Ада Баскина
Листок посреди моря. Как живут современные киприоты
Ада Баскина
Листок посреди моря: Как живут современные киприоты
Предисловие
– Ты едешь на Кипр? – переспросил меня приятель. – Так ведь вроде не сезон.
– Не сезон для чего?
– Для отдыха, для чего же еще.
– А я еду не отдыхать – работать.
– Да? – ухмыльнулся он. – Слушай, а нельзя ли и мне найти такую работенку? Ну, не обязательно на Кипре. Можно в Анталии, в Таиланде или, например, в Майами, а еще лучше на Карибских островах…
Это он так шутит, мой приятель. И я его, конечно, понимаю. Скажи слово «Кипр» – и в воображении сразу всплывет солнце, море, пляж… Отдых и туризм.
А мне захотелось узнать, как живут на этом острове не приезжие туристы, а местные жители. Ведь они же не купаются круглые сутки в море, не бегают все время с фотоаппаратами вокруг примечательных мест. Они там работают, учатся, воспитывают детей. Вот это‑то меня и заинтересовало: как живут сегодня обыкновенные киприоты.
Тут я должна сразу оговориться: с 1974 года остров разделен на две части: северную, турецкую, и южную, греческую. Как и почему это произошло, я расскажу в отдельной главе. А сейчас только замечу, что собирала материал, знакомилась, заводила друзей в греческой части острова и писать буду о греках‑киприотах.
Итак, первое, самое сильное мое впечатление: здесь, как мало где еще, чтут историю и древность. Легенды и мифы на Кипре звучат не так, как мы привыкли воспринимать их в детстве – как красивые выдумки и фантазии древних. Нет, они, кажется, естественно вплетаются в реальность и являются частью этой реальности. Боги Зевс, Афродита и другие. Древний город, не вымерший, не разрушенный, а целиком переселившийся в другой мир – мир духов. Святой, воскресший через несколько дней после его погребения в пещере. Все это там, на острове, звучит как самая настоящая быль.
Мое второе впечатление: республика Кипр это высоко‑цивилизованное современное государство. Об этом говорит хорошо развитая экономика, прекрасная инфраструктура, модернизированные телекоммуникации, об этом свидетельствуют и научные заведения, вроде Института нейрохирургии и генетики, имеющего репутацию одного из крупнейших мировых центров в этой области.
Цивилизация, стремительно и успешно ворвавшаяся в жизнь киприотов, однако, не разрушила их традиционные ценности: родство, соседство, дружбу. Даже включившись в современные деловые ритмы, жители острова не утратили душевность и гостеприимство.
Ну и, наконец, туризм. Да, это очень заманчиво – прекрасный климат, остатки древних культур, памятники старины. Но чтобы сделать все это привлекательным для десятков тысяч гостей со всего света, нужна высокоорганизованная индустрия туризма. И она на Кипре построена. И еще одно важное условие: практически полная безопасность, что (по нынешним временам) особенно поражает гостей острова.
Я встречалась с десятками людей, занимающих официальные должности. Я заводила неформальные знакомства с киприотами разных возрастов и профессий. Я оставила там несколько близких друзей. Мне кажется, я по‑новому открыла для себя этот замечательный остров. Постараюсь открыть его с этой стороны и вам, если только мне удастся хотя бы в некоторой степени передать краски, образы, интонации – все то, что создает национальное своеобразие народа.
Характер
Я открываю дверь гостиницы, где забронировала номер, подхожу к стойке администратора. Мужчина средних лет, представительной внешности, ищет мою бронь. Я оглядываюсь. В просторном вестибюле работает телевизор, но никого вроде бы нет. Впрочем, есть кто‑то. В углу тихо сидит старик, смотрит теленовости. Я говорю администратору, что хотела бы пройти в кабинет к владельцу гостиницы, у меня к нему дело.
– Кабинет? – переспрашивает человек за стойкой. – Что вы имеете в виду?
Я не понимаю вопроса. «Ониссилос» – большой отель, по двум его корпусам движутся бесшумные лифты. С владельцем Хостасом Стиниану я говорила по телефону из Москвы, он определенно находился в гостинице.
– Хоста! – кричит администратор куда‑то в глубь вестибюля. – Тебя тут спрашивают.
Из темного угла холла поднимается старик и идет мне навстречу. Одет он по‑домашнему, в сандалиях на босу ногу. И выражение лица у него тоже домашнее: приветливые морщины от улыбки, какой‑то очень теплый взгляд – будто мы давно знакомы или даже друзья.
– Вы ищете мой кабинет? – улыбается он. – Вот он, – и указывает на угол, где сидел.
– Так вы со мной разговаривали из вестибюля? – все еще плохо понимаю я.
– Нет, из своей квартиры. Она у меня тут же, в отеле, на третьем этаже. А здесь мое место работы. Так, знаете, ближе знакомишься с гостями.
Он по‑отечески приобнимает меня за плечи, расспрашивает, как доехала. Вопросы не формально вежливые, как это положено по протоколу хорошей гостиницы, – нет, они искренне заинтересованные: вовремя ли приземлился самолет, не трясло ли его в полете («А то, знаете, войдет в зону турбулентности, тут уж лучший пилот не справится!»). Чем кормили? И когда? Я не голодна? Он приносит мне бокал свежего апельсинового сока (сначала я даже подумала, что он только что выжат, но потом узнала, что и в коробках соки здесь такие же свежие).
К нам присоединяется человек из‑за администраторской стойки.
– А это мой зять Кикис, – представляет его Хостас.
– Он ваш служащий?
– Да, и служащий, и совладелец. «Ониссилос» – семейный бизнес; кроме меня, им владеют четверо моих детей и вот еще муж дочери.
Кикис помогает мне с вещами, доносит чемоданы до номера, проверяет, все ли работает, включается, загорается. Обнаруживает, что в электрочайнике плохо прилегает крышка. Через полчаса приносит новый чайник – в торговой упаковке, то есть прямо из магазина.
Так я в первый же день соприкоснулась с тем, что потом, в разговоре со мной, известный киприотский антрополог, профессор Спирус Спиро назвал греческим словом «филоксения»:
– Знаете, это у киприотов в крови: не просто гостеприимство, а теплое отношение к гостю, искреннее радушие, сердечность. Словом, филоксения.
Радушие
На другой день я иду на берег моря, боязливо обмакиваю незагорелые свои щиколотки в теплую воду. Навстречу из воды выходит дядька, курчавый, усатый. Он вглядывается в мою бледную московскую физиономию, говорит:
– Я вижу, вы недавно приехали. Будьте осторожны. Не глотните воды – она у нас очень соленая. Это не вредно, но неприятно.
«Здешние люди мягкие, очень приветливые и гостеприимные».
Так писал пятьдесят лет назад замечательный английский писатель Лоуренс Даррелл (у нас больше известен его брат Джеральд Даррелл, автор книг о животных).
Писатель купил дом в небольшом горном местечке Кипра Белапаисе. И вот как описывает первую свою встречу с соседями, местными крестьянами:
«Едва я вышел из машины, застенчивая девчушка, лет пятнадцати, с удивительно красивыми черными глазами и длинными косичками, боязливо, словно белочка, двинулась в нашу сторону, держа руки за спиной… Потом она вытащила руку, и в ней оказалась корзинка с пучком лука‑шалота и апельсином‑корольком. В другой руке она держала букетик анемонов, завернутых в широкий лист белой лилии. Она сказала:
– Мой отец просил это передать вам и пожелать вам счастья в новом доме».
Именно такое, неформально трогательное гостеприимство я встречаю едва ли не в каждом доме. Иногда это выражается обильной едой, иногда – горделивым предложением маринадов или варений, приготовленных своими руками. И почти всегда – подарками и сувенирами.
В деревне Авгору нас ждут, подготовились. На столе, сменяя друг друга, появляются разные блюда: мясные, куриные, овощные. А потом – фрукты, сырые и варенные в сиропе.
В другой деревне, Меноя, в доме фермера Адамоса Адаму нас совсем не ждут, но сажают за стол, приглашают к своему будничному ужину – лепешки с творогом, пирожки с овощами. Перед нашим уходом заворачивают все, что осталось на столе, в небольшие корзиночки. Когда же мы пытаемся отказаться, обижаются не на шутку: «Вы что, хотите от нас уйти без подарков, но так же не положено!»
А старики Хрисантос и Сатирулла в той же деревне не только нас не ждут, здесь даже не запаслись никакой едой на случай неожиданных гостей. И хозяин, 80‑летний Хрисантос, приходит в беспокойство: «Нам же им нечего подарить!» – тихо говорит он жене. Но та его успокаивает: «Найдем». Она ведет нас в сад и там срывает с деревьев зеленые лимончики. Я потом долго держала их в вазе на столе, не ела, потому что на всю комнату стоял такой упоительный аромат, что не хотелось его лишаться.
«Здесь невозможно пройти мимо кафе и поздороваться с кем‑нибудь, сидящим за столиком, без того, чтобы в тебя тут же не выпалили, как из пушки, коротким емким словом «копиасте!» – то есть, в приблизительном переводе, «садись и угощайся вместе с нами». Даже пожелать приятного аппетита группе рабочих, присевших перекусить в обеденный перерыв под оливой, и то небезопасно. Тебе тут же ответит дюжина голосов, и дюжина рук взметнется вверх с вином и хлебом».
Так вспоминает свои впечатления о киприотском гостеприимстве Лоуренс Даррелл. А вот как о том же, но с юмором, пишет англичанка Моорин О'Салливан, автор очень смешной книжки «Путеводитель по Кипру для сумасшедшего туриста»:
«…Одна английская семья приехала в далекую деревушку посмотреть, как собирают виноград. Их накормили на славу, напоили, одарили цветами, дали в придачу овцу. Но когда те, растроганные, собрались уезжать, вся хозяйская родня наперебой стала просить: «Посидите еще немного. Посидите с нами!» Англичане, будучи людьми хорошо воспитанными, снова присели за стол. И их снова кормили и одаривали. И так было до глубокой ночи. Потом их оставили ночевать. А на следующий день все повторилось сначала. Гости не могли отказать, когда их просили: «Посидите с нами еще. Посидите с нами!» И так – несколько дней подряд.»
Несмотря на некоторое преувеличение (не забудем, что О'Салливан – писатель‑юморист), этот эпизод точно иллюстрирует главную черту характера киприота – гостеприимство.
Не хочется расставаться с чудной книжкой, переведу из нее еще один отрывок:
«Если вы хотите произвести впечатление человека вежливого, чаще улыбайтесь и хвалите все, что увидите. Однако смотрите, не перестарайтесь! Если вам понравилось что‑то, или даже не понравилось, но вы хотите сделать приятное и хвалите это что‑то, будьте осторожны. Иначе с вами может случиться то, что случилось с одной канадской туристкой».
Сидя в автобусе, она с умилением рассматривала выводок цыплят в большой корзине у соседки. Хозяйка цыплят молча выслушивала ее восхищенные возгласы. А когда туристка вышла из автобуса на остановке, хозяйка цыплят вынесла их, поставила корзину на землю и поспешно скрылась в дверях отходящего автобуса. Канадка озиралась вокруг, в панике раздумывая, что же ей делать с этим подношением. При всей анекдотичности сюжета я уверена, что эта сценка не выдумана.
Много раз мне приходилось слышать, как киприоты помогали – и словом, и делом – иностранцу, когда тот попадал в затруднительную ситуацию. Татьяна, химик‑биолог из Екатеринбурга, живущая на Кипре, рассказывала, как однажды ее машина остановилась посреди дороги и она, не имея никакого опыта авторемонта, почувствовала себя совершенно беспомощной. Но тут около нее остановился один автомобиль, потом второй, потом третий. Посовещавшись, водители пришли к выводу, что закипела вода. Надо было ее срочно охладить. Но это легко сказать «срочно». Вода на Кипре – всегда проблема, ее мало, и найти источник не так‑то просто. Двое доброжелателей, виновато пожав плечами, двинулись дальше. А третий поехал к водоему за несколько километров и вернулся с ведром воды.
О своих первых годах на Кипре Татьяна может рассказывать бесконечно:
– Я была одна, с маленьким ребенком, не знала тут ни одного человека. И думала, что просто погибну от одиночества и проблем.
С одиночеством все разрешилось за день до Рождества. На Кипре праздник этот сугубо семейный, посторонних на него не приглашают, но мать пятилетнего мальчика, сверстника Таниного сына – оба ходили в один детский сад, – поинтересовалась:
– А вы с кем будете праздновать Рождество?
– Вдвоем, – грустно ответила Татьяна.
– Как это вдвоем? – всплеснула руками эта малознакомая женщина. – Приходите к нам в гости. Мы, правда, пригласили только родных, но они вам будут рады.
Вторая проблема была посложней: предстояло выяснить кучу вопросов юридического свойства. Татьяна сама в законах чужой страны не разбиралась, а на серьезного адвоката денег не было. И вот – надо же так случиться! – на том рождественском ужине оказалось, что одна из родственниц – профессиональный юрист. Она тут же предложила свою помощь. Дала несколько очень ценных консультаций, а денег за них не взяла.
Так для Татьяны началась полоса везения. Она нашла работу и могла уже позволить себе купить по ипотеке квартиру. Однако выяснилось, что это не так‑то просто: нужен был либо солидный счет в банке, либо богатый поручитель. О счете не могло быть и речи – с долгами бы расплатиться! А богатый поручитель – откуда он возьмется в чужой стране?
Президент фирмы, который нанимал ее на работу, увидев как‑то в коридоре новую сотрудницу, спросил:
– У вас все в порядке? А отчего взгляд грустный?..
Тут уместно вспомнить, что когда я возвращалась поздно вечером в гостиницу, ее хозяин Хостас обычно выходил мне навстречу и участливо спрашивал: «Устали?», или «Вы чем‑нибудь расстроены?», или «Все в порядке?» И я рассказывала ему, как действительно устала или как мне сегодня не повезло – например, намеченная встреча сорвалась (а это случалось частенько, о чем речь впереди). И мне от этого всегда становилось легче.
Татьянин босс, однако, на участливых вопросах не остановился. Узнав, что у нее нет поручителей, он, чуть подумав, предложил:
– А давайте я буду вашим гарантом.
– И потом он не забывал обо мне, – вспоминает Татьяна. – Как‑то спросил, как я добираюсь из Ларнаки в Никосию. В столице, где я работала, жить было бы, конечно, удобнее, я ведь тратила на дорогу часа полтора, а автобусы ходили редко и не по расписанию. Но с жильем в столичном городе было тяжело, и стоило оно чуть ли не вдвое дороже.
– Почему же вы не купите машину? – поинтересовался хозяин.
– Денег нет, – честно ответила она.
– Так возьмите из парка фирмы.
– И сколько я буду платить за аренду?
– Нисколько.
– Только за ремонт?
– Нет, это тоже пойдет за счет фирмы.
Татьяна вспоминает об этом с большой благодарностью:
– Очень теплый народ, очень расположенный к сочувствию, помощи.
Потом вдруг Татьяна замолкает и, вздохнув, продолжает с явной неохотой:
– Во всяком случае, так было полтора десятка лет назад, когда я сюда приехала. Это искреннее добросердечие и сейчас свойственно поколению пятидесятилетних и старше. Те же, кто моложе, уже сдержанней в чувствах, прагматичней.
Она иллюстрирует это на примере детей ее первого хозяина. Нет, они тоже хорошие люди. Она не может пожаловаться. Но отношения с ними более формальные, так сказать, строго бизнес‑ориентированные. Она приводит примеры, но просит их не использовать, о них не писать. Я и не пишу, держу слово.
А антрополог Спиро Спирус ни о чем таком не просил. Наоборот, предостерегал меня от идеализации:
– Да, я повторяю, что филоксения – радушие, гостеприимство, сердечность – действительно национальная черта киприотов. Однако в последние годы, с бурным развитием цивилизации, эта высокая ценность заметно снизилась. В отношениях появляется больше расчета. В иерархии престижности на первое место выходят деньги, вернее, их материальное выражение – дорогая машина, модная мебель, дом.
Почему такие перемены произошли столь стремительно? Вот как это объясняет Лоуренс Даррелл: «Что отличает Кипр от всего остального Средиземноморья? Долгое время это был сельскохозяйственный остров. Урбанизация тут пошла с места в карьер, и началась она прежде, чем обитатели острова успели понять, что им следует сохранить из своего прежнего уклада и образа жизни».
Я потом много раз слышала об изменениях, которые произошли в последние годы в характере киприотов: они стали рациональнее, прагматичнее, подозрительнее. Я, разумеется, и сама видела, что далеко не всегда и не у всех людей, с которыми довелось встречаться, доминируют лучшие национальные черты. И все‑таки я их наблюдала довольно часто. Значит, они еще сохранились. И я с удовольствием концентрировала свое внимание именно на этих, лучших, на мой взгляд, свойствах характера киприота.
Родственники
«Если вы собираетесь на Кипр и хотите произвести впечатление человека, достойного уважения, позаботьтесь об этом еще дома, – советует Моорин О'Салливан. – Возьмите с собой в поездку всех возможных родных. Если же вы не успели прочитать это мое предупреждение и приехали один или вдвоем с супругой, сделайте вот что. Еще в аэропорту постарайтесь выкрасть у кого‑нибудь парочку детей, хорошо бы еще и тещу в придачу. И дальше с удовольствием путешествуйте с ними по Кипру, выдавая за своих собственных. Тогда Вы, несомненно, будете восприниматься как уважаемый человек, получающий от путешествия истинное наслаждение».
«Путеводитель для сумасшедшего туриста» я прочитала еще в Москве и не очень поняла, в чем соль этой шутки. Только приехав на Кипр, я оценила, насколько она тут уместна. Отношения между родственниками ценятся очень высоко, а родственные связи пронизывают всю жизнь киприотов.
С водителем Леонидисом мы едем из Ларнаки на юг, к Лимассолу. Из первой же встречной машины выглядывает улыбающаяся физиономия. Водитель машет рукой:
– Привет! Как бабушка?
– Спасибо. Поправляется, – отвечает Леонидис, а мне объясняет:
– Мой троюродный брат, сын бабушкиной сестры. Через десять минут мы чуть не сталкиваемся с грузовиком: он приближается к нам, пересекая два параллельных ряда, невзирая на гневные гудки других машин. Из кабины высовывается здоровый мужик и вытягивает ладонь, пытаясь на ходу хлопнуть ею по ладони моего водителя. Правда, это ему не удается, и они лишь обмениваются короткими приветствиями.
– Мой дядя, – объясняет Леонидис. – Вернее, отец мужа моей племянницы, то есть… – путается он. – Ну, в общем, у меня есть родная тетя. Так? У нее есть четыре сына. Так? У одного из них есть дочка. Так? Она вышла замуж за парня. Вот это был его отец.
Ситуация повторяется еще несколько раз. Нас обгоняют или нам навстречу едут автомобили, автобусы, грузовики, мотоциклы, их водители посылают приветы Леонидису. Иногда им удается перемолвиться двумя‑тремя словами, иногда ударить по рукам, иногда просто обменяться гудками. И каждый раз он самым аккуратным образом объясняет мне, кто именно был нашим встречным и кем он ему приходится. Чаще всего это родственник. Но бывает, что приятель или сосед.
Журналист Елена Христофору когда‑то имела другую фамилию. Мне не удалось с нею встретиться, но я с интересом читаю ее статьи в газете «Вестник Кипра». Из ее работ я узнала, что Елена родом из‑под Нижнего Новгорода. Вышла замуж за киприота. Ее впечатления ценны для меня тем, что она может наблюдать жизнь на Кипре с двух сторон – снаружи и изнутри. Вот как она описывает характерные черты этой жизни:
«Киприоты просто опутаны родственными связями, причем порой настолько дальними, что степень этого родства иногда не удается установить. Тем не менее все успехи и неудачи, радости и болезни являются достоянием широкой семейной гласности».
…Жена хозяина моего отеля Хостаса часто сидит вместе с ним в вестибюле гостиницы, смотрит телевизор. При этом она сильно щурит глаза или прикрывает их ладонью:
– Вот, убедите ее, что надо делать операцию, – жалуется мне Хостас. – Врачи говорят, что убрать катаракту – это операция пустяковая, а она не хочет, боится.
Однажды я вижу, как в том же вестибюле собирается довольно много народу.
– Что, в гостинице наплыв гостей? – спрашиваю Хосту.
– Нет, это все родственники, пришли проводить жену в больницу.
На третий день вестибюль снова заполняется теми же людьми. Они окружили хозяйку, сидят рядом, беседуют с ней и друг с другом, и так – целый вечер.
– Операция прошла удачно, – делится со мной Хостас.
– Она была долгой, сложной?
– Да нет, на все ушло не больше часа. Я в тот же день привез жену домой.
– И по этому поводу второй раз такой представительный сбор родни?
– Ну а как же? – он удивляется вопросу. – Сначала родные приехали, чтобы ее поддержать, придать ей храбрости: мол, не бойся, мы с тобой. А потом – порадоваться вместе с ней благополучному исходу. Знаете, в радости человеку важно быть среди людей не меньше, чем в горе: радость становится сильней, когда она, как эхо, отражается в душах твоих близких.
На верандах или в садиках возле домов я часто вижу такие семейные посиделки. Приходят родные из того же города или деревни, из близлежащих поселков. Очень часто отправляются такой расширенной семьей в таверну. На праздники приезжают и из далеких стран: там дети учатся или работают, но связи с родным Кипром не теряют. Они любят свой маленький остров. Отдыхают в его тиши и уюте от больших, шумных городов, окунаются в атмосферу родства, взаимной любви. Здесь, среди близких, они ищут утешения, лечат душевные раны. От родных не надо скрывать невзгоды, наоборот, ими следует широко делиться – так их легче преодолевать.
В местном еженедельнике «Европа‑Кипр» я прочла такую заметку:
«По результатам одного из опросов, среди жителей Европы именно киприоты, с небольшим отрывом от жителей Дании, занимают второе место среди самых счастливых наций континента. При этом половина из них назвали себя абсолютно счастливыми людьми».
Автор заметки объясняет это местным климатом, умением жить в согласии с природой, добрым нравом. Но мне показалось, что я нашла еще одно, и очень важное, основание для такого самоощущения: отсутствие чувства одиночества, изолированности. И наоборот – постоянное присутствие многочисленной родни, друзей, соседей.
В предыдущей главке я заметила, что традиционные черты национального характера киприотов подчас ослабевают, исчезают. А вот крепкие родственные узы остаются. Приведу еще одну цитату из Л. Даррелла:
«Мы медленно поехали по дороге, которая, петляя между виноградниками, круто пошла вверх, то и дело минуя крохотные белые деревушки. Иногда навстречу нам попадался то грузовик, то изящный лимузин, и ни разу не обошлось без обмена приветствиями. Мой водитель опускал стекло и кричал на ходу что‑нибудь этакое и тут же разворачивался в мою сторону, чтобы пояснить: «это Петро, мой друг», «это двоюродный брат моей тети», «это друг моего дяди».
– Такое впечатление, что здесь нет ни одного человека, с которым вы бы не были знакомы, – восхищенно сказал я, и он со скромной улыбкой принял комплимент.
– Кипр – остров маленький, – сказал он. – Едва ли не в каждой деревне у меня есть либо друг, либо родственник».
Это было написано полвека назад. Но и сегодня на дорогах Кипра можно наблюдать точно такую же картину.
Слухи, сплетни, пересуды
По дороге из гостиницы в магазин я прохожу мимо домиков, аккуратно выстроенных в правильный ряд. И каждый раз перед одним из них вижу колоритного старика с шапкой из снежно‑седых волос над ярко‑синими глазами. Я вынимаю камеру и фотографирую его. Через час, когда я возвращаюсь той же дорогой, мне навстречу идет сухонькая старушка. Она спрашивает:
– Это вы снимали моего соседа Андреаса? Когда мы увидим фото?
Прохожу еще метров триста; меня окликает молодая женщина с коляской:
– А зачем вы фотографировали дедушку Андреаса? Не хотите снять и моего сынишку?
Миную дом Андреаса, и уже в конце улицы меня нагоняют двое мужчин:
– Почему вы выбрали для съемки дедушку Андреаса? А нас сфотографировать не хотите? У нас очень красивые девушки.
– Как это вы так быстро узнали о нашей с дедушкой встрече, вокруг же вроде не было ни одного человека? – спрашиваю я.
– Так не только же мы! – восклицают они. – Посмотрите на окна.
Поднимаю глаза и вижу, что почти за каждым окном кто‑то стоит и внимательно меня разглядывает.
– О, новости у нас распространяются очень быстро, – объясняют мои собеседники.
Насколько такое любопытство типично именно для киприотов?
«Без устали следить за друзьями и знакомыми – это любимая игра киприотов. Слухи распространяются здесь со скоростью лесного пожара», – это опять Л. Даррелл.
В жаркий воскресный день мы с моим новым знакомым Дмитрием едем в сельский район Декелию. По дороге проезжаем несколько деревень и в каждой видим такую картину: мужчины сидят перед домом на стульях или скамейках в ряд, лицом к дороге. Они внимательно наблюдают за каждым пешеходом или машиной. Ощущение такое, будто ты участвуешь в каком‑нибудь ралли или выступаешь на сцене перед зрительным залом. Дмитрия тут знают, меня, естественно, нет.
– Кого это ты везешь? – спрашивает кто‑то из «зрителей».
Мой водитель не успевает ответить, как вслед первому раздается второй вопрос:
– Это твоя жена?
– А может, твоя подруга?
– Это моя знакомая из Москвы.
– Близкая знакомая? – не унимаются мужики.
Я прошу остановить машину, высовываюсь из окна, приветствую их:
– Здравствуйте, я приехала на Кипр, чтобы написать о вас книгу. Вы не против?
– Нет‑нет! – мужчины энергично мотают головами.
Мы едем дальше. По дороге заходим в таверну перекусить. Находимся там совсем недолго, а когда подъезжаем к другой деревне, нас ждет точно такая же зрительская аудитория – несколько мужиков, сидящих в ряд, лицом к дороге.
– Привет Москве, – кричат они мне и машут руками.
Между деревнями несколько километров, и я понимаю, почему Лоуренс Даррелл сравнил сплетню с лесным пожаром: пожалуй, он даже ошибся, сплетня распространяется быстрей.
На этот раз вопросов нам больше не задают. Однако я замечаю, что сельчане меня пристально разглядывают и обсуждают. Я прошу Дмитрия перевести их разговор, но он медлит, наконец, под моим напором переводит:
– Они говорят, что ваша голубая шляпа … м‑м‑м – не совсем… м‑м‑м… они говорят, что этот цвет больше подходит к молодой девушке. – бедняга, окончательно смутившись, обрывает себя на полуслове.
Я достаю с заднего сиденья соломенную сумку точно такого же цвета, как шляпа, и высовываюсь с ней из окна:
– У меня же сумка голубая.
Логика такого довода в защиту моей шляпы для меня самой не очень понятна, но мужиков она мгновенно убеждает. Они одобрительно «цокают» (об этом многозначном «ц‑ц‑ц!» я еще расскажу) и добродушно кивают.
В третьей деревне я уже не удивляюсь, что про меня все известно:
– Какая погода в Москве? – спрашивают меня на этот раз. И опять что‑то принимаются обсуждать. Потом следует какой‑то вопрос, который Дмитрий опять не хочет переводить. Но все‑таки уступает моим настояниям:
– Вон тот старик, слева, он спрашивает: а что, в Москве женщины тоже носят майки с таким большим вырезом?
Я улыбаюсь с максимальной приветливостью, поднимаю руки к небу:
– Так жара же. А в Москве сейчас холодно, ходят в теплых куртках.
И опять‑таки сама я плохо понимаю связь между погодой и модным вырезом на майке, но мое объяснение снова кажется им вполне убедительным. Все дружно кивают, «цокают» и шлют мне приветы.
– Они не хотели вас обидеть, – Дмитрий считает нужным оправдаться за соотечественников. – Просто они любят посудачить, посплетничать. Но это все без зла.
Профессор Спиру отмечает еще одну черту киприотского характера:
– Они любят немного прихвастнуть. Могут что‑то преувеличить. И иногда даже присочинить. Для этого может пригодиться любой повод: дети, машина, полезное знакомство.
…У магазина несколько мужчин ведут неторопливую беседу.
– У меня внук родился, – говорит один.
– А у меня их уже двое.
– А у меня четверо: двое от дочери, двое от сына.
– А у меня все четверо мальчики! – с большой гордостью заканчивает беседу один из мужчин.
И, конечно, серьезный повод для «понта» – автомобиль. Здесь он есть в каждом доме, и часто не один, а по количеству взрослых членов семьи. Чем более престижна марка машины, тем охотнее владелец выставит ее на улице, перед гаражом, на зависть соседям.
Похвастать можно и гостями.
В дом к крестьянину Михаэлису мы заехали случайно: направлялись к его соседу, а того не оказалось дома. Михаэлис предложил зайти к нему. Мы немного посидели за чаем, обменялись двумя‑тремя репликами – о погоде, о жаре, о дожде, который никак не прольется, и уехали. А через неделю человек, которого мы тогда не застали, приехал в город. И вот что он рассказал.
Оказывается, когда мы уехали, Михаэлис подробно делился с соседями впечатлениями о том, как к нему специально из Москвы приезжали гости. Брали у него интервью, интересовались его жизнью. Будут о нем писать. Он только не понял, что писать – то ли статью, то ли целую книгу.
Споры
В выходные дни, ближе к вечеру, я часто наблюдаю такую картину. На набережной среди гуляющих появляются два‑три парня. Они напряженно всматриваются в толпу – ищут знакомых. Те присоединяются, приводят своих друзей. Постепенно образуется компания, которая направляется в ближайшее кафине – это небольшая дешевая кофейня. Там они берут по чашечке кофе и пару бутылок пива. Сначала обмениваются впечатлениями прошедшего дня. Делятся слухами, сплетнями об общих знакомых. Потом наступает время телевизионных новостей, и все дружно поворачиваются к экрану. Телевизор в углу – непременный атрибут интерьера кафине. Повышенный интерес к событиям разного уровня – и тем, что случились в родном городе, и тем, что произошли в мире, можно тоже считать характерной чертой киприота.
Но вот кто‑то произносит что‑нибудь вроде:
– Я думаю, что NN (называется имя политического деятеля) будет выдвигать свою кандидатуру в президенты.
– Да ни за что! Куда ему!
– Спорим!
– Спорим.
– На что?
– На пиво.
Компания разделяется; спорящие азартно схлестывают ладони, кто‑то их разбивает.
Впрочем, если на экране трансляция футбольного матча, тогда уж внимание только на эту программу.
– Я думаю, что «Омония» сегодня выиграет со счетом 2:1.
– Выиграет‑то она выиграет, только всухую – 2:0.
– Нет, 2:1!
– Нет, 2:0!
– На что спорим?
И опять болельщики разделяются на лагеря. А с окончанием матча кто‑то заказывает лишнюю бутылку пива. Замечу, что даже молодежные компании в кафине крепкого спиртного не пьют, только кофе и пиво. И то очень умеренно.
Шутки
За столиком в кафине я полдничаю в компании сухощавой шведки, она приехала сюда отдыхать. За соседним столом сидит пара приятелей‑киприотов. К ним подходит третий. Начинается довольно громкий разговор. Моя соседка немного знает греческий; прислушавшись к беседе, она переводит мне, опасливо понизив голос:
– Привет, шалопай! – говорит один из гостей. – Тебе не жжет задницу долг, что ты мне обещал вернуть еще неделю назад?
– Привет, развалина. У тебя старческий маразм. Это ты мне должен десять евро, а теперь жуешь их, чтобы только не отдавать. Смотри не подавись.
– Сейчас я тебе засуну эту деревяшку в рот. Посмотрим, кто быстрее подавится.
«Деревяшка» – это шашка, фигура нардов, любимой игры местных жителей. В нее играют дома, за семейным столом, во дворе с соседями и, конечно, в кафине. Вот и сейчас приход третьего приятеля перебил игру в самом разгаре. Перекидываясь «любезностями», двое продолжают переставлять шашки, а третий комментирует ход игры:
– Так пойти может только такой осел, как ты.
– А как я должен был ходить?
– Вот так.
– Ха‑ха! Это только такой тупой бык мог дать такой вонючий совет.
Моя шведка с испугом косится за соседний столик, тихо говорит:
– Может быть, рассчитаемся и уйдем? Как бы дело не закончилось дракой.
– С чего бы? – говорю я. – Они же трезвые. Посмотрите, что они пьют: на столе три чашки кофе и три бутылки минеральной воды.
Хотя, если честно, то и мне начинает казаться, что вот‑вот обмен колкостями перейдет в оскорбления и, возможно, в драку.
Игра продолжается. Двое сосредоточенно бросают кости и переставляют шашки, а третий, тот, что наблюдает, говорит:
– Клянусь, выиграет Николас. Ставлю чашку кофе.
– А если выиграю я, – обещает противник Николаса, – то поставлю тебе стакан ослиной мочи, и ты ее выпьешь до дна.
Шведка снова пугливо ежится и глазами делает мне знаки – уйдем подобру‑поздорову. Но я тоже глазами ее успокаиваю и призываю к терпению. За соседним столиком наступает тишина. Слышен только стук деревяшек о доску. Вдруг зал оглашается ликующим ревом: игра закончена, победил Николас. При этом радуются, хлопают друг друга по рукам и по спине все трое. И – никаких обид на явную (с точки зрения иностранцев) оскорбительность недавнего разговора. Никакого намека на враждебность или хотя бы на недоброжелательность. И нам со шведкой становится ясно: такой юмор здесь принят, он незлобив и необиден.
В гостинице я снова открываю книгу Лоуренса Дар‑релла, ищу и нахожу у него подобное впечатление:
«Мои соседи, жители деревушки, вечером сидят во дворе и лениво перебрасываются репликами.
– Эй ты, мойщик мотоциклов, рогоносец, мартышка несчастная, дубина ты стоеросовая, – это говорит пастух Франгос молодому парню, жениху своей дочери.
– Отвяжись от меня, – тут же отвечает ему будущий зять, – а то зашвырну тебя в хлев к скотине, навозная ты куча.
Другой сосед, Андреас, выглянул из‑за стены:
– Франгос, мошенник, а ты ведь мало мне заплатил за амбар, который я тебе построил. За что это я работал?
– Какая работа? Я один‑единственный раз пнул его ногой, и он развалился! – возопил Франгос, – и это ты называешь работой?
– Да ты скалу ногой пнешь, и она развалится, – ответил Андреас. – Пинал бы лучше своих сыновей‑бездельников.
– Кто бы говорил, сам‑то ни одного сына не заделал, ты вообще мужик ли?
И все это в самом добродушном настроении, весело и оживленно.
Они расстались совершенно по‑дружески, переругиваясь и перекрикивая друг друга, и дружно зашагали вместе вниз по улице».
Стиль шутливого подтрунивания здесь широко принят.
Киприоты также любят рассказывать анекдоты. Это непременный атрибут любого застолья. Темой могут быть выступления политических деятелей, отношения детей и родителей, а еще женское равноправие. Последнее сводится обычно к веселой насмешке над мужчиной, который ошибочно считает себя главой семьи. Ну вот, например, анекдот, который я слышала несколько раз. Иностранец спрашивает:
– Кто у тебя в доме хозяин, ты или жена?
– Я, конечно.
– Так ты все про свое хозяйство знаешь?
– Разумеется, знаю.
– А какого цвета твоя корова?
– Не помню.
Целая серия анекдотов посвящена понтиасам – грекам, прибывшим на Кипр из южных областей России или Украины – из Краснодарского края, Ессентуков, Феодосии. Понтиасы здесь – что‑то вроде ирландцев для англичан или чукчей для русских: медленно думают, плохо понимают юмор. Мне запомнился анекдот, который практически полностью повторяет тот, что хорошо известен в России:
– У моей девушки скоро день рождения. Что ей подарить? – спрашивает понтиас.
– Подари ей к