, информационная сторона процесса отражения, сущность информации»[54].
Приведенная на рис. 4 схема послужила основой для разработки М. К. Каминским собственного представления о связи между процессами отражения и передачей информации (рис. 5).
«Графически процесс информирования можно представить следующим образом:
X1 K1x1y1 Y1 K1Y1Z1 Z1
 |
ПД ДВРП
Ix1x2 Iy1y2 Iz1z2
X2 K2x2y2 Y2 K2Y2Z2 Z2
Рис. 5. Схема М. К. Каминского
Поскольку в основу разрабатываемого автором подхода были положены представления Р. С. Белкина и А. И. Винберга, которые они изложили в монографии «Криминалистика и доказывание», изданной в 1969 году, то опорные положения этой монографии в неизменном виде сохранились в теории М. К. Каминского.
Надо заметить, что передовая для своего времени работа Р. С. Белкина и А. И. Винберга (1969) устарела с точки зрения современных научных представлений о философском значении категории «информация». В то время большинство отечественных философов информацию считали свойством материи и не разделяли содержания понятий «взаимодействие» и «отражение». Исходя из этого Р. С. Белкин и А. И. Винберг полагали, что «отражение как свойство всей материи есть понятие более общее, нежели информация»[55]. Таким образом, в то время философия еще не сформировала свои представления относительно категории «информация», и, конечно, последняя не ставилась в один ряд по степени общности с материей и движением, а понятие «отражение» считалось более общим, чем понятие «информация».
Отсюда и вытекает постоянно используемое М. К. Каминским положение, заключающееся в том, что поскольку отражение есть свойство материи, а информация есть одно из проявлений этого свойства, то информация может быть отражена. Поэтому М. К. Каминский всерьез рассматривает проблему «механизмов отражения информации»[56].
Развивая идеи профессора М. К. Каминского в своей кандидатской диссертации, А. М. Каминский указывает, что «методологическим основанием настоящего диссертационного исследования выступают положения диалектического материализма, из содержания которого диссертантом выделены в интересах исследования следующие основные методологические идеи – отражение как объективное свойство материи. При этом используется идея сложного, многократного отражения информации в интересах деятельностного взаимодействия, когда отраженная информация …»[57].
В процитированном тексте не верна идея возможности отражения информации и существования в результате этого «отраженной информации». Дело в том, что философская категория «информация» является предельно широкой, поэтому существование информации постулируется точно так же, как и существование материи и движения. Информация может менять материальные носители, но не может отражаться, как отражаются свойства материальных вещей. Поэтому термин «отражение информации» свидетельствует о том, что под информацией автором понимаются все те же категории материи и движения.
Развитие криминалистики за прошедшие 30 лет далеко увело авторов, занимающихся проблемой информационного подхода, от позиций, которые были изложены в 1969 г. Р. С. Белкиным и А. И. Винбергом, в том числе и сами авторы указанной работы изменили свои взгляды. Так, Р. С. Белкин в 2001 г. правильно указывает, что «применительно к процессу доказывания изменения в среде, как результат отражения в этой среде события, есть информация об этом событии, те самые фактические данные, с помощью которых только и можно судить о событии преступления. Следовательно, сам процесс возникновения информации есть процесс отражения, а ее возникновение – результат этого процесса»[58].
Таким образом, у Р. С. Белкина нет никакого «многократного отражения информации». Речь идет только о смене материального носителя информации.
Р. С. Белкин всегда шел в ногу со временем и во всех своих публикациях в последнем десятилетии XX в. и начале текущего уже стоял на современной точке зрения, заключающейся в том, что информация представляет собой предельно общую категорию, которая не является свойством материи (хотя и не существует отдельно от категорий материи и движения).
Возвращаясь с этих позиций к анализу трех примеров, иллюстрирующих определение информации, данное М. К. Каминским, обнаруживаем, что ни в одном из них нет процесса отражения, а следовательно, нет и не может быть возникновения информации как результата процесса отражения. Например, переход «живой человек–труп» не является процессом отражения потому, что здесь нет следообразующего и следовоспринимающего объектов (как частного случая отражения, но весьма важного для криминалистики). Указан только один и тот же объект.
Правильное понимание категории отражения не случайно представляет собой для М. К. Каминского камень преткновения. Как показал в своих работах Р. С. Белкин, «для криминалистики приоритетное значение имеют связи с диалектической логикой, и в первую очередь с такой концептуальной категорией философии, как отражение. Можно без преувеличения утверждать, что эта категория составляет философский, теоретический и практический фундамент криминалистики»[59].
Р. С. Белкин справедливо разделяет онтологический и гносеологический аспекты отражения. «Онтологически отражение представляет процесс взаимодействия объектов действительности. Гносеологически отражение – и начальный этап процесса познания, и его результат»[60].
Для правильного понимания содержания тех положений Р. С. Белкина, которые представляют собой основу криминалистической теории отражения, необходимо не упускать из виду то, что его работы посвящены только отражению в неживой природе. «Говоря о философском смысле понятия отражения, – писал Р. С. Белкин, – я сознательно ограничиваюсь одной из наиболее существенных для криминалистики сфер, в которой протекает этот процесс, – отражением в неживой природе. Отражение в живой природе в принципе менее значимо для криминалистической науки, хотя и не игнорируется ею. Что же касается высшей, психической формы отражения – в сознании человека, то она протекает в существенной степени по иным закономерностям, подвергается воздействию иных факторов и требует отдельного рассмотрения»[61].
М. К. Каминский констатирует общепризнанный факт непреходящей заслуги Р. С. Белкина в формировании криминалистической теории отражения, после чего указывает: «… всегда должны помнить, что движение, начатое именно Р. С. Белкиным, привело к плодотворным дискуссиям, породило системно-деятельностный подход, послужило в конечном счете началом исследования закономерностей информационно-отражательных явлений процесса раскрытия преступлений»[62]. Поскольку термин «системно-деятельностный подход» изобретен М. К. Каминским, то читателю, надо полагать, сразу становится понятным смысл, который заключен в процитированной фразе автора. Речь, судя по всему, идет о том, что криминалистическая теория отражения, созданная Р. С. Белкиным, представляет собой пройденный этап развития криминалистики и имеет научное значение лишь в связи с тем, что он послужил «началом исследования закономерностей информационно-отражательных явлений процесса раскрытия преступлений», проводимого М. К. Каминским и его учениками.
М. К. Каминский приводит схему объекта криминалистики (рис. 6), в которой определяет структурное место процесса отражения.
Рис. 6. Структурная схема объекта криминалистики
(по М. К. Каминскому)
В предложенной М. К. Каминским схеме объекта криминалистики (рис. 6) делается попытка рассмотреть, если выразиться языком Р. С. Белкина, криминалистический смысл категории отражения. Прежде чем исследовать криминалистический смысл категории отражения, укажем, что философский смыл этой категории М. К. Каминский определяет следующим образом: «Она обосновывает принципиальную возможность взаимодействия систем любой природы»[63]. В таком понимании категория отражения сводится к категории материального взаимодействия.
Как ранее было указано, Р. С. Белкин рассмотрел только онтологический аспект отражения. Второй, гносеологический, аспект отражения он исследовал лишь в той и только в той части, в которой он совпадает с онтологическим аспектом. Еще в философии Канта была сформулирована мысль о том, что вопрос о бытии сам по себе не имеет смысла вне сферы действительного или возможного опыта. Отмеченный подход Канта использует Р. С. Белкин, ограничивая рассмотрение категории отражения лишь сферой неживой природы, то есть онтологическим аспектом этой категории.
М. К. Каминский не различает онтологический и гносеологический аспект категории отражения, поэтому необоснованна его попытка рассмотреть криминалистический смысл категории отражения через предлагаемую им структуру объекта криминалистики.
Резюмируя результаты анализа позиции М. К. Каминского, отметим, что излагаемая им концепция не имеет самостоятельного значения, поскольку не содержит каких-либо новых научных понятий. Свою позицию автор построил на некоторых не критически воспринятых понятиях У. Р. Эшби, А. И. Винберга и Р. С. Белкина. При этом вся концепция, претендующая на раскрытие смысла категории информации, остается полностью в рамках представлений уровня 60-х годов прошлого столетия, то есть такого периода развития отечественной науки, когда в ней признавались существующими только два предельно общих философских понятия: «материя» и «движение».
Криминалистический смысл категории отражения Р. С. Белкин определяет следующим образом: «Отражение преступления в окружающей среде – это те изменения, которые в ней вызывает преступление. По ним и предстоит раскрыть преступление»[64]. И далее указывает, что «изменения – материальный носитель, «хранилище» информации о событии. … Таким образом, изменения среды – это информационный сигнал … В процессе возникновения изменений информационный сигнал может выступать в предметной (вещественной) и мысленной (образной) формах. Обе формы есть разновидность «отпечатков» события в среде»[65].
Следовательно, формируя криминалистическую теорию отражения, Р. С. Белкин рассматривал онтологический аспект отражения события преступления в среде, понимая под ним изменения материальных предметов и субъектов. Несмотря на то что изменения субъектов представляют собой акт психического отражения, мы полагаем, что правильно автор не включил их в гносеологический аспект категории отражения, потому что на этом этапе они не включены в уголовно-процессуальное доказывание (познание).
Совершенно справедливо подчеркивая онтологический аспект рассматриваемых явлений, Р. С. Белкин раскрывает с этих позиций уголовно-процессуальный смысл понятия «отражение». Он пишет: «В результате отражения возникает информация о событии и его участниках. При определенных условиях эта информация может приобрести доказательственное значение, стать содержанием доказательств …», и далее, «… правомерно говорить о собирании, исследовании, оценке и впоследствии использовании именно доказательств. Суть же всего этого процесса и есть доказывание, в основе которого лежит все та же категория отражения»[66].
Таким образом, используя различие между онтологическим и гносеологическим аспектами категории отражения, Р. С. Белкин проводит необходимое разделение между объективными закономерностями, которые протекают без участия субъекта уголовно-процессуального доказывания, и закономерностями познавательной деятельности.
Приведенная трактовка идей, положенных Р. С. Белкиным в основание криминалистической теории отражения, по нашему мнению, более точно отражает научный вклад автора, чем его собственная формулировка: «Я сознательно ограничиваюсь одной из наиболее существенных для криминалистики сфер, в которой протекает этот процесс, – отражением в неживой природе. Отражение в живой природе в принципе менее значимо для криминалистической науки, хотя и не игнорируется ею. Что же касается высшей, психической формы отражения – в сознании человека, то она протекает в существенной степени по иным закономерностям, подвергается воздействию иных факторов и требует отдельного рассмотрения»[67].
Учитывая указанный Р. С. Белкиным криминалистический и уголовно-процессуальный смысл категории отражения, можно обоснованно утверждать, что существенно точнее передает мысль автора о философском смысле категории отражения выделение онтологического и гносеологического аспектов, а не ограничение сферой явлений неживой природы. Такое утверждение вытекает из объединения Р. С. Белкиным категорий «след» и «образ» в единое более общее понятие «результат отражения преступления в среде». Выделяя преступление, в качестве отображаемого объекта, из среды, которая представляет собой совокупность отображающих объектов и субъектов, Р. С. Белкин совершенно точно обозначил онтогенетический аспект категории отражения и сознательно ограничил им свой научный анализ. Относя криминалистику к юридическим наукам, Р. С. Белкин справедливо считал синонимами гносеологический аспект категории отражения и уголовно-процессуальное доказывание.
Именно поэтому имеет глубокий методологический смысл то, что Р. С. Белкин при рассмотрении категории отражения ограничился только онтогенетическим аспектом. Тем самым автор показывает, что для криминалистической науки в той ее части, которая исследует механизм преступления и закономерности возникновения информации о преступлении (отражение преступления в среде), более важен онтологический аспект, а не гносеологический. В этом пункте Р. С. Белкин проводит границу между криминалистикой и уголовно-процессуальной наукой в подходах к общему для указанных наук объекту исследования.
Философская позиция Р. С. Белкина в этом вопросе безупречна и базируется на работах Фихте, Шеллинга и Гегеля, которые, используя введенное Кантом понимание объективности как результата оформления чувственного материала категориальным аппаратом познающего субъекта, вернулись к докантовской рационалистической традиции построения онтологии на основе гносеологии. Это позволило указ