— А зачем? — Мужик вдруг перестал причитать.
— Чего зачем?
— Зачем мне чем-то заниматься? Лень. Пройдет время, и все здесь снова пойдет по-старому. Занимаюсь я или не занимаюсь. Все и так идет своим чередом. Чему бывать, того не миновать. Человек как эта самая муха — жужжит, бьется, а будет ли из всего этого толк? Это очень большой вопрос. Если что и произойдет, то произойдет в любом случае, будешь ты дергаться или не будешь. Так что береги силы.
Санька слушал и неожиданно поймал себя на мысли, что хозяин в чем-то определенно прав. Кто-то колотится всю жизнь, и ничего у него не получается, а кто-то имеет все, абсолютно ничего для этого не сделав. Может, действительно незачем переживать, отнестись ко всему спокойнее; бог даст, все образуется.
Между тем мужик нырнул в ворох тряпья, сваленного в углу, и вытащил оттуда початую бутыль.
— Тебя как звать?
— Санька. А тебя?
— Все кличут Лень. Можно просто Леха. Давай-ка мы с тобой за знакомство по маленькой…
— Я, понимаешь ли, не пью.
— Ты что, не русский?
— Что, только русские пьют? — ответил вопросом на вопрос Санька.
— Пьют все! — самоуверенно произнес Леха. — Каждому человеку на роду отмерено, сколько он за свою жизнь вы пить должен. Раньше или позже. Я вот знал одного: не пил, не пил, а в сорок лет как начал. Лихой человек был. Золотые руки. В одночасье сгорел. А все почему? Потому что норму надо на всю жизнь растянуть. Тогда и здоровье будет.
Санька согласно кивнул. Терять ему было нечего. Он и так уже целую жизнь потерял. Так что один глоток никакой роли не играл. Первый раз, что ли.
Правда, опыт у Саньки был самый отрицательный. В последнем классе они с приятелем купили пару пузырей портвейна и лихо выпили на окраине поселка. Вся последующая неделя была прожита словно в стиральной машине. Ему было так худо, что с тех пор он спиртное в рот не брал.
Но это все осталось там, в прошлой жизни.
Потом был второй глоток, потом — третий. Санька ничего не ел со вчерашнего дня. А может, он уже не одно столетие голодает? В голову ударил хмель. Стало тепло и безразлично. Гори оно все синим огнем. Хотя жалко. Ой как жалко, ой как худо-о-о-о.
Колечко попыталось напомнить о себе, но с таким же успехом оно могло сжимать и полено у печи.
В голове у парнишки все поплыло, и последнее, что он увидел, это очумелый пол, который почему-то встал торчком и с размаху ударил его по лбу. Парнишка моментально отключился и очнулся только под вечер. Голова трещала.
Леха сидел и сосредоточенно разглядывал пустую бутылку.
— Если и случается в жизни что хорошее, так оно почему-то и заканчивается быстрее всего. Закон природы, — горестно вздохнул он, переворачивая посудину горлышком вниз. — Даже не капает. Слушай, а у тебя ничего нет? Денег или вещички какой? Я бы сбегал. Тут недалеко хата есть, не дорого продают.
Санька решительно вскинул брови вверх:
— Счас сообразим.
Одна ценность у него, помнится, имелась. Оставалось выяснить, какая и где? Что-то связанное с пальцами. Неуверенным движением он поднес к лицу левую руку и принялся внимательно ее разглядывать, сморщив от напряжения лоб. Ничего необычного. Все как у людей. Очень хорошо, смотрим правую руку. Но из этой затеи ничего не получилось, рука не хотела отрываться от пола.
«Приклеился, — прошибла ужасная мысль. — Так теперь тут и буду до конца света сидеть».
Он со скрипом скосил глаза на пол, из последних сил пытаясь сконцентрироваться.
В глаза хлестнул яркий лучик серебра. В нем Санька увидел себя: помятого, немытого, с оплывшей физиономией.
Он потряс головой, нахмурился, малость пришел в себя и снова посмотрел на кольцо. Оказывается, оно зацепилось за гвоздь.
Неожиданно Саньке стало нехорошо: он почувствовал, как колечко сжимает ему палец, и обернулся.
«Братан» проснулся и, подняв голову, внимательно смотрел на гостя одним глазом. Второй глаз скрывала черная повязка.
— Кто это? — почему-то хриплым шепотом спросил Санька, у которого разом прошел весь хмель.
— Лихо Одноглазое, — так же шепотом ответил Леха. Лихо тем временем широко зевнул и перевернулся на другой бок.
Санька перевел дух и поднялся.
— Знаешь что. Сам пей свою заразу. Сидишь, распустив слюни, больше никакого дела. А мне еще домой попасть нужно. С тобой свяжешься — точно в нищете под забором помрешь. С таким народом вообще никакое зло не победишь.
— Это ты зря, — серьезно проговорил Леха. — Вот все меня ругают, а я, может, заклинание придумываю. Новое. Такое, чтобы сразу всем стало хорошо.
— Чтобы всем сразу — такого не бывает.
— Ты в этом уверен? Жаль, если оно так, очень уж хочется
Паренек поднялся, поискал воды, не нашел, выскочил за порог, полной грудью вдохнул свежий воздух и огляделся по сторонам Солнце катилось к закату. Где-то совсем рядом репетировали свои трели соловьи. Редкие прохожие торопливо шагали к крепостным воротам. Похоже, снова чуть не опоздал.
Он припустился следом и вошел в город, нервно ожидая окрика: «Стой. Кто таков?», однако на него никто не обратил внимания; стражники лениво переговаривались, изредка поглядывая на странный, непонятно для какой надобности установленный столб.
Будущий победитель неизвестно чего и кого медленно тащился по узкой грязной улочке. Воодушевление, с которым он вошел в город, прошло, и теперь ему было очень муторно. Не выспавшийся, голодный, с глубокого похмелья, сейчас он хотел только одного: найти глухой угол, где его никто бы не тревожил, и там тихо умереть.
Живот недовольным бурчанием периодически напоминал, что неплохо было бы и поесть. Но еда на дороге не валялась, и шансов подкрепиться становилось все меньше. Ноги от длительной топотни отяжелели, совершенно отказываясь идти. Поэтому, когда за углом обнаружилась вывеска «Трактиръ «Три богатыря», они, эти самые ноги, не дожидаясь указаний сверху, самовольно повернули к раскрытым дверям.
Словно чертик из коробочки появился хозяин заведения. Худой и длинный словно жердь, с бесцветными бусинками глаз и жиденькими, расчесанными на прямой пробор волосами. И хотя глаза его смотрели с подозрением, физиономия просто лучилась радушием. Пусть посетитель хоть на черта лысого похож, лишь бы деньги оставил.
— Чего желаете?
— Поесть бы, — запинаясь, проговорил Санька и тихонько добавил: — Правда, с деньгами проблема.
Только что широко улыбавшееся лицо презрительно сморщилось, тут же подмерзло и обернулось небольшой, но заметной лысиной.
— Не подаем-с, — раздалось в ответ.
— Может, сделать чего нужно? Дров там нарубить или водички поднести? — все так же нерешительно попробовал заинтересовать этот просто излучающий ледяной холод затылок Санька. Унижаться было противно, но уж очень хоте лось есть. Не получив ответа и потоптавшись еще немного, он решил зайти с другой стороны. — А если вещь какую? Вместо денег.
Трактирщик не торопясь развернулся, с минуту раздумывал, словно решая, стоит ли вообще связываться с таким оборванцем, но затем, зевнув, пожал плечами и нехотя процедил:
— Валяй.
— Вот, золотая. — Санька поспешно снял с шеи цепочку, купленную на первую зарплату.
Будь он более внимателен, то заметил бы, как на мгновение наружу проступило плутовское нутро хозяина. Глаза дернулись из стороны в сторону; не смотрит ли кто, и тут же его физиономия приняла прежнее скучающее выражение.
— Безделица, — сказал он, но цепочку назад не отдал. — Трешка, не больше.
Из сказок да небрежно пройденных учебников по истории в Санькиной памяти осталось только то, что в старину имели хождение золотые и серебряные деньги, да перед революцией рубль был жутко дорогим. Поэтому цена могла быть названа любая, главное — обед. А еще сдача. Будут деньги на первое время.
Насосавшись, как паук, жиденького супчику, Санька отвалился от стола. По всему организму разлилась приятная слабость, даже потянуло в дремоту. Хотелось просто сидеть и сидеть, но, к сожалению, на улице смеркалось, и нужно было найти хоть какое-нибудь пристанище на ночь.
— Эй, уважаемый, — позвал он. — Давай рассчитаемся. А то идти пора.
«Уважаемый» нехотя отклеился от стула:
— Можно и рассчитаться. Значит, так. Сорок и сорок — рупь сорок. Спички брали; два сорок. Водочка опять же. Ах, не брали водочки? А жаль. Да, вот еще пирожок лежит надкусанный. Как раз три рублика и набегает. Так что в расчете мы с тобой. Иди, дружок, иди.
С минуту Санька вникал в сказанное. Он то смотрел на пустую тарелку, то переводил взгляд на откровенно бесстыжую рожу. Для чего-то дважды в уме повторил и пересчитал сказанное. Наконец до него дошло, что на стене этого заведения табличка «Предприятие высокой культуры обслуживания» никогда не висела и вешать ее никто не собирается, а над ним просто издеваются, и он сгреб нахала в охапку.
— Либо ты отдаешь деньги, либо я тебя тут сейчас по столу размажу. — Таких наглых выходок он и в прежней жизни не спускал и теперь не на шутку обозлился.
— Пусти. Договоримся, — сипел полузадушенный хозяин, но, почувствовав, что хватка слегка ослабла, вывернулся ужом и засвистел. В дверях показались упитанные фигуры двух стражников.
— В чем дело?
Трактирщик вихрем метнулся за спины прибывшего подкрепления и оттуда показал на единственного посетителя пальцем:
— Голодранец. На дармовщинку нажрался, а платить не хочет.
— Кто голодранец? Да он сам вор… — начал было Санька, но дальше эту тему развить не успел. Стражники дружно затопали в его сторону, и один из них, не говоря ни слова, так двинул ему рукояткой меча в зубы, что от такого дружеского приветствия тот, естественно, уехал под стол, сбив по пути пару лавок.
— Господи. Можно подумать, что я все последнее время роль Пьеро репетирую. Одни подзатыльники да тумаки, — начал заводиться парнишка, застряв под столом. — А эти-то, грызлы. Чисто ОМОН в ночном дозоре; ни здрасте тебе, ни до свидания. Руки за голову, носом в землю.
Но омоновцы были ребята повыше, покрепче, а эти дядьки, похоже, особой силой не отличались.
Еще продолжая кувыркаться, Санька, вспомнив прошлые тренировки, машинально сгруппировался и, когда второй стражник попытался ткнуть его тупым концом бердыша, уклонился в сторону, а в ответ заехал тому ногой в лицо. Затем, вскочив, схватил скамью. Скамейка была удобная. Увесистая. И двух молниеносных ударов хватило, чтобы нападавшие, словно мячики, разлетелись по разным сторонам.
— Один-один. Ничья, — подвел итог Санька. — Итак, может, сядем за стол переговоров?
Но, мириться эта тупоголовая парочка, по всей видимости, не собиралась. Напротив. До сих пор никто и никогда не оказывал им сопротивления. Это был первый случай, и он не лез ни в какие ворота. Стражники просто не поверили, что такое может быть. Они сосредоточенно сопели и готовились ринуться в новую атаку.
— И до чего настырный народ пошел. Готовы убиться, лишь бы по-ихнему было. А так совсем нельзя. Нет чтоб сначала поинтересоваться: что и почем, можно ли, неопасно ли. Здоровое любопытство облегчает взаимопонимание. Да и вообще, дяденьки, пора заканчивать. Приличные граждане давно спят, а не бегают друг за дружкой. И у меня есть забота поважнее, чем тут с вами кулаками махать. Эдак я никогда до дома не доберусь.
В это время первый стражник снова решил напасть и бросился вперед, выставив перед собой меч. Санька сделал шаг влево, пропустил меч мимо себя, правой рукой ухватил нападающего за рукав и, слегка изменив направление движения, придал ему дополнительное ускорение. Тот с размаху врезался лбом в столб, подпирающий потолок. Сверху посыпалась труха, а бедолага тихо, без звука, съехал на пол.
Трактирщик с чугунком в руках попытался исподтишка подкрасться сзади, но ему был отвешен такой удар ногой под зад, что он, скрестив руки за спиной, закудахтал как петух и запрыгал на одном месте.
— Ишь ты, попрыгунчик какой, — хмыкнул Санька и тут же, увернувшись от бердыша, ударом кулака, отправил второго вояку в глубокий нокаут.
— Гейм овер. Ввиду явного преимущества чемпионом города и окрестностей назначаюсь я. Все довольны, можно аплодировать.
Он поднял вверх руки со сжатыми кулаками, слегка поклонился воображаемым зрителям и оглядел поле боя. Эта быстротечная схватка разом сняла все напряжение, накопившееся внутри: и тут жить можно.
Настроение у него сразу улучшилось, и даже появилась шальная мысль, а не загнать ли обидчиков в печь, погреться.
Внезапно двери трактира широко распахнулись, и на пороге появился целый вооруженный отряд.
— Стоять! — зычным голосом гаркнул один из вошедших. Высокий, широкоплечий, с аккуратно расчесанными светлыми волосами и небольшой бородой, — судя по одежке, он был главным. — Что за погром?
«Кажется, вляпался, — уныло подумал Санька. — Сейчас трактирщик опять наврет в три короба, что во всем виноват я, и пожалте в кутузку. Вот это отныне и будет для меня дом родной. Но я на это не согласный». И он шагнул вперед.
— Жулики тут некоторые, обсчитывают. А вот эти, — он указал на помятых стражников, — вместо того, чтоб разобраться, сразу драться начали.
Командир повернулся назад, что-то сказал вполголоса, затем уселся на лавку и поманил парня к себе.
— Как кличут?
— Санька.
— Ты никак считать умеешь? Может, и грамоту знаешь?
— Есть немного.
— Это хорошо. Да и силушкой тебя, похоже, бог не обидел. Здорово ты их кувыркал.
Санька смущенно промолчал.
— А почему я тебя раньше не примечал? Ты что, не здешний? — продолжал расспрашивать старший, посматривая на перстень с ярко-голубым камнем.
— Да вот пришел счастья искать, — схитрил Санька. Не рассказывать же, что он собрался их всех спасать, хотя не знает, от чего и как. Примут за ненормального.
— Ладно. Этот шельма трактирщик у нас уже давно на примете, так что ему вперед будет наука. Теперь с этими двумя разберемся. Ого, Хряковы дворовые. Интересно, с каких это пор царский советник за порядком в городе следить начал? А ну брысь отсюда, пока не накостылял по шее. — Он снова повернулся к парнишке. — А вот ты, не хочешь ли у меня в дружине послужить? Я Липуня. Воевода. И ты царев человек будешь. Это тебе не пирожки с капустой. Кров. Стол. За хорошую службу и награды немалые. Ну как, согласен?
Санька от радости совершенно растерялся, не зная, что и сказать. Минувшие события вихрем промелькнули у него в голове. Ему дико повезло; сразу же попадал во дворец, а там и до царя рукой подать. Очень неплохое начало, и если так и дальше пойдет, то завтра разговор с Берендеем, а послезавтра — домой.
Воевода принял его молчание за согласие.
— Утром подходи к дворцу. Пойдем к царю. — Липуня встал.
Санька недолго думая поднялся следом. Оставаться на ночь в трактире рядом с кровососом хозяином? Да никогда. Лучше на улице, под забором.
— Я… это… сразу туда пойду. Если закрыто будет, обожду немного. Зато не опоздаю.
Воевода улыбнулся:
— Ночевать негде? Пошли определю на сегодня, а там видно будет.
— Один момент, — попросил паренек и надвинулся на бледного хозяина заведения: — Как там моя сдача?
Трактирщик торопливо сунул руку в карман и, не глядя, высыпал горсть монет.
— Вот это по-божески, — кивнул Санька и выскочил за воеводой.
Пройдя почти через весь город, они вышли к самой крепостной стене и, повернув несколько раз, наконец попали в небольшой тупичок, где стоял маленький, едва заметный среди разросшихся лип домик.
— Здесь пока жить будешь, — указал на дверь Липуня. — Завтра я сам за тобой зайду.
Наступило утро. Санька проснулся ни свет ни заря. Настроение у него было самое радужное. Сейчас во дворце встреча с Берендеем. Быстренько узнаем, кто и где нахулиганил, выискиваем это самое Зло, а остальное — дело техники. Сразу же, утречком, собираем дружину, естественно, возглавляем ее, раз никто другой справиться не может, и ведем в бой. После обеда порок наказан, правда торжествует. Все довольны и кричат «Ура». Задание выполнено, и — привет Средневековью. Да, забыл еще про пир по случаю освобождения.
И вот дежурный караул направился во дворец. Новичок, по традиции, шел в конце отряда, без оружия. Его должны были сначала показать Берендею, так как все вопросы касательно дружины решал только царь. Все-таки его личная охрана.
Санька шел, разинув от удивления рот. Вчера вечером, после всех пережитых злоключений, его бедная, усталая голова совершенно не воспринимала окружающий мир. Сегодня же, напротив, все вокруг сияло яркими красками. Перед ним словно ожил школьный учебник истории. Деревянные хоромы. Народ, одетый в одежду, за которую любой этнографический музей заплатил бы бешеные деньги.
Он так засмотрелся по сторонам, что случайно наступил на мирно дремавшую в луже свинью. От такой бесцеремонности хрюшка завизжала как резаная, громко выражая свое возмущение. Санька дернулся, поскользнулся и во весь рост растянулся рядышком.
За спиной раздался звонкий девичий смех. Весь пунцовый от стыда парень вскочил и развернулся к насмешнице. Но словно горячая волна прокатилась по всему его телу. Перед ним стояла и весело смеялась невысокая, с длинными, до пояса, волосами, веселыми зеленоватыми глазами девица-красавица. Он покраснел еще больше, смущенно улыбаясь и совершенно не зная, что же предпринять: попытаться объяснить хохотушке, что не такой уж он и увалень, или бежать догонять отряд.
Пока он собирался с духом и искал подходящие слова, во двор выскочил мужичок в заношенном халате и налетел на прекрасную незнакомку.
— Василиса. Ты, енто, что же вытворяешь? Прыщ… Тьфу ты. Прынц заморский уже два часа мается, тебя дожидаючись, а ты тут представление устроила.
Как ни готовился Санька к этой встрече, но у него от такой необычной ситуации округлились глаза: «Да это же сам Берендей. С ума сойти. С живым самодержцем рядом стою. И царевна рядом. Эх, фотоаппарат бы сюда, да щелкнуться на память, а то ведь потом не поверят», — мелькнуло у него в голове.
Царь тем временем продолжал прыгать вокруг дочери.
— И за что мне такое наказание? Была бы мать жива, она бы тебе быстро мозги прочистила. Уже стольким женихам от ворот поворот дала. Позорище. Скоро старухой станешь, а все в девках ходишь. Марш во дворец.
Василиса сложила руки на груди:
— Пусть ваш принц заморский катится в свое тридевятое царство-государство. Я не собираюсь состоять при нем всю жизнь трехсотой женой.
— Ну почему трехсотой. Будешь первой. Девка ты у меня боевая…
— Батюшка, я вам уже сто раз говорила, что замуж не собираюсь. Не видела я еще того молодца, кто мне подойдет. Он должен быть умным, смелым, красивым. На руках носить. Любить меня. Понимаешь, любить.
— Глупости, Поживете вместе год-другой — слюбитесь, и мне давно пора терем ремонтировать. Да на границе тревожно стало: сила темная, необъяснимая пошаливает; без союзника, хоть плохонького, никак не обойтись. А любовь — она зла…
— То-то от козлов отбою нет.
— Молчать! Вырастил на свою голову. Больно умная стала. Живо замуж, говорю.
— И не подумаю.
— Ах ты супротив отца родного? Так я тебя за первого попавшегося встречного-поперечного отдам! Во! — Берендей ткнул пальцем Саньке в живот. — Самый что ни на есть первый встречный. Назначаешься зятем. Можешь полюбоваться на свою невесту.
— Еще чего. Оно мне надо, — пробормотал кандидат в родственнички, а про себя подумал: «Тут нужно поскорее к себе, в свое время, выбираться, а не семьей обзаводиться».
— Что? И этот спорит! — взвился Берендей. Он начал носиться теперь уже вокруг парня, подпрыгивая и потрясая в воздухе маленьким кулачком. — Бунтовать! В холодную! На дыбу! Четвертую!
Санька, как только на него начинали кричать, моментально ощетинивался как ежик и лез в драку, не разбираясь, кто перед ним. Вот и сейчас он начал тихо закипать: «Черт лысый, орет тут».
Василиса, наклонив голову набок, с минуту разглядывала обоих, затем неожиданно поймала отца за полу халата и медленно, с расстановкой, произнесла:
— Пошли к твоему чуду заморскому. О свадьбе поговорим.
Царь вмиг успокоился и, не взглянув больше на несостоявшегося жениха, быстро засеменил во дворец. Царевна шла рядом и у самого входа оглянулась. К парнишке, продолжавшему стоять столбиком, уже бежал воевода.
— Ты что, сдурел? С самим царем споришь.
— Да я…
— Никаких «я». Скажи спасибо Василисе, отцу глаза отвела. Пошли скорей отсюда, а то он неровен час вернется. Тогда уж никто тебе не поможет. — И он потащил парня прочь со двора, подальше от этого места.
Санька шел, спотыкаясь, ему вдруг захотелось еще раз увидеться с царевной, но Липуня крепкой рукой толкал его впереди себя.
Во дворце по залу слонялся заморский жених. Увидев, что царская семья приближается в полном составе, он расшаркался и расплылся в широкой улыбке.
— Я имею счастье видеть самую прекрасную даму на всем белом свете. Вы даже прекраснее, чем вас описывали. Мне нужна именно такая жена: трудолюбивая и с хорошим приданым.
Василиса медленно подошла к будущему правителю тридевятого государства, ласково посмотрела на него и, нежно улыбаясь, спросила:
— А зачем тебе жабу в жены брать?
Принц вздрогнул и попятился.
— О, мой бог, что такое? Обманули. На портрете, который мне прислали, совершенно другая девица нарисована. А это какая-то уродина. И этот старый скряга в при дачу всего полцарства дает? Да целого государства мало, чтобы на ней жениться. — И он со всех ног, спотыкаясь, кинулся к выходу. — Кругом одни жулики. Никому нельзя верить.
Василиса усмехнулась и повернулась к отцу.
— Папуля, гляди. Сбежал женишок-то. И даже попрощаться забыл. Невежливый такой попался.
Царь без сил опустился на трон.
— Горе ты мое, — только и смог он проговорить, глядя на дочь.
Она рассмеялась.
— Значит, не судьба. И я тебя, кстати, предупреждала. Говорила, какой муж мне нужен. Ну а раз желающих на полцарства больше нет, то и я пойду. Погуляю.
Хлопнула дверь, и каблучки царевны застучали по ступенькам. Из-за трона высунулась голова советника.
— Ух и шалунья у вас дочка, — хихикнул он.
— Тебе бы мои заботы, — удрученно вздохнул Берендей.
Он и не подозревал, как был близок к истине.
Царская дочь оставалась одной из самых больших головных болей Хряка. Еще задолго до того, как ему в голову втемяшилась бредовая идея стать царем, он пытался избавиться от Василисы.
Однако царевна росла наперекор всем козням советника. Или же ей сильно везло, или ее защищал кто-то еще более могущественный, чем он или даже Серый Орден.
Тайно изготовленное зелье, мгновенно убивающее самого здорового человека, было разлито по полу неуклюжим поваром, который наступил на неизвестно откуда взявшегося кота. Красивую игрушку, пропитанную ядом, утащила прямо из-под носа ребенка здоровенная крыса. Когда же Хряк изготовил похожую на царевну куколку и приготовился, прочитав заговор, проткнуть «царевну» иглой, у куклы медленно раскрылись глаза. Этот ледяной взгляд, остановивший его у детской колыбельки много лет назад, советник запомнил навсегда: в момент его прошиб холодный пот, руки задрожали, и вместо амулета он воткнул иглу себе в руку.
И вдобавок ко всему Василиса почувствовала в себе волшебную силу и, пока еще робко, пыталась ею пользоваться.
Все это сулило советнику в будущем одни лишь крупные неприятности да казенный дом, из которого не было выхода.
Не сумев извести царевну колдовством, Хряк решил: лучший вариант — выдать царевну замуж, чтобы ее увезли как можно дальше от родного дома. Советник искал женихов по всем заморским странам, рассчитывая следом за Василисой отправить и Берендея, а самому остаться наместником. А там и до трона рукой подать. Поэтому его просто корежило, когда он видел, с какой легкостью царевна расправлялась с претендентами на ее руку и сердце.
* * *
Василиса, выбежав во двор, принялась искать смельчака, который не побоялся перечить самому царю. Ей пришелся по душе этот молодец, и, увидев его, она пошла навстречу, как вдруг все вокруг исчезло, а остался только Санька; он неподвижно лежал на широкой лавке со скрещенными на груди руками. Василиса прикрыла глаза, а когда снова открыла их, видение исчезло. Проходя мимо Саньки, она проговорила:
— Один в поле не воин.
Тот в растерянности уставился на Липуню.
— Чего это она?
— Не знаю. Но только она любого человека насквозь видит и судьбу его предсказывать может. Она волшебница.
Санька замотал головой:
— Хватит врать. Царевна и волшебница в одном лице — такого не бывает. — Но тут же, вспомнив про Баюна и Кащея, прикусил язык.
Воевода внимательно посмотрел на него и вытянул руку, на которой был перстень с камнем небесно-голубого цвета.
— Странно, но перстенек показывает, что ты свой. И в трактире он тебя сразу отметил. А говоришь чудно.
— Да я ничего. Это я к тому, что иногда даже просто не верится, какая у нас замечательная царевна, — начал срочно выкручиваться молодец.
— Это точно, — расплылся в улыбке воевода. — Нашу Василису все любят. Даже нечисть, и та большого вреда не делает, хотя, как мне думается, они ее боятся и связываться не желают. А уж шалунья какая, то птичкой, то зверьком лесным обернется…
— А котом может?
— Каким котом? При чем тут кот? — опешил Липуня. — Сказано тебе — зверьком: белочкой, лисичкой.
— Уведи его, и не медля, — прервала Василиса воеводу. — Царь в баню собрался, ну как опять встретятся? Завтра придете, а ежели и тогда батюшка на вас серчать будет, меня позовете, помогу.
— Давай, давай, пошевеливайся. — Воевода вышиб Саньку за ворота дворца и неожиданно весело хохотнул. — Скажешь тоже, в кота. Сам ты кот драный.
Новый день вползал во двор под монотонный шум дождя. Санька высунул нос на улицу. Сыро, тускло, противно. Вот и с царем неизвестно как — договоришься ли? А тут еще новая заноза появилась, Василиса.
Во дворец они прошли через черный ход. Царь сидел на троне, подперев рукой голову, хмуро посматривая на вошедших.
— Царь-батюшка, я тебе на смотрины новичка привел. Санькой кличут. Страсть какой смышленый, грамоту разумеет. И силушкой бог не обидел. Будет тебе верным слугой.
— Все они поначалу верные, пока не оботрутся, — проворчал Берендей. Настроение у него после вчерашнего бегства заморского жениха все еще было неважным. — Ну да ладно. Показывай своего мальца. Ежели он таков, как ты его расписал, тогда ничего, пусть служит. Ежели проштрафится, так я прикажу его казнить. Другим наперед наука: мол, царь-батюшка борется с лиходейством и казнокрадством. Народ, само собой, доволен будет; все-таки какое-никакое, а развлечение.
Берендей нехотя покинул трон, обошел вокруг Саньки с Липуней и вдруг насторожился:
— Чем-то личность эта мне знакома. Где-то я ее уже видел.
Он остановился напротив и, поджав губы, склонил голову набок. Затем радостно потер руки и вернулся назад, на престол.
— Так, вспомнил. Попался, голубчик. Это ты вчерась выказал неуважение к нашей царской особе. Спорил. — Тут Берендей выпрямился, стукнул кулачком и, повернувшись к воеводе, закричал: — Ты кого мне подсунул? Змея подколодного? Бунтовщика? Ежели он со мной счас препирается, что дальше будет?
Санька стоял ни жив ни мертв. Дело принимало дурной оборот. И если до сих пор ему в основном везло, то сейчас, похоже, госпожа Удача оставила его на произвол судьбы. Да и то, дама она капризная, с одним человеком долго возиться не любит.
— Отец родной, — прогудел воевода, — так ведь перстенек волшебный показал, что он наш человек. Василиса, опять же, его видела. Сказала — сгодится.
— Василиса, говоришь? — Берендей замер с поднятой рукой. Он слез с трона, снова несколько раз обошел вокруг Саньки и сунул ему под самый нос перстень с точно таким же голубым камнем, как и у воеводы. — Хм… Действительно. Свет чистый.
Сделал еще один круг, подергал себя за бороду и уселся на подоконник, разглядывая паренька.
— Оно конечно, ежели Василиса сказала, тогда спору нет. Ладно, бери его себе в дружину. На постой определи, а там видно будет, что он за птица.
Не успели Санька с воеводой скрыться за дверями, как в комнату просочился советник, бледный словно полотно. Он разглядел на Санькином пальце серебряное колечко. Вот она, погибель. Что делать? Одно спасение — объявить Саньку злым колдуном, наводящим на людей порчу, и отрубить ему голову.
— Ты, конечно, царь, и не мне тебя учить, но… Не нравится мне этот новенький, — начал исподволь Хряк. — Подрывает царский авторитет и, чует мое сердце, на Липуню, хорошего человека, мороку навел. И Василису околдовал.
— Скажешь тоже, Василису. Да не родился еще тот злодей… Да и колечко признало в нем своего.
— Береженого и бог бережет. Давай проверим его. Пусть он сегодня ночью тронный зал посторожит.
— Хм… Ну и шуточки у тебя, однако. Человек первый день на службе, а ты ему такую бяку подложить хочешь. Если он с испуга помрет, воевода тебе этого никогда не простит.
— Зато проверим. Помрет — значит хороший человек был. Вспоминать добрым словом будем. Я ему даже свечку поставлю. Большую, на пятак. Но коли ничего с ним не случится, то прав я: колдун это.
— Постой, постой. Какой колдун? Охранный амулет, что у ворот стоит, ни о чем таком не предупреждал. Или он не действует? Это ведь твоя идея была.