– Как же можно не думать об этом! – ответила Иордана. – Но все в Божьих руках.
– В Божьих? Пожалуй, в этой стране Бог действительно творит чудеса.
– Если уж в Палестине не уверуете в Бога, – сказала Иордана, – то быть вам атеисткой до конца дней. Мы никогда не могли обойтись без веры. Опираться больше не на что!
В устах Иорданы эти слова звучали странно. Судя по ней, трудно было предположить, что она верующая. Но что же, если не вера, давало ей силы выдерживать такие трудности?
– Китти, – сказала вдруг Иордана. – Должна вам кое в чем признаться. Мне ужасно хочется, чтобы наконец мы стали друзьями.
– Почему?
– Вы меня кое‑чему научили. Я видела, как вы работаете с детьми, и знаю, что вы сделали для Ари. Когда вы решили остаться здесь, я поняла, что такая женщина, как вы, не уступит в мужестве любой из нас. Раньше я думала, что женственность – признак слабости.
– Спасибо, Иордана, – слабо улыбнулась Китти, – но боюсь, что сейчас мне была бы полезнее капелька этой вашей веры, точнее, мужества. Я разваливаюсь на части от страха.
Китти закурила. Иордана налила ей еще.
– Я все время думаю… – сказала Иордана тихо, – вы очень подходите Ари.
Китти покачала головой:
– Нет, Иордана. Мы с ним, как у нас говорят, хоть и хорошая пара, но не созданы друг для друга.
– Очень жаль.
Китти взглянула на часы. Колонна вот‑вот доберется до первого обрыва. Придется спускаться с детьми по веревкам, потом ползти вниз.
– Расскажите мне лучше о себе и Давиде, – попросила Китти.
Иордана просияла.
– Мой милый, чудесный Давид.
– Где вы с ним познакомились?
– В Иерусалиме, в университете. Я поступила туда и уже на второй день учебы познакомилась с ним. Мы полюбили друг друга с первого взгляда.
– У меня с мужем было точно так же, – сказала Китти.
– Мне понадобился целый семестр, чтобы объяснить ему, что он меня любит.
– А мне – два, – улыбнулась Китти.
– Мужчины порой удивительно недогадливы. Но когда наступило лето, он уже знал, что без меня жить не сможет. Мы с ним отправились в археологическую экспедицию в Негев. Пытались установить точный маршрут Моисея и двенадцати колен Израилевых по пустыням Син и Фаран.
– Я слышала, те места не обжиты.
– Да! Там лежат развалины сотен древних набатейских городов. В цистернах до сих пор стоит вода. Если повезет, можно наткнуться на потрясающие находки.
– Это интересно.
– Еще как! Но работа очень тяжелая. Давид обожает раскопки. Он так живо чувствует древнюю славу нашего народа. Впрочем, не он один. Потому‑то и невозможно оторвать евреев от этой земли. У Давида большие планы. Когда кончится война, мы с ним вернемся в университет. Мне надо получить степень магистра, а Давиду – доктора. Тогда он приступит к раскопкам большого древнееврейского города в Хацоре – прямо здесь, в Хуле. Пока это, конечно, одни мечты. Чтобы копать, нужны немалые деньги. И мир. – Иордана засмеялась. – Мир для меня абстрактное понятие. Не могу даже представить, что это за штука – мир.
– Вот он наступит, и вы заскучаете.
– Не знаю, – ответила Иордана, и в ее голосе послышалась усталость. – Хоть бы раз в жизни увидеть, как живут нормальной жизнью.
– А путешествовать вы не хотите?
– Путешествовать? Я делаю только то, что делает Давид. Куда он, туда и я. Но, признаться, мне бы хотелось поехать когда‑нибудь в дальние края. Всю жизнь мне втолковывали, что у нас ничего не должно быть, кроме Палестины. Многие мои друзья уехали отсюда. Но похоже, что мы, сабры, для того и родились, чтобы воевать, и просто не сможем жить в другом месте. Рано или поздно все возвращаются. Правда, тут быстро стареют. – Иордана внезапно замолчала. – Это все коньяк, наверное. Вы, конечно, знаете, что сабры совсем не умеют пить.
Китти улыбнулась и впервые почувствовала сострадание к этой девушке. Она потушила сигарету и снова взглянула на часы. Время шло ужасно медленно.
– Где они теперь?
– Все еще у первого обрыва. На спуск уйдет не меньше двух часов.
Китти тихо вздохнула, а Иордана уставилась в пространство.
– О чем задумались?
– О Давиде… и о детях. В то первое лето мы нашли в пустыне кладбище, которому не меньше четырех тысяч лет. Там был прекрасно сохранившийся скелетик ребенка. Может быть, он умер на пути в Землю Обетованную. Давид смотрел на него и плакал. Вот такой вояка… Осада Иерусалима не дает ему покоя. Я уверена – он вынашивает какой‑то безумный план. Почему бы вам не прилечь? Ждать еще долго.
Китти допила свой коньяк, растянулась на койке, закрыла глаза и тут же как наяву увидела нескончаемый ряд мужчин, спускающихся друг за другом по веревке со спящими детьми на спине; ей померещились арабы, рыскающие вокруг, следящие за каждым их движением, расставляющие западню…
Уснуть было решительно невозможно.
– Схожу к Либерману, посмотрю, как они там.
Она натянула шерстяную кофту и вышла. С вечера огонь прекратился. Китти встревоженно подумала: вдруг Мухаммед Каси что‑то пронюхал? Луна светила ярко. Слишком ярко – чересчур уж ясная и тихая ночь. Ари следовало дождаться ночи потемнее. Китти посмотрела вверх и различила очертания Форт‑Эстер. Там, наверное, уже все известно, подумала она, входя в школьный бункер. Доктор Либерман и другие учителя сидели на койках с застывшими лицами, бледные от напряжения. Все молчали, она не выдержала и вышла.
Карен и Дов были в карауле.
Китти вернулась в штабной бункер, но Иордана тоже куда‑то ушла. Она снова легла на койку и прикрыла ноги одеялом. Опять представились бойцы, спускающиеся по обрыву. Слишком тяжелый выдался день. Она впала в тяжкое забытье, чувствуя, как медленно тянется час за часом.
Первый час ночи. Китти беспокойно ворочалась на койке. Ее одолевал кошмар: арабы, оглушительно визжа, нападают на колонну с саблями наголо, мужчины убиты, и бандиты роют яму, чтобы бросить туда детей…
Китти вскочила, спустила ноги с койки. Она была вся в поту, сердце бешено колотилось. Вдруг до нее донесся звук. Она стала прислушиваться – и застыла в ужасе.
Это были выстрелы.
Она вскочила на ноги. Точно! Пальба где‑то у Абу‑Йеши! Это не сон. Колонну действительно обнаружили!
Она бросилась вон, но у входа столкнулась с Иорданой.
– Пустите!
– Китти, не надо!
– Там убивают моих детей!
Иордана изо всех сил пыталась удержать ее, но Китти будто обезумела: царапалась, хваталась за волосы. Тогда девушка приемом рукопашной схватки подняла ее и бросила через плечо.
– Уймитесь, Китти! Это стреляют Зеев и его ребята – нарочно, чтобы отвлечь арабов. Они напали на Абу‑Йешу с противоположной стороны.
– Неправда!
– Клянусь! Это секрет, и я имела право рассказать о нем только перед самым началом атаки. Заходила сюда, но вы спали. Тогда я пошла предупредить остальных.
Иордана наклонилась над Китти, помогла ей подняться и повела к койке.
– Тут еще осталось немного коньяка. Выпейте.
Китти с трудом сделала глоток, и вскоре ей полегчало.
– Извините, я сделала вам больно, – сказала Иордана.
– Пустяки, вы поступили правильно.
Иордана присела рядом с ней и принялась массировать затылок. Китти прислонилась к ее плечу и тихо заплакала. Потом встала и оделась.
– Карен и Дов вот‑вот придут с поста. Пойду приготовлю им чай.
Часы тянулись мучительно долго, – казалось, ночи не будет конца. Где‑то мимо Абу‑Йеши ползли во тьме люди. Еще немного – и носильщики смогут побежать вниз быстрее…
Два часа. Три… Теперь даже Иордана застыла в ожидании. В пять с четвертью все вышли из убежища на воздух. Стояло морозное утро. Тонкий слой инея покрыл газон в центре селения. Они подошли к обрыву, где лежал наблюдатель. Он не отрывался от бинокля, выглядывая признаки жизни у подножия горы. Наконец он поднял руку. Все посмотрели в сторону Яд‑Эля и увидели, как мигает сигнальный фонарь.
– Что они говорят? Скорее!
– Да вот, не пойму… Икс, четырнадцать, шестнадцать.
Все растерянно переглянулись. Сигнал повторился.
– Боже мой! – закричала Иордана Бен Канаан. – Ведь все хорошо, они добрались! «А ты подними жезл твой и простри руку твою на море, и раздели его, и пройдут сыны Израилевы среди моря по суше». Книга Исхода, глава четырнадцатая, стих шестнадцатый, – восторженно провозгласила она и улыбнулась Китти.
ГЛАВА 6
Через четыре дня после эвакуации малышей из Ган‑Дафны Ари доложили, что атаки арабов на селения долины ослабели. Кроме того, он узнал от верных людей из Абу‑Йеши, что Каси собрал половину своих головорезов в Форт‑Эстер. Стало ясно, что атака на Ган‑Дафну может произойти в любую минуту.
Ари с двадцатью пальмахниками взобрался по скалам в Ган‑Дафну, чтобы самому возглавить оборону. У него было около сорока бойцов, тридцать жителей селения да питомцы Иорданы из Гадны – всего около двухсот человек. Из оружия набралось полтораста старых винтовок и самодельных ружей, два пулемета, несколько сот самодельных гранат и мин и ветхое противотанковое орудие с пятью зарядами.
У Мухаммеда Каси по данным разведки было восемьсот человек, огромные запасы оружия и боеприпасов да еще орудия, а сверх того, помочь ему готовились арабы из Ааты и других деревень на границе с Ливаном.
Боеприпасов у Ари катастрофически не хватало. Он знал: единственный путь к спасению – разбить арабов в первом же бою. Мухаммед Каси, приставший к Кавуки в надежде на поживу, понятия не имел о военном деле. Ари решил воспользоваться невежеством противника и разработал план обороны, сделав ставку на то, что Каси двинется в лобовую атаку. Он знал, что арабы всегда атакуют кратчайшим путем, и поэтому сосредоточил все свои силы в одном месте – в ущелье, которое вело в Ган‑Дафну. Если заманить бандитов в ущелье, шансы на победу сильно возрастут.
Зеев Гильбоа засел в скалах и буреломе под носом у Форт‑Эстер. Оттуда он непрерывно наблюдал за каждым движением арабов и подтвердил, что Каси действительно копит силы.
Спустя три дня после прибытия Ари в Ган‑Дафну на командный пункт примчался посыльный и доложил, что Каси вывел своих людей – около тысячи человек – из крепости. Сразу же объявили тревогу, и все жители Ган‑Дафны – мужчины, женщины, дети – заняли свои места в окопах.
Горы прикрывали арабов, пока они не появились на возвышенности, расположенной прямо над Ган‑Дафной, примерно в шестистах метрах от северной окраины селения и в двухстах от ущелья.
Защитники Ган‑Дафны ждали.
Через несколько минут вся местность кишела арабами. Они остановились и стали смотреть вниз на притихшее селение. Тишина показалась офицерам подозрительной. Ни та, ни другая сторона не сделали еще ни одного выстрела.
Мухаммед Каси сидел в башне Форт‑Эстер и смотрел в мощный полевой бинокль. Он заулыбался, когда его воины добрались до возвышенности над Ган‑Дафной. Раз евреи не стреляют, решил он, значит, мы их захватим врасплох. Он приказал дать орудийный залп – сигнал к атаке.
В Ган‑Дафне слышали обрывки арабских команд. Арабы показывали вниз и бранились все истеричнее.
– Это они себя накручивают, – шепнул Ари.
Дисциплинированные защитники Ган‑Дафны не подавали признаков жизни, хотя у них и чесались руки.
Выкрики продолжались еще несколько минут, и вдруг орда с визгом бросилась вниз по склону. Засверкали штыки и сабли. Вот‑вот должно было выясниться, удастся ли первая часть плана Ари. Ночью посланные им группы заложили по обе стороны спуска самодельные мины, приводимые в действие на расстоянии, и создали своеобразный коридор, ведущий прямо в ущелье.
Зеев Гильбоа, занявший позицию на передовой, подождал, пока атакующие добегут до минного поля, и дал сигнал зеленым флажком. Ари включил рубильник.
Два десятка мин рванули одновременно на флангах, эхо взрыва пронеслось по горам. Арабы сбились в кучу и ринулись прямо в ущелье, по краям которого рядом с пулеметчиками расположились сорок пальмахников с гранатами. Едва арабы появились на дне ущелья, пальмахники открыли перекрестный огонь из пулеметов и обрушили ливень гранат. Самодельные зажигательные бомбы превращали бандитов в живые факелы. Ущелье вмиг наполнилось телами.
Мухаммед Каси, следивший за атакой, пришел в бешенство. Он приказал открыть артиллерийский огонь по краям ущелья, но половина снарядов угодила в его же бойцов. Бандитам удалось вывести из строя только один пулемет пальмахников.
Первая атака была отбита, но арабы, доведшие себя до истерии, как по инерции продолжали рваться вперед.
Второй пулемет прекратил стрельбу лишь тогда, когда перегрелся его ствол. Пальмахники оставили позиции по краям ущелья и отступили в Ган‑Дафну, чтобы встретить нападающих там. Арабам оставалось до селения каких‑нибудь сто метров. Давид Бен Ами снял маскировку и мешки с песком с венгерского противотанкового орудия. Вместо снарядов его зарядили картечью; в каждом залпе было около двух тысяч пуль. При хорошем наводчике такое орудие могло заменить роту стрелков.
Толпа арабов была в пятидесяти метрах… сорока… двадцати…
Пот лился ручьями по лицу Давида Бен Ами, он целился в упор.
– Пли!
Пушка содрогнулась и обрушила на атакующих ураган картечи. В дыму раздались предсмертные вопли. Давид быстро перезарядил орудие. Уцелевшие арабы в панике остановились.
– Пли!
И еще раз:
– Пли!
От третьего выстрела ствол древнего орудия лопнул, но дело свое оно сделало: уложило около двухсот арабов. Атака захлебнулась, но вскоре арабы снова пошли на Ган‑Дафну. На этот раз их встретил залп из окопов, где заняли позицию юноши и девушки из Гадны.
Истекая кровью, бандиты побежали назад. Зеев Гильбоа со своими пальмахниками бросился вдогонку. Сорок пальмахников преследовали несколько сот бандитов. Они погнали их вверх на плато.
Ари наблюдал за происходящим в бинокль.
– Этот сумасшедший, – вскричал он, – чего доброго, решил с ходу взять Форт‑Эстер! Я же приказал ему остановиться у подъема!
– Какая муха его укусила? – буркнул сквозь зубы Давид.
– Нужно его остановить! – крикнул Ари.
Ари дал команду Иордане, чтобы ее ребята собрали оружие, брошенное арабами, и сразу возвращались в Ган‑Дафну.
Его план удался. Правда, он израсходовал за четверть часа почти все боеприпасы, но зато вывел из строя добрую половину людей Каси.
Когда Мухаммед Каси увидел, что его люди со всех ног мчатся в Форт‑Эстер, в крепости тоже началась паника. Зеев Гильбоа бежал впереди своих пальмахников на несколько метров. Он миновал заграждение из колючей проволоки, до форта оставалось метров сорок. Арабы открыли огонь, пытаясь остановить преследователей.
– Ложись! – крикнул Зеев, бросился на землю и отстреливался до тех пор, пока пальмахники не оказались вне досягаемости арабских пуль.
Убедившись, что они в безопасности, он пополз назад. Из крепости сыпался град пуль. Зеева ранило, и все же он поднялся во весь рост и побежал. Пуля попала в него еще раз, и Зеев повис на колючей проволоке.
К пальмахникам подползли Ари с Давидом.
– Зеев повис на колючке, – доложили пальмахники.
Ари осторожно выглянул из‑за валуна. Зеев был метрах в ста от него – в открытом поле.
Внезапно огонь прекратился, воцарилась тишина.
– Что такое? – недоуменно спросил Давид.
– Они хотят сделать из Зеева приманку. Видят, что он двигаться не может, и ждут, когда мы пойдем на выручку.
– Сволочи! Почему же они не прикончат его?
– Неужели не понимаешь? Он потерял автомат. Они теперь ждут, что либо мы поползем туда под их выстрелы, либо уйдем, и тогда они возьмут его живьем, тогда они отыграются на нем за все.
– Господи Боже мой! – вырвалось у Давида.
Он вскочил, но Ари схватил его и потащил назад.
– Дайте‑ка парочку гранат, – сказал Ари. – Давид, веди ребят назад в Ган‑Дафну.
– Неужели ты отправишься туда один?
– Выполняй приказ, черт возьми!
Давид велел пальмахникам отступать. Отползая, он оглянулся и увидел, как Ари осторожно двинулся к Зееву. Арабы знали, что кто‑нибудь обязательно придет на выручку, и теперь не отрывали от Ари глаз. Они выжидали, пока он подползет ближе, чтобы подстрелить его.
Ари нырнул за обломок скалы. Арабы по‑прежнему не стреляли.
Он прополз еще немного и залег метрах в двадцати от Зеева.
– Назад! – крикнул тот. – Сейчас же назад!
Ари осторожно высунулся из‑за валуна. Он увидел, что Зеев, весь окровавленный, запутался в колючей проволоке. Ари посмотрел в сторону Форт‑Эстер. Стволы винтовок, направленных на них, блестели на солнце.
– Назад! – снова крикнул Зеев. – У меня все кишки наружу, я протяну не больше десяти минут. Убирайся!
Ари снял гранаты с пояса.
– Эй, Зеев, – крикнул он на идиш, – я тебе подброшу парочку гранат.
Он поставил гранаты на предохранитель, приподнялся и бросил. Одна упала совсем рядом с Зеевом.
Зеев дотянулся до гранаты, прижал ее к раненому животу.
– Она у меня… Уходи отсюда!
Ари понесся вниз по склону. Арабы недоумевали, они думали, что он подползет еще ближе. Когда они открыли огонь, Ари был уже в безопасности и спускался к Ган‑Дафне.
Зеев остался один. Силы покидали его. Арабы подождали еще полчаса, надеясь, что кто‑нибудь придет к нему на выручку, а потом решили взять его в плен. Ворота крепости открылись. К раненому направилось около тридцати арабов. Зеев сорвал предохранитель, прижал гранату к голове.
Ари услышал взрыв и остановился. Он побледнел и затрясся, его ноги подогнулись. Затем он заковылял по склону к Ган‑Дафне. В Ган‑Дафне Ари уединился в командном бункере. Он выглядел усталым, вокруг глаз темнели крути.
Евреи потеряли убитыми двадцать четыре человека, среди них – четверых подростков. Еще двадцать два были ранены. Потери Мухаммеда Каси – четыреста восемнадцать убитых и сто семьдесят раненых.
В руки евреев попало столько оружия, что вряд ли Каси отважится еще раз напасть на Ган‑Дафну. Но Форт‑Эстер остался в руках арабов. Они продолжали контролировать дорогу через Абу‑Иешу.
В бункер вошла Китти. Казалось, она вот‑вот свалится с ног.
– Раненых арабов отправили в Абу‑Йешу, кроме тех, кого вы хотите допросить.
Ари кивнул.
– А как наши раненые?
– Двое парней, кажется, безнадежны. Остальные более или менее в порядке. Я принесла вам немного коньяка, – сказала она.
– Большое спасибо.
Ари отпил глоток и погрузился в молчание.
– Я принесла вещи Зеева. Их совсем немного.
– Да, у кибуцника мало вещей. Все, в том числе и его жизнь, принадлежит не ему, – кивнул Ари.
– Мне нравился Зеев, – сказала Китти. – Прошлой ночью он рассказывал, как тоскует по своим овцам, как мечтает вернуться домой. Я думаю, его жене будут дороги эти вещи. Кстати, она вот‑вот снова родит.
– Дурак набитый этот ваш Зеев! – прошипел Ари. – Зачем он поперся к крепости?
Ари взял в руки носовой платок, на котором лежало все богатство Зеева.
– Лиора – сильная женщина, справится, – сказал он. – А вот мне заменить его некем.
Глаза у Китти сузились.
– Неужели вас беспокоит только то, что трудно найти замену?
Ари встал, закурил.
– Такие ребята, как Зеев, на деревьях не растут.
– Неужели вам действительно на свете ничего не дорого?
– Скажите, Китти, что, по‑вашему, сделал командир вашего мужа, когда тот погиб у Гвадалканала? Устроил по нему панихиду?
– Здесь другое, Ари. Вы знали Зеева с детства. Его жена из Яд‑Эля, она жила рядом с вами.
– Что же я должен делать?
– Плакать, жалеть!
По лицу Ари прошла судорога, губы задрожали. Однако он совладал с собой.
– Эка невидаль: человек пал в бою. Оставьте меня, пожалуйста, одного.
ГЛАВА 7
Осада Сафеда началась 30 ноября 1947 года, на следующий день после принятия в ООН резолюции о разделе Палестины. Когда весной 1948 года англичане покидали город, они передали арабам все наиболее важные стратегические пункты.
Сафед похож на опрокинутый конус. Еврейская его часть – небольшой участок, не больше одной восьмой всей территории. Арабы окружили ее со всех сторон. У евреев было всего человек двести плохо обученных бойцов Хаганы. Однако, следуя традиции предков, они отказались отступить и решили стоять до конца.
На следующий день после ухода англичан Ари тайно отправил в еврейский квартал Сафеда Иоава Яркони с тридцатью парнями и двадцатью девушками из Пальмаха. Им устроили восторженную встречу. Была суббота, но ребята так сильно устали и проголодались за время похода по неприятельской территории, что впервые за много столетий каббалисты сочли возможным нарушить субботние запреты и приготовили бойцам горячую пищу.
Кавуки, стремясь превратить Сафед во временную резиденцию муфтия, приказал своим людям захватить еврейскую часть города. Арабы сделали несколько безуспешных попыток и поняли, что выполнить приказ можно только после упорных боев за каждую улицу, за каждый дом. Тогда они решили прибегнуть к диверсиям.
Евреев возглавляли Ремез и Яркони. Генерал Сазерленд переехал из своей виллы на горе Канаан к Ремезу. Иногда к нему обращались за советом, но он видел, что евреи прекрасно справляются и без его помощи.
Ремез поставил задачу расчистить полосу между еврейским и арабским кварталами, которые тесно примыкали друг к другу. Арабам не составляло труда проникать в еврейскую часть города и совершать диверсии. Нужно было освободить от домов некоторое пространство, и Яркони с небольшим отрядом ворвался в арабский квартал, захватил десяток крайних домов и оттуда обстрелял арабов. Через несколько дней, когда арабы вернулись в свои жилища, Яркони повторил рейд, а затем и еще раз сделал то же самое. В конце концов арабы сами взорвали эти дома. Именно этого и добивался Ремез: появилось свободное пространство, которое обеспечивало лучший обзор подступов к еврейскому кварталу.
Ремез и Яркони досаждали арабам круглые сутки. Каждый день три‑четыре отряда пальмахников наносили внезапные удары по арабским кварталам всякий раз в новом месте и тут же исчезали. Разведка сообщала, если арабы где‑то собирали силы, и пальмахники точно знали, где можно ударить, а какие места лучше обходить стороной. Подобно маневрам ловкого боксера, эти удары сбивали противника с толку.
Но больше всего ввергали арабов в ужас ночные операции. Яркони вырос в Марокко и хорошо знал, как суеверные арабы боятся темноты. Он решил превратить ночь в своего союзника. Стоило пальмахникам взорвать ночью несколько самодельных хлопушек, как поднималась паника.
Ремез и Яркони понимали, конечно, что эти мелкие уколы мало что значат, но на серьезный удар сил не хватало. Превосходство арабов в живой силе и оружии мало‑помалу изматывало евреев. Если пальмахник или боец Хаганы выходили из строя, заменить их было некем. Не лучше обстояло дело и с продовольствием. А боеприпасов до того не хватало, что, если кто‑нибудь зря расходовал патрон, его штрафовали.
Несмотря на эти нехватки, евреи не отступали ни на шаг и не падали духом. Их единственной связью с внешним миром был радиоприемник, но занятия в школах шли по расписанию, ежедневно выходила самодельная газета, верующие не пропускали ни одной молитвы в синагоге. На письма – их носили специальные посыльные – наклеивались нарисованные от руки марки, которые не только имели хождение, но и пользовались глубоким уважением по всей Палестине.
Осада тянулась зиму и всю весну. В конце концов Яркони, Сазерленду и Ремезу пришлось посмотреть горькой правде в лицо. Евреи потеряли пятьдесят лучших бойцов, у них осталась дюжина мешков муки, а боеприпасов – от силы на пять дней. У Яркони кончились даже самодельные петарды. Арабы чувствовали слабость противника и действовали все активнее.
– Я обещал Ари, что не буду морочить ему голову, но боюсь, что придется все‑таки отправиться в Эйн‑Ор и поговорить с ним, – решил Яркони. Той же ночью он тайком выбрался из Сафеда и отправился в штаб Ари.
Подробный доклад о положении в Сафеде Яркони закончил так:
– Мне очень не хотелось беспокоить тебя, Ари, но дня через три нам придется есть крыс.
Ари что‑то буркнул в ответ. Стойкость Сафеда воодушевляла весь ишув. Теперь этот город был не только важным стратегическим пунктом, но и символом неслыханного мужества.
– Если удержим Сафед, то нанесем сокрушительный удар арабам Галилеи.
– Ари, мы совещаемся каждый раз, когда надо израсходовать хотя бы один патрон.
– Есть идея, – сказал Ари. – Идем.
Ари распорядился, чтобы особый отряд доставил ночью в осажденный город немного продовольствия, а сам отвел Иоава на склад оружия и показал марокканцу диковинную махину из чугунного литья, гаек и болтов.
– Это еще что такое? – изумился Иоав.
– Иоав, ты видишь перед собой давидку.
– Давидку?
– Да, маленький плод еврейской смекалки.
Иоав почесал подбородок. Только при очень большом желании в этом сооружении можно было уловить некое сходство с пушкой.
– А что она умеет?
– Мне сказали что ее можно заряжать гранатами.
– И она стреляет?
– Как будто.
– А как?
– Черт его знает, еще не испытывали. У меня есть только рапорт из Иерусалима. Говорят, хорошее оружие.
– Против кого – арабов или нас самих?
– Вот что мы сделаем, Иоав. Я приберег эту штуку как раз для экстренных случаев. Возьми давидку в Сафед.
Иоав обошел диковинку со всех сторон.
– Господи Боже мой! Чем только нам не приходится воевать! – пробормотал он.
Ночной отряд вместе с продовольствием протащил в Сафед и давидку с тридцатью фунтами зарядов к ней. Вернувшись в город, Иоав созвал командиров Хаганы и Пальмаха, и они до полуночи размышляли, как же все‑таки действует эта пушка. Догадки высказывались самые разные.
Наконец кто‑то предложил позвать Сазерленда. Пошли в гостиницу, разбудили его и сонного притащили в штаб. Он долго осматривал давидку, потом покачал головой:
– Только еврей мог придумать такое.
– Говорят, в Иерусалиме она действовала безотказно, – сообщил Иоав.
Сазерленд принялся нажимать на рычаги, рукоятки и кнопки. Через час они приблизительно поняли, как эта пушка стреляет.
На следующее утро давидку выволокли на позицию и повернули в сторону здания полиции, рядом с которым на крышах домов засели арабские снайперы.
Снаряды давидки были не менее диковинны, чем она сама. Они имели форму дубинки: стальная с детонатором головка, набитая динамитом, и толстая рукоятка по диаметру дула. Сазерленд опасался, что этот снаряд пролетит два‑три метра и взорвется.
– Если эта штуковина просто выпадет из дула, она уничтожит все население Сафеда, – предупредил Сазерленд, – и я боюсь, что получится именно так.
– А может, привязать веревку, чтоб стрелять с безопасного расстояния? – предложил Ремез.
– Я так и не понял, как эта каракатица наводится на цель, – вмешался Яркони.
– А зачем такому чудовищу наводка? – спросил Сазерленд. – Надо просто повернуть ее в нужную сторону и молиться Богу.
Главный раввин и каббалисты с женами тоже толпились вокруг давидки, затеяв обстоятельный спор о том, не наступил ли еще день Страшного Суда. Под конец раввин благословил орудие и помолился Богу, прося о милосердии, которое община заслужила благочестием и богоугодными делами.
– Ну, приступим, – хмуро сказал Ремез.
Каббалисты поспешно отошли на безопасное расстояние. В дуло насыпали взрывчатку, затем вставили снаряд. Цилиндр с динамитом угрожающе торчал наружу. К курку орудия привязали длинный шнур, потом все спрятались. Воцарилось гробовое молчание.
– С Богом – пли! – с дрожью в голосе скомандовал Яркони.
Ремез дернул за веревку, и произошло невероятное: давидка выстрелила!
Снаряд, кувыркаясь, полетел вверх, издавая жуткий вой, от которого кровь стыла в жилах, и упал на арабские дома неподалеку от здания полиции.
Сазерленд смотрел, разинув рот, как мальчик.
Усы Яркони встали дыбом.
Ремез выпучил глаза.
Старые каббалисты, молившиеся поодаль, остановились на полуслове.
От громового взрыва город задрожал до основания. Казалось, разнесло по меньшей мере половину горы.
За ним последовал новый взрыв – восторга, объятий, громких благословений и счастливого смеха.
– Клянусь Богом, – только и смог произнести Сазерленд.
Пальмахники тут же построили круг и сплясали вокруг давидки хору.
– Пальнем еще разок?
Арабы слышали, как радуются евреи, и понимали, чем вызвано ликование. Один только свист этого странного снаряда мог хоть кого напугать до смерти, тем более взрыв. Никто из арабов, ни местные, ни пришлые, ничего подобного и во сне не видели. Каждый выстрел маленькой давидки сеял ужас и разрушение.
Иоав Яркони передал Ари, что самодельная пушка повергает арабов в панику, и тот решил рискнуть. Собрав по нескольку человек из каждого села, он сколотил две роты. Ночью они пробрались тайком в Сафед, захватив с собой новые снаряды для давидки.
Шшшш… бух!
Чудовище, скрепленное болтами, своими гранатами сотрясало город.